Оправдание. Глава 15. Конец второй части
Лейтенант пытался вытащить его из этой пропасти: теперь у них было имя предполагаемой жертвы, а значит, появлялся шанс докопаться до правды.
— А если я действительно убил его, Рикардо? — прошептал как-то Седрик, сидя в их кабинете и поправляя перчатки. Его голос звучал хрипло.
— Не накручивай себя раньше времени. Мы еще ничего не знаем наверняка, — ответил Родригес, стараясь скрыть неуверенность.
— Ты и сам не веришь в благополучный исход, — горько усмехнулся Седрик, отворачиваясь к окну. Его дыхание стало прерывистым, будто каждый вдох давался с усилием.
Рикардо тяжело вздохнул, но промолчал. Лейтенант избегал поспешных выводов — сначала нужно было собрать все улики и попытаться сложить их в цельную картину.
После суда над группировкой Родригес проверил дела о нераскрытых убийствах с применением огнестрельного оружия за последние четыре месяца, но ничего похожего на случай Эндрю не нашел. Среди пропавших также не было сына Гэнджера, и лейтенант решил, что Седрик принял за реальность сон, поразительно похожий на правду. Однако заявление Энни заставило лейтенанта перепроверить архивы, отправить детективов в больницы и морги, разослать запросы в тюрьмы, соседние полицейские департаменты и офис коронера. Все необходимые сведения были переданы в Национальный центр криминальной информации. Но результат оставался нулевым. Теперь лейтенанту предстояло соединить данные, полученные от Седрика и Энни, чтобы найти новую нить в этом клубке.
Сейчас, застыв у окна, он вглядывался в фотографию пропавшего брата Энни. Тот был поразительно похож на человека, чей портрет когда-то составил Седрик.
А офицер тем временем сидел за столом, теребя руки, будто пытался стереть с перчаток невидимые пятна. Его движения были резкими, почти лихорадочными.
— Мне кажется, у меня руки в крови, — проронил он так тихо, что Рикардо не расслышал его слов.
— Ты ничего больше не вспомнил? — спросил Родригес, отрываясь от фотографии.
— Только про Уоллеса и Фицджеральда.
— Знаешь, я изучил записи диспетчерской за март, — начал задумчиво Родригес, — но ничего подходящего не обнаружил...
— Фицджеральд уничтожил записи?
— В принципе, это возможно, — Рикардо склонил голову. — И вот еще что: на прошлой неделе я обратился в агентства недвижимости и нашел данные об Эндрю. Только он снимал не дом, а квартиру. И съехал оттуда еще зимой прошлого года.
— Что это значит? — во взгляде Седрика читалась готовность погрузиться в бездну целиком.
— Возможно, в марте он снял дом на чужое имя. Хотел спрятаться от Уайатта...
— Но это не спасло его, — закончил его мысль Седрик.
Эти слова повисли в воздухе, как дым от пожарища. Рикардо убрал фотографию обратно в папку и сказал как можно спокойнее:
— Вот если бы ты вспомнил, где был тот дом...
Но Седрик, как ни старался, не смог этого сделать. Все, что он знал: дом, который снимал Гэнджер находился на востоке города, возможно, недалеко от района, где прошлой зимой арестовали хозяина неказистой постройки. Лейтенант поднял архивы и нашел адрес дома, во дворе которого когда-то застал Седрика и Нэйтана, беспечно болтающих на месте преступления.
Лейтенант и Майлз отправились в тот район, но Седрик так и не смог опознать дом, где жил Эндрю. Все здания казались одинаковыми, и чем дольше полицейские искали, тем сильнее становилась хватка безнадежности. Обойти все дома в одиночку было нереально, а поручить это команде Родригеса — слишком рискованно.
— Не сдавайся, Седрик, — пытался поддержать его Рикардо. — Еще не все потеряно.
— Да куда он мог исчезнуть, по-твоему? Полгода прошло! — голос Седрика сорвался на крик. — Или ты думаешь, он до сих пор прячется из-за старого долга Уайатту? — Он ослабил галстук и растегнул пуговицу теперь уже синей рубашки. — Я так виноват... Почему я тогда не спросил Уоллеса и Фица, куда они дели тело Эндрю? Почему предпочел забыть? Нет, Рикардо, все кончено, — Седрик закрыл лицо руками. — Я убил Эндрю, и его отец скоро узнает об этом. Что тогда будет?!
— Я сделаю все, чтобы помочь тебе.
— А если убийств было несколько? — резко поднял голову Седрик. — Что стало с теми, кого я избивал? Может, их закопали или сожгли заживо? Откуда тебе знать? Вот, ты сидишь и смотришь на меня спокойно, зная, что я участвовал в этих убийствах. И ничего не делаешь!
— А что ты хочешь, чтобы я сделал? — Рикардо нахмурился. — Убедил шефа арестовать тебя? Ты правда считаешь, что тюрьма исправит что-то или избавит от вины?
— Я ничего не считаю, Рикардо. Я просто устал. От себя, от всего... Может, когда-нибудь это закончится. Может, со временем все сотрется из памяти — вся моя жизнь разом. И тогда никто не вспомнит обо мне и о том, что я натворил. Тогда ничего этого не будет. Понимаешь? — голос Седрика дрожал. — Я бы хотел, чтобы меня вообще не было. Это пришло ко мне тогда, во время штурма спецназа. Я был готов умереть. А ведь раньше я боялся смерти. Что со мной стало за время работы на Билла? Кто я теперь после всего этого?
— Такая жизнь сломала бы любого...
— Мне кажется, я хотел умереть, чтобы не потерять свободу. Я и так никогда не чувствовал себя своим среди людей. — Седрик задыхался, будто отчаяние душило его. — Но разве это была свобода — делать все, что хочется?
— Нет, это вседозволенность.
— Тогда скажи мне, в чем смысл всего, что со мной произошло? Или его просто нет?
— Послушай, Седрик. Для меня смысл в том, чтобы вытащить тебя из этого!
— Зачем ты это делаешь, Рикардо? Я ведь тебе никто. Почему ты рискуешь ради меня? — Седрик почти кричал, его лицо исказилось. Ему явно было невыносимо принимать чужую жертву.
— Я же тебя никогда не упрекал! Я просто хочу помочь тебе выбраться из этого ада.
Седрик смотрел на Рикардо пристально, будто искал трещину в его уверенности.
— И ты будешь защищать хладнокровного убийцу, да? — бросил он вызов.
Рикардо молчал. Вопрос застал его врасплох.
— Я не верю, что ты — хладнокровный убийца, — наконец твердо ответил он.
Но всего пару дней спустя, судьба словно бы решила сыграть с Седриком злую шутку: шеф перевел его из кабинета, который он делил с Родригесом, обратно в административное подразделение. Рикардо остался у руля детективного отдела, его фигура, как ориентир, направляла других, а Седрик оказался в темноте — под началом капитана Гэнджера.
Гэнджер возглавлял целое подразделение, но Седрик стал его главной мишенью. Отчеты, которые должны были быть рутиной, превратились в пытку: капитан выискивал малейшие ошибки, будто в каждой запятой таился подвох. Его придирки резали остро, а критика обжигала. Каждое слово, каждый взгляд причиняли Седрику почти физическую боль.
Но хуже всего было чувство вины, которое оплело его сердце. Он понимал, что отнял у Гэнджера и его дочери не просто сына и брата, а часть их мира, оставив пустоту, которую ничто не могло заполнить. Эта мысль давила сильнее любой критики, и каждый раз, глядя на капитана, Седрик видел в нем не только начальника, а человека, чью жизнь он разрушил.
***
Шло время, и однажды сентябрьским днем шеф Хэнлонд вызвал Седрика к себе — впервые после суда.
— Послушай, Майлз, — Хэнлонд, нахмурившись, уставился в бумаги на столе. Его взгляд был скрыт густыми бровями, но даже они не могли спрятать его негодование.
Седрик с тоской разглядывал его.
— Мне доложили кое-что о тебе. Я не ожидал такого, особенно после похвал от лейтенанта Родригеса, но... — Хэнлонд поднял на Седрика суровый взгляд. — Говорят, ты саботируешь приказы нового капитана. Это правда?
— Кто вам это сказал?
— Что происходит? — Хэнлонд сделал вид, что не услышал вопроса. — Почему у тебя конфликт с Гэнджером? Майлз, я тебя спрашиваю!
— Капитан Гэнджер вам пожаловался? Он должен был сначала обсудить все претензии со мной. Это против правил!
«Он специально жалуется шефу, чтобы подорвать его доверие ко мне», — понял Седрик, и эта мысль обескуражила его. Но он старался не показывать растерянность.
— Вы что-то не поделили, да? Это все из-за его дочки, что ли? — Хэнлонд наклонился вперед, его глаза сверлили Седрика. Золотые нашивки на пиджаке шефа, казалось, мерцали с беззвучным укором, напоминая Седрику о пути, который он никогда не сможет пройти до конца.
— Нет, она здесь ни при чем, — резко ответил Седрик. И добавил, с трудом сдерживая эмоции: — Почему бы вам не спросить у него самого?
В нахмуренных бровях Хэнлонда читалось осуждение, а в уголках рта — усталость человека, вынужденного, кроме выполнения прочих обязанностей, еще и разбирать чужие конфликты.
— Майлз, хватит игр! Ты думаешь, я не вижу, что происходит? Или ты решил, что можешь игнорировать приказы капитана? Я его назначил, чтобы навести порядок после всего, что натворили здесь твои бывшие боссы. Да у нас бардак в документах! А капитан Гэнджер — ценный сотрудник, каких поискать. Он твой начальник теперь, понимаешь?
Шеф смотрел на Седрика с усталым раздражением, как на провинившегося школьника.
— Понимаю, — отозвался Седрик. — Понимаю, — он будто повторил это сам себе, затем встал и, не дожидаясь разрешения, направился к двери.
— Ты куда? — шеф чуть не подпрыгнул. — Я же не закончил!
Но Седрик вышел, не оглядываясь.
Покинув кабинет, он почти побежал к выходу. Ему хотелось исчезнуть, раствориться в городских улицах, лишь бы оказаться подальше отсюда... Скорее!
Каждый поворот коридора, а затем и лестничный пролет, казалось, отрезал еще один кусок его прошлого. Седрику чудилось, что он может потеряться в этой пустоте. Но у выхода из здания его остановил Родригес, вернув в реальность на пару минут.
— Что случилось, Седрик? Ты совсем бледный.
Седрик смотрел на него испуганно, но с надеждой, будто лейтенант мог избавить его от кошмара одним чудесным словом. Его грудная клетка вздымалась, как парус на ветру.
— Рикардо, как же так? Этот Уильям Гэнджер... Уильям Гэнджер... — Он изучал Родригеса дрожащим взглядом, а затем сказал: — Ты знаешь, иногда бывает такое чувство... Будто голос внутри шепчет: «Переступи черту, переступи черту». Но он никогда не скажет, что там, за ней.
Седрик замолчал, глядя на лейтенанта с ужасом, будто уже видел то, что ждет за гранью.
— И что же там? — спросил Рикардо, уже зная ответ.
— Ничего. Только тьма, пустота и одиночество, — тихо ответил Седрик. — Но ты не узнаешь, пока не окажешься там. А когда окажешься — пути назад не будет.
Родригес положил руку на его плечо, стараясь показать понимание, но не жалость:
— Я думаю, шанс вернуться есть у всех. Но это трудный путь, Седрик. Чтобы восстановить разрушенное, нужно время.
Седрик встрепенулся:
— Скажи, у меня есть шанс?
Родригес посмотрел на измученное лицо бывшего помощника и ответил:
— Да. Шанс есть у каждого. И у тебя тоже.
— Спасибо. — Седрик будто ждал именно этих слов. Он улыбнулся лейтенанту и пошел к выходу.
***
Он отправился в центральный парк пешком, надеясь, что свежий воздух и тишина помогут собрать мысли. Но вместо успокоения парк встретил его молчаливым укором.
Седрик медленно шел по дорожке между деревьями, листья шуршали под ногами, словно осуждая его. Воспоминания о танце Энни всплывали в сознании, как трупы из омута. Ее движения, когда-то казавшиеся волшебными, теперь напоминали кадры из фильма ужасов. Вечер их свидания, который казался началом новой жизни, представлялся иллюзией, растаявшей в воздухе и оставившей после себя лишь горечь, как послевкусие отравленного напитка. А парк, который Седрик когда-то любил, казался западней.
Майлз остановился у пруда, завороженный его неестественной гладью. Вода была неподвижной, слишком идеально отражая мир вокруг — желтеющие деревья, бледное небо и графитовые облака. Но это совершенство было безжалостным, будто сама природа подчеркивала, как далек сам Седрик от гармонии.
Он подошел к ограде, перегнулся через нее и вгляделся в свое отражение. Ветер усилился, и гладь воды задрожала. Его образ исказился, превратившись в гротескную маску, которая корчилась и расплывалась. Он отвернулся.
«Природа не осуждает... Она самодостаточна. Только люди могут осуждать. Такие, как Уильям Гэнджер...» — имя капитана отозвалось болью в груди. — «Но почему тогда мне кажется, что все здесь напоминает о моей вине?»
Казалось, будто каждый куст знал его тайну. Деревья, тронутые осенними красками, казались теперь не стражами парка, а свидетелями его падения.
Седрик устало провел рукой по ограждению. Он сделал глубокий вдох и двинулся к реке, надеясь, что вода унесет его мысли.
Он шел вдоль сетчатой ограды, спотыкаясь — его походка была неуверенной, словно он скользил на тонком льду.
«Как же так получилось, Энни?» — мысленно обращался он к ней.
Внезапно острый звон в голове заставил его пошатнуться. Он вцепился в сетку так сильно, что металл врезался в ладонь сквозь перчатку, но эта боль была ничтожной по сравнению с тем, что творилось внутри.
— Этого не может быть... — прошептал он, выдыхая пар. — Она — его дочь... дочь Гэнджера. А Эндрю — ее брат... — слова застревали в горле, будто обвитом колючей проволокой.
Осень уже изменила город, и он снова превратился в гигантское кладбище, а холод, казалось, исходил из загробного мира. Небо темнело, ветер усиливался.
— Дождь... Все-таки пойдет дождь, — пробормотал Седрик, глядя в густеющие небеса. — А я ведь надеялся... — выдохнул он. — Надеялся, что нет...
Эти чувства камнем легли на сердце, утягивая его в пучину. Седрик вернулся домой, упал на кровать и погрузился в тяжелый сон, не приносящий покоя. Он оказался во власти пустоты, которая не просто окружала его — она заполняла изнутри, пожирая все.
Но прошло время, и он должен был проснуться...
Сейчас
Резкий скрип двери вырвал его из забытья. Седрик открыл глаза, постепенно осознавая, где находится. Он огляделся и понял, что сидит в полицейском управлении, возле стола Родригеса. Реальность обрушилась на Майлза подобно камнепаду.
Взгляд метнулся к окну. За стеклом — серая октябрьская мгла, дождь. Два года... или две вечности? Именно столько прошло с того дня, когда офицер впервые встречал в порту судно контрабандистов.
Он взглянул на часы: без пяти шесть. Рабочий день затянулся, наполненный бесконечными задачами. Однако Рикардо ушел всего пятнадцать минут назад — Седрик слишком глубоко погрузился в воспоминания. А сейчас необходимо было что-то сделать, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу...
И Седрик решился.
Свидетельство о публикации №225081800743