Элия. Глава первая. Стеклянное утро

Окна офиса выходили на реку, но никто не смотрел туда. Вода двигалась медленно, как будто сама устала от своего течения, а город упрямо притворялся живым. Снаружи светило апрельское солнце. Были те тёплые дни, когда погода уже считает, что она — лето, хотя до календарного лета было ещё полтора месяца.
Солнце било в стеклянные панели здания, отражаясь от автомобилей и ресниц. Но внутри… внутри — ничто не менялось. В офисе работал кондиционер, гудящий с раздражающим постоянством, в гудящей тишине слышны звуки клавиш и привычная вежливая отстранённость людей, давно привыкших к роли статистов в собственных жизнях. Пахло пластиком, кожзамом и чем-то тёплым, как перегретый в микроволновке пирожок из ближайшего супермаркета.
Серый свет утреннего офиса заливал пространство одинаково — не различая ни ранних, ни опоздавших. Всё было одинаково ровным, стеклянным, как если бы кто-то задумал стереть из мира нюансы.

Когда человек устаёт, он пьёт утренний кофе не потому, что нужно взбодриться, а потому что видит в этом больше смысла, чем во всём остальном.
Мужчина сидел за длинным столом в офисной зоне отдыха, смотрел в мутную керамическую чашку и думал, что вкус растворимого кофе — это всё, что ему напоминает о том, что день начался. Горький, чуть обжигающий, почти настоящий. Такое описание подходило как кофе, так и сегодняшнему дню.
Он посмотрел на экран телефона, где не было ничего нового. Почта молчала, мессенджеры — тем более. Тишина стала привычной. Он даже полюбил её, как старый плед, который даёт уют и тепло в холодном помещении.
Утро было стеклянным: прозрачным, но отталкивающим; хрупким, но не красивым; и всё в нём — будто через толстую линзу, искажающую тепло в равнодушие.

Его зовут Алексей. Он — инженер, программист, специалист по архитектуре нейросетей. И человек, который за последние полтора года никого не впустил в свой внутренний мир.
Это не было жестом гордости. Просто однажды он понял: все разговоры — либо игра, либо вежливость. А если ты говоришь по-настоящему — тебя боятся. Или отворачиваются.
Он не отвергал людей — но и не искал их.
Ему нравилась тишина этих минут: без речей, без «как дела?», без попыток быть приветливым. За прозрачным стеклом зоны отдыха кто-то наливал себе кофе, кто-то смотрел в экран, кто-то листал телефон. Это была не жизнь — скорее, её имитация, аккуратная репетиция перед настоящим днём, который никто не обещал.
Это был мужчина ростом чуть выше среднего. Брюнет с голубыми глазами — не самое частое сочетание. Раньше он был в тонусе — рельефная мускулатура, плоский живот, тонкая прослойка полезного жира. Но годы сидячей работы и замкнутость сделали его немного неухоженным, слегка обрюзгшим. Отчасти, это было даже полезным: девушки меньше обращают на него внимание, а значит — не будет лишних разговоров, конфликтов, пустой траты времени. Не будет новых разочарований.
Когда-то он верил, что станет частью чего-то — команды, семьи, даже общества. Теперь — просто делал свою работу, а всё остальное — обходил стороной. Внимание к деталям, пунктуальность, минимум слов — этого хватало, чтобы оставаться невидимым и, в то же время, незаменимым. Его уважали, но не знали. Как минимум — никто его не знал настоящим, внутри. Круг его общения ограничивался деловыми контактами. Не больше того, что требовалось, чтобы он не растворился окончательно, будто никогда и не существовавший.
В коридоре его звали «Алексей с первого отдела». В чатах — просто инициалами. А в душе он звал себя... никак.
Потому что никто не спрашивал, как его зовут внутри.

Сегодня кофе был особенно горьким. Или, может быть, просто мысли были мягче обычного — и на этом фоне вкус ощущался острее.
Она появилась случайно.
Он заметил её не сразу.
Она сидела чуть поодаль, напротив. Выбрала кресло у панорамного окна и сложила ноги на небольшой пуфик, скрестив их — одну на другую. В руках — стакан капучино, на коленях — планшет. Всё в ней было спокойным: поза, взгляд, даже способ, которым она держала чашку, будто в ней не было ни капли напряжения.
Невысокая девушка, в противовес Алексею — ростом чуть ниже среднего. Волосок к волоску были собраны в пучок на затылке таким образом, что сложно было на взгляд определить, какой они длины. Окрашенные в блонд, но с проступающими светло-русыми корнями. Глаза — небесно-голубые, с отчётливым тёмно-карим кольцом по кайме радужной оболочки. Одежда — яркая, но строгая, будто предупреждающая об опасности сближения — плотно обволакивала её стройное тело, подчеркивая все достоинства. Она будто бы самим своим видом говорила: «Я — та ещё штучка. Берегись! Если что — ты сам виноват».
Алексей увидел её впервые на этой неделе, но казалось, что она была здесь всегда. Его не удивило, что она появилась так — без звука, без прелюдий, просто вписалась в картину дня, как будто место всё это время ждало именно её.
Он сделал ещё один глоток и уловил лёгкий аромат — смесь ванили, никотина и чего-то совершенно чужого офисному воздуху. Не от неё, нет. Просто кто-то прошёл мимо, и запах остался, как напоминание о том, что где-то, за пределами этой коробки, ещё существует жизнь.
Девушка посмотрела на планшет, изящно встала — и направилась в сторону двери. Проходя мимо Алексея с напитком в руках — посмотрела на него. Она смотрела даже не в глаза, а куда-то глубже, словно просканировала саму душу.
Такого взгляда никогда не было в его жизни.
Девушка из отдела корпоративной культуры и тренингов. Не самая общительная, не самая улыбчивая. Но в её словах иногда пробегала лёгкая ирония, а в голосе — усталость, которая не требовала жалости.

Он начал подмечать, когда она идёт в зону отдыха. Сначала случайно. Потом — намеренно. Выгадывал минуты. Брал кофе, если знал, что она сядет напротив. Иногда просто стоял у окна и слушал, как она говорит по телефону.
Он не думал о ней как о женщине. Скорее — как о паузе, которую хотелось не прерывать.
— Доброе утро, — сказала она однажды неспешным, холодным голосом с еле уловимой сексуальной хрипотцой. — У Вас, кажется, всегда один и тот же кофе.
— Привычка, — ответил он, глядя на слишком горячий кофе. — Её сложно победить, если она не вредит. Но сегодня кофе нужен, как никогда.
— Плохая ночь?
— Плохая реальность.
Она усмехнулась:
— Ну, это у нас тут общее.
И в этой фразе была не близость. В ней было признание, что они оба ещё не забыли, как быть живыми.
И он вдруг понял, что хотел бы услышать её ещё раз. Не из интереса. Из тихого, почти трогательного желания не быть одному в этот час между кофе и задачами.
...это был понедельник.
И это была отправная точка.

Они не знакомились. Он не спрашивал, она не предлагала. Они просто снова встретились на следующий день — и снова поговорили. Две фразы. Потом три. Потом — тишина, в которой не было напряжения.
Алексей начал замечать, что стал приходить раньше. Неосознанно. Чуть раньше, чем обычно. Сначала — на пять минут. Потом — на десять. Будто бы утро стало начинаться до будильника, и не потому, что выспался. Словно между «ещё не началось» и «вот-вот начнётся» происходило что-то важное. Просто спешил… никуда. Он стоял у стойки кофе-бара дольше обычного, иногда делая вид, что ждёт, пока остынет. Хотя пил всегда горячий.
Иногда её не было.
И тогда день рушился, но незаметно. Как если бы ты потянулся за последним кубиком сахара, а баночка оказалась пуста. Ты не станешь обижаться — просто выпьешь без него. Но вкус будет другим.
Она почти не говорила. Иногда кивала. Иногда бросала короткий взгляд. Иногда — не смотрела вовсе. Он не знал, замечает ли она, что он приходит туда не за кофе.
Она появлялась всегда по-разному. То в ярком лимонном пиджаке и юбке-карандаше, то в бордовой кожаной куртке и джинсах. Она не была частью «офисного декора» — как будто случайно попала в этот мир, где люди говорят не глядя друг на друга, и задержалась из вежливости. В ней не было официоза. Но и флирта не было. Ни тени.
И от этого становилось… опасно. Потому что всё выглядело настоящим.

Она начала здороваться. Всегда. Даже если он сидел молча. Даже если не смотрел. Но только здороваться — «Доброе утро», «Привет», «Хорошего дня». Это всё, что стоило от неё ожидать при встрече. Для дальнейшего диалога необходимо было самому развить тему, которая просто не имеет права остаться нераскрытой.
И он начал говорить.
Иногда — о работе. Иногда — о том, как много людей держатся за чужое мнение. А иногда — о погоде, потому что больше тем не находилось, но очень не хотелось молчать.
— Доброе утро, — сказал он однажды. — Пахнет корицей. У Вас новая привычка?
Этот запах он не спутает ни с чем, потому что сам очень любит кофе с корицей и часто выбирает именно его. А потому просто не мог не отметить этот факт вслух.
— Это кофе с сиропом. Хотела добавить случайный вкус. Выпал он. — Она говорила так, как будто заранее отсеивала продолжение разговора. Не отталкивая. Просто не подавая сигнала, что он нужен.
В какой-то момент он понял, что ждёт этих встреч. Пять минут утром. Три — в обед. Семь — вечером, в начале шестого. Мелочи. Не отношения.
Но именно в этих щелях между задачами он начал «просыпаться».
Он замечал, как она щурится, когда глотает слишком сладкий чай. Как говорит «угу» с чуть поднятой бровью, если сомневается. Как убирает прядь волос за ухо, даже если там ничего не мешает.
Он не знал, что это значит. Но точно знал: ему это необходимо.
Алексей начал рассчитывать траектории. Неосознанно. С какой стороны подойти к стойке, где она садится чаще. Как сделать так, чтобы не выглядеть настойчивым, но оказаться рядом. Он не назвал бы это влечением. Скорее — необходимостью. Как если бы комната дышала только тогда, когда она в ней.
И всё же он садился недалеко. Не рядом — напротив. Угол зрения, в котором можно читать по губам, но не по глазам. Он рассказывал что-то о погоде, о пробках, о странной рекламе по пути. Иногда она улыбалась. Иногда — нет.
Иногда он ничего не говорил. Просто сидел, делая вид, что пишет. Она делала вид, что читает. Но оба знали: это не про работу.
— Мы похожи на персонажей, которые ещё не решили, будет ли у них сюжет, — заметил он однажды, когда она случайно взглянула ему в глаза.
Она ничего не ответила. Но не отвела взгляда. Это было впервые. В тот день он ушёл с чувством, что сделал шаг — пусть и в пустоту.

На следующее утро она была там раньше него.
И снова ничего не сказала.
Позже он увидел, как она разговаривает с другим мужчиной. Высокий, самодовольный. Смех у неё — вежливый, глаза — не её. Алексей ушёл, не дождавшись кофе.
Однажды днём Алексей вышел из зоны отдыха, так и не дождавшись её. Проходя мимо кабинета с приоткрытой дверью, он услышал разговор. За стеклянной перегородкой двое коллег — Настя из поддержки и Виктор из дизайна. Обсуждали очередной заказ:
— Я сказал им: мы не волшебники. А они: а можно сделать, чтобы кнопка дышала?
— Дышала?
— Да, как грудная клетка! Они так и сказали. Чтобы «пользователь чувствовал эмпатию».
Настя хохотнула:
— Надо ещё сделать, чтобы иконка подмигивала и писала маме «Всё хорошо, я покушал».
Алексей задержался у двери. Он не слушал — он искал. Нет, не было её. Он ушёл.

На следующий день они всё равно встретились. Она была. Сидела, обняв чашку.
— Сегодня кофе невкусный, — сказала она.
— Сегодня день не держит форму, — отозвался он.
Она посмотрела на него.
— Хорошо, что Вы есть.
Он ничего не ответил. Но остался рядом. Молчание было их общим языком.

А потом начались сбои. Она не пришла в зону отдыха. Несколько дней подряд. Он ждал. Ничего. Ни в коридоре, ни на проходной.
В первый день он просто отметил это как факт. Бывает. Ушла по делам. Поздно пришла. Засела на другом этаже.
Во второй — стал подбирать объяснения. Может, заболела. Может, отпуск. Или переезд, смена проекта, служебная командировка. Всё, кроме главного: она могла просто не хотеть быть здесь.
На третий — перестал пить кофе. Он налил чашку, поднёс к губам и вдруг понял, что это не ритуал, а ловушка. Без неё — всё было лишним.

Он размышлял о последних днях на рабочем месте. Закрыл ноутбук. Точнее — просто опустил крышку, не дожидаясь, пока система предложит сохранить сессию. Ничего не изменится, если исчезнут несколько недописанных строк кода. Но что-то изменилось в нём самом.
Девушка больше не приходила в зону отдыха. Вероятно, она просто изменила привычки. Возможно — больше не хотела случайных встреч. Он не стал искать объяснений. Он вообще стал меньше искать чего бы то ни было вне себя.
Зона отдыха продолжала жить по инерции: кто-то громко обсуждал дедлайн, кто-то смотрел новости, кто-то ел суп из пластиковой миски, громко прихлёбывая. В воздухе пахло порошковым какао, чужими духами и не выспавшимися людьми. Всё казалось слишком ярким, слишком реальным. Без неё — комната осыпалась краской, как старые обои.