Городские подарки

- Мам, - Наташа разбирает занесенные в избу сумки, - вот, тут всё есть, смотри - и нарезка, всё в вакууме, и супы, кипятком зальешь, готово. Вот чипсы, вот снеки, вот пицца, вот лапша чиккен, вот пюре порошком.
- Это чего это? - баба Нина вертит в руках разноцветные пачки и коробочки, - какая ж это еда, опомнись, Натаха?! Отрава какая?
- Мам, ты как в прошлом веке живешь, - Наташа скинула туфли, шлепает по полу босиком, - вот, всё ноешь, корову держишь, спину в огороде ломаешь, а зачем? Вон, порошок с Белоруссии, воды добавь, молоко! Все твои банки с погреба, что хошь есть в магазине, и огурцы, и грибы, сиди себе, телевизор гляди.
Баба Нина пожала плечами:
- Так дорого, наверное, а у меня всё с огорода? Поди, и вредное?
- Вся жизнь теперь вредная! - Наташа перевернула и потрясла сумку, из нее выпали еще пакетики. - Тут вон, салфетки, мыло, шампуни, от комаров, и пластырь, если чего. Я тебе таблетков привезла, у нас распродажа была, ты только все зараз не пей, у фельшера узнай.
Наташа зашла за занавеску, скрипнула дверками шифоньера, застучала плечиками.
- Мам?! ты в чем ходишь-то?
Тетя Нина опасливо озираясь, зашла в Наташкину спальню, отгороженную от залы.
- А чё? - Наташа стояла к ней спиной, перебирала вещи.
- Чё ты люрекс свой всё хранишь, кому оно надо, кто в таком ходит-то, мама? Чё ты меня позоришь? Я тебе вон, сколько навезла, а оно где?
Бабка Нина молчит, сучит уголок платка, покряхтывает.
- Так, доча, куда ж оно мне? Оно новое, а я то в хлев, то в огород? Спачкаю, жалко ж?
Наташа стаскивает с шифоньера чемодан, бросает его на кровать, отщелкивает замки, вынимает яркие пакеты.
- Мам, ну? Вона, костюм какой! - Наташа встряхивает брюки яркого, неправдоподобно лилового цвета. - Зашибись, прикид! Хоть на танцы иди, - прикладывает к матери курточку, тоже лиловую, но с лимонными зигзагами, - бабки от зависти сдохнут! И вон, я тебе и трикотажу сколько накупила, вон, футболки, носи, не хочу!
- Да ну тебя, - баба Нина досадливо отмахивается, теребит пуговки на старой кофточке, - я ж как пугало буду, вона, дачницы шастат, в годах куда хуже деда Михеича, а все фыр-фыр, чисто шелапутные какие ... чего ж ты мать срамишь?
- Ой, деревня ты и есть деревня дремучая, - Наташа складывает пакеты в чемодан, прижимает посильнее, закрывает крышку, - продам тогда, скоко денег вбухано, а всё зазря. Завтра у остановки сяду, и сторгую. С руками отхватят!
- Ну, доча, не сердись, мать старая, где ей до тебя, городской! Всю жизнь урзала, как тяжело-то, здоровья то нету, силы нету ...
- ну, завела, - Наташа обхватывает мать за плечи, - пошли, глонём с устатку, я тебе всякого навезла, ты такого и не пила, поди!
Через час мать с дочерью сидят на веранде. Тетя Нина раскладывает по тарелкам первую картошечку - розовую, опутанную нитками укропа, исходящую нежностью от тающего на ней домашнего маслица. Крупно порезанные помидоры плачут на срезе, малосольные огурцы выглядывают из банки, из кастрюльки торчит косточка куриной ножки, а на кружки колбасы слетаются осы. Тетка Нина меленькими глотками пьет молочного цвета ликер и причмокивает, а Наташа махом опрокидывает самогон из стакана. Разомлев, откидывается на спинку стула, нашаривает сигаретку, закуривает:
- Ой, мам, хорошо-то как! - за окном слышно, как тарахтит трактор, как лает соседский пес Дружок, как кричат петухи. - В Москве ужас прям, окна не открыть, аж сажа летит, дышать нечем, встанешь на работу, в метро этом едешь, думаешь, да провались оно к чертовой матери ... так домой хочу, мам ...
Так и сидят они вдвоем, и уже остыла картошка, и и самогонки осталось на дне бутылки, и вечер садится на крыши домов, и тоненько звенит муха, бьющаяся в паутине. Через неделю Наташа уедет в Москву, а тетка Нина аккуратно уложит коробочки и пакетики в пустой молочный бидон, в который не залезут мыши. Хотя, разве мыши будут эту химию жрать, думает про себя тетя Нина и оставляет один пакетик у печки - на пробу.