Как хоронили Ленина

                Как  хоронили «Ленина»

В деревне «Кречеты» чрезвычайные происшествия случались редко, потому как драки по пьяни, в основном приезжавшими на отдых горожанами, семейные ссоры, свадьбы да похороны чрезвычайными происшествиями никак нельзя назвать. А сегодня все же случилось…
Первой на месте происшествия, вернее нужно сказать, на месте преступления, осенним погожим утром оказалась старуха Михайловна с пустым бидончиком, что встречным, которых не наблюдалось, не сулило ничего хорошего.  Путь ее лежал мимо  сельсовета. И уже прошла было она мимо, но вдруг остановилась как вкопанная. То, что она увидела, потрясло ее до глубины души. Первое мгновение ей подумалось, что это просто какое-то наваждение, в ее возрасте, а ей уже перевалило за восьмой десяток, всякое может привидится. Она оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что весь привычный мир, эта широкая деревенская улица, дома с палисадниками, за которыми рябины да кусты сирени, верхушки которых уже обрызганы первыми лучами солнца, были на месте. В ближайшем дворе  громыхнуло ведро о колодец, от этого неожиданного звука она вздрогнула, бидончик выпал из руки и покатился по гравию. И только теперь она  поняла, что  еще жива и даже не бредит. А значит то, что она увидела также реально.
Одной лицезреть увиденное показалось ей неправильным Решившись незамедлительно действовать, выругалась  про себя как какой-нибудь босяк, тут же мелко перекрестилась произнеся «прости госпадя» и, подобрав бидончик  поспешила сколь можно быстро созвать «сход». Не прошло и получаса, как возле сельсовета собралось больше десятка старух.  Они долго молча стояли вокруг места преступления, пытаясь осознать содеянное. Некоторые уже начали скорбно жевать кончики своих платков беззубыми ртами
В скорости подошел Ванятка – добрый слабоумный мужик лет сорока с небольшим. Широкоплечий, скуластый, коротко стриженый. Его бескорыстными услугами пользовалась вся деревня. Он мог без видимых усилий наколоть машину дров или выкопать за пару часов до пяти соток картошки, не прося никакой оплаты. Его в деревне не обижали, жалели и платили за работу кто, чем и сколько может. Больше всего он обожал конфеты «ириски». А еще неплохо играл на трехрядке, на слух подбирая любую мелодию.
Его приход разрядил обстановку. Бабы вдруг все разом заговорил, кто-то даже попытался взвыть «Да как же мы теперь жить-то бу-удем-м-м…». Но это действо быстро пресекли. Бывшая зоотехник, а теперь уж лет двадцать на пенсии, Надежда Марковна подозвала Ванятку и попросила его быстренько позвать Матвея, тоже бывшего участкового и Григория Макарыча, как старейшего жителя деревни, не считая, конечно, бабы Марфы, которой уже за сто лет перевалило, и она уже не ходила и плохо видела. Как раз у нее и   обитал Ванятка, помогал ей чем мог.
Ванятка обрадовался своему заданию и вприпрыжку побежал исполнять. Но деревенский телеграф работает быстрее, навстречу ему уже шел, слегка прихрамывая, Матвей Иванович, надевший по такому случаю старую милицейскую фуражку. Ванятке он только махнул рукой, мол беги дальше, и подошел к бабам.
- А ну, бабы, чего галдите, расступись. Что за хоровод устроили?
Картину, что он увидел, не повергла его в шок, как будто всю свою жизнь, он только такими делами и занимался.
- Значит так… следы затоптали – нехорошо. Ничего не трогали руками?
- Как можно такое трогать. У нас горе великое.
- Горе говорите? Ну-ну…
- Ну, а как же… горе-то какое, горюшко,  стоял он себе стоял, никому не мешал. И вот на тебе…  найти надо этого выродка, который это соделал, да всем миром и судить…
- Ша, бабы… - Матвей рукой сзади подлез под фуражку, почесал затылок, потом обвел взглядом баб
– Следствие закончено. Нашел я его уже, как вы выразились, выродка. Это мой племяш Серега, который теперь дрыхнет на моем же сеновале… и похоже не один, не лазил глядеть, потому он человек взрослый…
- Так арестовать и судить его надо.
- Ты, Вера Петровна, прокурор штоль? Остынь… Давай рассуждать. Что произошло? Не преднамеренно, а скорее по дурости, мой племяш на чужом квадроцикле, на свой, поди, пока не заработал,  совершая… как это обзывается…  драфт или дрифт… хрен его знает, в общем,   задел этот памятник, что и привело к непоправивым последствиям…
Все-таки пора разъяснить ситуацию. То, что считалось памятником перед сельсоветом, теперь лежало разбитое на куски вместе с постаментом. Постамент около метра высоты и само изваяние в человечески рост. Когда он и кем был установлен, никто из присутствующих здесь старожилов не помнил. Скорее всего, еще до войны было дело. Когда-то вероятно он был белым, а постамент покрашен под гранит.
-… Теперь бабы, давайте включать думалки. Представляет ли сие изделие архитектурную ценность?
- Ты чо такое буробишь?
- Это же Ленин! Это же вождь!
- Это же наш Ильич!
- Все разом не галдите, бабаньки. Спрашиваю членраздельно - вы уверены, что это именно памятник Ленину? Приглядитесь внимательней. Памятник столько раз красили масляной краской от светло-голубой, бронзовой, коричневой и даже золотой, что он полностью утратил облик вождя. Вон, кстати, об этом можете спросить ковыляющего сюда художника Хризантемыча… тьфу ты… мать моя женщина, Христофорыча. Он хоть и примак в нашей деревне, но спец в своем живописном деле…
Тяжело с сипом дыша, опираясь на трость, подходил очень высокий, а потому немного сутуловатый старик, до странности похожий на Всесоюзного старосту Михаила Ивановича Калинина. Точно как у Калинина с растительностью на лице и кругленьких очечках. В деревне он появился лет десять назад. Поначалу писал еще какие-то этюды и даже окрестные живописные виды, но потом забросил живопись и теперь наслаждался ничегонеделанием под крылом вдовы Лукьянишны, чей домишко в самом начале улицы. Более о нем ничего не известно. О себе не любил рассказывать.
Матвей приосанился и попытался выглядеть представительно
- Вот, Дмитрий Христофорович, взгляните на это произведение искусства, вернее, бывшее произведение… на предмет стал быть художественной ценности. Нам надо знать ваше профессиональное мнение.
Христофорыч отдышался, кашлянул в кулак
- Во-первых, всем доброго утра.
Бабы вразнобой поздоровались.
- Во-вторых, вы товарищ милиционер… э… не знаю вашего звания.
- Старший лейтенант… бывший. Можно просто Матвей
- Ладно. Вы позволите мне взглянуть на… вот эту деталь?
- Вам можно.
Христофорыч поднял то, что было еще вчера головой памятника.
- Так-так-так… с первого взгляда, конечно, это не Вучечич, не Мухина и даже не Томский. Скорее всего, это неизвестный ваятель, можно сказать местный самородок. Что за  лик мы здесь имеем, сказать трудно, но если снять все наслоения краски, тогда  я смог бы определить, кого пытался изваять скульптор. Это трудоемкий процесс, надо отдавать на реставрацию, а это длинная история и шибко затратная. А так… на сегодня никакой художественной ценности этот кусок гипса не представляет. Скажу даже более – этот «монумент» мне и раньше, когда он был цельным, представлялся уродством, портящим общее впечатление от окружающей среды.
Нестройный хор баб заорал «Это наш Ленин! Это вождь мирового пролетариата! Это наша память! Нельзя его на реставрацию! Отдадим и больше не увидим! Точно сопрут…»
Матвей подошел к Христофорычу, посмотрел на него снизу вверх и мужественно пожал ему руку.
- Слышали все? Спасибо вам, господин художник за консультацию. И, уже тихо, добавил – вы уж, как-нибудь потихоньку отсюда линяйте, пока бабы вас не покалечили. Я за них не могу поручиться, потому как не представляю собой никакой власти. Я все же бывший
- Бывшими разведчики и милиционеры не бывают. Но я вам премного благодарен за предупреждение. Всегда к вашим услугам. Я пожалуй пойду… слиняю по-тихому.
Но на него и так уже никто не обращал внимания, потому как в конце улицы показалось «шествие»
Впереди шел парень лет тридцати с руками заложенными за голову. За ним с дробовиком наперевес гордо шагала Пелагея Никифоровна, жена Матвея. Отстав от них на полсотни шагов, шел, ухмыляясь в бороду, Григорий Макарыч, а вокруг него крутился Ванятка.
Первые секунды Матвей от этой «сцены» оторопел. Потом, набравши побольше воздуха, рявкнул
- Палашка, растуды  твою качель, ты где взяла ружье?
Пелагею Никифоровну  такой посыл ничуть не смутил, слыхала от мужа выражения и похлеще.
- Там, где ты его спрятал. Я пока еще жинка хоть и бывшего, но мента, а потому сыскать что-либо для меня не проблема. Кому надо, обращайтесь. Я вам вредителя поймала и привела, медаль мне полагается…
- Я тебе дома такую медаль устрою… А ружье твое не заряжено, у меня патроны еще три года назад вышли.
- А это еще неизвестно, кто кого и чем награждать будет. Ты лучше решай, что с Сережкой делать. Казнить али миловать.
Матвей оглянулся и увидев, что бабы, кажется, собираются это дело взять в свои руки - кто ищет поблизости крапиву, кто прут выдирает из изгороди, тут же решил это дело на самотек не пускать.
- Бабы, стоять! Ввиду отсутствия председателя правления, я для вас здесь судья, прокурор и… защитник. А потому для начала хочу провести допрос без свидетелей.
Подошедший Григорий Макарыч, на эти слова ухмыльнулся
- Верно говоришь Матвей. Допроси сперва родственника, хоть это и не полагается, ну а петельку да березу мы и так если надо найдем, верно, девушки?
Баб рассмешил, одним словом, разрядил обстановку. Подошел и стал рассматривать обломки. А Матвей отвел Сергея в сторону и взял его за грудки.
- Ты какого хрена квадрацикл у самых ворот оставил, а? Да и опусти ты, наконец, руки, неудобно тебе подзатыльники давать будет. Рассказывай.
- Дядька Матвей, я жениться собрался. На  Наташке. Ее родители не против… 
- Е-мое… И что, поэтому поводу вы решили совершить круиз на этой тарахтелке?
Мы поздно ехали… в дороге ну это… задержались. Наташка за рулем была, ну я пристал с поцелуями и…
- И «поцеловали» вождя мирового пролетариата.
- Я на себя всю вину беру. Понимаю, нет мне прощения. Сам хотел придти, а тут Пелагея Никифоровна с дробовиком выскочила и…
- Ты погодь, погодь… с Палашкой уж я как-нибудь сам. А  тут я для тебя адвокат, защищать стал быть должон.  Слухай, что скажу. Поди, перед бабами на колени упади, покайся, носом пошмыгай…
- Не буду я на колени становиться. Раз виноват, наказывайте по всей строгости закона…
- Ну, и дурак. Гордый, значит, ну-ну. Весь в брательника. Мать-то хоть здорова?
- Ничего, на ферме работает. Ей до пенсии еще два года.
- А невеста твоя?
- Вот, хотел познакомить… теперь отправил домой, но чую, где-нибудь поблизости  в кустах сидит, видит небось все… переживает. Я ей запретил заступаться, да кто ж их женщин разберет…
- Это точно… Ну и чем твоя зазноба занимается?
-  Механизатором работает. На комбайне, на тракторе, на чем хошь.
- Иди ты! А сам? Сам-то как?  Поди года четыре к нам не ногой.
- Да, вот только что диплом защитил. Зоотехник теперь я.
- Во как! Другое дело. Вот за это хвалю.  Ладно. Попробую я тебя защитить от самосуда.
- Спасибо дядька Матвей. А сколь могут мне в настоящем суде дать?
- За мелкое хулиганство и впервые… да еще нарушение ПДД… до года условно. Так что можешь жениться. 
- Спасибо, обрадовали.
- А подзатыльник ты у меня все же схлопочешь… рука, понимаешь,  чешется.
Вернулись к месту преступления. Григорий Макарыч встал перед бабами
- Давай, Матвей Иванович, начинай судебное заседание. Ты сейчас судья, прокурор или адвокат?
- Нет, Макарыч, судьей в этом деле должон быть ты. Думаю, бабы не против…
Бабы удовлетворенно отреагировали. Григорий Матвеевич только пригладил бороду. Обернулся к бабам
- А все деваньки наши стал быть, будут судом присяжных заседателей. Возражений нет? Лады.
- Ну, а я, того… буду, адвокатом… Так вот, как адвокат обвиняемого хочу доложить суду о новых, смягчающих обстоятельствах. Мой подзащитный ехал к своему дядьке с радостной вестью. Он только-только предложил руку и сердце своей избраннице и получил положительный ответ. Что для влюбленного по уши человека… это, стал быть, когда душа поет,  я думаю, никому из присутствующих объяснять не нужно, все мы это испытывали. Покопайтесь в головах, вспомните.   Так вот, находясь в таком вот состоянии… как это…
- В эйфории штоль?
- Во, в ёй. Непреднамеренно в ёй, в этой самой эйфории совершил наезд на памятник. Еще в его оправдание… племяш мой только что стал дипломированным зоотехником. Нужная профессия в сельском хозяйстве, а невеста его комбайнером работает. Оба они из Будановки. Так неужели же мы готовы разрушить молодую работающую на благо страны семью? Я считаю надо признать  обвиняемого полностью оправданным. У меня все.
- Ну, Матвей, прям Плевако, зауважал. В сериале он, правда иначе…
 Григорий Макарыч повернулся к бабам, пошушукался с ними и, получив одобрение, сказал
- Суд принял во внимание смягчающие обстоятельства и постановил: признать обвиняемого… кстати как твое полное имя?
- Кречет Сергей Михайлович.
- Признать Кречета Сергея Михайловича виновным  в сносе памятника и приговорить в качестве наказания к 8 часам принудительных работ на благо родной деревни. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Суд окончен.
Раздались несколько робких хлопков и кто-то из баб произнес
- Прям как в киньях про суд… Телек смотреть не надо…
- Ну, что, племяш, отмазал я тебя. Если на свадьбу не позовешь, я тебе…
- Дядька Матвей, так я с этим к вам и ехал.
- Ага, ночью…
- Ну, мы… по дороге…
- Ладно, отработаешь.
- Готов, хоть сейчас.
Григорий Макарыч остановил начавших расходиться баб
- Э, граждане-господа бабоньки. А с этими обломками как? У меня есть два варианта. Вот этого прощенного заставить кувалдой разбить на мелкие кусочки то, что осталось от Ильича, и имя засыпать выбоины на дороге. Вариант два.  Отнести обломки подальше и прикопать. Какие есть мыслишки?  Ты вот чего Любовь Михайловна призадумалась? Поделись.
Любовь Михайловна, бывшая учительница начальных классов, а потому старалась и в старости одеваться «по городскому»
- Бабы, дорогу подровнять это не плохо… а вот закопать… Хочу вас спросить. Бабы, кто из вас хоть разок за свою жизнь был в мавзолее на Красной площади
- Я была лет сорок назад.
- А я была, когда Сталина выносили. А мавзолей был на ремонте.
- А я в этом году, по весне, выстояла очередь. Вы знаете, что там, на верху, в Думе творится. Промеж коммунистами и либералами много уже лет идет спор – похоронить по христиански Владимира Ильича или как можно дольше держать его мощи… по другому-то  увиденное мной  назвать язык не поворачивается, на всеобщее обозрение. Я тут вот чего подумала…  А что если мы наш памятник Ленину похороним, как подобает? Пусть он останется лучше в нашей памяти, в нашей душе. Можно будет, кому надобно придти на его могилку…   А на этом месте можно будет поставить памятник например, первому председателю колхоза Кузьме Михайловичу… маршалу Жукову или Иосифу Виссарионовичу Сталину?
Над спинами баб вдруг вырос «Калинин».
- А я смог бы сделать эскиз и проект, причем совершенно безвозмездно. Нашел бы среди знакомых скульптора и спонсора…
- Э, Хризан… прости, Христофорыч, ты же хотел слинять по-тихому.
- А мне интересно стало, вот остался посмотреть, чем дело кончится.
И тут заговорили все разом, шум поднялся…
Матвей Иванович решил этот, как он про себя подумал «речевой понос», прекратить
- Бабы, минуту тишины. О том, что будет после, мы подумаем в другой раз, а сейчас поступило предложение похоронить останки памятника по человеческим обычаям и правилам. Кто «за» прошу голосовать.
Все баба замолкли и почему-то разом посмотрели на Григория Макарыча. Тот немного подумал, решив про себя, «чем бы дитя… старое»,  вздохнул и медленно поднял руку.
- Предложение было принято единогласно, а Ванятка рассмеялся и захлопал в ладоши.
- Люблю похороны, а потом поминки… там угощают конфетами.

Весь день прошел в приготовлениях, а на следующий день…
В полдень следующего дня, а это случилось в субботу, от сельсовета двинулась к кладбищу процессия. На телеге, по такому случаю запряженной парой лошадей стоял закрытый гроб, покрытый красной скатертью с бахромой. Сверху лежал вырезанный из картона герб Советского Союза. За телегой по двое вряд шли старухи и старики с красным флагом с траурной лентой, с венками из живых цветов.
Из города начали подъезжать отдыхающие. Увидев процессию, высовывались в окна машин и сигналили… Пробовал кто-то шутить, но Григорий Макарович так на них глянул, что они прикусили языки.  Еще утром подъехали на «рафике» несколько мужиков работавших вахтовым методом на трассе  в терминале толи «Валдберис», толи «Озона». Недолго подумав, и получив от своих жен добро, решили, что мужские руки в таком деле не помешают, присоединились к процессии.
А на пороге сельсовета осталась стоять Председатель Правления, накануне вечером приехавшая из областного центра с какого-то очередного совещания. Неодобрительно за всем этим наблюдала, скорбно поджав губы, потом махнула рукой и ушла домой.
Уже выйдя их деревни, Матвей, так и не снявший свою милицейскую фуражку, подозвал Ванятку и под гармонь вначале нестройно, но скоро окрепшими голосами зазвучала над полем песня   
               Ленин всегда живой,
               Ленин всегда с тобой -
               В горе, в надежде и в радости
               Ленин в твоей весне
               В каждом счастливом дне
               Ленин в тебе и во мне.