Оправдание. Глава 14

Родригес и Майлз продолжали работать вместе, занимаясь расследованием так называемых «специальных» дел. Седрик значился помощником лейтенанта, и Родригес доверил ему большую часть бумажной работы. Поначалу офицеру было трудно втянуться в процесс. После долгого перерыва официальный язык казался чужим, будто каждое слово таило в себе какой-то скрытый смысл, который он не мог расшифровать.

Но это были мелочи. Главное — он наконец почувствовал облегчение. В их кабинете Седрик ощущал себя в безопасности, словно стены защищали его от тех, кто недолюбливал его: сначала за работу на бандитов, а затем — за то, что он так легко избежал наказания. Но даже здесь, среди привычных вещей, иногда по его спине пробегал холодок, будто прошлое прикасалось к ней пальцами, ледяными, как у мертвеца.

Воспоминания о том, что он мог запросто остаться по другую сторону закона, были еще свежи. Каждый раз, подписывая документы или составляя рапорты, он замечал, как его рука дрожит — то ли от волнения, то ли от осознания хрупкости грани между прошлым и настоящим. Что-то внутри шептало: былое не отпускает. Оно всегда рядом, выжидая момент, чтобы напомнить о себе.

Лето подходило к концу. Прохладный ветер приносил с собой не только запах осени, но и ощущение надвигающихся перемен. Что-то было не так. Седрик чувствовал это кожей, хотя не мог объяснить, почему.

Однажды, перебирая бумаги и стараясь отвлечься от тревоги, он спросил Рикардо:

— Ты знаешь, к нам нового капитана принимают, в административное?

— Откуда его переводят? — отозвался Рикардо, не поднимая глаз от папки с их последним делом, раскрытым почти чудом.

— Вроде из другого города. Интересно будет на него посмотреть...

— Кстати, слышал от ребят из «холодного»: сегодня к нам должна прийти девушка с каким-то странным случаем, — произнес Рикардо, и в его голосе появилась легкая напряженность.

— Правда? Что за случай?

— Кажется, она дочь того самого капитана, — Рикардо сделал паузу. — Ее брат пропал почти полгода назад, но они только сейчас решили обратиться.

— Почему так поздно?

— У них были плохие отношения. Он всегда был замкнутым, редко общался с семьей... Но мне кажется, здесь что-то большее.

В голосе Рикардо прозвучали тревожные нотки, будто за его словами скрывалось что-то темное. Офицер уже собирался спросить, что гложет его руководителя, но в этот момент тишину кабинета нарушил стук в дверь. После разрешения лейтенанта в кабинет заглянула юная девушка.

Родригес пригласил ее войти. Девушка сделала пару неуверенных шагов, а затем решительно двинулась к столу лейтенанта.

Ее почти совсем белые волосы и голубые глаза резко контрастировали с блеклыми стенами кабинета. Посетительница была одета со вкусом, но казалось, будто она пыталась выглядеть старше — как если бы надела маску, которая была ей еще велика.

Она была притягательна, но вместе с симпатией в душе Седрика зародилось беспокойство. Ее появление нарушило привычный порядок вещей, и Майлзу даже показалось, будто воздух начал потрескивать, словно по нему пробегали невидимые разряды тока.

— Энни, — представилась девушка, садясь у стола Рикардо. Затем добавила: — Гэнджер.

Эта фамилия отозвалась в памяти Седрика. Где-то он ее уже слышал. Но голос Энни, мягкий и тихий, заставил его забыть обо всем остальном.

— Я здесь из-за пропажи моего брата, — сказала она, опустив голову. Ее пальцы нервно сжимали ремешок сумки.

Вскоре, Рикардо и Седрик узнали, что Энни приехала в Норфстилл просить полицию начать поиски ее старшего брата, исчезнувшего пять месяцев назад.

— Для брата это было в порядке вещей: он редко звонил, почти ничего о себе не рассказывал, — голос Энни слегка дрожал. — Но потом он просто исчез. Никаких следов, никаких сообщений. Отец командовал полицейским участком в нашем городе. Ему удалось кое-что выяснить. Он настоял, чтобы мы переехали в Норфстилл. Ему сохранили звание капитана и приняли сюда на должность командира подразделения. Мы бы приехали раньше, но ваш город был закрыт блокпостами. Пробиться через них было сложно.

— Почему же вы не обратились сразу, как только он пропал? — Родригес поднял глаза.

— Отец думал, что он просто хочет прекратить общение...

— У них был конфликт, из-за чего?

— Брат винил отца в том, что случилось с нашей мамой...

Седрик почти не слушал Энни, но не отрывал от нее взгляда. Ее глаза поражали — не холодной сталью, как у него, а нежной лазурью весеннего неба. Он давно не встречал таких девушек — в его родном городке чаще попадались хитрые и нахальные, а среди подруг Нэйтана преобладали расчетливые и избалованные. Но Энни... В ней была трепетная искренность, почти детская. Но сквозь эту кажущуюся наивность пробивалась решительность — стальной стержень, готовый противостоять любому жизненному ветру.

— Вот, этот браслет подарил мне брат, — Энни подняла руку, показывая самодельное украшение из цветных кожаных полосок. Оно казалось последней ниточкой, связывающей ее с пропавшим братом.

В этот момент она обернулась и слегка улыбнулась Седрику. Он почувствовал что-то знакомое, но давно забытое. Но вдруг в его душе снова заструилась тревога, и в груди защемило, будто кто-то сжал сердце в кулак.

— Понятно, исчезновение... — задумчиво проговорил Рикардо, когда Энни закончила. — Знаете, довольно сложно найти человека спустя такой срок. Кроме того, у совершеннолетних граждан есть право скрываться от семьи, если они того хотят, — объяснил он. — Но мы все равно займемся поисками. Когда ваш отец приедет, надо устроить пресс-конференцию. Пропажа сына капитана полиции — это серьезное происшествие.

Закончив разговор, Родригес впервые мягко улыбнулся Энни:

— Не переживайте, мы сделаем все возможное.

Энни слегка улыбнулась в ответ и в последний раз взглянула на Седрика. Тот резко поднял голову и неловко поправил галстук. Энни, заметив его беспокойство, едва кивнула ему в знак благодарности.

Лейтенант проводил Энни к выходу. Уходя, она оставляла после себя не только аромат цветочных духов — в воздухе повисло чувство недосказанности. Тихий щелчок двери прозвучал как предостережение.

Родригес облокотился на дверной косяк:

— Меня что-то беспокоит. Этот случай... слишком много совпадений. Новый капитан, его дочь, исчезновение сына. А что, если это не просто семейная драма?

Тишина наполнила кабинет, будто весь мир замер в ожидании. Лейтенант посмотрел на Седрика, но тот не замечал его. Офицер не мог оторвать взгляд от места, где только что стояла Энни.

— А что думаешь ты? — спросил Рикардо, постучав по косяку.

— Она милая, — вырвалось у Седрика, и он тут же смутился.

Лейтенант улыбнулся:

— Я о деле. Впрочем, ты ей тоже понравился.

— Не думаю, что я ей подхожу, — тяжело вздохнул Седрик.

— Ты себя в зеркале видел? Вряд ли она найдет кого-то лучше!

Седрик помрачнел еще сильнее и опустил голову. Рыжеватые пряди почти полностью скрывали его глаза.

— Только по внешности, но не по моральным качествам, — прошептал он.

***

Но Рикардо оказался прав. Энни стала часто заходить в Управление под разными предлогами. Она приносила Седрику письма, написанные от руки. Завести разговор она не решалась — не хотела отвлекать Майлза от работы.

Раньше Седрик избегал флирта и мимолетных увлечений, словно они были пустыми ракушками на берегу его жизни — красивыми, но бессмысленными. Но Энни казалась жемчужиной. Он ощутил давно забытую теплоту — это были чувства, которые он похоронил, когда погрузился в криминальную жизнь под началом Билла Уайатта. Теперь он снова начинал дышать полной грудью, чувствовать, как сердце бьется в такт надежде, а не жестокости. С Энни мир снова обрел краски — даже серые будни казались не такими тусклыми. Но вместе со светом в его сознание прокрадывалась и тень — что-то загадочное и опасное.

Каждый визит Энни заставлял Седрика разрываться между непривычной радостью и страхом, что прошлое настигнет его. Он знал: счастье слишком хрупко, и доверять ему нельзя. Но притяжение оказалось слишком сильным.

Наконец они договорились о первом свидании. В тот день Седрик стоял у двери ее дома, сжимая букет белых роз так, что шипы впивались в ладонь через перчатку. Когда Энни открыла дверь, его сердце пропустило удар. Она снова была одета стильно и по-взрослому: белый кожаный жакет, голубая водолазка, подчеркивающая цвет глаз, скромная клетчатая юбка-миди и легкие белые сапожки. Еще не женщина, но уже не девочка. «Слишком хороша для меня», — мелькнуло у Майлза в голове.

Они направились в парк, но дорога выдалась тихой, будто между ними выросло невидимое препятствие. Энни казалась погруженной в свои мысли, а Седрик чувствовал, как слова застревают у него в горле, будто тяжелые камни. Он давно забыл, как это — быть рядом с кем-то, кто заставляет сердце биться чаще, а разум — путаться в выражениях. Каждая попытка заговорить превращалась в неловкий танец. В какой-то момент он даже почувствовал, будто стоит на краю пропасти: одно неверное слово — и он сорвется вниз.

Энни взяла его под руку, и ее прикосновение одновременно радовало и пугало. «Она не должна узнать правду», — металась мысль в его голове, пока они шли по асфальтовой дорожке.

Наконец тишина между ними растаяла. Энни заговорила первой, ее слова лились легко и непринужденно. Она рассказывала о своем родном городе, о школьных друзьях, чьи лица теперь казались далекими. А Седрик осторожно подбирал фразы, говоря о своей нынешней работе.

Вдруг порыв ветра ворвался в их тихий мир, потревожив кроны деревьев. Листья сорвались с ветвей и закружились в воздухе, словно желтоватые искры. Энни, увидев это, внезапно остановилась, а затем, словно подхваченная невидимой мелодией, начала кружиться. Ее движения были легкими, как у балерины, а улыбка — яркой, как у кинозвезды.

Седрик смотрел на нее, завороженный. Она казалась ему нереальной, словно видение в пустыне его привычных дней. Ее присутствие было таким непохожим на все, что он знал. Он начал сомневаться: вдруг она — лишь плод его воображения, призрак, который вот-вот исчезнет? Но где-то в глубине души мерцало предупреждение, которое он пока не мог разгадать.

Они дошли до набережной, которая теперь преобразилась. Между сувенирными лавками и кафе, под теплым августовским солнцем, город напоминал средиземноморский порт, где время текло иначе.

Они выбрали небольшое кафе в стиле 50-х, с шахматным полом и музыкальным автоматом с пластинками. Посетителей было немного, и атмосфера была уютной и спокойной.

Устроившись у окна, за которым беззаботно кричали чайки, Энни с интересом разглядывала меню.

— Что будете заказывать? — улыбнулась официантка в старомодной униформе.

— Клубничный коктейль, пожалуйста, — подняла глаза Энни.

— А мне двойной эспрессо, — добавил Седрик, не отрывая взгляда от ее лица.

— А вы давно служите в полиции, офицер? — спросила Энни, снимая белый жакет и кидая его на красное сидение возле себя.

— Почти два с половиной года.

— Знаете, я долго думала, стоит ли переезжать сюда. Этот город казался таким мрачным и недружелюбным. Но мне так хочется найти брата...

— Да, семья... это очень важно, — произнес Седрик.

— А можно узнать про вашу семью?

В ее глазах читался искренний интерес, а голос звучал так тепло, что Седрик невольно расслабился. Но он помедлил, прежде чем ответить, глядя в окно на водяную рябь:

— Мои родители живут в Саут-Хилле... — слова повисли в воздухе.

— Вы часто навещаете их?

Обычно Седрик замыкался при таких вопросах. Но сейчас, под ее взглядом, он чувствовал, как рушатся границы. Впервые за долгое время он мог говорить открыто, не опасаясь осуждения:

— Нет, я еще ни разу к ним не ездил.

— Как так можно? — удивилась Энни.

— Ну, семьи бывают разные...

Она поняла его намек и кивнула, поддерживая его.

— Мне стоило бы звонить им. Не знаю, у нас в семье не было... принято тесно общаться, — продолжил Седрик. — Сейчас, когда я говорю с вами, все кажется простым. Но на самом деле это не так легко объяснить.

— А если они ждут вашего звонка?

— Я... поднимал телефон... — Седрик запнулся, — хотел набрать номер... но потом вдруг бросал трубку на место.

— Обещайте, что позвоните им! — в ее голосе продолжало звучать участие — искреннее, живое.

Седрик замер. Он хотел сказать «Нет», но ее взгляд, полный веры, не давал этого сделать. Он кивнул, не отводя от нее глаз, а затем спросил:

— А ваша фамилия, она ведь немецкая?

— Да, мой отец из немецких евреев, а мама была местной. Она выглядела абсолютно типично для нашей страны, только волосы у нее были очень светлые, почти белые, и очень бледная кожа. А я — настоящая копия мамы.

— Так ваша мать...

— Да, — ответила Энни, слегка удивившись, ведь она наверняка рассказывала об этом в Управлении. — Не волнуйтесь, я давно смирилась.

Но в ее глазах промелькнула та же боль, которую Седрик видел в зеркале каждое утро. Боль, с которой можно только научиться жить. И в этот момент он понял: их соединяло что-то невидимое, но очень крепкое.

Вдруг из автомата зазвучала музыка, напоминавшая «Unchained melody» — что-то из прошедших времен. Она наполнила зал гармонией нот.

— Интересная мелодия, — прошептала Энни, закрыв глаза. — Вот бы потанцевать под такую...

Седрик улыбнулся, наблюдая за тем, как музыка меняет ее лицо, делая его еще более прекрасным.

— Здесь не получится, — покачал головой он и чуть наклонился к Энни. — Но есть места, где можно.

— Здорово! А какую музыку любите вы?

— Joy Division.

— Правда? У них же очень мрачные песни.

— Жизнь тоже не всегда веселая, — пожал плечами он.

Официантка принесла заказ. Энни радостно схватила коктейль, а Седрик взял чашку кофе, чувствуя, как напиток согревает руки. В этих моментах было что-то особенное: мгновения спокойствия, секунды нормальной жизни — того, чего ему не хватало слишком долго.

Они провели в кафе еще какое-то время, словно задержались в этом уютном коконе, где минуты текли медленнее, а реальность за стеклянными стенами казалась далекой и несущественной. Но рано или поздно кокон приходится покидать.

Они вышли к набережной. Воздух был пропитан свежестью и легкой горечью. Снова подул ветер, словно вестник, шепчущий о чем-то важном. Седрик почувствовал, как внутри него снова зашевелилось беспокойство — оно росло, как тень от закатного солнца. Это было знакомое чувство, будто где-то на краю сознания маячила угроза, невидимая, но неотвратимая. Он взглянул на Энни, ища в ее глазах отражение своих тревог. Но она смотрела на него спокойно, будто не замечая надвигающейся бури.

— Что с тобой, Седрик? — спросила она, сокращая дистанцию между ними.

Седрик колебался лишь мгновение:

— Я боюсь, что потеряю тебя. Навсегда. — слова вырвались против его воли.

Энни улыбнулась, но в ее глазах что-то дрогнуло.

— Тогда обещай мне что-нибудь. Чтобы мы всегда оставались связаны, — сказала она.

— Хорошо... Я обещаю научить тебя танцевать вальс по-настоящему.

— А ты умеешь?

— Да. Там, откуда я родом, все хорошо танцуют, — загадочно ответил он.

Энни решила ни о чем не спрашивать. Молчание говорило больше любых слов.

Они стояли вместе и смотрели на реку, которая блестела под лучами заходящего солнца, словно покрытая золотом. Но время свидания подходило к концу, и Седрик должен был проводить Энни домой.

Расставаться не хотелось. Они шли медленно, пока не начался дождь, заставив ускорить шаг. Седрик прикрывал ее голову своим пиджаком, а она прильнула к груди Майлза. В эти минуты они забыли обо всем. Они говорили о своем, смеялись — так легко и беззаботно.

Но это чувство исчезло в одно мгновение, когда Энни вдруг остановилась, удивленно глядя куда-то поодаль.

— Что случилось, Энни? — спросил Седрик.

Он перевел взгляд в том направлении и время для него будто замедлилось. Капли дождя стучали по тротуару, как мелкие камешки, и впивались в волосы Седрика иглами. Вдалеке четко вырисовывался высокий, широкоплечий силуэт, источающий угрозу.

Энни метнулась к нему, а Седрик застыл, парализованный жутким осознанием. Прохладный ветер казался ледяным и проникал не только под одежду — он заползал в душу. В голове пульсировала только одна мысль: «Этого не может быть!»

Кусочки головоломки сложились в жуткую картину. Седрик почувствовал, как его ноги теряют опору, а прошлое вцепляется в душу костлявыми пальцами.

***

Несколько дней на работе прошли так, будто весь мир заволокло дымчатой пеленой. Седрик никак не мог сосредоточиться на делах.

— Ты больше не читаешь ее писем? — спросил Рикардо, глядя, как он перебирает конверты, уткнувшись щекой в ладонь.

— Нет, — тихо ответил Седрик.

Рикардо прислонился к столу:

— Ты сам не свой после вашего свидания. Что-то случилось? Расскажи. Я вижу, что ты не в порядке.

Седрик вздохнул так глубоко, будто готовился погрузиться в океан, и, немного помолчав, пробормотал:

— Ладно.

Он говорил неуверенно, обрисовывая детали своего свидания с Энни, и постоянно делал паузы:

— Это был хороший день... Мы гуляли в парке, много разговаривали... Затем пошли к реке. Там было так красиво, как в твоей Италии или Испании... — Седрик попытался перевести разговор на другую тему.

Рикардо резко выпрямился, его глаза потемнели, а голос стал жестким от беспокойства:

— Что потом?

— После кафе мы пошли к ее дому, начался дождь... — продолжил Седрик срывающимся голосом. — Она вдруг остановилась и посмотрела вперед. Я спросил, что случилось, но она будто не слышала меня... — он говорил все тише, будто боялся произнести последние фразы вслух. — Я посмотрел в ту же сторону и увидел человека, стоящего под дождем, будто его не замечая. Энни побежала к нему. Оказалось, это был ее отец.

Рикардо кивнул, хотя явно еще не понимал, что так взволновало друга. Седрик отвел взгляд и уставился в окно. Затем сказал отстраненно:

— Знаешь, я тут вспомнил одну вещь... Когда я увидел Энни в первый раз, у меня екнуло в груди, но я не придал этому значения. И когда она назвала имя брата, я тоже пропустил это мимо ушей. Она показала его фотографию, а я все продолжал отрицать правду...

Лейтенант отшатнулся.

— Боже, Седрик!..

Офицер закрыл глаза, словно пытаясь остановить время. Тишина в комнате давила, как могильная плита, и только капли дождя за окном стучали все настойчивее, предрекая конец его спокойной жизни.

— Тот человек, которого я, возможно, убил почти полгода назад... — прошептал он. — Это ее брат, Эндрю Гэнджер.