Горячие игры холодных сердец. Глава 35

                Глава тридцать пятая

   Удары сыпались со всех сторон. Данилов только успевал уворачиваться от них, стараясь защитить  лицо и шею. Наносились они с такой профессиональной точностью и быстротой, что казалось – такого рода занятие – являлось профессией этого человека. С каждым новым ударом тело Данилова прорезала тугая боль, отдававшаяся в голове. Он пытался поймать нападавшего за ногу и повалить на землю, чтобы их шансы оказались равны, и он мог бы броситься на него, и дать отпор. Тот, будто чувствуя это – действовал молниеносно – не давая противнику ни единого шанса. Ещё мгновение, и он забьёт его до смерти. Возможно, это и произошло бы, не вмешайся находившийся в это время на своём посту дежурный-администратор; услышав доносившиеся с крыльца – возню и глухие хрипы, он подошёл к двери, распахнул её, и увидел дерущихся. Заметив свет – пролившийся из открытой двери – напавший на Данилова нанёс ему последний удар, который пришёлся в пах, после чего поспешил прочь, – и через секунду его зловещая фигура растворилась в ночи.
   Не теряя понапрасну времени, дежурный подбежал к корчившемуся в снегу Данилову, склонился над ним и перевернул на спину. Узнав в нём постояльца отеля, дежурный обхватил его за талию и помог подняться на ноги. Сделав шаг, Данилов пошатнулся и повис на нём как тряпичная кукла. Тогда администратор снова обхватил его, взвалил на плечо (благо Андрей весил не много) и понёс внутрь. Плотно прикрыв дверь, он положил Данилова на диван и вернулся к столу.
   В течение последующих двадцати минут, администратор промывал и обрабатывал раны пострадавшего, накладывая на них пластыри. Справившись с этой кропотливой работой, он, расположившись на стуле рядом с Андреем с волнением на лице взирал на него; морщась от боли и временами постанывая, тот что-то бубнил себе под нос, находясь в полуобморочном состоянии.
   Наконец, он пришёл в себя.
   – Как ловко вы меня обработали, – бегло осмотрев помещение, и поняв, где он находится, произнёс Данилов, чувствуя режущую боль, пронзавшую всё тело. – Вы часом не врач?
   – Вы угадали, – отозвался дежурный, продолжая сидеть на стуле рядом с Даниловым – откинувшимся головой на валик дивана. – Перед тем как поступить сюда, я работал медбратом в местной больнице. Вообще, по образованию я – хирург. Хирург-патологоанатом.
   – Значит, трупы вскрывать умеете, – мрачно пошутил Данилов, прикрывая глаза; боль не давала ему сосредоточиться.
   – По-правде сказать – не приходилось, – улыбнулся дежурный. – Хотя образование и имею, но работать по специальности так и не пришлось. Знаете, как это бывает…
   – Знаю, – ответил Данилов, поморщившись, чувствуя, как разбитая губа начинала опухать, а голова раскалывалась так, словно в неё втыкали невидимые иглы. – Башка трещит, как с похмелья, – потирая виски, пожаловался Андрей.
   – Подождите, я сейчас принесу аспирин, – произнёс дежурный и скрылся в помещении, находившемся справа от стола.
   Через минуту он вышел со стаканом, в котором находилось что-то мутное, пузырившееся на дне.
   – Выпейте – это поможет снять боль, – сказал дежурный, протягивая стакан.
   Приподнявшись на диване, Данилов взял стакан, сделал глоток, чувствуя, как губы защипало и снова застучало в висках. Сделав над собой усилие, он всё же заставил себя выпить всё, что находилось в стакане, после чего зашёлся в кашле. Кашляя, он продолжал морщиться, то и дело, хватаясь за саднившие болью бока.
   – Если вам будет удобно, можете остаться здесь, – говорил дежурный, наблюдая за Даниловым. – Постояльцы проснутся ещё не скоро. Утром я позвоню в больницу – попрошу доктора, чтобы он осмотрел вас. И, я думаю – надо сделать рентгеновские снимки…
   – Не надо, – прохрипел Данилов, сквозь кашель, который понемногу отпускал его. – На Андрюхе Данилове всё заживает как на собаке, не даром что в псарне родился… Который час?
   – Скоро – семь, – глянув на часы, ответил дежурный. Немного помолчав, он снова заговорил: – Кто это вас так? Ревнивый муж?
   Данилов усмехнулся, но ничего не ответил. Постанывая, он опустил стакан на пол, приняв сидячее положение.
   – Я лучше поднимусь к себе, – сказал он, пытаясь подняться. – Что я здесь буду как собака валяться.
   – Я провожу вас, – дежурный подошёл к Данилову и помог ему встать с дивана. Поддерживая за спину, он довёл его до лестницы. Почувствовав головокружение, Данилов пошатнулся, схватился за перила, перевёл дух, а после – медленно, по-стариковски – принялся отсчитывать ступеньки. Спустя три минуты он уже был в своём номере. Дежурный, всё это время сопровождавший его, помог ему снять полушубок, свитер и ботинки; заботливой рукой стянул покрывало, взбил подушки, после чего, Данилов, как подкошенный упал на кровать.
   – Днём я принесу вам крепкого чаю и что-нибудь поесть, – сказал дежурный с чувством, глядя на Данилова – лежавшего на спине с закрытыми глазами. – И всё же, я думаю показаться врачу, было бы не лишним.
   – Спасибо, дружище, но не стоит, – потирая виски, ответил Данилов. – Дай мне сутки – и я приду в себя.
   – Как хотите, – пожал плечами администратор. – Отдыхайте.
   Только сейчас он заметил беспорядок, что несколькими часами ранее оставил постоялец. Давно уже привыкнув к его странному поведению – дежурный только улыбнулся. Этот молодой повеса был симпатичен ему. Наверное – за его мятежный дух – за его нежелание подчиняться чужим правилам и законам – возведёнными лицемерами от марали, которые обо всём судят по себе. Он и сам в молодости был таким же бунтарём. Вытащив ключ из замочной скважины, он положил его на каминную полку и покинул номер, оставив Данилова, уже погрузившегося в сон.
   На этот раз сновидения не преследовали его – будто уставший за день мозг – отключился – остановив и блуждавшие в нём мысли, – отложившиеся «на дне» подсознания. Время от времени до него доносились взрывы петард, и прорезавшие комнату дребезжащие звуки – это вновь звонил телефон. Сначала это произошло в полдень, затем – в половине пятого вечера, когда город снова погружался во мрак уходящего дня. И только третий звонок – оглушивший комнату в седьмом часу вечера – вывел Данилова из мрака сновидений, – и он проснулся. Думая, что это звонит Вера, он –  превозмогая боль – чувствуя слабость и головокружение, – всё же подошёл к столу, сел в кресло и снял трубку. Свет он решил не включать, чтобы он не резал уставшие от недосыпания глаза – вполне хватало и того, что проникал в номер с хорошо освящённой площадки.
   – Да, я слушаю, – сказал Данилов, надеясь услышать голос Веры.
   – Добрый вечер, Карлос, – это говорил дежурный. – Вы проснулись? я не разбудил вас? Как вы себя чувствуете?
   – Спасибо, – ответил Данилов, поморщившись, чувствуя неприятное подёргивание в губе, – терпимо.
   – Вам принести что-нибудь? – спросил дежурный с искренней забой в голосе.
   – Нет, благодарю, – отказался Данилов, слыша помимо голоса дежурного ещё и посторонние – раздающиеся с холла. – Что у вас там – час пик?
   – Не говорите, – вздохнули на другом конце. – Все рвутся поглазеть на вас! Вы у нас теперь прямо кинозвезда!
   – Не понял, – Данилов пощупал распухшую губу, а потом провёл по ней языком, снова почувствовав неприятное жжение.
   – Ваше ночное выступление… с балкона… Однако, смелости вам не занимать.
   – Вам-то откуда это известно? – говорил Данилов в трубку, зажатую в кулаке, которым он подпирал щёку.
   – Ваша речь облетела весь интернет! – с восклицанием заметил дежурный.
   Данилов молчал, пытаясь «врубиться» в слова собеседника. Теперь – протрезвев, он мало что помнил о прошлой ночи. В памяти, как в ускоренной киноплёнке – сменяя друг друга – мелькали кое-какие воспоминания, которые утомлённый мозг то и дело выхватывал, но Данилов, как ни старался не в состоянии был собрать их воедино.
   – Сегодня днём, кое-кто позвонил, – продолжал дежурный, – и очень интересовался вашим самочувствием!
   – Да? Очень любезно с его стороны.
   – Звонивший не назвался, но, тем не менее – я узнал его голос.
   – Вы очень наблюдательны! – похвалил Данилов, следя как за окном кружат хлопья снега; сожалея, что не может выйти на улицу и окунуться в то великолепие, которое «сотворила» зима своим холодным волшебством.
   – Вы не хотите узнать, кто был этот человек? – спросил дежурный настойчиво.
   – А это так важно? – с безразличием в голосе отозвался Данилов. Этот разговор начинал утомлять его.
   – Это был Жгунтин! – со значением отметил администратор. – Заместитель мэра.
   – Он что – тоже мой фанат? – пошутил Данилов.
   – Я вижу, вы так и не поняли, к чему я клоню?
   – Если честно – нет, – признался Данилов, теперь разминая затёкшую от ушибов и сидения спину.
   – Почему он интересовался вашим самочувствием? – тоном Шерлока Холмса, проговорил дежурный, пытаясь перекричать шум, в котором тонул холл. – Вас не наталкивает это на мысль, что он может знать о совершённом на вас нападении?
   – Откуда? – отозвался Данилов, и добавил с иронией в голосе: – А может и это обсуждают в интернете…
   – А я думаю – это он организовал нападение на вас! – заключил дежурный тоном, не терпящим возражений.
   – Для чего?
   – У вас слишком длинный язык, – заметил дежурный. – Если судить по тому, что вы наговорили с балкона. Будьте осторожны – это может повториться.
   – Что ж, по вашему, мне теперь на улицу не выходить?
   – Выходите, но будьте осторожны! – предупредил дежурный.
   Внезапно дверь номера распахнулась; вздрогнув, Данилов повернул голову, и в этот момент, ворвавшийся в помещение свет – ослепил его; он закрыл глаза, а когда снова открыл – увидел подошедшего к столу Кулешова.
   – Ты чего в потёмках? – спросил поэт, выставляя на стол две бутылки шампанского. – От поклонниц прячешься?
   – Алло, что у вас там? – с беспокойством в голосе спросил дежурный.
   – Это Кулешова принесло, – поспешил успокоить Данилов. – Простите, дружище – я перезвоню, – сказал Данилов и, не дожидаясь ответа – положил трубку. – Кулешов, вас не учили стучать? – бросил Данилов с раздражением, щурясь от режущего глаза света.
   – Прости, парень – привычка, – ответил поэт, вытащил из кармана куртки сложенную вдвое газету, развернул её, и бросил на стол, добавив – глядя на красовавшиеся на лице Данилова ушибы: – Кто это тебя так? Ревнивый муж?
   – Чего это? – уставившись на газету, спросил Данилов.
   – Твоё восхождение на Олимп славы! – пошутил Кулешов и занялся бутылкой.