Сказки бабушки Марии. Сказка об охотнике Иване
В нашей Сибирской стороне в старые времена жили-были два брата Иван и Петр. От одних родителей братья были и все ж меж собой рознились. Иван был волосом черен и нравом строг, а Петр волосом белый и нравом веселый.
Петр землю пахал, в огороде работал. Иван же зверя по лесам бил да рыбу промышлял. Нелюдим был, да и люди его сторонились кто с малолетства по урманам бродит, тот с лешим знается, кто всегда с уловом, тот водяному угождает. Не было в наших краях человека ловчее и удачливее Ивана. Сказывают, за сто шагов белке в глаз попадал. Пищалей-то тогда мало было и то все от Ермаковых казаков остались, так что Иван сперва с луком охотился, как остяк какой, уж потом с ружьем стал.
Жили братья, жили. И вздумал Петр жениться.
Жениться не напасть, да кабы женившись не пропасть. Возьмешь еще за себя «огнену траву» - весь век покоя не будет. А то возьмешь склочницу ты ей слово, она тебе десять.
Была в наших краях Настя. Не было никого красивей Насти, не было никого в рукоделии ловчее. А уж как Настя пела, как плясала!
Так вышло, что полюбили Настю оба брата. Да как ее не полюбить было высокая, стройная, волосы, как пшеница в спелом колосе, глаза как два озера.
Выбрала Настя Петра.
Иван только головой покачал. «Будь счастлив, братка», - сказал и в урман ушел.
Тайга для Ивана с малолетства - дом родной. Да только, что это за дом, если в некого в него привести.
Кабы была Настя, все бы для нее сделал. Соболями бы одел, куницами, а белок под ноги без меры сыпал. А не захочет мехов, то есть в тайге курганы древние, а в низ злато-серебро лежит.
Стал Иван Настей бредить, стал ее во сне видеть. А когда совсем невмоготу стало, пошел к деревне, крадучись. Хоть одним глазком, думает, взгляну, а там хоть на березе удавлюсь.
Когда закатилось солнышко, пошел Иван к Петрову дому. Подошел и в окно взглянул.
Сидят молодые рядышком, целуются, милуются.
Ивану, словно кто ножом по сердцу. Ноги подкосились. Перед глазами красная пелена. А в ухо какой-то нечистый злые мысли нашептывает.
Выхватил Иван нож охотничий и в избу к Петру вошел.
Обмер Петр. Глаза на Ивана уставил. Шутка ли родной брат с ножом идет?!
Убил бы тогда Иван брата, если б не Настя. Выскочила она, кинулась ему в ноги.
- Меня, - шепчет, - меня бей. Петро ни в чем не виноват.
Устыдился Иван. Нож бросил и из дому вышел.
Не ушел тогда Иван в тайгу. Приютила его молодая вдова Аксинья. Мужа ее, Иванова одногодка, в позапрошлом году лихие люди на тракте убили. Полюбила Аксинья Ивана мужа он ей напоминал. Только Иван своим живет. По хозяйству все делает, только неласковый он, не обращает на молодую вдову внимания. Все, слышко, о Насте думает, а как встретит, то глаза отводит. Домой придет сам не свой. Ходит по ограде туда-сюда и все думает.
Аксинья о Иване с ума сходит. И присушала его - все без толку, не идет у Ивана из ума Петрова жена.
Задумала тогда Аксинья дело недоброе. И по первому снегу, темной ночью к колдовке пошла.
Взяла Аксинья у ведьмы зелье смертное. Как дело сталося, нам не ведомо.
Разболелась, расхворалась вдруг Петрова жена. Да такая, слышко, хворь случилась, что ни один знахарь не излечит. Сохнет день ото дня Настя. С тела худеет. Петро рядом бьется, ничего поделать не может.
Иван как прослышал про это дело, пошел прямо к ведьме, что на Гнилом болоте жила. Пришел и все ей рассказал.
Выслушала его ведьма и говорит:
- Не могу я ей помочь - к ней смёртная привязалась. Правда, есть одно средство.
Встрепенулся Иван.
- Говори, какое средство. Соболями тебя одену, куницами усыплю.
Оскалилась старуха.
- Мне твои соболя без надобности. Скажу, что за средство. Есть, сказывают, в Студеном море чудище Ехидна. На одну половину змея, на другую баба. У той Ехидны во лбу камень самоцветный. Коль его добыть, то всяку болезь излечить можно.
Иван в тот же день сел в лодочку. Взял ружьецо, припасов и к Студеному морю поплыл.
Еще пред тем к Петру заглянул. А там после Насти уже и собака крох не ест. Знать, худо дело.
Долго плыл Иван к Студеному морю. Но скоро нагнали его государевы служилые люди, что для державы новые земли воевать плыли. Увидали Ивана, взяли на корабль, стали спрашивать, куда плывешь, парень, и что ищешь?
- Плыву, - отвечает Иван, - я в Студеное море. Сказывают, есть там чудище Ехидна. На одну половину змея, а на другую баба.
- Ну, - говорят государевы люди, - в Студеном море много чудес водится. Найдешь, парень, ты свою ехидну.
Долго ли коротко плыл корабль, про то нам не ведомо. Только однажды по утру увидали корабельщики ледяные горы, а на тех горах все нерпы да медведи белые. Знать то, Студено море.
Осторожно пошел корабль меж льдин, не дай Бог потонуть. Да только не одни льдины мореходов караулят. Есть в глубине черной разные чудовища, рыбины громадные. Гляди, мореход, не сробей!
Вот здесь и встретилась Ивану Ехидна.
Как пришла морозная зима, умерла Настя. Выкопали глубокую могилу, из которой во век не подняться, не встать. Собрался народ. Пришел батюшка. Отпели, похоронили, помянули и разошлись.
Остался Петр на белом свете, как перст без золотого кольца.
Затосковал Петр. В тоске горькую запил. Все забыть пытался, да не смог.
Видит Иван сажен за тридцать расплескалась вода и вышла на лед Ехидна. До пояса змея в зеленой чешуе, а от пояса - баба. Да такая, что глаз не отвесть.
Говорит кормщик Ивану:
- Вон твоя чуда-юда на лед вылезла. Только нам к ней не подойти - потонем.
- Ничего, - говорит Иван, - как-нибудь доберусь.
Снарядился Иван. Взял ружьецо, перекрестился и по льдинам к Ехидне побежал.
Встали Иван с Ехидной как охотник с рысью нос к носу. Ехидна громадная, однако ловок Иван и ружье при нем. Ждут, кто первым начнет.
Ударила вдруг хвостом Ехидна и покатился Иван по льдине. Головой ударился так, что в глазах потемнело.
Тронул Иван затылок, а он в крови. А над Иваном уже Ехидна возвышается.
- У, гадина, - шепчет Иван. - Получи-ка гостинец.
Словно белке в глаз на промысле, выстрелил Иван Ехидне в глаз. Да только сам от боли в голове разбитой, сознания лишился.
Однажды ночью слышит Петр подле себя шорох. Глаза открыл. Кто-то в темноте дышит и иногда негромко вздыхает.
Петр и спросил: «Кто здесь? Кто стоит да дышит?»
Не ответил ему никто, только вздохнул тяжело.
У Петра волосы дыбом встали. Он огонь зажег - нет никого.
Стало так кажду ночь. Приходит кто-то, стоит и вздыхает. А огонь зажжешь все исчезнет. Потом и того хлеще - женский смех стал раздаваться.
Петру и подумалось, что вдруг это Настя его ходит.
Раз засмеялось, а он и спрашивает: «Настя, это ты»?
«Я, - отвечает знакомый голос. - Твоя Настя за тобой пришла».
Вскочил Петр. Огонь зажег - снова нет никого.
Тут кто-то в окно стукнул. Глянул Петр, а на улице его Настя стоит и его к себе манит.
Распахнул Петр дверь и как был в исподнем в холод выбежал. Настю обнял. Белая она была. Снега белей.
- Холодно мне, - сказала.
- Согрею я тебя, милушка, - шепчет Петр.
В синие холодные губы поцеловал Петр свою жену да так и остался закоченевшим, по колено в снегу...
Похоронили Петра тихо. Посудили, порядили, дескать, что вино с людьми делает. Кабы не пил, был бы жив.
Посудили и забыли бы, если б не одно диво. На третий день после похорон сгорел дом Петра. Сам собой сгорел. Видать дело нечисто.
А скоро Иван домой возвернулся с самоцветным камнем. К брату пошел, а братового дома-то нет. Пепелище снегом замело.
Понял тогда Иван, что слишком поздно возвернулся. Бросил он в сердцах самоцветный камень и ушел куда глаза глядят.
Сказывали, потом вернулся он и стал с Аксиньей жить. Да мало ли наболтать могут? Жить счастливо и дурак сможет, а ты без счастья-то поживи!
Колдовка - колдунья, ведьма
"Смертная привязалась" - заболела неизлечимой болезнью
Студеное море - Северный Ледовый океан
Свидетельство о публикации №225081801524