Тень, вышедшая из Мории...

Говорят, что не всё ушло в огонь, когда Серый Путник пал в глубины Казад-Дума.
Свет его вознёсся, но бездна забрала кое-что и себе: она хранит то, что сорвалось, что было отстранено в миг борьбы. Так одно отделилось от другого.
И в чёрных шахтах остался не он — и не «кто-то иной», но отблеск, осадок, гул от удара, что не умолкает.

И говорят, что из бездны Мории вышла Тень, чёрная и безликая. Побродив достаточно среди существ, древнее самого времени и выведав все их тайны.

Люди, встречавшие Тень, видели знакомый силуэт, и в их сердце поднималась тоска: ибо казалось, что это друг, вернувшийся из памяти, но искажённый.

Он проходил глухим призраком, рассыпая прах и оставляя в замешательстве.

И люди назвали её Гэндальфом Чёрным, ибо в ней угадывалось знакомое.

Она не носила кольца и не желала власти над телами; но власть над чудом — да, её она жаждала.

Ибо чудо есть дыхание мира.
А кто владеет дыханием, тот владеет всем, хотя сам не ведает до конца чем же именно.

Дыхание нужно было Тени, как вода, выброшенной прочь из моря рыбе...

И Тень, шагая по земле, собирала к себе остатки волшебства,
как птица собирает ветви для гнезда,
как пчела собирает мёд.
Она вытянула силы из синих волшебников, затерянных далеко на востоке;
и они исчезли, будто никогда не приходили.
Она умолкла над горами, и горы стали холоднее.
Она прошла мимо лесов, и леса стали молчаливы.
Она коснулась моря, и море стало глубоким и немым.

Сам Минас-тирит поблек, стал миражом и сгинул как сон под его глухим бормотанием, подобному уханью ночной недовольной совы. Он забрал его славу и кинул за горизонт, туда, где её никто не достанет - в пустоту, в забвение, за предел мысли...

И так, шаг за шагом,
Тень вобрала магию в себя — всю, что ещё дышала в Средиземье.

Но, узурпировав магию, она не дала ей свободно течь.
И магия не погибла, но замкнулась, словно река, запертая в камень.
И потому чудо ушло из глаз человеческих.
Люди видели лишь силу без песни, железо без духа,
то было тёмное эхо магии, запертой в утробе мира.

И с тех пор Средиземье стало бледнеть,
как звезда, уходящая за горизонт.
И города людей поднялись над землёю,
но звёзды отступили и стали далекими.
И люди перестали помнить эльфов, и говорили, что их никогда не было.

Но мудрые знали:
Тень не уничтожила магию, но изменила её,
сделав незримой, глухой, непоэтичной.
Так родился новый век — наш век,
где чудо стало машиной,
и огонь древних балрогов горит уже в топках фабрик,
и голос эльфийской песни звучит лишь как тоска,
что приходит без слов.

И так исполнилось пророчество:
Тень хотела доказать, что магия вечна,
но, вобрав её в себя, сделала так, что мир перестал её узнавать.
Ибо чудо, спрятанное за завесой, есть то же, что чудо утраченное.

«Так Средиземье стало нашим миром.
И если мы ищем волшебство — ищем лишь тень,
ибо свет её был скрыт в Гэндальфе Чёрном.
Может быть, однажды он освободит его,
а может быть, нет».

И, может быть, именно об этом снился сон философу,
который говорил о вечном возвращении и смерти богов.
Он видел отблеск той Тени,
но назвал её не тем именем.

Так Средиземье не исчезло — оно стало нами.
Мы — его блеклый отсвет,
мы — его тусклое продолжение.
А в глубине нашей памяти искрами в тумане
всё ещё шепчет эхо:
что свет всегда оставляет тень,
и тень идёт за нами,
как предвестие будущего,
которое мы уже называем настоящим.

Но и Тень устала.
Всё, что она собрала, не принесло ей утешения.
Ведь магия, заключённая в одно сердце, не поёт — она молчит, как птица в клетке.
И в молчании своём Гэндальф Чёрный постарел сильнее, чем сам мир.

Говорят, он взошёл на вершину горы, что звалась Гора Мечтаний,
и там выстроил башню, которую никто не видит, но каждый ощущает,
когда тоска и смех встречаются в груди одновременно.

И он заперся в ней, сокрушённый своим безумием.
С тех пор он редко выходит, и лишь иногда играет с небом:
берёт пригоршню света и бросает её в темноту,
и тогда вспыхивает шальная звезда, мигает, движется туда-сюда,
и смертные, не ведая его имени, говорят: «НЛО…»

Так он смеётся над людьми —
над их страхом, над их любопытством,
над теми, кто ищет волшебство в книгах и в машинах.
Особенно же — над толкинистами,
которые думают, что знают его,
и называют его добрым мудрецом, или врагом, или вовсе вымыслом.

А он только усмехается, глядя из своей незримой башни:
«Что ж, вы правы и не правы.
Возможно, я и есть вы, в каком-то странном мысли... Я и ваш смех, и ваша тоска, и ваши звёзды,
которые вы бросаете в темноту,
чтобы не забыть, что когда-то был свет... Впрочем, наверное, это всё моя мания величия или вечное желание говорить загадками».

И с тех пор мир живёт под этими мигающими огнями,
и зовёт их то знаками, то тайной,
но не помнит, что то лишь старый колдун,
утомлённый от вечности, почти совсем выживший из ума -
шутит с небом и с нами, пытаясь вспомнить, как любил
некогда запускать фейерверки Гендальф Серый,
ставший Белым, но потерявший Тень.

«Я хотел, чтобы мир поверил вновь.
Чтобы дети вновь глядели в небо и видели там светильники, зажжённые чьей-то рукой.
Я желал вернуть им ту дрожь, что была в эпоху песен — когда каждый ветер говорил с человеком, а каждая река была голосом.

Но я ошибся.
Чем больше я собирал чудо в свои ладони, тем меньше оставалось его в траве, в пении птиц, в дыхании земли.
Я стал хранителем, но тем самым — вором.
Я держал магию крепко, так крепко, что она перестала течь. Всё стало серым и мёртвым.

И люди начали говорить: "Нет чудес. Всё — случай, всё — пустота".
Они даже не знают, что это я закрыл для них двери.
Я хотел показать, что магия реальна… но сделал её невидимой.
Теперь она спрятана за моей тенью.

Иногда, из усталости или жалости, я выпускаю искры.
Они взмывают в небо и мерцают над ночными равнинами.
Люди глядят и шепчут: "НЛО", "звёзды", "неведомое".
Никто не понимает, что это мои шалости, мой последний смех.

Я — не враг им. Я их испытание.
Я оставил им пустой мир, чтобы они сами искали смысл.
Ибо если бы чудо лежало у них в ладони, они растоптали бы его.

Я устал. Я замкнулся в башне, где нет окон.
Моя башня — сама тьма и сама память.
Иногда я думаю: может быть, однажды я выпущу магию обратно.
Но тогда мир умрёт — ибо не всякая грудь выдержит дыхание дракона.

А пока я смеюсь.
И пусть этот смех слышат лишь поэты и безумцы.
Они единственные, кто ещё помнит запах Средиземья»

И так завершилась Сага:
усталой улыбкой,
которая висит над миром,
как последняя звезда на рассвете...

P.S. Между прочим, творчество ИИ, хоть и по моей задумке и немного отредактированное.