Камчатские гастроли часть 2

                Камчатские гастроли
             Таёжный рассказ из Советского прошлого
                продолжение   

    Автора преследует одно навязчивое воспоминание о том, как их творческий коллектив давал концерт на каком-то рыбозаводе То-ли Хайрюзовском, то-ли Крутогорском или рыбной базе, где в огромном количестве буквально до неба, стояли стеллажи бочковой тары в которой видимо засаливали и транспортировали рыбу, красную рыбу, а может быть и икру, на памяти автора, они были деревянные с металлическими обручами и  навалены огромной пирамидой до самого верха, а где это происходило, автор совершенно не помнит. Так что радЕтели географии и точной топонимики, могут опять автора ущучить за тёплое несоответствие и предъявить ему по полной.
   И вот примерно там же, то ли в Палане это происходило, то ли где, их повезли на самоходке, на гусеничной такой полувоенной полусеверной таёжной самоходке. Вобщем на транспорте повышенной проходимости на концерт. Девчонки сразу обрадовались,
   -Ой, - говорят, - как хорошо! Мы поедем на самоходке! Ура! Мы поедем мы помчимся на самоходке утром ранним и отчаянно ворвёмся прямо в снежную зарю-у-у!
   А в эту самоходку надо было по узенькой, неудобной лесенке, сваренной из арматуры через узкое отверстие забираться в крытый кузов. Так вот весь творческий коллектив забрался в самоходку и расселся там, на узеньких жёстких скамьях. А ушлый Моисей Израилевич устроился на пассажирском месте рядом с водителем. Он был видимо уже опытный и знал, что самоходка плавно не поворачивает, а едет по прямой, а потом, никого не предупреждая, и не тормозя, резко поворачивает куда ей надо, совершенно непредсказуемо для тех, кто сидит в кузове и артисты при таком движении, начинают хвататься за всё что придётся, в основном за воздух и в итоге как горох мотыляются по всему кузову вместе с инструментами, визгом и воплями.
   Поэтому, друзья, когда едете на самоходке, нужно очень держаться за поручни, которых нет и не прислоняться к дверям. Потому что, «Осторожно, двери открываются… Следующая станция Краснопресненская!».
   Когда творческий коллектив, вернулся в Петропавловск на заключительную серию концертов, которая была Моисеем Израилевичем заделана в самом городе, по разным производственным предприятиям, то местные барды, ревнители чистоты жанра, которым так не понравился репертуар и качество исполнения песен, в их первый день по приезде.
   Все перебывали в гостиничном номере у творческого коллектива. Возможно их привлекали симпатичные участницы трио, в котором одна девушка, скрипачка Светлана Вольная была, по-видимому, свободна. А может быть неудовлетворённое творческое эго и нереализованная любовь к прекрасному.   
   Один из Камчатских поборников чистоты бардовского жанра Григорий Конев, рассказывал им с гордостью, про своего отца, который писал замечательные песни с неподражаемым местным камчатским колоритом. Григорию действительно было кем гордиться. Одна из песенок про коряка по имени Оя, содержала такие строки «Только заалеет зорька на востоке залетают утки на лесной протоке, А утки хама хама хама, ик ик ик. Позабыл патроны, вот какие шутки, пока Оя домой бегал, улетели утки.» Вот такая забавная песенка со счастливым для уток концом!
   Ещё приходил тот самый лысоватый здоровяк, которому не понравилось слишком хорошее пение. Автор коллектива Валерка Глухов спел ему новую только что написанную им песню про Авачинскую бухту, которую как-то однажды увидел погруженную в густой туман. Там были такие строчки
   «Пока под погрузкой стоит сухогруз, тельняшку отдай, но напейся», - лысоватый здоровяк поправил,
   - Наши мореманы говорят не напейся, а налейся.
Ну, авторы коллектива ребята скромные к здоровой критике восприимчивые, так что Валерка легко согласился и с тех пор эту песенку, творческий коллектив так и поёт. Не напейся, а налейся, но в соавторы лысоватого здоровяка не позвали. Хотя и дружественный жанр. Большой привет!
   В один из первых дней после возвращения в Петропавловск Моисей Израилевич повёз трио на телестудию. Они въехали на Никольскую сопку над морем, где расположена телестудия и там с ними сняли передачу, где Валерка казённым голосом рассказывал о том, как им понравилась Камчатка, какие тёплые приёмы им оказывали, как они пели песни у коряков и чукчей в чуме, и всё такое. Маргарита вставляла свои реплики и дополнения, Светлана улыбалась в камеру и теребила смычок. Когда ведущая обратилась к ней с вопросом
   -А вам что больше всего понравилось на Камчатке?
    Светлана простодушно ответила,
   Мне всё очень понравилось, такой рыбный край, так много всякой вкусной рыбы! Жаль, что пива совсем нет…
    Напоследок они спели новую песню, которую Валерка написал про Камчатку «Бухта Авача»
   В конце их передачи ведущая сказала,
   -А в заключение, уважаемые телезрители, я вам прочитаю стихи на слова Евгения Евтушенко.
   Трио прыснуло со смеху и выкатилось из студии.
   Петропавловск-Камчатский, если кто не знает, стоит на берегу Авачинской бухты у подножия вулкана, который называется Авачинская сопка. В бухту впадает протекающая через город речка Авача, ещё там есть гостиница «Авача», ресторан «Авача», в общем город находится весь под знаком Авачи.
   А наш творческий коллектив поселили в гостиницу, которая называлась «Петропавловск». Причём в один двухкомнатный номер люкс. Ну, люкс был так себе на троечку. Питаться артистическая троица бегала в соседнюю столовку, но однажды там покушав, чего-то неопределяемого и неудобоваримого, перестало туда бегать, а стало закупать морепродукты в виде голов палтуса горячего копчения и питаться ими прямо в гостиничном номере.
   Ребята, это был незабываемый кулинарный изыск! Почти полмесяца всё трио питалось этими палтусовыми головами, и они не приелись! Это удивительный гастрономический факт.
   Администрация гостиницы совершенно безответственно сквозь пальцы смотрела на то, что у них в одном гостиничном номере проживают незабракованные, в смысле на состоящие в законном браке молодые люди двух совершенно разных полов. К тому же две девицы и один мужчина! Просто шведская семья какая-то! Это при том, что секса в Советском Союзе тогда ещё не было. И в других гостиницах, когда трио гастролировало по разным городам Советского Союза. Коридорные дежурные дамы от неглубокого удовлетворения своей личной жизнью или от глубокого неудовлетворения, Когда трио репетировало в номере допоздна, приходило и под дверью орало
   -Гости разрешаются до одиннадцати! Расходитесь по своим номерам!

   Ещё ситуация с Пашей Лохмачём была забавная. Он по вечерам играл в ресторане, как простой кабацкий лабух. И почему-то в бардовских кругах шибко стеснялся этого факта. А чего стесняться? Нормальная работа и профессия, не хуже других. Есть только две позорные профессии воровство и убийство, а все профессии, которые с этим не связаны, достойны и престижны. А он почему-то стеснялся. Видимо ему местное бардьё напело, что он святые бардовские идеалы разбазаривает по кабакам и кроме того,
   -Ты музыкант грамотный, - говорили они, - ноты знаешь. А мы то - неучёные, а с тобой, учёным, нам приходится конкурировать. К тому же ты лабух, лабаешь в ресторане, артист филармонический. А мы самоучки. Поэтому мы настоящие барды, а ты к нам примазался.
    В то советское время все музыканты в кабаках работали исключительно от филармоний. Филармония принимала их на работу в соответствии со специальностью, указанной в дипломе. Если диплома не было, но коллектив ходатайствовал за претендента, то его и так брали. Филармония платила ставки, согласно тарифной сетки, и музыканты тогда были оформлены официально по трудовой книжке, им шёл стаж, пенсионные отчисления, они платили налоги и имели отпуска, словом, как все обычные бодрые советские служащие. Вот!
    Не то что мы в годы перестройки, я как-нибудь расскажу, как нам пришлось макнуться во всю эту перестроечную бадягу… Когда звонишь в профком, договориться о концерте, а тебе отвечают,    
   -Какой концерт? Мы тут носки делим!
   Кроме зарплаты, музыканты ещё имели в те годы неплохой так называемый «пАрнас», что им и зарплата-то филармоническая была не шибко нужна.
   Я вспоминаю случай, который произошел с одним гитаристом, ему дал рубль, какой-то пьяный клиент и сказал высокомерно,
   - Сбацай что-нибудь, бродяга! Гитарист дёрнул струну, сделал «пиу» и сказал,
   - Всё! Как заплачено, так и сыграно…
   Так вот Пашка Лохмач как раз был на работе, играл в ресторане, когда туда вечером пришёл творческий гастрольный коллектив в лице двух очаровательных молодых девушек и амбициозного автора.
   Пашка заметался по сценке, пытаясь спрятаться за барабанером, но его вычислили, и девушки уже помахали ему ручками,
   - Привет, Паша!
   Вообще-то Пашка стеснялся совершенно напрасно, потому что творческий коллектив прекрасно отнёсся к тому обстоятельству, что дневной бард, по вечерам играет в ресторане. Широта восприятия у творческого коллектива была на высоте. Широта на высоте! Неплохо да? Потому, что люди, которые сами умеют что-то делать хорошо с уважением относятся к профессионализму и умению в других людях.
   Пашка Лохмач играл на бас-гитаре. На бас-гитаре! Автор тоже в своё время играл на бас-гитаре. Он с неё начинал. Там струн всего четыре и все такие толстые, что по ним трудно промахнуться. Не в обиду бас-гитаристам будь сказано. Есть такие махровые упёртые музыканты, которые ни на чём другом больше играть не хотят. Вынь им бас, да положь! Ну, те в итоге достигают просто невероятных исполнительских высот. И становятся прекрасными музыкантами. Или не становятся.
   Дело в том, что Пашка Лохмач, сильно развился в этом плане и стал просто практически виртуозным музыкантом. Виртуозным гитаристом!
   Но тогда ещё он играл на бас-гитаре. Вполне почётная миссия! Не помню пел он или нет. По-моему, не пел, там были другие вокалисты.
   А они пели обычные популярные кабацкие песни.
   Что тогда пели? «Клён». Там, где клён шумит, «Миг». Есть только миг, между прошлым и будущим, «Хава нагила», нет, её не пели, эта еврейская песня тогда была под запретом, да что там говорить, если даже «Мясоедовскую» не разрешали петь в кабаке, я уж не говорю про «Семь сорок».
   -А эту песню мы посвящаем гостям нашего города, которые находятся в нашем зале, прекрасным музыкантам из солнечного Казахстана – Маргарите, Светлане и Валерию! Объявляется белый танец, дамы приглашают кавалеров!
   Паша Лохмач, когда музыканты первое отделение отлабали, подсел к гостям города за столик, ну выпили, поговорили о том, о сём. Но как-то не сложилось общения дружеского такого, не сложилось. Да никто же ни к кому особенно в друзья и не набивался.
   У них там своя судьба на Камчатке.
   У них, между прочим, там Япония под боком. А через море уже и Аляска Американская, а там дальше, что у них? Калифорния. Или Флорида? Нет Флорида на другой стороне Американского материка. А с этой стороны Калифорния у них «Велком ту зе хотэл Кэлефорнья!»
   И имели оттуда, между прочим, всякие буржуйские шмотки, напитки экзотические, грампластинки фирменные, журналы эротические и прочее, всё такое запрещённое, а запретный плод, как вы по себе знаете, сладок…
   Петропавловск -Камчатский портовый город, а портовый город, это всегда место бойкое, открытое разным ветрам и веяниям.
   От друзей моряков, ходивших в загранку, местные жители получали разную интересную информацию, ту, которая не доставала до тех, кто жил в глубинке России, где нибудь в Поволжье или в центре Сибири и которых при тотальном дефиците, в том числе и информации легче держать в ежовых рукавицах за железным занавесом.
   А вот эти города, которые по окраинам страны, близко к границам,  Советского Союза, они были более продвинутыми в этом плане. К ним поступала масса зарубежного контента… Забавного такого. Необычного.   
   Которым кстати некоторые предприимчивые фарцовщики ещё и приторговывали между своими согражданами, охочими до буржуйской клубнички любознательными советскими потребителями.
   За несколько дней до окончания гастролей...
   А почему автор не рассказал о том, как проходили концерты в самом городе Петропавловске? Они проходили так же с успехом, как и в корякских чумах. Моисей Израилевич своё администраторское дело знал крепко и коллектив «Созвучье слова и струны» был загружен концертами каждый день по два и по три раза. Например, утром перед рабочей сменой где-нибудь на рыбозаводе, или в универмаге, или в детском саду, или на зоне у зеков, или в прокуратуре у юристов. Днём в рабочий полдень в подобных вышеперечисленным местах и вечером то в Доме культуры, то неподалёку от Петропавловска, и тоже в доме культуры какой-нибудь деревеньки.
   Однажды был концерт днём в местечке, под названием Паратунка. О, это знаменитое, и не только на всю Камчатку место! Там находятся горячие источники. Трио, как всегда блестяще, отработав концерт перед работниками санатория…
  А ещё бы не блестяще, когда вся программа исполнена уже десятки и, я не побоюсь этой цифры, сотни раз, то даже камчатского медведя можно научить петь, не то что, троих талантливых и голосистых молодых человека. Две из которых прирождённые артистки!
   В Паратунке много горячих источников, минеральная вода собирается в бассейны и народ там купается зимой и летом.
   Творческий гастрольный коллектив тоже занырнул в тёплую водичку, но ненадолго, потому что скоро у Маргариты Блестящей закружилась голова и она вылезла на край бассейна.
   Так вот, за несколько дней до окончания гастролей, Санёк Громов, тот самый кто встречал их в первый день пребывания на Камчатке, пригласил трио к себе в гости. У него опять, уже второй раз за один месяц, случился день рождения.
   Гости расселись за столом. компания была почти та же. Маргарита принялась мазать красную икру на хлеб.
   Сашка Громов, улыбаясь спросил,
   -Ты что их считаешь что-ли? Ложкой накладывай!
   Опять звучала фирменная Камчатская шутка про три мономолекулярных слоя, которые испаряются с поверхности спиртосодержащей жидкости в секунду. Опять говорили тосты, пели, курили и фотографировались на память.
 Договорились встретиться на Грушинском фестивале этим же летом. А оно уже вот-вот, не за горой.
   Одним словом, камчадалы отнеслись в этот раз к приезжим, уже не так настороженно. Почти как бы к своим.
   
   Накануне отлёта Моисей Израилевич пригласил творческий коллектив в Камчатскую филармонию, где они за всё время ни разу не были. Директор филармонии, поздравил их с окончанием гастролей, похвалил, сказал, что Моисей Израилевич ими доволен, но по финансам они малость не дотянули, и что в этом виноват недостаток афиш и их плохое качество.
   Трио удивилось, но спорить не стало. Они были ещё совсем неопытны в этих тонкостях, а уж в вопросах финансов, которыми вообще-то занимался местный администратор Моисей Израилевич, и артисты никак повлиять на сборы не могли. Потому что дело администратора набить зал, а дело артиста сделать так, что зал не разбежался.
   В целом подведение итогов гастролей и беседа с директором, высоким сухощавым мужчиной средних лет с седой гривой, прошла в тёплой дипломатической обстановке.
   -Будете у нас на Колыме, это тут неподалёку, милости просим, - сказал в заключение директор.
   -И вы к нам, тоже милости просим, у нас хоть не Камчатка и не Колыма, но места известные знаменитыми людьми, например Александр Исаевич Солженицын в наших краях бывал… 
   Моисей Израилевич тепло попрощался с артистами, и они отправились к себе в гостиницу.
   Напоследок прикупили ещё балыков и пресервов. К изумлению приезжих, рыбные деликатесы на Камчатке тоже продавались не везде и с перебоями.
   Светлане Вольной приспичило купить мороженного кижуча.
   -Угощу своих, они не пробовали.
   -Светик, что ты делаешь, - ужаснулся Валерка, - нам же девять часов в самолёте лететь до Москвы, а потом ещё три часа до Целинограда.
   -Ничего с ним не будет, я его в газеты замотаю.
   На следующий день на филармоническом бобике, со знакомым шофёром, но уже без Моисея Израилевича. Трио по той же тряской бетонке уехало в аэропорт и загрузилось со всем своим багажом, который сильно раздался вширь и по весу, в аэробус Ил-86. Полет прошёл нормально без приключений, только за пару часов до посадки в Москве с багажной полки на Валерку закапало рыбьим сиропом.
    В аэропорту Шереметьево они узнали, что их рейс задерживается по метео условиям Целинограда, и сдав вещи в камеру хранения устроились на одной из каменных лестниц второго этажа подстелив газеты на полу. Вместе с другими пассажирами.