Свидетель

Впервые он увидел его в метро.  Лицо у старика было совершенно бесцветным, словно время стерло все запоминающиеся и характерные черты. Но вот глаза… В них не было ни злости, ни просьбы, ни сочувствия. Просто ровный, стеклянный взгляд. Сквозь самого Андрея, как через чистое стекло. У Андрея что — то едва слышно щёлкнуло в груди. Он уже знал — не головой, кожей — это не просто так, это как — то связано с ним, с его прошлым, но по привычке он отогнал эту мысль – как неприятную, а стало быть, не заслуживающую внимания.
На «Шауль ха — Мелех» Андрей выскочил — рядом был музей современного искусства, где подрабатывала его знакомая. Наташа — так звали его подругу — помахала ему от стойки: чёрная футболка EXHIBITION STAFF, бейдж на ленте, заметная усталость в улыбке. Андрей подошел и обнял девушку на мгновение почувствовав ее запах – духов, шампуня, и чего — то ещё, сладкого и родного.
— Подожди, ладно? Я освобожусь — поужинаем, — быстро шепнула она, приклеила зелёный стикер ему на грудь и исчезла в потоке посетителей.
Андрей вошёл в зал. Выставка называлась «Век катастроф». Все стены были увешаны огромными фотографиями. Андрей глядел, особо не задерживаясь на деталях — в прошлой жизни, когда он работал на российском телевидении, он видел тысячи подобных снимков. И вдруг на одной из фотографий он узнал его – того старика из вагона тель — авивского метро с бесцветным лицом и пустым взглядом.
На фотографии — двор киевской многоэтажки после попадания российской ракеты: фасад распорот, квартиры смотрят наружу, будто шкафы без дверец; в окне колышется обугленная занавеска. В воздухе стоит цементная пыль и гарь, в которой мечутся люди. И с краю кадра — тот же бесцветный старик, в неприметной куртке. Он не помогает, не плачет, не говорит — только смотрит своим пустым, ровным взглядом свидетеля.
«Просто похож», — решил Андрей и пошёл дальше. На следующем стенде — Судан: засуха и голод 2022–2023 годов в Дарфуре и Кордофане; жар, женщины с пустыми вёдрами, потрескавшаяся земля. И вдруг… в тени от грузовика он снова увидел его — тот же неприметный старик, только в другой одежде. Вскоре он нашёл его ещё на одном фото. Нью — Йорк: 11 сентября 2001 года; пожарные на крыше соседнего здания, дым режет горизонт Манхэттена; на парапете за их спинами — человек без пожарной каски, и Андрей снова ловит эти бездонные, пустые глаза. Сирия: похороны в Алеппо, 2016; толпа в чёрных платках, у стены стоит все тот же старик. Далее Япония: цунами на побережье Тохоку, 11 марта 2011;го; улица в префектуре Мияги затянута солёной плёнкой, лодка вбита в витрину; у кромки воды сидит он же — в неприметной куртке, с тем же отстраненным взглядом.
— Ты что тут застрял? — Наташа возникла за спиной, с холодной колой.
— Видишь его? — Андрей почти не дышал. — Видишь старика? Этот человек везде. Почти на всех фото!
Наташа склонилась, прищурилась, пожала плечами.
— Тут сотни лиц, Андрей. Хочешь — найду тебе десять одинаковых носов. Пойдём поедим, я умираю от голода!
В ресторане Андрей не мог ни о чём другом думать и говорить.
— Наташ, он, как призрак, — говорил он, понизив от волнения голос. — Я на сто процентов уверен, что видел его утром!
— Тебе надо выспаться, — устало ответила она. — Ты перегрелся и накрутил себя. Такое бывает после переработки.
— Давай вернёмся завтра на выставку и проверим вместе?
— Какое «завтра»? — Наташа покачала головой. — Сегодня был последний день. Андрей. Честно, тебе лучше отдохнуть и перестать себя мучить.
Он кивнул, но мысли продолжали жужжать, как мухи под кондиционером.
На следующий день Андрей вернулся в музей — и вошёл в пустоту. Стены голые, свет белый, в подсобке грузчики обматывают скотчем жёсткие конверты. Он увидел того самого куратора, с которым работала Наташа, и перехватил его у двери:
— Пожалуйста. Мне нужно увидеть пару снимков. Одну минуту. Это важно.
Куратор посмотрел так, как смотрят на человека, который говорит не по делу:
— Выставку уже убрали для погрузки.
— Прошу вас, это вопрос жизни и смерти, — произнёс Андрей услышанную в каком — то фильме фразу.
Куратор вздохнул и провел Андрея в коридор, откуда они спустились на склад. Грузчики уже закончили свою работу, буквально на глазах у Андрея дверцы фургона захлопнулись, машина поехала со двора прочь. Андрей рванул за ней:
— Стойте! Подождите!
Но было уже поздно. В зеркале заднего вида Андрею показалось лицо водителя, тупое и равнодушное.
Пляж вернул его в жару, в суету и рутину дня, в необходимость работать. К вечеру пришла Наташа — в сарафане, в очках, красивее, чем обычно. Они решили прогуляться вдоль набережной, но сил не осталось: Андрей осел на лавочке, достал банку с холодным пивом и снова заговорил о старике, который «как призрак на всех снимках», про фургон, что «спрятал доказательства», про то, что «это не совпадение». Наташа стала ёрзать, часто смотреть в телефон, отвечать односложно. Потом она поцеловала его в щёку и сказала: «Я пойду, ладно? Тебе надо выспаться и отдохнуть! "
Проснувшись утром, Андрей решил: хватит. Никаких «свидетелей», никаких призраков. Это всё усталость и жара. К вечеру он уже почти забыл про старика: пил вёдрами воду, ровнял лежаки, спорил с туристами — обычная смена. И вдруг — оглушительный взрыв. Воздух съёжился, как от ожога; завыли сирены припаркованных на соседней улице автомобилей.  Люди бросились врассыпную — кто куда.
И тут Андрей снова увидел его. Старик стоял чуть поодаль у бетонной кромки набережной. Стоял и просто смотрел, как кричит на песке раненый мужчина, протягивая руки к мёртвому ребенку.
Андрей замер от неожиданности, потом опомнился, хотел помочь раненному, но полицейский прогнал его вместе с остальными. Толпу оттеснили за жёлтую ленту. Андрей оглянулся на старика, но того уже и след простыл.
Ночью Флорентин снова погрузился в привычную негу и веселье. Андрей на ватных ногах дошёл до знакомого бара: в ушах всё ещё стояли сирены «Скорой», перед глазами — песок и осколки; казалось, смертью пахнет даже здесь, под кондиционером. Он заказал себе выпить и присел к знакомым — компания говорила о теракте.
Андрей попытался рассказать про старнного старика — что видел его в метро, на фотографиях, и сегодня, перед взрывом, и что ему кажется, этот старик воплощение мирового зла. Друзья посмотрели с сочувствием; один сказал: «Брат, тебе бы отдохнуть», другой хмыкнул: «Паранойя!». И тут у стойки он увидел Наташу — рядом с молодым израильтянином в белой рубашке. Андрей поздоровался, но понял по её взгляду, что говорить им не о чем.
Дома его ждала неубранная комната с одним маленьким окном, выходившим на улицу. Андрей рухнул на кровать и провалился в тяжелый сон. Среди ночи он услышал скрип —  будто отодвинули стул. Потом чьи — то шаркающие шаги. Андрей дёрнулся, поднял голову и увидел в дверном проёме знакомый силуэт.
Страх сжал грудь, он хотел вскочить, но не смог. Старик сел напротив и уставился на него тем самым взглядом. Глаза его были ровными и пустыми, как поверхность воды ночью. В них не отражалось ничего — ни комнаты, ни Андрея, ни города. Андрей понял: он знает этот взгляд. Помнит его.
Один за другим пронеслась в голове бесконечная лента на телефоне: траурные рамки, фотографии с подписью «Светлая память», списки имён, которые никто не дочитывает; короткие видео из чатов — обломки, сирены, зовущие на помощь голоса. Палец делает один и тот же жест: смахнуть, закрыть, отложить «на потом».  Только теперь из этих «потом» аккуратно, как пластиковые лежаки, стопка на стопку, выстроилась постыдная картинка: зло никогда не нуждалось ни в каких особых монстрах, чтобы себя проявить. Ему достаточно немых и безучастных свидетелей. Таких, как этот старик-призрак, который мерещится ему за израильской жарой.
Андрей вдруг увидел свое отражение в зеркале полотняного шкафа – на него смотрели точно такие же глаза, как у старика. Глаза безучастного свидетеля. Пустые и ничего не выражающие.

© Александр Детков, 2025 год.