Другая Версия 3

Комментарий на публикацию Глеба Тропина «Тринадцатый». Для ясности рекомендую ознакомиться перед прочтением.



Очнулся я уже на больничной койке и первым кого увидел был  мой конвоир, молоденький красноармеец, чертовски похожий на того паренька, который бросился на меня, когда я взмахнув своею шашкой хотел разрубить голову одной краснопузой дешёвке. На свою беду, я хорошо запомнил его перепуганное лицо с глубоким шрамом над левым глазом.

Это было в тот день, когда наши братки каратели после проведенных зачисток, повесили на фанарных столбах напротив Симферопольской тюрьмы вдоль трамвайных путей, вместе с нею еще четырнадцать человек, активных участников Совдеповского подполья в Крыму, причём абсолютно голыми, да еще и с табличками на груди «Тот кто не верит в Бога» .

 Имени ее я уже не помню только фамилию Шлоянская кажется, после месяца пребывания у нас  в плену, пыток и насилования, перед казнью она не выдержала и попросила револьвер, чтобы облегчить свои мучения. Порутчик Трофименко рассмеявшись протянул ей оружие, предварительно незаметно для неё вынув из него все патроны, девушка, вопреки ожиданию очевидцев, быстро приставила дуло к виску и дрожащими пальцами нажала на спусковой крючок, выстрела не последовало, тогда она продолжила раз за разом щелкать курком револьвера не отрывая дуло от головы, издавая при этом душераздирающий вой. Я решил прекратить этот спектакль, вынул шашку и ударил ее на отмаш по лицу, но в это время, этот самый паренек, что стоял сейчас возле моей кровати, толкнул меня под руку и в начавшейся суматохе скрылся в толпе. Шашка только скользнула плашмя по кисти девушки   выбив револьвер из ее руки, тут подскочил мой сослуживец татарин Ногаев и  быстро зарубил несчастную, после чего, её еще дергающееся в смертных конвульсиях тело втиснули в петлю и оставили болтаться вместе с другими повешанными.

Сегодня пошли седьмые сутки, как я нахожусь в лазарете, и каждый день ожидаю, когда за мною придут черные ангелы одетые в грязные провонялые шенели и поведут серыми прогулками в неизвестность. Вернее сказать мне далеко не все равно признал меня тот молодой красноармеец со шрамом вместо брови над левым глазом или нет, ведь если эти  шакалы узнают под чьим командованием и в каком отряде я служил, участь которая  ожидает меня и таких же сволочей как я, будет не сильно отличаться от той, на что мы сами обрекали наших теперешних судей, но надежда, как говорится, умирает последней.