В мечтательном дирижабле

Широта и высота толстовского пространственно-временного обзора,  метафорический глобализм "Войны и мира" или вот "Воскресенья" несомненно заразительны и, как оказывается, внешне вполне доступны подражанию. Эпигону (в отличие от самого Толстого, конечно) нужно только одно -  заиметь свой личный дирижабль. Хотя бы мечтательный.

"Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, — весна была весною даже и в городе".
Великое, несравненное и бесподобное перо автора "Воскресенья".

Со временем стало выясняться, что действительно не так и сложно перенять этот слог, этот глаз, этот настрой и сам прием укрупнения событий и картин жизни, усмотренных с мысленного дирижабля или с воздушного шара. Все мелкое и обыденное, семенящее и суетящееся там, на земле в повседневных эмоциях и делишках  тает, в то же время изменяясь и укрупняясь по воле смотрящего и в его очах (не  дерзнеи говорить от имени Промысла Божия), возрастая в нечто большое, гигантское, вселенское.

Ну и что, что подражателю не скрыть откровенной жанрово-интанационный вторичности, и даже в конечном итоге оттенков эмоционально-смыслового плагиата... Но как ловко и удобно, как впечатляюще  мощными, галактическими мазками, сочиненными в уютном дирижабле,  выявляются нужные глобальные смыслы и даже пророчества. Не суть важно, что занимается этим обычный человек (не Толстой), просто принавыкший раздувать мехи, дуть в валторны и трубы, бить в литавры, и... сочинять глобально-исторические картины, дОлжные потрясти с его точки зрения, вселенную.

"Президенты выходили из своих самолётов одновременно, одинокие, без свиты, спускались по трапам, будто сходили с неба два посланца двух великих цивилизаций. Шли по красной дорожке, сближались, и было страшно, что они промахнутся, пройдут мимо друг друга, сядут на свои самолёты и улетят обратно, каждый в свою галактику."

"За их переговорами следили народы, следили солдаты в донбасских окопах, продолжая убивать друг друга, следили миллиардеры и нищие, миротворцы, умоляющие о конце бомбардировок, злодеи, ждущие продолжения кровопролития"...
"Итог переговоров - это триумф Путина, который (...)  вывел эту страну из катастрофы, одолел её великие потрясения и направил к величию. Переговоры на Аляске - это верстовой столб на дороге к русскому величию". Александр Проханов. Верстовой столб.

...У сидящего в дирижабле нет сомнений в своем пророческом даре. То, что предыдущие его социально- политические громометания давным-давно лопнули в ноосфере как детские надувные шарики, опровергнутые реальностью истории, его не смущает. Он думает, что его голосовые связки обладают мегасилой, а зоркость сердца проницает миры... Да и правда: кто ж воспретит человеку сидеть сиднем и, раздувая щеки, мнить себя тем, гоголевским испанцем.

Но стоит ли верить этим придыханиям, этим "обхватам пространств и галактик", этим трубным гласам, услышанным в том воображаемом, мечтательном  дирижабле? Ведь мы еще не совсем стерли память о том, что русские люди искони любили  скромность и малость, стремились как Иоанн Предтеча умаляться, чтобы возрастал в них Христос, предпочитали жить в глубочайшей тишине, в которой только и можно слышать Бога, а потому ценили молчание как таинство будущего века. Это чуял и знал, обуреваемый своим гением и природной мощью, но разуверившийся Толстой. Русский человек верил только Христу, пришедшему в мир в рабском виде, - Ему, грядущему Царю:  "кроткому, сидящему на ослице и молодом осле, сыне подъяремной", льна курящегося не угасавшему и трости надломленной не преломлявшему. Русский человек (и великая русская словесность) знал, что
 "не в огне Господь", а в "веянии тихого ветра".  И даже теперь истинное
христианское сердце никогда не обманется и не воспламенится выспренным раздутым словесным громоподобием (впрочем, как и манерными ужимками, ухмылками и прочими жеманостями), потому что он был воспитан и установлен в поколениях Словом Божиим в Духе Господнем. Русское сердечное чутье чувствовало, что в тех раздуваемых горнах искони зрели и подпитывались мечтания о "вавилонских башнях". А когда утратил то драгоценное чутье,  то сам стал строительным материалом той башни.
Увы.
И все же исторически русский выбор был иным. И он, только он, смиренный Дух Христов и невероятная близость души народа к Богу (Тютчев не даст соврать) помогали обретать защитникам Родины несокрушимую силу. И для этого совсем не требовалось взгромождаться на дирижабль...