1843-й. Часть 3

Из сборника: Темные Аллеи в полночь.




Мне не хотелось идти в голубую гостиную и подставлять свой зад под розги при всех картежниках, что играли с папенькой в вист. Поэтому в субботу, около шести, я вышла в сад и гуляла там около часу, благо погода была теплая и не было дождя. Но потом меня позвала к ужину матушка, да и я сама уже проголодалась. Я пошла к дому, не подозревая от матушки моей никакого подвоха. И вот, только я вошла на веранду, и собиралась уже сесть на свое место у самовара, как матушка говорит мне:
-Иди в голубую гостиную, отец тебя давно уже ждет… и розги захвати…
Я смотрю на матушку и тут же понимаю, что она с отцом в сговоре, и не просто так звала меня к ужину, совсем не просто так…
Тем временем, матушка дает мне в руки два березовых прута и говорит:
-Вот, отнесешь отцу! И в следующий раз, на балу, думай, перед тем как танцевать с женатыми мужчинами! Мы тебя одеваем в бальные платья и вывозим в свет вовсе не затем, чтоб ты танцы танцевала с женатыми! - так говорит мне матушка, а потом кивает моей горничной:
-Марта, проводи Машу в голубую гостиную, там ее ждут!

И вот мы с Мартой идем по коридору, она держит меня за локоть, смотрит на розги у меня в руках и говорит мне:
-Ну, что, барышня, опасаетесь?
-Опасаюсь! - честно признаюсь я, и замечаю в тот момент, что руки у меня слегка дрожат.
-И правильно! Ваш папенька - очень сурьезный человек, вплоть до некоторой суровости во взглядах… вплоть до порки розгами… - напоминает мне она. Я киваю, обреченно, и мы подходим к двери голубой гостиной. Оттуда доносятся веселые голоса карточных игроков. И только когда мы входим в гостиную, все замолкают, а папочка поднимается из-за стола.
-Что ж ты опаздываешь, Мари! Сколько тебя можно ждать! - выговаривает мне папенька, раздраженным голосом, - Принесла розги? Ну, давай их сюда!
Папенька забирает у меня розги, а в гостиной тут же устанавливается гробовая тишина. Я смотрю на игроков в вист… и вдруг вижу среди них графа Вронского. Я так удивляюсь, что даже забываю, зачем я здесь, и что сейчас меня будут наказывать розгами. Я неотрывно смотрю на Вронского, и он вдруг незаметно кивает мне головой.
Пока я думаю, как в нашей голубой гостиной вдруг оказался Вронский, Марта помогает мне раздеться. Она оголяет мне задницу, достаточно бесцеремонно, и я ложусь на узкий диванчик с резной спинкой, на скользкий китайский шелк бледно-зеленого цвета, с рисунком золотых стрекоз. И вот я лежу на этом самом диванчике и в тот момент хорошо понимаю, что группа притихших мужчин с удовольствием разглядывает мои голые ягодицы. И среди них - граф Вронский, что особенно ужасно. 
-Папенька, нет! Не надо! - умоляю я отца, когда он подходит ко мне с розгой в руке.
-Ну, как же не надо, Мари! - говорит мне папенька, - очень даже надо! Мы тебя на балы вывозим не затем, чтоб ты романы крутила с женатыми!
Услышав эти слова, я замираю от ужаса: «неужели папенька прознал про Константина? Неужели кто-то видел, как мы с ним прятались в кустах?»
Так думаю я, и вдруг, совершенно неожиданно, папенька замахивается розгой, и сечет меня по ягодицам. Я вздрагиваю от хлесткого, резкого удара прута по голой попе, и я снова говорю:
-Папочка! Простите! Папочка! Не надо меня сечь!
Но папа не прощает, и замахивается на меня розгой снова.
-Ой! - говорю я, - папенька, простите меня!
Мне кажется, так продолжается целую вечность… я смотрю через плечо, искоса, как папенька замахивается розгой, как розга падает на мой голый зад… Я зажмуриваюсь и получаю прута по попе, еще, и еще, и еще.
Я начинаю всхлипывать, слезы текут у меня по лицу и я говорю папеньке:
-Если вы мною недовольны, папенька, то я больше на бал не поеду совсем… сдавайте меня сразу в монастырь, если вам так угодно…
В ответ на эту мою дерзость, папа опять стегает мне задницу прутом. Мой зад непроизвольно дергается после каждого удара розгой, и я кричу:
-Папенька, давайте вместе поедем на бал, и я буду танцевать только с вами! Только с вами, всю мою оставшуюся жизнь, больше ни с кем!
Это мое предложение веселит папеньку, он начинает смеяться, бросает розгу на пол.