выбросило...

Вот выбросило меня на берег.
Ещё пару минут назад я барахтался и боролся за свою маленькую жизнь.

Да кому я был нужен?
Родственникам, которые давно от меня отказались?
Жене, которая шесть лет назад ушла, забрав последний хлам, что мы «нажили»?
А может, соседям? Коллегам по работе?

Захлёбываясь и умирая, я понял, что никому не нужен и никто бы не стал меня оплакивать.

Но всё-таки море почему-то выплюнуло меня.
Как будто Бог ещё пожелал поиздеваться надо мной.

Нет, не поймите неправильно: всю ночь я пил виски и курил травку на борту этого катера, совсем не подозревая, что нас накроют громадные волны, а меня всё же выкинет на берег.
Никакого — обессиленного, жуткого, ничтожного.

Полдня меня сушило солнце, пока я, наконец, не нашёл в себе силы подняться.
Очевидно, это был остров.
До ужаса безобразный, оскаленный, мёртвый, голый.
Ни растительности, ни души, только пару трупов туристов, с которыми я плыл, гоняло туда-сюда волнами.

«Ну вот зачем я опять выжил?» — злобно подумал я.
«Лучше б сдох — и всё».

Я встал, отряхнулся, всплакнул и побрёл куда глаза глядят.
Наткнулся на кокосовую пальму и понял, что без ножа я даже напиться не смогу.
Как раздробить кокосовый орех?

Найдут ли меня? Вовремя?

— Найдут, — вдруг услышал я голос какого-то ребёнка.

— Сашка? — уж больно был похож на голос брата.

А с другой стороны вдруг:
— Да неплохо здесь, не бойся. Я давно уже тут… — голос моей сестрёнки, погибшей в двадцать лет, звенел в ушах.

Навстречу вдруг выбежал пёс — и я узнал в нём Няшку, моего мопса, которого пришлось усыпить, потому что он был уже стар и тяжело болен.

Он подбежал ко мне, облизал лицо, а я, не соображая от радости, целовал его морду.

— Ну видишь? — услышал я ещё один голос.

Поднял глаза, прижимая к себе пса, и разглядел какой-то силуэт в спускающемся тумане.
Вроде старец, а может, просто всадник на чёрном коне.

— Не страшно, когда всё позади? — дружелюбно проговорил образ, размытый в тумане.

И тут я всё понял.
Мне стало на миг тошно, жарко, страшно, а потом — отпустило.

Одного я ещё не знал — где же я после смерти очутился?
Было ли это хорошо или плохо?..

А голос всадника снова прозвучал в моём мозгу:

— Хорошо или плохо… здесь таких понятий нет.