Грушинка

                Грушинка
                Рассказ из Советского прошлого

    -СызрАнцы на выход! -разносился по вагону казённый голос проводницы, - До прибытия поезда полчаса. СызрАнцы! Кто не успел тот опоздал! На выход! Постели сдаём! СызрАнцы, постели сдаём!
    Проводница прошла из конца в конец вагона, и опять повторила,
    -СызрАнцы, на выход!
    -Что она говорит? -спросил Валерка Глухов, продирая глаза и поднимая голову от подушки, - Засранцы, какие засранцы?
    -Не засранцы, а сызрАнцы, балда, - ответила с улыбкой Маргарита Блестящая, Маргоша, - смотри не ляпни где-нибудь, сЫзранцы услышат, навешают тебе люлей.
    -Блин, а мне показалось, - он покрутил головой, - чёрт те чё, слуховая галлюцинация, - сказал Валерка.
    Маргоша знала, что Валерка любит поприкалываться и дурака повалять, и не поняла толком шутит он на этот раз или нет. Вполне возможно, - подумала она, - что на самом деле, всё он правильно расслышал. Просто ему опять засвербила в одном месте эта его дурацкая привычка всё вышучивать.
    -Давай, вставай, - сказала Маргоша, - я умываться пошла.
    -Вряд -ли это у тебя получится, - зевая, сказал вслед ей Валерка, - туалет уже, наверняка, закрыт, санитарная зона.
    -Посмотрим! – оптимистично сказала Маргоша, и ушла под ритмичный стук колес и покачивание вагона.
    Валерка вспомнил подробности вчерашнего вечера. Они сидели с Димкой Кропачевым, их соло-гитаристом за ужином с водкой и разговаривали за жизнь. Рядом на нижней полке спала усталая Маргарита, не выдержавшая в дороге накала борьбы и злоупотребления.
    -Завтра познакомишься с нашей скрипачкой, - говорил Валерка, - Любка Вольная. Свела, сучка, у нас администратора и уехала с ним в Сызрань. Недоучилась в Ташкентском кульке, но играет великолепно.
    -Кулёк, это что такое? – спросил Димка
    -Институт культуры, - ответил Валерка,
    -А, ну да, мог бы сам догадаться, - сказал Димка, - хорошо играет?
    -Играет виртуозно, -сказал Валерка, - у нас однажды был прикол на фестивале в Караганде. Там кантри-группа «Синяя лошадь», решила подшутить. Играли вместе с ней Чардаш Монти, и гитарист с контрабасистом стали загонять темп,
    -А барабанщик что? – спросил Димка, - он же темп задаёт.
    -Они без барабанщика играли, ну и загнали темп под небеса, у Любки аж глаза округлились, но выиграла всё до последнего мелизма.
    Валерка улыбнулся при этом воспоминании.    

    Вскоре вернулась Маргоша, свежая, и пахнущая зубной пастой «Поморин».
    -Это что за остановка, город Сызрань иль ПопОвка? – спросил Валерка, выглядывая в окно.
    -Поповка, Поповка, - улыбнулась Маргоша, - Сызрань это, тебе говорят.
    -Ты, пожалуй, права, - ответил Валерка, всматриваясь в хмурое утро, - это не Рио-де-Жанейро.
    -Я всегда права, - ответила Маргоша, - туалет уже заперли, так что, кто не успел, тот опоздал, как сказала проводница.
    -Ничего, лаврушкой зажую, - сказал Валерка и полез в рундук за рюкзаком и гитарой.
С верхней полки свесилась взлохмаченная голова Димки Кропачева.
    -Что, приехали уже? - спросила голова, выглядывая в окно, - полем, степом кругом.
    -Это у вас в ДжалтырЕ степь кругом, а тут вишь, то берёзка, то рябина, ещё и куст ракИты над рекой, - ответил Валерка, - давай сползай.
    -Надо Виталика разбудить, - сказала Маргоша.
   Виталик восьмилетний сын Валерки, от первого брака, спал на верхней полке. Ирина, бывшая жена, отпустила его, съездить с отцом на Грушинский фестиваль.
    -А что? Пусть ребенок на свежем воздухе в походных условиях на природе с отцом побудет, а мне надо личную жизнь налаживать, - решила она.
    Виталик проснулся легко, без капризов, он вообще не хныкал никогда, и воспитание получал спартанское.
    -Ой, - сказал он, выглядывая в окно, - а где это мы?
    -Это Сызрань, деточка, - ответил Валерка.
    Поезд заскрипел, тормозя на перроне, под столом звякнули, перекатываясь пустые бутылки, и пассажиры потянулись к выходу из вагона.
 
    Любка с Ганькой жили на окраине Сызрани в какой-то бревенчатой избушке на курьих ножках.
Они, незадолго до описываемых событий, звонили по межгороду в Целиноград, и звали приехать к ним, с тем чтобы вместе потом поехать на фестиваль.
    Привет! – дружно обрадовались все. И приезжие, и встречающие. Хотя незадолго перед этим накануне отъезда из Целинограда в Сызрань. Любка со скандалом выгнала Валерку из своей съёмной комнаты, в которой они с Ганькой жили на Жуковке.
    Был в те годы, такой, популярный в народе, район города Целинограда, где всегда, в любое время суток, даже во времена Горбачёвского сухого закона, можно было купить водку и всё остальное.
    То есть не просто выгнала, а совсем вычеркнула из своей жизни, расплевалась с ним и оборвала всяческие отношения. Правда это произошло не до, а гораздо после второй бутылки водки, когда разговор о музыке и поэзии плавно перешёл на личности.
    -И чтобы я тебя никогда больше не видела! -крикнула она на весь длинный общежитский коридор.
    -Успокойся, ноги моей у тебя больше не будет никогда, - сказал, как отрезал Валерка, - пойдём Маргунчик!
   
    А Ганька, ГанИ Юсупов, был их администратором. Он заделывал им концерты.
    Гани был видным кудрявым парнем, при чёрных кавказских усах, плечистый, высокого роста и с мурлыкающим слегка картавым говором.
    -Настоящий котяра, - охарактеризовала его вокалистка Маргарита Блестящая.
    Однажды весной, когда Валерка сидел на балконе второго этажа малосемейки, которую получил от Домостроительного комбината, и в полном тоскливом одиночестве подбирал на гитаре аккорды новой песни, он увидел, как дорогу переходят трое молодых рослых парней и направляются к его дому.
    -Эх, - подумал Валерка, - какие классные ребята! Дружат, наверное, между собой, а я тут один позабыт, позаброшен и никому не нужен. И некому руку подать и нечего в рюмку плеснуть…
    Но оказалось, что это именно к нему. Потому что, вскоре в дверь позвонили. Валерка открыл, на пороге стояли эти трое и один из них его сосед по квартире, где он жил раньше, в микрорайоне «Б» у матери, как раз и был ГанИ Юсупов.
    После второй трёхлитровой банки пива, когда Валерка жаловался на судьбу, он сказал,
    -А что, Валера, давай я буду у тебя администратором! Я только что приехал из Армении, помогал пострадавшим от землетрясения в Спитаке. Тут пока не нашёл себя. На завод идти не хочу.
    А Валерке как раз нужен был администратор, потому что, в связи с перестройкой и переходом на хозрасчёт и самоокупаемость, этим, унизительным для артиста, делом приходилось заниматься ему самому, то есть брать председателя профкома за пуговицу и рассказывать, заглядывая в глаза, о том какой он хороший.
    Он был готов продавать, в филармоническом смысле, а не в том, каком некоторые могли подумать, кого-нибудь другого, и это было бы нормально. Приходишь и начинаешь расхваливать другого артиста. Какой он талантливый, голосисто поёт! Или голосисясто? Нет, всё-таки голосисто! Как ваши сотрудники будут довольны и какое спасибо вам скажут за культурно проведённое массовое мероприятие, и всё такое… Да и деньги государственные освоите по целевому назначению, для творческого досуга трудящихся!
    А что? Язык подвешен! Наглости не занимать.
    Но в случае, когда другим артистом был он сам, это было ужасно!
    -Во, блин, бывает же такое, - подумал Валерка, услыхав предложение Ганьки, и сказал, - а, давай!
    И вот пошла мазута! Ганька оказался администратором от бога!
    О своих походах по заделке концертов он рассказывал так,
    - Стоит мне с афишами зайти в бухгалтерию или профком, как все конторские курицы млеют от вожделения и легко соглашаются на всё, а что уж там говорить о такой мелочи, как потратить профсоюзные деньги на филармонический концерт.
    ГанИ был мужчиной приятным во всех отношениях, но, как все люди, имел одну маленькую слабость, он был подкаблучником, не мог отказать женщине, тем более любимой, такой, как Любка Вольная, ни в чём.
    А Любка буквально, я говорю вам, буквально ноги об него вытирала.
    Вот Валерка Глухов был совсем другого тестозамеса. На нём, где сядешь, там и слезешь. Лучше и не пытаться. Поэтому у них с Любкой, хотя тоже было, ещё до Ганьки, но не срослось, слишком свободолюбивые натуры обе, или оба, или обои?
    Суров и могуч русский язык, не прощает ошибок зазевавшемуся малограмотному литератору.
    -Ну, как вы тут? – спросил Валерка.
    -Да, ну её к дьяволу! – сказал, Ганька.
    -Что так? – спросил Валерка, - кого это?
    -Она скрипку свою растоптала, - с фатальной болью в голосе и соответствующей интонацией, воскликнул Ганька.
    -Ничего! - недо-опохмелённым голосом проговорила с дивана Любка, - моя шкряба, как хочу, так и топчу.
    -Это плохо, - сказал Валерка, - ну, а живёте как?
    -Нормально, - ответил Ганька, - работаю на фирме тут, одного бизнесмена вожу, - Концертная деятельность накрылась у нас медным тазом. Любка одна всю программу не тянет, продаю её иногда концертным номером на банкеты. Но редко.
    -Но, но! - возмутилась Любка, - кто это не тянет?
    -Так, а на чём она играет, если скрипку раскокала?
    -А мы новую купили, чешскую фабричку, - сказала Любка, лёжа на своём посту, на диване, - а та, старая у меня была мастеровая, ручной работы, ташкентского мастера!
    -За что ж ты её так? – спросила Маргоша, - безжалостно, да ещё ногами.
    -А вот из-за этого чебурека, - ответила Любка, пытаясь ногой дотянуться до присевшего рядом Ганьки.
    -Долго рассказывать, - Любка соскреблась с дивана и пошла жарить яичницу.
    Гости прошли к столу.
    -Познакомься, ГанИ, это наш новый гитарист Дима Кропачев, а это мой сын Виталик, с нами на Грушу едет.
    -Привет, - пожал руку Кропачеву Ганька.
    А Любка посмотрела на нового гитариста оценивающим взглядом, с тем понятным Валерке интересом, с каким она смотрела на всех незнакомых мужчин.
    -Здорово, мужик! – протянув руку Виталику, серьёзно поздоровался с ребёнком ГанИ.
    - Здорово! – хлопнул ручонкой по протянутой широкой ладони Виталик.
    -Ух, ты какой! – засмеялся Ганька.

    -Давайте, завтракать, - предложила Любка, ставя на стол большую чугунную сковородку со шкворчащей яичницей, в которой среди ярко жёлтого солнышка глазуньи на белом облаке, в зелёни мелко нарезанного лука, краснели помидоры.
    -Выглядит аппетитно! - сказал народ.
    Проголодавшиеся приезжие и хозяева дружно набросились на яичницу.
    -Ещё неплохо бывает, если чёрным перцем посыпать, - предложила Маргоша,
    -Ребёнку будет остро, - сказал Валерка,
    -А давай ему на отдельную тарелку положим, - предложила Любка.
    -А может по рюмахе, - спросила Маргоша, - и на фестиваль уже не поедем, а?
    Все дружно засмеялись шутке. Или не шутке?
    -Нет, ребята, мне за руль садиться, я не могу, - отказался Ганька, - а вы пейте, если хотите.
    -Нет, - сказал Димка, - тогда и мы не будем. Да и рано ещё, утро на дворе.
    -Так с вами трезвенницей заделаешься, - мрачно сказала Марго, а Любка добавила,
    - И язвенницей, от разочарования и несбывшихся надежд.
    -Нет, ребята. Давайте отложим заплыв до Груши, - подытожил Валерка, - там оттянемся, как следует.
    -Ага, - сказала Марго, - а кто песни петь будет?
    -Ничего, споём, -ответил Валерка, - где поют, там и пьют,
    -А чё не петь? – подытожил Ганька, - пей, да пей…
    В свете такого многообещающего разговора, Любка предложила,
    -Давайте сегодня и выдвинемся на фестиваль, здесь не так далеко до Мастрюковских озёр.
    -Так мы же сегодня и собирались! – воскликнул Валерка.   
    -А у вас какая машина? - спросила Маргоша.
    -Машина-то не наша, машина шефа, которого я вожу по работе, - сказал Ганька, - он разрешил взять на несколько дней, сам тоже туда поедет.
    -А сам на чём? - спросил Валерка.
    -А он на джипе ездит, - ответила за Ганьку Любка, - и меня катает иногда, - она многозначительно посмотрела на отвернувшегося в этот момент Ганьку, и подмигнула Маргарите.
    После завтрака вся компания, кое-как разместившись в Жигулях-копейке, отправилась на Грушинский фестиваль.
    ГанИ Юсупов за рулём, Любка Вольная, со скрипкой в руках, и палаткой под ногами, естественно, сбоку, а Валерка и Виталик Глуховы, Маргарита Блестящая и Дима Кропачев на заднем сиденье. Виталика Димка взял на колени, а Маргоша забралась на колени к Валерке. Потому, что у мужиков, видите-ли, задницы большие, а у неё маленькая.
     -А давайте-ка сравним!
     -Позже…
     -Не сравнивайте, да несравнимы будете! – сказал Ганька.
     -Несравненны, - уточнила Любка.
     Гитары, рюкзак и карематы засунули в багажник, причём багажник полностью закрыть не удалось, подвязали верёвочкой, чтобы не открылся.
    -Рессоры выдержат? - спросил Валерка,
    -Выдержат, - ответил Ганька, - мащина звэрь, слюший, - весело добавил он с кавказским акцентом, - тут недалёко.
    Дорога прошла весело, хоть и утомила всех.
    Но лучше плохо ехать, чем хорошо идти, - слился в пароксизме консенсуса народ.
    Часа через три заехали на поляну, которая была ещё пуста, лишь кое-где стояли палатки самых преданных и нетерпеливых грушинцев.
    К их группе подошел комендант фестиваля и показал, где поставить палатку.
    -Машину уберите, -распорядился он, - там у въезда, километрах в двух, есть стоянка.
    Выбрали местечко под широко раскинувшим ветки деревом посреди поляны. Поставили палатку. Тут хотя бы полдня будет тень.
    Гора, где предстояло располагаться публике, нависала над поляной с другой стороны протоки, на которой уже была сколочена и плыла в вечность сцена фестиваля в форме гитары.
    Сколько замечательного творческого народа видела эта гитара! А скольким песням озарялась сиянием в ночи эта гора! Всех и не перечислить…
    Остаток дня прошёл в разбивании палатки, собирании хвороста для костра, оборудовании кострища и готовки еды.
    -Слушайте, ребята, - сказал после ужина Валерка, обращаясь к Димке и Любке, - нам бы обнюхаться надо хоть немного.
    -В смысле? – не поняла Любка.
    -Ну, поиграть маленько, обзнакомиться, взрепетнуть, вы же сегодня друг дружку в первый раз видите!
    -А-а, - протянула Любка, - а я не поняла. Сейчас шкрябу возьму.
    Она достала из футляра скрипку, поправила мостик, подкрутила смычок и провела им по струнам.
    -Звук ничего себе, - похвалил Валерка.
    -Всё себе! – поправила Маргоша. Она была очень суеверна и верила во всякие приметы, в частности в то, что слова имеют сакральное значение и могут влиять на судьбу.
    -Мога быть, мога быть, - соглашался Валерка, не желая углубляться в дебри непознанного и недоказуемого.
    Димка Кропачев достал из угловатого самодельного футляра двенадцатиструнную ленинградку, с треснутым и подклеенным эпоксидкой нижним порожком.
    Валерка взял свою старенькую Резонату, и они принялись настраиваться по его губной гармошке.
    В начинающих густеть сумерках к их бивакУ на звуки скрипки и гармошки стали подходить люди.
    -Любаша, ты у нас в материале, - сказал Валерка, - так что, давай, будешь играть вступы и проигрыши, а мы с Димой сосредоточимся на аккомпанементе. Он у нас слухач, так что аккорды ему рассказывать не надо, ему даже тональности говорить не надо, всё на лету схватывает.
    -Ну, поехали, - давай Любаша!
    Над тихой Грушинской поляной, куда за день прибыло немало народу, но до настоящего столпотворения было ещё далеко, поплыли нежные вкрадчивые звуки скрипки в умелых руках, недоучившейся, но от того не ставшей менее талантливой, выпускницы высшего учебного музыкального заведения, сопровождаемые мягким аккомпанементом двух гитар, то синкопированным, то украшенным конрапунктами и ритмическими акцентами арпеджированных аккордов. Валерка вставлял подголоски на губной диатонической гармошке, доставшейся ему от легендарного казахстанского барда. В общем вскоре весь музон зазвучал довольно слаженно. Несмотря на то, что музыканты давно не виделись, а некоторые, такие как Любка с Димкой, вообще до этого никогда ранее не встречались друг с другом.
    -Ну, давайте, споём что-нибудь, - предложила Маргоша, - а то народ решит, что у нас тут инструментальный сейшн.
    Они спели несколько своих песен и почувствовали, что в опустившейся темноте их обступили плотной толпой и пишут на магнитофоны, судя по тому, что над ними повисли с нескольких сторон рыбацкие удочки с привязанными к ним микрофонами. То тут, то там вспыхивали огоньки сигарет.
    В паузе посыпались вопросы:
    -А вы откуда, ребята, а чьи это песни, а кто автор стихов, а кто музыку пишет, а как вы называетесь?
    -Вот она, слава! – прошептал Валерка, на ухо Маргошке.
    -Не кажи гоп, - ответила та, - до славы нам ещё як быкам до ворачки.
    В это время Любка с Ганькой с явным удовольствием отвечали на вопросы любознательных слушателей.
    Потом музыканты устроили перекур и народ стал помаленьку рассасываться, а поняв, что слушать тут больше нечего и кина не будет, окончательно разбрёлся по поляне к другим кострам.

    -Надо нам репертуарную политику обсудить, что будем петь на конкурсе? - сказал Валерка.
    -Давай что-нибудь хохмовое, перестроечное, - предложил Ганька, - сейчас всё можно, свобода, гласность. Горбачёв Азербайджан в Азебаржан перестроил, надо только нАчать и наплюрализировать на всё, и будет нам демократизация с ускорением.
    -Не уверен я, Гани, что это правильная мысль, - сказал Валерка, - обличение совковых гнойников уже всех устало, я предлагаю запеть о вечном и непреходящем.
    -А у тебя, кстати, есть песня посвященная Паганини, - вспомнила Любка, - мы в Боровом её придумали, - очень о вечном, и у меня там классная скрипичная партия, - фрагмент из Компанеллы.
    -Нет, послушайте, мне это нравится: мы придумали! – насмешливо сказала Маргарита, - и не в Боровом, а в Талдыкургане.
    -Ой, да ладно, сейчас будем авторством меряться, - ехидно ответила Любка.
    -Вот именно, - саркастично сказала Маргоша, - сколько волка не корми у медведя всё равно толще, - и едко продолжила, - «какая разница, кто написал, главное кто спел», так что-ли?
    -Это кто-то из поп-звёзд недавно выдал на телевидении, «неважно кем написано, главное как спето!» - сказал Валерка.
    -А-а, - протянул Димка, - это кудрявый белобрысый вокалист ляпнул, из группы «Кредо».
    -Не шибко умное изречение, - оценил доморощенный афоризм Ганька.
    -Может спать пойдём? - предложил Валерка, завтра тяжёлый день предстоит, - а Виталик где? -оглядываясь спросил он.
    -Виталик твой, умница, - сказала Маргарита, - я его в палатке уложила, он спит уже давно.
    -Так может по писярику за приезд? – предложил Димка.
    - Давай, наливай, - с готовностью отозвался народ.
    После того, как допили бутылку водки, Маргарита захотела искупаться. Она тут же в палатке переоделась, и в одном голубом с розовыми вставками купальнике, в котором, при свете костра  смотрелась очень эффектно, отправилась под ручку с Валеркой, который по причине тёплой погоды был тоже в одних плаварях, в обход на другую сторону протоки, туда, где протока заканчивалась и переставала протекать, упираясь в берег.
    Поодаль от помоста, в виде легендарной Грушинской гитары, среди зарослей осоки был песчаный спуск к воде, мерцающей звёздными бликами под луной. Маргоша вначале помочила ножки и решив, что температура подходящая, залезла в воду. Валерка уселся на берегу, слушая плеск волн и блаженные вздохи купающейся…
    -Русалка, блин, - подумал Валерка.
    -Я хочу голой поплавать, - сказала Марго и выйдя из воды по пояс, сняла плавки и бюстгальтер.
    -Кидай мне, - сказал Валерка, но Маргоша привязала купальник себе на шею,
    -Нет, я лучше так, вдруг сюда придёт кто-нибудь.
    Она оттолкнулась от берега и стала плавать на середине протоки. Из тёмной воды во мраке выглядывали то белые ягодицы, когда она ныряла, то грудь, когда она плыла на спине. Наконец накупавшись Марго подплыла к берегу и решила одеть купальник перед тем, как вылезти из воды.
    -Ой, - услышал вдруг её писк Валерка, - я плавки от купальника потеряла!
    -Да ты что! – воскликнул Валерка.
    -Валерочка, достань пожалуйста!
    -Я вообще то купаться не собирался, - ответил Валерка, но нехотя поднялся и полез в воду.
    -Ну, и где ты их потеряла?
    -Вот тут, - повела рукой Маргоша, - где то здесь, я далеко не заплывала.
    Валерка, зябко поёживаясь, нырнул в тёмную воду, куда указала Маргарита, но ничего не нашёл, он нырнул опять и снова впустую. Так он нырял много раз, пока не понял тщетность своих попыток.
    -Слушай, Маргуся, я ведь и утонуть могу, - сказал он, стуча зубами от холода, - или простудиться не дай бог! Или утонуть и простудиться. Их, наверное, течением унесло, тут днём-то ничего не найдёшь, а ночью и подавно.
    -А что же мне делать, - захныкала Маргарита, - это мой любимый купальник, я его днём ни разу не показала!
    -Придётся забыть, - сказал Валерка, - а то я ведь тоже могу пойти на дно вслед за твоим любимым купальником.
    -Ой, как жалко! - простонала Маргарита, - а как же я до палатки дойду?
    -Стой тут, никуда не уходи, я сейчас сбегаю до палатки, принесу тебе что-нибудь, - сказал Валерка и убежал.
    Маргарита, проводив взглядом, как он исчез в темноте, заплыла снова в воду. Бюстгальтер от купальника она всё же надела, но что толку? Без трусов голяком по лагерю полному бодрствующего у костров народа не пойдёшь. А в воде она могла находиться подолгу.
    Ночное, ставшее вынужденным купание доставляло ей удовольствие. Она плыла и сокрушалась о своём купальнике, который отец привёз ей из Югославии, где был в командировке. В Союзе такой купить было невозможно. Она представляла, что её плавки лежат может быть совсем рядом в воде и ей даже казалось, что её ног иногда касается их шелковистая ткань.
    Вскоре вернулся запыхавшийся Валерка, с полотенцем и джинсами.
    -На, одевайся, - сказал он, - не нашёл я твоих трусов, в палатке темно, ничего не видно, побоялся Виталика разбудить. Вот штаны тебе.
    Маргоша вышла из воды, как Боттичелевская Венера, и Валерка укутал полотенцем, прижимая к себе её прохладное упругое тело.

    На следующий день, когда они проснулись поздним утром в душной палатке, нагревшейся от жаркого солнца, вся поляна вокруг была уставлена такими же походными брезентовыми домиками.
    А по склону горы тянулась от железнодорожной станции вниз на поляну по муравьиной тропе нескончаемая вереница людей с рюкзаками и гитарами.
    -Мне в туалет надо, - сказал Валерка, - кто со мной тот герой.
    -У того попа с дырой, - добавила Любка, которая ночью спала тут же, а теперь проснулась и нежилась, млея от близости молодых парней.
    -Я герой! - подскочил Виталик.
    -Ну, пошли искать туалет, - сказал Валерка и повёл сына, взяв за руку и перешагивая через растяжки от палаток, которыми те были привязаны к земле.
    Язык довёл их, пусть не до Киева, но до туалета, который был неблизко.
    Фестивальный туалет, это особая песня! Я бы даже сказал бардовская песня, которую можно предварить лейтмотивом: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»
    Возле брезентовой загородки примерно десятиметровой длины была вырыта траншея, около метра глубиной и повдоль неё на поперечных лагах положены длинные доски. Над конструкцией роились жизнерадостные зелёные мухи.
    А среди них на досках колонной в затылок, ну не совсем, конечно, в затылок, потому что где затылок, а где не затылок, сидели в позе возницы, любители и профессионалы бардовской песни.   
    Каждый терпеливец, независимо от званий и регалий, дождавшись своей очереди, утыкался лицом в спину впереди сидящего, и в меру одарённости совершал необходимое физиологическое действо. Причём начинающие барды могли поучиться у корифеев авторской песни тому, как правильно, с присущим корифеям размахом, осуществлять этот процесс.
    А что вы думаете, это гротеск? Увы и отнюдь. Существовал даже, правда не в этом, а в другом городе, фестиваль под девизом «Сверим наши песни, верно ль я пою…» То есть мало просто петь, нужно петь идеологически и политически грамотно, в рамках жанра, в струе так сказать. Мало по капле выдавливать из себя раба, нужно выдавливать его могучим потоком.
    Как стоящие рядом, страждущие по малой нужде, делали это дело, стараясь не забрызгать сидящих, или наоборот, забрызгать. Это уже зависело от этической целеустремлённости каждого конкретного барда.
    -Ну, ничего, - сказал Виталику Валерка, - мы не по-маленькому и не по большому, мы по быстренькому!
    -Папа, - сказал Виталик, - я раньше такого никогда не видел!
    -О! – воскликнул Валерка, - это местные золотари, золотых дел мастера изобрели такую конструкцию, тебе понравилось надеюсь?
    -Нет, - отрицательно покачал головой Виталик.
    -Мне тоже не понравилось, - грустно сказал папа, - но выбора нам не оставили, будем терпеть.
   
    На обратном пути они наткнулись на лагерь знакомых бардов из Уральска. Те разбили свои палатки в лесочке неподалёку, и обтянули его по периметру верёвкой с разноцветными флажками. Над их лагерем красовалась эмблема: Клуб авторской песни «Белое солнце».
    -А мы тут всей командой через Самару на автобусе приехали, - сказал Валерке знакомый уральский автор Булат Турсунбаев.
    -Кстати, Караганда тут неподалёку, - сказал подошедший к ним Сашка Жиленко, по прозвищу  Грузин, которое получил за то, что жил когда-то в Грузии и любил грузинское вино, женщин и песни, которые пел вместе с Булатом на грузинском языке,
    - У них большой лагерь, несколько палаток и вывеска «Марианна», в честь угольного пласта, который они там копают в своей Караганде.
    -А мы вон там, на солнцепёке под деревом в середине поляны, - сказал Валерка, - заходите в гости!
 
    Когда Валерка с сыном вернулись к своей палатке, они нашли её с трудом, так быстро менялась архитектура и планировка палаточного городка.
    Маргоша уже сварила на костре чай в закопчённом походном чайнике с носиком в форме саксофона.
    -После завтрака пойдём прослушиваться на конкурс, - сказал Валерка, - надо с собой иметь тексты песен в рукописном или напечатанном виде.
    -А я тоже хочу поучаствовать в конкурсе со своими песнями, - сказала Любка Вольная, которая втихаря пописывала песенки про русалок и ведьм.
    -А я могу поучаствовать? – спросил Димка Кропачев.
    -А ты в качестве кого? – поинтересовался Валерка, - у них там три номинации: авторы, композиторы и ансамбли.
    -В качестве автора, - гордо ответил Димка, - я хочу спеть «Посвящение матерям» и «Лепесток», это мои авторские песни.
    -Однако, - протянул Валерка, - я смотрю у нас тут крутой авторский коллектив подобрался, - три автора в одном флаконе. Гремучая смесь! Участвуют все! - воскликнул он, тоном которым говорят: «Танцуют все!» - только без текстов вас даже слушать не будут.
    -А ты думал ты один такой? - спросила Любка.
    -Да нет, вообще-то я знал, что есть ещё Шекспир, Пушкин, - парировал Валерка.
    -Давай, Дима, диктуй, - предложила Маргоша, - я тебе сейчас быстро напишу.
    -Посмотрел я в окно, -начал диктовать Димка, -
    А на улице холод и слякоть.
    Видно, так суждено, -
    Умирать листопаду в Октябрь.
    Листья падают вниз,
    И их давит ногами прохожий.
    Подожди, оглянись,
    А быть может мы с ними похожи?
    Мы ведь тоже должны
    В миг паденья собрать свои силы,
    Вон как напряжены,
    Как бугрятся в листе его жилы.
    Мы ведь так же живём,
    Нас ветрами по свету мотает.
    А быть может на нём
    Не багрянец, а кровь проступает?
   -О! – неплохо, - похвалила Любка.
   -Да не то слово, - сказал, Валерка, - талант, настоящий самородок!
   -Ага, самовыродок, - самоиронично ответил Димка.
   -А у меня тексты напечатаны, я предвидела! – сказала Любка.
   -Прозорливица ты моя, - чмокнул её в щёку Ганька.

    Жюри прослушивало претендентов на конкурс в другом конце поляны под жёлтым выцветшим  навесом от солнца и дождя.
    Это были умудрённые мудростью мудрых заслуженные, легендарные люди, фамилии которых автору даже страшно назвать, настолько они знамениты и овеяны духом времени и эпохальных свершений.
   -Ребята, поём по куплету, народу много, надо всех успеть прослушать! – суетился распорядитель.
   -А как они поймут, по первому куплету, о чем песня, если их у меня в ней 24? – спрашивал очередной прослушиваемый.
   -Не переживай, - говорил распорядитель, - эти люди всё поймут с трёх нот, вы же им текст отдали!
   -Вот, - прекрасная рубрика для музыкальной телепередачи! – сказал Валерка на ухо Маргоше.
   -Ага, - кивнула та, - так и назвать: Оцени песню с трёх нот!
   Когда пришла их очередь, распорядитель спросил, - А вы у нас в номинации ансамбли?
   -Нет, - сказал Валерка, - я в номинации авторы, - а это со мной, хотят вместе на гитаре выступить.
   Они подошли к столу, где сидели мэтры бардовской песни. Валерка сыграл короткое вступление и Марго запела:
   -Над грешной землёю, над скошенным полем,
   Над племенем скорби надежды и зла,
   Взлетела мелодия муки и боли,
   Надрывно заплакали колокола,
На этих словах Валерка подхватил, и они продолжили в терцию:
   -И, словно Христос в Аравийской пустыне,
   Безумной толпою распятый пророк,
   Волшебную скрипку берёт Паганини,
   И дрогнули струны, и взвился смычок…
   -Всё, всё, - закричал, махая руками распорядитель, - по одному куплету, больше нельзя.
   Тут худенький седенький дядечка в шортах, видимо главный в этом жюри, сказал,
   - Постойте, Исаак Израилевич, что ж вы на самом интересном месте прервали, пусть уже поют.
   -Так ведь регламент, Александр Моисеевич, всем по одному куплету!
   -Ну, что ж вы так в букву регламента, упёрлись? – досадливо спросил председатель жюри, - дайте песню дослушать, очень интересно!
   И он продолжил, обращаясь к замолчавшим и растерянно мнущимся музыкантам,
   -Давайте, ребята, ещё разок с самого начала и до конца, - закончил он фразу, возвышая голос и испепеляюще глядя на распорядителя.
   Ребята с энтузиазмом на высоком эмоциональном накале, допели песню, в которой нашлось место и виртуозному скрипичному соло на тему Компанеллы, и кульминационному вокальному взлёту, и трагической, но жизнеутверждающей коде, до конца.
   -Замечательно! – похвалил председатель жюри, - аж мурашки по коже!
   И он продолжил, обращаясь к музыкантам, - Поздравляю, вы будете участвовать в конкурсе!
   А Диму Кропачева и Любашу Вольную, которые выступили со своими песнями, и им дали спеть,  строго по регламенту, каждому по одному куплету, в конкурс не допустили.
   -Конечно, - говорила жалобно Любка, идя к палатке, - вашу песню целиком прослушали, а наши только по куплету.
   -Не расстраивайся, Любаша, - сказала Марго, - какая разница ваша или наша, ты же в этом тоже участвуешь, завтра всех порвём!
   Они направились к своей палатке. В это время пошёл слепой дождь.
   -Папа, а почему называют дождик слепым? - спросил Виталька, который везде следовал за ними следом.
   - Слепой дождь, сынок, - ответил Валерка, - это когда солнце на небе, а дождик всё равно идёт, как будто ослеп и не видит что солнышко светит!
   В это время, идущий навстречу седой и кудлатый мэтр бардовской песни сказал им:
   -Ребята, что же вы так с инструментами, под дождём, разве можно? Они же испортятся!
   Ребята ошеломлённо остановились, и Валерка молча развёл руками, а Димка с Любашей переглянулись, и почти в один голос сказали:
   -Блин! – а Валерка продолжил:
   -Вот мэтра сразу видно! Он настолько прав, что ответить просто нечего! Нет слов! Сами-то мы, дураки, не понимаем, что влага вредна для инструментов…
   А восьмилетний Виталик крикнул вслед удаляющемуся мэтру:
   -Дяденька, выключите дождик, пожалуйста, вы ведь можете!
   Но тот ничего не ответил, он уже строго выговаривал что-то другому молодому и неразумному дарованию.
   Дождик неожиданно прозрел, увидел, что на небе сияет солнце и прекратился.
   -Смотри-ка, малыш, дождик тебя услышал! - сказал Виталику Димка.
   Народ по фестивальной поляне валил, как по Арбату, колонной по десять человек в ряд в одну сторону и такой же в другую. Травку, уже изрядно повытоптали и под ногами после дождика, расплывалась киселём жидкая грязь.
   Чуть поодаль в сторонке стоял одинокий рокер с табличкой «Отринут, но не сломлен!» и пел песню «Шизгарес» голландской группы Шокинг Блу на английском языке, с, утрированным до неузнаваемости, произношением: «Шизгарес, ё бейбе шизгарес!»

   По пути заглянули к уральцам. Те растянули широкий целлофановый навес над своим лагерем и пели песни, под водочку и чаёк из самовара. Это выглядело очень аппетитно!
   -Давайте к нам, ребята! – пригласил их Сашка Жиленко.
   Ребята не отказались, у них вообще не было такой привычки, отказываться.
   Как дела? То да сё, выпили по чуть-чуть, потому что ещё петь собирались на вечерней сцене.
   -Помните Лёху Затокина? – спросил Булат,
   - Помним, - ответили Валерка с Маргаритой, - у него ещё машина была военная Опель-капитан.
   -А помнишь, как вы обсуждали достоинства его машины? – спросил Сашка Иванов. Ещё один уральский приятель Валерки и Маргариты.
   -Помню, - сказал Валерка,
   Маргарита встряла в разговор и продолжила, - он Валерку спрашивает, «А знаешь какая толщина железа в её обшивке?», - Валерка, - «Какая?», -А Лёха говорит, -«До хрена!», - а Валерка, так уважительно с пониманием, - «Да-а!»
   Народ засмеялся, а Булат сказал,
   - Помер Лёха в этом году на майском сплаве.
   -Да ты что! - горестно воскликнули друзья.
   Причалили к СаУркину яру на ночлег, он наверх поднялся, присел на камень и умер. Вот так…
   -Ой, как жалко! – печально прошептала Маргарита.
   -А кто это? – спросила Любка, - я его знаю?
   -Навряд-ли, - ответил Валерка, - ты же с нами в Уральске не была.
   -Давайте помянём, - сказал Сашка Иванов, - классный был парень!
   -Царствие небесное, - сказала Маргарита, - светлая память, - и перекрестилась.
   Помянули, помолчали.
   -Ну, мы пойдём, - сказал Валерка, - нам ещё взрепетнуть надо. Заходите в гости.
   
   Но порепетировать спокойно им не удалось. Как только зазвучала скрипка, гитары и Маргоша с Валеркой запели, народ подвалил к их палатке с микрофонами и стал азартно записывать. Вскоре, как накануне, вокруг выросла толпа и к ним потянулись через головы сидящих и стоящих в первых рядах удочки с микрофонами тех, кто был в серёдке. Так что в итоге репетиция опять превратилась в концерт.

   Вечером они отправились на сцену, где был свободный микрофон и выступали все желающие.
   Там царил полный бардак и неразбериха. Никакого порядка и очерёдности не было, а если было, то никто их не соблюдал.
   -Ну, что, ребята, - обратился Валерка к своим, - «я навсегда запомню чувство локтя, который мне совали под ребро»! Будем брать сцену приступом?
   Маргоша с Любкой выдвинулись вперёд и потеснив кого-то из замешкавшихся, или донельзя интеллигентных бардов, протиснулись по узкой лесенке, на деревянный помост, а за ними влезли и Валерка с Димкой.
   Из публики, окружившей сцену, им помахали Сашка Иванов, Булат и Жиленко.
   -Давайте, ребята!
   Наспех поправив микрофоны, квартет из двух гитар, скрипки и вокалистки, сыграл вступление, но как только Марго запела своим по природе академическим, но вполне бардовским в рамках жанра, голосом первую ноту, из-под деревянного помоста, послышался в унисон вой собаки. В публике раздались смешки. Валерка уже давно приметил эту рыжую колли. Он уже хотел было остановиться, но вой вдруг стих, напоследок сдавленно мявкнув по-кошачьи. Видно, кто-то зажал псине пасть.
   Всё-таки им удалось спеть свою заветную песню, и под свист, овации и крики «Браво!» они спустились со сцены.
   Через громкоговоритель над поляной с очаровательным картавым еврейским выговором разнёсся голос распорядителя, незабвенного Исаака Израилевича:
   -Дорогие друзья, участники и зрители, сегодня нас на двадцать таком-то Грушинском фестивале присутствует 130 тысяч человек! Завтра вечером на гитаре состоится гала-концерт лауреатов и дипломантов. А в воскресенье утром на дополнительной сцене будет весёлая чайхана. Со списком участников вы можете ознакомиться возле судейского шатра.
   К ним подошли уральцы, держа за ошейник провинившегося колли,
   -Вот кто вам петь мешал, - сказал Сашка Иванов, - подводя к Валерке собаку.
   -Иванов её под сценой поймал и скрутил, - сказал Булат, - молодец, я думал, она его покусает.
   -Спасибо, ребята! - с чувством сказала Маргарита, - вы спасли меня от несмываемого позора!
   -Музыкальная собачка, - сказала Любка, гладя белый загривок огненно-рыжего колли.
   К ним подошла хозяйка собачки и окликнула её, - Килька, вот ты где! Спасибо ребята, что поймали, мою Килечку, совсем от рук отбилась.
   -Да ничего, -сказал Иванов, отдавая собаку, - грамотная собачка, общительная.
   -Мои знакомые завели кошку и назвали её Селёдка, - сказал с усмешкой Димка, - уменьшительно-ласкательно Селя, Селечка, а тут собаку зовут Килька!
   -Тоже видишь, - откликнулась Любка, - ласково зовут Киля, Килечка, а вы все меня Любка, да Любка.
   -Господи, - сказала Маргоша, - куда мир катится? Кошек рыбьими кличками называют.
   -Ну, что, - сказал Валерка, - пойдём к судейскому шатру, поищем себя в списках на гала-концерт.
 
   В списках на гала-концерт второй сверху красовалась надпись: Валерий Глухов, Целиноград, номинация авторы.
   -А про нас ничего не написано, - сказала Маргоша и надула губы.
   -А мы бойцы невидимого фронта, - сказала Любка.
   -Да ладно вам, - урезонил девчонок Димка, - все вместе одно дело делаем. Валерка – наш
фронтмен, только и всего.
   -Вот именно! - поддакнул Валерка.

   Гала концерт, это центральное действо Грушинского фестиваля. Публика засветло с карематами и другими матами, забирается на пологую гору, которая служит амфитеатром, чтобы застолбить место в импровизированном зрительном зале. Внизу под горой находится протока, на которой располагается плавучая сцена в виде лежащей на воде гитары. Эта гитара появилась ещё в мохнатом 1970 году и с тех пор так и плавает там, ежегодно обновляясь, а с этого лета где-то неподалёку будут плавать с ней и Маргошины плавки.
   Когда стемнело, Валерка со товарищи явился к сцене, на которой уже выступали заслужившие это всем своим подвижническим бардовским образом и подобием жизни, убелённые сединами мэтры.
   -Милая моя, солнышко лесное, где в каких краях встретишься со мною? – звучал вечный безответный вопрос.
   Если публике на горе нравилось, то, что излагали поющие со сцены, то вся гора озарялась огнями у кого что было горящего, спички, фонарики, зажигалки или просто глаза, пылающие во тьме.
   К сожалению, в тот год во время концерта и особенно на выступлении Валерки в составе их замечательного квартета, пошёл дождь.
   Но Любаша героически мокрым смычком с попавшей внутрь скрипки через эфы водой, сыграла свою партию. Между прочим, никто ещё не придумал как играть на скрипке вниз эфами. Спели песню про Паганини точно без фальши, с большим чувством и воодушевлением, сдувая с носа дождевые капли прямо на микрофоны.
   Нет, ребята, я всё понимаю, но придумать и соорудить навес на случай дождя можно было? Или весь брезент у вас ушёл на туалет? Ну, ладно не об этом сейчас…
   Гора отозвалась восторженными криками, аплодисментами, сиянием и чуть ли не фейерверком. В общем дебют прошёл с успехом! А скрипке и гитарам ничего не сделалось, по крайней мере на первый взгляд. Побулькает водичка и перестанет.
   Дождь с переменным успехом, то затихая, то усиливаясь, шёл, как назло, весь концерт лауреатов.
   Промокшая публика стоически дожидалась итогов конкурса и оглашения победителей. Любой из озябших мокрых зрителей мог бы с полным правом потребовать, за свой героизм, как приговорённый к 15 суткам мелкий дебошир из фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», - Огласите весь список, пожалуйста!
   И вот, после того как выступил последний участник, жюри немного посоветовалось, и наконец-то стало вызывать для награждения дипломантов и лауреатов.
   Начали с мелких отличившихся, типа призёров зрительских симпатий, самого молодого участника и т.п.
А потом уж добрались и до дипломантов и лауреатов.
   И вот. О, вожделенный миг!
   Ведущий объявляет:
   Званием лауреата Грушинского фестиваля, медалью, ценным подарком и специальным призом журнала «Музыкальная жизнь», - годовой подпиской на журнал за оригинальное мелодическое решение награждается Валерий Глухов, город Целиноград.
   -Иди, иди скорее, - подтолкнули Валерку в спину Люба и Маргоша.
   Валерка на разъезжающихся по мокрой траве ногах выбежал на сцену, где ему под аплодисменты насовали полные руки всего лауреатского, и сверху на шею повесили медаль с рельефом самого Валерия Грушина и надписью «Лауреат». Это был полный, ну, почти полный триумф, потому что, после него вызвали ещё кого-то и тоже чем-то наградили. Так что Валерка, вроде как, оказался не первым, а вторым победителем, но это его вообще никак не взволновало.
   На самом деле лауреатов назначили целых четверо душ. И около десятка дипломантов. А кто первый, кто второй, - это уже разбирайтесь, ребята сами, - Вероятно, так решило мудрое жюри.
   Закончилось награждение, и дождь закончился вместе с ним.
   Народ двинулся разбредаться по своим палаткам.
   -Ну, покажи, что там в этой красивой коробке? – попросила Любка.
   В коробке оказался электрический самовар шаровидной формы с витиеватой надписью «Волжанин».
   -Классная вещь, в походах очень необходимая, - сказал Валерка,
   -Жаль, что они к нему электрический генератор не присовокупили, - заметил Димка.
   -Да, - озадаченно протянул Валерка.
   -Ну, это надо обмыть! – подсуетился Ганька, - давайте за лауреата!
   -Я считаю, - сказал торжественным и искренним тоном Валерка, - что это наша общая совместная победа! Давайте выпьем за нас, за наш общий успех!
   -Давайте, - все выпили и закусили холодной тушёнкой из жестяной банки стратегических военных запасов.
   -Хорошую тушёнку раньше делали, - сказал Димка, - одно мясо.
   -Ну, - сказал Гани, - разливая водку по походным алюминиевым кружкам, - между первой и второй, наливай ещё одну.
   -Давайте выпьем за автора, - сказала Любка, - он у нас молодец, талантливый парень во всём, и главное умеет держать нос по ветру.
   -Что ты имеешь в виду? – спросил Валерка, чуя скрытый подвох, - мы же вместе составляли репертуар, обсуждали, что будем петь. Все согласились, что петь надо о вечном, перестроечная тема не прокатит.
   - Ребята, - вмешался Димка, - давайте выпьем, потом будете выяснять у кого яйца круче.
   Выпили по второй.
   -Ты молодец, - продолжала развивать свою мысль Любка, - на свою песнюшку притащил кучу народа, обставил её со всех сторон и скрипкой и гитарами, а все лавры себе присвоил.
   -Вообще-то он её сочинил, на всякий случай! – сказала Маргарита.
   -Да, что я присвоил? – возмутился Валерка, - хочешь самовар тебе отдам.
   -Да пошёл ты со своим самоваром, - ответила Любка, - я чувствую, что мной попользовались, за самовар у меня ещё не было!
   -А за что было? – ехидно спросил Гани.
   -Любаша, ну что ты говоришь? - пытался урезонить её Валерка, - ну, кто попользовался!
   - Ты! - истерично воскликнула Любка.
   -Так, - невовремя встрял Ганька, - Любочке больше не наливаем.
   -А ты вообще молчи, альфонс, - закричала Любка, - ты за чей счёт работу на фирме получил?
   -О-о! - сказал Димка, я пойду, пожалуй, покурю, - и он удалился в предрассветную мглу.
   -Люба, успокойся, - сказала Маргарита,
   Но кого, когда слово «Успокойся» успокаивало, тем более после воды в скрипке, чужого внутренне неразделённого успеха и выпитой водки?
   -Что ты меня как девочку успокаиваешь? - ответила Любка, - я тут за твоего жеребца под дождём, как дура корячусь, инструмент порчу, свой талант в землю зарываю, а ты мне «успокойся»!
   -Ну, вот и успокойся, - ответила Марго.
   -А ты знаешь, что я его шефа сызранского, - Любка кивнула на Ганьку, - ублажала, а Ганька смотрел?
   -По-моему, тебе самой нравилось, - огрызнулся Гани, - при твоём-то темпераменте.
   -Да, заткнись ты! – крикнула Любка, - давай, собирайся, пошли отсюда, в машине переночуем, а завтра ноги моей здесь не будет, и ты, Валерка, больше не звони мне, я с тобой на одном гектаре по большой нужде не сяду!
   -Вообще-то вы сами нам позвонили и предложили вместе на Грушу ехать, - растерянно сказал Валерка, - не сядешь, так не садись.

   Ночи в июне короткие и рассвело рано. Поляна была полностью уставлена палатками, тут и там поднимался дым от костров, Груша не спала. Отовсюду доносились песни и звон гитар.   
   Где-то взрывался смех, а здесь вот на лауреатском биваке вовсю бушевала ругань.
   Любка с Ганькой подхватили свои вещички и ушли к своей машине на парковку.
   -Не обращай внимания, - сказала Маргарита, - это её от зависти жаба задушила.
   -Я понимаю, - сказал Валерка, - но всё равно странно это, вроде как все вместе, заодно, я считал нас командой, а тут вон тебе что…
   Валерка с Маргушей посидели ещё немного, допили водку за тех, кто не с нами, и завалились спать в палатку, где уже давно выводил носиком трели Виталька.
   Вскоре к ним присоединился Димка.

   Утро выдалось солнечным и жарким. Солнце припекло и в палатке стало душно.
   Марго проснулась от жары, но вставать ей не хотелось. После вчерашних событий она не выспалась. Рядом спали парни. Валерка, Димка и маленький Виталик.
   -Валерке жара нипочём, он холод не любит, а в жару чувствует себя прекрасно, - неторопливо рассуждала Маргарита, - а я жару плохо переношу.
   В этот момент пОлог их палатки распахнулся и в проёме показалась голова уральца Сашки Иванова. Он стоял на корточках, и пригнувшись заглядывал внутрь. В обеих руках он держал по высокому, облепленному изнутри пузырьками, прозрачному бокалу Шампанского.
   -Ну, где тут наши лауреаты? – громко сказал он.
   -Саня! – радостно воскликнула Маргоша, - Иванов, красавчик, я тебя обожаю! Где ты в лесу Шампанское раздобыл?
   -А тут на дереве дупло с Шампанским, - с улыбкой сказал Иванов.
   -Ух, ты, оно холодное! Как тебе удалось?
   Валерка при громких звуках заворочался и открыл глаза,
   -Привет, Саня! – сонным голосом сказал он, - что это тут? Шампанское!
   -Шампанское для лауреатов, - громко провозгласил Иванов.
   -Это нам? - недоверчиво спросил Валерка, - Давай, давай! О! Саня, ты просто кудесник, любимец богов!
   Валерка с Маргошей взяли из его рук бокалы, а Сашка, как фокусник вытащил из-за спины початую зелёную бутылку, - Ну давайте, - сказал он, - хочу чокнуться с лауреатами. Поздравляю с победой!
   Они не успели допить свои бокалы, как проснулся Димка и тоже захотел Шампанского.
   -А я не люди? – шутливым тоном спросил он.
   -Люди, люди, - засмеялся Иванов, и налил в Валеркин фужер Шампанское для Димки.
   -Ну, давай за профессионализм!
   Димка выпил и блаженно выдохнул, - вот, есть ведь в жизни счастье!
   -Есть, - ввернул Валерка свою любимую шутку: - счастье есть, оно не может не есть!
   -Кажется. утро становится многообещающим, - весело сказала Маргоша, - вылазьте, мужики, мне одеться нужно.
   На поляне под деревом было чудесно!
   -Ну, что, - сказал Валерка, - давайте костёр разводить, керосинка худой совсем.
   -А пойдёмте к нам, - предложил Иванов, становясь кудесником до конца и во всём, - у нас уже стол накрыт. Ребята ждут.
   Из палатки послышался голос Маргоши, - а пойдёмте, правда! Сейчас я только Виталика соберу.
   -Но мы с пустыми руками не пойдём, - сказал Валерка, - Димка, доставай тушёнку, овощи, -
он принялся рыться в рюкзаке, - у нас ещё водка должна быть. Вот она!
   -Ничего не надо, у нас всё готово уже, - отказывался Иванов, - только вас ждём.
 
   Уральцы были не одни, к ним присоединились знакомые барды из Караганды и Темир-Тау.
   На небольшом походном мангале жарился шашлык.
   -А ещё у нас есть целый кег пива. – сказал Булат Турсунбаев, - холодненький, мы его в землю закопали, для сохранности.
   -Булатик, давай дружить, - как лисичка, завиляла хвостиком Маргошка.
   -Как дружить? – удивился Булат, - я думал мы давно любим друг друга!
   -Конечно, конечно, - торопливо согласилась Маргарита, - я на всё согласна, за кружку пива, я готова на всё!
   Народ следил за их диалогом посмеиваясь.
   -Любовнички, - сказал Валерка, - давайте, прежде чем предаться любви, ребёнка накормим. Виталик, - подозвал он сына, - на вот тебе чашку, он сунул в руки Виталику алюминиевую посудину, сейчас тебе дядя Саша каши положит.   
   Сашка Жиленко взял поварёшку и навалил в миску свежей перловой каши с тушенкой из котла, который стоял возле потухшего костра.
   -Вот тебе ложка, - вручил он в руку Виталика деревянную ложку расписанную под хохлому, - садись сюда на бревно, ешь осторожно, горячая.
   -Спасибо, – сказал Виталик и стал кушать кашу.
   -Потом чаю тебе налью со сгущёнкой, любишь со сгущёнкой?
   Виталик кивнул.
   -Молодец! - сказал Жиленко.

   Через несколько минут и глотков целебно-оздоровительного золотистого напитка из кега, вся имевшая место быть некоторая скованность присущая воспитанным людям в малознакомой компании исчезла совершенно.
   Карагандинцы настроили гитары и запели.
   -«В салуне «Севен муне», услада для души,
   И девушки, и вина, и музыканты хороши!
   В салуне «Севен – муне» оставь свои гроши,
   Седлай свою кобылу и в прерию чеши.»
   -А у вас ещё и банджо, есть! – удивился Валерка.
   -А как же! Мы кантри-группа «Майкудук», - сказал карагандинец по прозвищу Орфей. У нас в Майкудуке, как в ихнем Кентукки! Такая же прерия, брат!
   Димка Кропачев достал принесённую с собой гитару, с которой он никогда не расставался.
   Потому что, их ещё по приезду сразу предупредили, что барды, хотя и поют о вечном и непреходящем, но ничто человеческое им не чуждо, возьмут, без спросу гитару поиграть и забудут вернуть. Не то чтобы упрут, а просто забудут положить на место… Забывчивые люди, кроме своих душевных песен, ничего не помнят.
   Димка стал подыгрывать карагандинцам, потом темиртаусцам, а потом всем подряд.
   -Красавчик, отлично попадает! - похвалили Димку барды.
   -Слушайте, ребята, там же чайхана идёт, вы пойдёте смотреть? – спросила Маргарита.
   -Нет, не пойдём, - ответил Сашка Жиленко, по прозвищу Грузин, - нас и тут неплохо кормят, шашлыки готовы, давайте под пивко!
   Потом он взял гитару и дуэтом с Булатом запел свою любимую песню про Тбилиси на грузинском языке:
   Нетав сад арис кидев ца,
   Удзирод лурджи халаси
   Сцоред исети рогорц шениа,
   Наиареви тцарсули,
   Нангреви нарикаласи,
   Чагарасавит шемогрчениа.

Это было красиво, всё таки в мужском дуэте, есть особая, ни с чем несравнимая прелесть!
Валерка с Маргошей, как смогли подхватили, изображая грузинский хор:

   Тбилисо, мзис да вардебис мхарео,
   Ушенод сицоцхлец ар минда,
   Сад арис схваган ахали варази,
   Сад арис чагара мтатцминда!
 
   -Ах, как хорошо! – воскликнул Сашка Жиленко, по прозвищу Грузин, ребята, давайте выпьем за мою любимую Грузию!
   
   Этот день был воскресным. Фестиваль заканчивался. Поляна потихоньку стала пустеть. По муравьиной тропе вверх на гору потянулись, сгибаясь под рюкзаками, барды с гитарами. Фестивальные выходные заканчивались и многим в понедельник нужно было выходить на работу.
   К их костру подходили туристы и спрашивали,
   -Ребята, вы остаётесь или уходите?
   -Остаёмся, - отвечал Валерка,
   -Тогда вот вам продукты, у нас лишнее, не хотим тащить на гору.
   В итоге им наволокли продуктов на месяц безбедной сытой жизни. Хлеб, крупы, картошку, тушёнку. Водки не наволокли. Сами выпили. Неужто водку с собой обратно потащат?
   Виталик подружился с такими же туристическими детьми, и бегал с ними по поляне, то за мячиком, то за велосипедом.
   После обеда за уральцами пришёл автобус, и они, попрощавшись, уехали в свой Уральск, через Самару. Тогда ещё, в 1989 году, границы между Казахстаном и Россией не существовало.
   Тогда этот волжский город ещё по-советски назывался Куйбышев, но народ, что по-старому, что по -новому всегда звал его Самарой.
   Когда уехали уральцы, стало грустно и одиноко. Но это состояние продлилось недолго, потому что почти сразу же Маргоша познакомилась с джазовым дуэтом из Ташкента, и музыкальное общение продолжилось уже в другой географической и музыкальной плоскости.
   Но тем не менее настроение уже было отвальное. Тем более, что поляна практически опустела.
   А тут ещё, как назло, погода установилась специфическая. Утром солнце, а в обед дождь. Валерка с Димкой только разложат палатку для просушки, как начинается дождь и её опять нужно второпях ставить. Не станешь ведь собирать мокрую. Таким образом в ожидании погоды и общении с ташкентцами, на пустой поляне Грушинского фестиваля прошло несколько дней.
   -Ничего, - усмехалась Маргоша, - хоть палатку научитесь ставить!
   Наконец всё же выдался сухой вечер, ночь без дождя и солнечное утро.
   Наши герои попрощались с ташкентцами, у которых ещё оставалось несколько дней отпуска, и они никуда не торопились. Собрали палатку и нагрузившись рюкзаками, отправились на восхождение по муравьиной тропе на гору, где проходила железная дорога и находилась станция электрички до Самары. Кто бывал на Грушинском фестивале, те знают, какой это тяжёлый путь до самого верха горы.
   Такой же тяжёлый, как путь на фестивальную гитару…