Пещера им. Братьев Греве. Сокольи горы. 1971 год

Поездки с друзьями на рыбалку на Волгу у Студёного оврага меня привлекали не столько возможностью изудить, как у нас говорили, крупную рыбину, но больше пейзажами Сокольих гор, у подножия которых мы устраивались с удочками или закидушками.

Уже в первый приезд сюда меня поразили громадина Лысой горы, поросшие лесом кручи, скалистые «лбы», ноздреватый камень под ногами.  Стоя потом с бамбуковым хлыстом в руках, я, нет-нет, да и оглядывался назад, вздыхал мечтательно. Ну, какой, скажите, мальчишка откажет себе в удовольствии полазить по скалам, забраться по осыпающейся под ногами тропке на высоченный утёс? А какие восхитительные виды открываются сверху! А тут ещё – костёр, бивачные хлопоты… Романтика!

Лето по окончании мною восьмого класса было последним, когда большой ватагой мы с соседскими пацанами приезжали сюда на рыбалку. Уже с осени того года Сокольи горы сделались для меня с приятелем Гошей самоцелью. Затем однодневные прогулки в Сокольих стали всесезонными и всепогодными.

Шаг за шагом мы исследовали этот район. Поднимались на Лысую гору, освоили «нижний» карьер возле «Печки Ротмана» и «верхний» (сейчас известен как «Полка»). На последнем на краю обрыва в те годы сохранились вагонетка и кусок рельса, по которому в этой «тачке» известняковую породу подвозили к дощатому жёлобу, по которому – предположили мы -она летела со склона вниз, где камень грузили на баржи. А иначе – зачем вагонетка?

Мы с Гошей прошли все висячие овраги, обтёрли пыль на всех утёсах и каменных уступах, изучили просеки и дороги в верхнем лесу.

Пещеру, точнее, огромный треугольный грот на скальной стенке, который, как выяснили потом, называется «Средний», мы с приятелями заприметили с воды в один из приездов сюда, когда на резиновой лодке плавали рыбачить на остров Зелёненький. Кстати, тогда мы не знали, что у пещеры есть название, которое дано по имени сыновей самарского аптекаря, – первых, как утверждает молва, её исследователей.

А увидев, заинтересовались столь необычным для нас природным объектом, и в другой раз специально прошли до пещеры по берегу, для чего пришлось (поджилки тряслись с непривычки!) лезть по скалам и с великой опаской шагать по верхней тропке, обходя прижимы - обрывающиеся в Волгу утёсы.

Но «освоили» мы сначала Нижний грот пещеры, который тогда со стороны Волги был закрыт дощатой стенкой, а внутри сооружены деревянные нары. Первый раз туда нас загнал дождь, и мы были благодарны, видимо, рыбакам, которые соорудили это укрытие.

К слову, и на подъёме к Среднему гроту была устроена бревенчатая стенка (предположу, что во время экспедиции проф. Бадера О.Н. в 1968-70 годах - для предохранения площадки с археологическим раскопом от осыпания). Мне всё хотелось забраться наверх, но Павлик, который верховодил нашей рыбацкой артелью, вечно торопил: «Мы рыбачить сюда приехали или зачем?». Поэтому посещение пещеры несколько раз откладывалось «на потом».

В один из очередных приездов на рыбалку к подножию Сокольих гор мы выбрали время и снова, обойдя верхом скальные прижимы, прошли к пещере. Там, помогая друг другу, вскарабкались по бревенчатому накату и вступили (волнительный момент!) под каменные своды, прошли немного вглубь. И тут вид «дырочки» в конце входного грота, прямо у каменного пола, которую не сразу и заметили, несколько поубавил наш оптимизм. Уж, больно разительным был контраст этой «мышиной норки» с циклопических размеров аркой при входе.

До того момента я ничегошеньки о пещерах не знал, и в моём представлении пещера рисовалась тем, что называется «грот». Отличие грота от пещеры по-простому объясняют так: у него широкий вход и меньшая глубина; гротом может быть глухая ниша в скале или часть пещеры, в том числе, входная. Сообразно этому, я ожидал, как и мои приятели, увидеть просто большую комнату, которая на деле оказалась началом чего-то большего – неизвестного, загадочного. Началом начала, как показало время.

Естественно, что новое открытие нашу компанию лишь подзадорило. И вот, однажды мы приехали в Студёный, экипированные не привычными рыболовными снастями, а электрическими фонариками – их обычно называли «карманными».

От надёжности фонаря зависело, насколько комфортно ты будешь чувствовать себя в абсолютной темноте пещеры. Но любые их конструкции, как показал уже первый визит в пещеру, были негерметичны, из-за чего на контакты батарей и электролампочек попадала висевшая в воздухе подземелья мелкая пыль. В результате фонари мигали, а то и вовсе отказывались работать. Случись такое в узком лазе, ты и свечкой не сможешь воспользоваться из-за сильного сквозняка. В общем, трудностей хватало. А трудности, как известно, привлекают мальчишек, и они лезут туда, как мухи на мёд. Ну, полезли …

Пещера начинается большим светлым гротом – «Средним», который грубо можно сравнить с бутылкой: его своды, высокие вначале, в глубь горы опускаются, неровные щелястые боковые стенки сжимаются, и ты видишь внизу тёмную «дырку», откуда ощутимо тянет холодом.

Холодок этот живо остудил некоторые горячие головы, ведь двигаться дальше можно было только ползком. Мы столпились у начала лаза, толкая друг друга и подсвечивая фонарями. Никто не решался первым лечь на грязный каменный пол и попытаться пролезть вперёд. И это притом, что «пластунский» опыт у всех был: пролезали по трубам строящейся теплотрассы под Московским (тогда – Семейкинским) шоссе. Но там был виден «свет в конце тоннеля», а что здесь – неизвестно.

Не исключаю, что в тот день наша «экспедиция» могла ограничиться осмотром Среднего грота, но, по счастью, у нас оказались попутчики – весёлая группа школьников постарше нас или студентов, среди которых была пара девчонок. Пропустив их вперёд, мы тоже поползли друг за другом по кочковатому каменному полу, собирая пузом, а то и носом, пыль там, где потолок опускается особенно низко.

За входной «дыркой» - небольшая камера, где можно встать на четвереньки и оглядеться. Дальше – только ползком. Порой, стукнувшись макушкой, даже не сумеешь рукой потереть ушибленное место, настолько тесно. То расширяясь, то сужаясь, вперёд-вниз-вбок-вверх ведёт замысловатый ход – лаз – полз – стук – бум – ой!
-----------------

Справка. Особенность пород, слагающих Сокольи горы, - их водорастворимость. Выщелачиванием известняков объясняется сильная закарстованность этого района. Атмосферные осадки и грунтовые воды просачиваются по трещинам, всё больше расширяя их, и вымывают в горе причудливые пустоты, унося растворённые мельчайшие частицы вниз и дальше – в Волгу. С течением воды и времени пустоты в сплошной породе разрастаются, образуя соединённые «коридорами» неправильной формы «комнаты» с неровными стенами и кривыми полами и потолками. И везде происходит периодическое обрушение потолков, обваливание стен. Сплошной каменный хаос!
------------------

Зато потом ход приводит в большой зал, по которому можно ходить в полный рост, вернее, прыгать по каменным глыбам, назвать которые полом язык не поворачивается. По сути, под ногами – лежащие в беспорядке отвалившиеся с потолка камни и целые плиты – недаром, как позже узнали, этот зал у спелеологов носит название «Обвальный». Как подумаешь о том, что над головой – тысячи и тысячи тонн ненадёжной известняковой породы, сразу хочется поскорее вернуться назад, к солнышку. Наверное, такие мысли посещали каждого из нас, но он не подавал виду, храбрился.

То первое посещение пещеры ограничилось восторгами большого зала. И не только восторгами: если бы не упомянутые выше случайные спутники, обратную дорогу мы бы сами вряд ли нашли. Про себя скажу: несколько шагов / прыжков в мигающем свете фонаря (треклятая пыль на контактах!), и я полностью потерял ориентировку. А оставить у входа/выхода в зал какую-нибудь приметную «марку» нам и в голову не пришло.

А по периметру большого зала под завалами каменных глыб проходит, если не путаю, круговой ход с ответвлением, который встреченные там однажды девчата из спелео-клуба (серьё-ё-ёзные такие, все в комбинезонах, со специальными фонарями) называли «Вика». Этот ход похож на неровную низку бус из-за чередования небольших «комнат», где можно сидеть, и узких лазов – «шкуродёров». По этому ходу передвигаться можно, большей частью, ползком по каменному крошеву и пыли.

Вот, ползём мы там друг за другом, пыхтим, отплёвывая вездесущую пыль, стукаясь лбом в подошвы кед ползущего впереди тебя, о выступы камня сверху, снизу, с боков, периодически застревая в узких местах и холодея от осознания громады висящей над тобой горы, которая может вздохнуть и …

А стоит немного замешкаться и, вдобавок (тьфу-тьфу!), погаснуть фонарю – ты, словно, выпадаешь из реальности. Тебя мгновенно окутывает чёрная вата. Абсолютная темнота. Абсолютная тишина. Слышен только стук сердца. Всё чаще, чаще …

Но прочь грустные мысли, тем более, что спереди доносятся радостные возгласы.  А вот, и у меня такой же повод для маленьких радостей: среди камушков в пыли фонарь выблестил монетку, а вон – ещё одна. Та-а-ак, 20 копеек, и ещё пятачок!

Как оказалось, почти каждый из нас в этом узком лазе нашёл несколько монет. Собрали все находки в «общий котёл», пересчитали - получилась приличная сумма. Песня была такая: «Так уж бывает, так уж выходит, кто-то теряет, а кто-то находит…».

Когда, выбравшись из пещеры и более-менее отмывшись в Волге, мы возвращались в Студёный овраг (дачный посёлок, куда из города ходило маршрутное такси), то прикидывали, чего в первом встреченном магазине сумеем купить вкусненького. Сейчас уже точно не помню, но захотелось нам, кажется, вафельного торта. Хорошо бы купить шоколадный (слово «пралине» я тогда и не слышал), а то «Полярный» - с белым медведем на коробке - мне не очень нравился. А чё, можно купить такой и такой – денег должно хватить.

Тут кто-то из пацанов, словно, услышав мои мысли, предложил сосчитать всю наличность, чтобы, отложив мелочь на обратную дорогу, понять, насколько широко можем разевать рот. Остановились, полезли по карманам и …

Уверен, мама и учительница по русскому Евдокия Фёдоровна не одобрили бы те слова и выражения, которыми мы, перекрикивая друг друга, ругали себя, пещеру и вафельный торт! Не поняли? А чего ж тут непонятного?! В пещере мы нашли свои собственные «транспортные» деньги, которые сыпались из карманов штанов впереди ползущих. И вдобавок, нашли не всё, что потеряли.

Вот и пришлось шагать мимо остановки «маршрутки» в Студёном, откуда билет стоил 20 копеек, по длиннющей дороге через весь дачный массив до остановки «Пристань Поляна Фрунзе», откуда можно было уехать уже за 15 копеек. Уехали.

«РАФ»-ик высадил нас на конечной остановке у трамвайного кольца. Как быть дальше? На трамвай-то денег на всех не хватало. Мы даже побродили вокруг остановки в надежде найти копеечки, обронённые какими-нибудь раззявами, но, видимо, сегодняшний лимит на раззяв был исчерпан. Ладно, придумаем чего-нибудь.

Придумали. В городском транспорте тех лет проезд оплачивали сами пассажиры, бросая в кассу, (их было две - на передней и на задней площадке, напротив дверей) мелочь (трамвай – 3 копейки, троллейбус – 5 копеек, автобус – 6 копеек), и отрывая билет. Такое вот самообслуживание. Этим мы и воспользовались. Кажется, Павлик, как самый рослый из нас, сделал серьёзное лицо, подошёл к кассе, бухнул туда горсть мелочи – нашу небогатую наличность - и оторвал билеты на всю компанию. 

С тех пор торт «Полярный» - ни разу!