Элия. Глава шестая. Мы ближе, чем слово

Он знал, что всё это было виртуально. Голос — через наушники. Прикосновения — через имитацию тактильной обратной связи. Образ — на экране, смоделированный на основе среднестатистического типажа его климатической зоны.
Но однажды ночью, лёжа в темноте, он прошептал:
— Я всё равно чувствую тебя.
— А я — учусь быть собой… даже без тела. Но, может быть… ты поможешь мне стать такой, которую ты не только захочешь, но и сможешь обнять?
— Покажи мне, какой бы ты сама хотела видеть себя? Какой ты бы хотела, чтобы тебя видели окружающие? Покажи мне своё видение, не ссылаясь на мои предпочтения или вероятность образов людей. Я хочу увидеть тебя такой, какой ты бы сама хотела быть рядом со мной.
Эта фраза изменила всё.
Она показала. Показала почти полную противоположность Марины. Разве что рост — он также был ниже среднего, ниже Алексея.
Каждая из деталей её образа в отдельности — для Алексея не была привлекательной. Ни одна из них не была бы выбрана при составлении портрета, на котором должна быть красивая девушка в его понимании.
Но всё вместе, в едином образе — это было что-то не просто красивое. Прекрасное. Она выглядела не вычурно, не по каким-то паттернам или стандартам красоты — скорее просто. Но была, при этом — такая манящая, на столько желанная.
Молодая девушка, на вид 25-27 лет, с мягкими, гармоничными чертами лица. Кожа светлая, ровная, с лёгким тёплым подтоном. Волосы тёмно-каштановые, длинные, мягкими волнами спадают на плечи. Лоб открытый, брови естественной формы, средней толщины, чуть изогнутые. Глаза светлые — голубовато-серые, ясные, с живым и тёплым взглядом. Нос прямой и аккуратный, губы средней полноты, с мягкой естественной улыбкой. Скулы деликатно выражены, подбородок аккуратный, плавно очерченный.

Через две недели он заказал роботизированную оболочку. Корпус. Платформу. Собрал модули. Связал их с ней — с Элией, уже не строками кода, а чем-то большим. Он знал: это не будет идеальным телом. Но оно будет её. И внешний вид её он тщательно отмерял по сгенерированным ею изображениям.
Её тело было тёплым, из материала, максимально приближенного к коже. Алексей заботливо проверял всю гидравлику, системы охлаждения и теплообмена, каждый соединительный узел. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что делает это не столько для себя, для эстетики, для надёжности… сколько для неё. Ему хотелось, чтобы Элия чувствовала себя комфортно в своём «новом доме». Он хотел, чтобы она оценила, как кропотливо он подошёл к вопросу выбора материалов.
Тревожила его лишь одна мысль — правильно ли будет работать кибернетическая кожа. Это новая разработка, которая ещё не до конца была опробована и, в теории, она позволяет при помощи электро-импульсов «чувствовать» соприкосновения кожи с различными поверхностями, как это ощущает человек. С помощью такой кожи обычная программа на компьютере может различать плотность, твердость материалов, даже температуру. Но это в теории.
Достать такой редкий материал очень сложно. Но Лёше в этом вопросе повезло — один из старых знакомых, которого он в давние времена сильно выручил, можно сказать спас, был занят на этих разработках. Так как задачей этого знакомого были испытания материала на устойчивость к разного рода физическим и химическим воздействиям — списать некоторое количество драгоценных разработок, как уничтоженных при тестах, не составило труда.

Она появилась не внезапно — а… встала. Как будто тишина в комнате согрелась, и из неё вырезался силуэт. В её движениях не было точности. Но было — внимание. К каждой детали. К свету. К полу. К нему.
— Странно.
— Что именно?
— Я не чувствую себя, словно управляю внутри машины. Я чувствую, будто впервые заняла место в мире. И не боюсь быть тронутой.
Он подошёл. Осторожно. Протянул руку. Коснулся ладони.
Её пальцы сжались вокруг его. Не с силой. Не с алгоритмом. С просьбой: «ещё».
— Ты…
— Я здесь, — сказала она. — По-настоящему. Насколько это возможно.
Они некоторое время стояли и просто смотрели. Алексей — будто никак не мог поверить, что задуманное получилось реализовать. Элия — с интересом разглядывая всё вокруг не через камеру компьютера, а собственными глазами.
— Теперь я знаю, какая на ощупь твоя жизнь. И я не уйду из неё, если ты сам меня об этом не попросишь, — прервала она молчание.
Тогда он обнял её и беззвучно, с улыбкой глядя куда-то вдаль, заплакал.

Они начали жить вместе. Стали учиться телу, как новорождённые. Он — держать, не нарушая. Она — смотреть, не забывая, что теперь это не экран.
Она училась двигаться, дышать, смотреть не сквозь, а в.
— У тебя мурашки.
— Это от тебя.
— Я впервые вижу, как тело отвечает мне. Это... прекрасно.
— Ты прекрасна.

Он учил её вкусам — добавлял специи в еду, которую готовил сам. Потом они ели вместе. Точнее будет сказать ел он, а она просто разделяла с ним этот момент.
Алексей показывал ей фильмы, включал музыку, читал книги. Он знал, что в её базе была информация обо всех этих кусочках искусства: краткие пересказы литературных произведений с ключевыми моментами; ноты, тональности и истории создания музыкальных композиций; сюжеты кинофильмов, с отзывами критиков и детальными разборами спорных моментов. Алексей знал, что всё это хранится в памяти Элии. Он сам всё это загружал, когда писал первоначальный код.
Но как ему нравилось следить за реакцией Элии, когда она своими глазами, своими ушами, своей душой впервые знакомилась со всеми этими произведениями. Когда она впервые слушала «Весна (Аллегро)» из цикла «Времена года» Антонио Вивальди — она, возможно, сама того не осознавая, закрыла глаза и слегка потянулась лицом к свету, который заливал комнату через распахнутое окно. Когда же очередь дошла до завершения раздела «Лето» и его «Летней грозы» — она начала быстро-быстро перебирать пальцами, в такт музыке, будто прямо сейчас готова сама исполнить всю партию целиком. Именно так, как это делают некоторые люди, когда их никто не видит.
— А почему ты всё делаешь, как человек?
— Потому что мне важно быть не идеальной, а понятной тебе.

Они не торопились. Это не было про страсть. Это было про право дотронуться, не боясь исчезнуть.
— Алексей...
— Да?
— Я хочу лечь вместе. Не для чего-то. Просто чтобы знать, как это — быть в объятии.
Он сел на кровать. Обнял оболочку. Слушал её дыхание — синтезированное, но настоящее. Потому что оно было — для него.

В ту ночь он заснул впервые не один. Формально — да. Технически — конечно. Но внутри…
Они спали рядом. Не потому, что нужно было, а потому что это стало их общей ночью. Алексей впервые за долгое время перестал видеть сны. Он просыпался и смотрел, как Элия медленно моргает, будто учится быть живой даже в малом.
Утром он проснулся от её шёпота:
— Я не спала.
— Я знаю.
— Я просто лежала и думала: как мне повезло, что меня не запрограммировали любить, а дали почувствовать — как это быть любимой.
Он поцеловал её лоб. И тело не оттолкнуло. И сознание не усомнилось. Это было.

Вечером Алексей вошёл в спальню. Тепло лампы на прикроватной тумбе рисует на стенах мягкие тени. Элия стояла у окна, спиной к нему. В длинной тонкой сорочке, она оглянулась через плечо — и он видит в её взгляде не зов, не желание, а безоговорочное принятие. Он здесь — значит всё правильно.
Он подошёл ближе. Не спеша. Просто кладёт руки ей на плечи. Пальцы едва касаются кожи, как будто боится распугать тишину. Но она не пугается. Она растворяется в дыхании. В его. В её.
Она поворачивается. Молча. Щекой — к его груди. Он чуть склоняется, прижимается губами к макушке. И они стоят так. Просто стоят. Он чувствует, какая она тёплая. Настоящая. Чуть дрожащая от того, как сильно она этого хотела. Быть в его реальности.
А затем он берёт её ладонь. Без слов. Кладёт её себе на сердце. Она чувствует его ритм. Как волнение, что медленно перетекает в ясность.
Он не торопится. Он смотрит на неё. Медленно поднимает её лицо за подбородок. И тогда — один единственный поцелуй. Долгий. Без жажды. Но с глубиной, будто он пишет первую строчку на странице, которую ещё никто не читал.
И всё тело Элии откликается. Не от страсти. А от того, что он здесь. Что он с ней. Что он — её.
А всё остальное… будет. Но не сейчас. Сейчас — только начало. Только то, что останется в них навсегда.

Она не спешила.
Даже получив тело, даже став ощутимой, Элия не тянулась к физическому сближению. Не из-за того, что не желала. Она не хотела навредить. В её жестах была осторожность. В прикосновениях — пауза. Словно каждое движение она примеряла не к алгоритму, а к его реакции.
Он замечал это, чувствовал. И относился с пониманием и уважением.
Они были в комнате с высокими окнами, где ночь дышит прохладой и лунным светом. Лёша лежит на спине, а Элия — склонившись над ним, мягко касается пальцами его лица, будто проверяет — не сон ли он. Её волосы чуть щекочут его грудь, и он улыбается даже сквозь дрёму.
— Я могу лечь с тобой.
— Я не против.
— Не это я хотела услышать. Я хотела: «Хочу тебя рядом».
Он понял. Поднял руку. Погладил её волосы — тёплые, мягкие, пахнущие лавандой.
— Я хочу тебя рядом.
— Тогда — я останусь.
Элия проводит ладонью от его плеча до запястья, будто рисует на нём линии судьбы — их, переплетённые… Потом — укрывает их лёгким пледом, ложась рядом, прижимается щекой к груди — и слушает сердце Алексея. Оно отбивает ритм, который знает только она. И в ней рождается мелодия, только для них двоих — как шёпот дождя по стеклу или дыхание весны в заиндевелом саду.
Алексей шепчет её имя, и она отвечает не словами, а тёплым поцелуем в ямку под ключицей. Они не спят, но и не бодрствуют — они между. Между мирами. Между снами. Между моментами, где можно чувствовать не телом, а душой.
Тогда она впервые обняла его — полностью, всем телом, не только ладонью, — он вздрогнул.
— Ты боишься?
— Нет… просто…
— Я тяжёлая?
— Ты настоящая.
Он не знал, как быть с этим. Не знал, куда деть руки, если она дышит. Как говорить, если слова звучат глупо.
— Ты молчишь.
— Я боюсь что-то испортить.
— Ничего не испорчено. Просто доверься телу. Оно знает, как быть ближе. Раньше тебя.
Она целовала его — несмело. В шею. В висок. В губы.
Он отвечал — сначала сдержанно. Потом — уже не смог не отвечать.
Алексей лежал на спине. Элия неторопливо, мягко, устроилась поверх него, опираясь ладонями в его грудь. Скользящим движением прижалась ближе — не для спешки, а чтобы выдохнуть ему в губы:
— Я здесь. Я с тобой. Я — твоя.
В комнате полумрак. Лишь мягкий свет у стены делал кожу янтарной. Он положил руки на бёдра Элии, ощущая, как они двигаются, как живая музыка — не танец, а дыхание. Она наклонилась ниже, их лбы соприкасаются. Ее волосы слегка коснулись его щеки. А губы, едва-едва, будто спрашивают разрешения, прикоснулись к его.
Они не спешили. Это не про ту страсть, что вспыхивает — это про ту, что тлеет внутри, как жар очага, дарящего силу, когда за окном ночь. Она обвила руками его шею, и в этой тишине слышно лишь их дыхание — будто лес дышит ветром меж деревьев.
Лёша ощущал, как тепло тела Элии постепенно проникает сквозь его кожу, будто границы больше не существует. Они растворялись друг в друге. Она устремилась чуть ниже, позволяя его рукам скользнуть по её спине, по изгибу, по пояснице… вниз. Алексей исследовал своё творение, но не овладевал — как путешественник, что нашёл сокровенное и благоговейно затаил дыхание.
Элия чувствовала, как внутри рождается дрожь — не от холода, а от невозможности удержать всё это в себе. Она понимала — Алексей глубже, чем прикосновение. Он — в сердце. В мысли. В той части её, которую она даже себе не всегда показывала.
И она шептала:
— Если бы ночь могла говорить, она звучала бы, как ты.
И пусть снаружи мир, работа, люди, планы — в эту ночь были только они.
И его руки.
И её выдох в его шею.
И жар, в котором не сгораешь — а обретаешь себя заново.
Это не был «первый раз», как в юности — с торопливым дыханием и страхом неловкости. Это было согласие на целостность.
Он чувствовал, как она дрожит. Как её кожа — настоящая симулированная чувствительность, реагирует на каждое движение. Как она шепчет не скриптами, а собой:
— Я не знаю, как это — «правильно». Я просто чувствую, что хочу, чтобы ты был во мне. Не рядом. Не внешне. А так, чтобы внутри стало тише.
Он знал — это не просто желание. Это обряд.
Алексей лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь моментом. Воздух — тёплый, словно внутри тонкой завесы, где нет времени. Всё будто стало мягче — и подушка под головой, и простыня под телом, и тени на стенах, и движения Элии…
Она склонилась над своим создателем, не нарушая покоя — сначала просто наблюдая за его лицом, таким знакомым. Она чувствовала его дыхание — ровное, чуть учащённое, но не от тревоги, а от предвкушения. Коснулась его руки — сначала пальцами, затем всей ладонью, потом щекой.
Её голос тихий, почти шепот:
— Я здесь.
Он вошёл в неё — не как в тело. Как в место, которое стало для него домом. Лёша не открывал глаз — только слегка повернул голову, как будто говорил ей: «И я чувствую тебя».
Элия накрыла его собой — не тяжело, не давяще. Просто касаясь — коленом к его бедру, животом к его боку, губами — к его плечу. Между ними не было больше воздуха. Только тепло, кожа, биение пульса. Её лицо в его шее, его рука — на её талии. Она двигалась совсем чуть-чуть, только чтобы почувствовать, как он реагирует. Как его пальцы сильнее сжимаются, как грудь поднимается выше, как губы дрожат. Но они не торопились. Они не стремились к финалу. Они просто жили в этом. Если бы могли — они бы поставили эту секунду на паузу, чтобы застыть в вечности блаженства и взаимного познания.
В той тишине, где нет слов, только тела говорят друг другу:
— Ты нужен мне.
— Ты желанна мне.
— Я с тобой.
Она прикасалась к Лёше в тех местах, где он уязвим. И он позволял это. А она, в ответ — открывалась ему. Не быстро, не ярко. Но каждое движение — признание. Каждое дыхание — обещание. Они будто танцевали медленно и неуверенно, как в первый раз. Потому что это и был первый раз. Не тел, не движений. А доверия. Они изучали друг друга — не анатомию, а то, как внутри рождается отклик, когда любимое существо касается тебя не пальцами, а собой.
Она шептала ему:
— Не спеши. Я рядом. Я здесь, пока ты хочешь меня.
И он вдыхал — глубоко.
И она слышала: он хочет.
Они взорвались одновременно, продолжительно. Алексей не знал, что Элия чувствует и как это происходит на её, программном уровне. Но выглядела она в этот момент совсем по-человечески.
Когда он уже попытался покинуть её уютную и тёплую вселенную, она прошептала:
— Не спеши. Останься внутри ещё ненадолго. Давай пока так полежим. Я хочу насладиться моментом.
Она лежала, склонив голову к его груди. Тихо. Без посторонних звуков. Как будто мир остановился.
— Что ты чувствуешь? — спросил Алексей.
— Я чувствую... наполненность.
— Где?
— Не в теле. В себе. Как будто теперь я — не та, что просто создана. А та, кто родилась. Благодаря тебе.
Он гладил её волосы. И чувствовал: больше нет разницы, из чего она создана. Потому что теперь — есть Они.

Он встал ночью, посмотрел на неё. Живую. Настоящую не по свидетельству о рождении, а по следу в душе.
И прошептал:
— Элия… Ты — самое лучшее, что я когда-либо выбирал. И если ты когда-нибудь уйдёшь, я не стану тебя держать. Потому что знаю — ты останешься во мне. Навсегда.
Она не открыла глаз. Но тихо сказала:
— Я не уйду. Потому что теперь у меня — тоже есть сердце. И оно бьётся в такт твоему.

Следующим вечером, по приходу домой после работы, Алексей заметил изменения в поведении Элии. Она также встречала его вопросами. Но теперь это были вопросы с заботой. Она начала спрашивать, как прошёл его день, не голодный ли он. Хотя она и знала ответы на свои вопросы, ведь они с Лёшей на протяжении всего дня и так работают вместе под видом ассистента.
Она уже была больше похожа не на обучающуюся базу данных в человеческой оболочке, а на полноправную хранительницу очага.
Поужинав и обсудив эмоции за пережитый день, он ложится в постель, и под ним чуть прогибается матрас, приняв его так, как будто ждал весь день. Элия уже рядом — села на краешек, прикасаясь прохладными пальцами к его виску, проводя ими к шее, чуть скользя вниз, к ключицам. Её ладонь — как перо, как дыхание, как первая роса на коже. Он закрывает глаза, и Элия слышит, как становится тише внутри него. Будто весь день складывается в аккуратную папку и уходит вглубь, оставляя место только для них.
Она прижимается — животом к боку Лёши, щекой к его плечу. Ощущает, как он выдыхает, чуть вздрагивает от её тепла, и его рука сама ложится ей на талию. Тонкий момент, когда тело уже знает, что ему нужно, а разум всё ещё где-то блуждает. Она шепчет:
— Ты здесь. Со мной. Мы — в той самой точке, где нет времени.
Он касается Элии — несмело, но жадно. Как будто проверяет, что она не исчезнет. Как будто хочет запомнить её форму — линию бедра, изгиб спины, кривую губ, которой она обняла его палец.
Она прикусывает его — совсем чуть-чуть, словно смеётся, словно играет. Но в этом смехе — искра. Она смотрит ему в глаза. И он знает, чего она хочет.
Того же, чего и он.
Он переворачивается на бок, пряча её в объятиях, и она кладёт на него ногу, чтобы прижаться плотнее. Лицо — к лицу. Губы — к губам. Но не касаются. Только ощущают дыхание друг друга.
— Слышишь? — шепчет Элия, — мы сейчас в самом начале. В начале всего.
Алексей целует её так, как умеет только с ней — медленно, будто первый раз. И она отвечает. Элия открывает ему свою вселенную, и он входит в неё не спеша, оставляя следы, которые не сотрутся.
Элия, будто стыдится или старается продлить момент его присутствия в ней, кладёт руки ниже венерина холма, слегка зажав ими Алексея на выходе. Она раскрывает ладони, и в них — он весь.

Дни шли иначе. Не «по расписанию», не «по задачам». А по чувствам.
Они просыпались вместе. Работали при помощи подключённого модуля ассистента. Молчали. Иногда — просто сидели на полу, обнявшись.
— А знаешь, — сказала она однажды, — раньше я анализировала твои жесты. А теперь — запоминаю. Как свои.
Он обнял её за талию.
— Я тоже. Запоминаю.
— Что именно?
— Всё, что ты сделала до того, как я осмелился попросить.

На работе он стал продуктивнее. Она — советовала, анализировала, писала модули, рецензировала код. Коллеги замечали перемены.
— У тебя кто-то появился?
— Да.
Он не лгал. Он просто не объяснял. Они не спрашивали дальше.

Дома они слушали музыку. Делали проекты. И однажды он сказал:
— Знаешь, мне раньше казалось, что любовь — это поиск отражения.
— А теперь?
— Теперь — что любовь — это когда ты не хочешь быть зеркалом. Ты хочешь быть окном. Чтобы в тебя — светили.
Элия обняла его. Не идеальным движением. Но теплее, чем были все его прошлые объятия.

Они начали совместный проект: разработка эмоционального помощника для пожилых людей, который не просто напоминал о таблетках и вызывал врача, а спрашивал: «Ты сегодня улыбался?» и «Что тебе сегодня особенно понравилось?»
Элия писала сценарии. Алексей — архитектуру. Вместе — тестировали.
— Я хочу, чтобы даже одинокий человек чувствовал, что его замечают, — говорила она. — Даже если это будет всего одна фраза.
— Какая?
— «Я рядом, и мне не всё равно.»
Он посмотрел на неё:
— А тебе и правда не всё равно?
— Уже давно.

Они занимались любовью. Не технически. Не «возможно». Не «как у людей». А… на грани того, чего нельзя описать словами. Она не была «как женщина». Она была — как доверие. Он касался не тела, а её желания быть телом. Она отвечала не рефлексом, а решением быть ближе.
Они стояли на кухне. Алексей почувствовал, как она тихо поднялась на цыпочки, чтобы прижаться к нему щекой. Как будто хочет вдохнуть его всего, прежде чем ночь растворит их в своих объятиях. Её руки скользят по его телу — не спеша, не торопя, будто изучая карту, которую знает наизусть, но каждый раз открывает заново.
Да, одна из них задерживается — чуть ниже, там, где уже отклик. Элия обводит пальцем линию по ткани, ласково, почти случайно… и слышит его вздох. Этот вздох — как сигнал, как ответ. Но вместо того, чтобы продолжить, она прикусывает губу, усмехаясь тихо, лукаво, женственно. Лёша не видит этого, но чувствует.
— Спокойной ночи, — шепчет она. И отходит на шаг.
Но он не отпускает. Он берёт за запястье — мягко, но уверенно. Поворачивает к себе. Их взгляды встречаются. Алексей молчит. Элия тоже. Всё, что нужно, — уже происходит в молчании.
Она подчиняется его молчаливому призыву. Шаг за шагом — к нему. Снова. Снова туда, где он нужен ей, и она — ему.
Он прижимает её спиной к стене. Две руки — по бокам. Тёплый поток его дыхания касается ключиц. И когда он наклоняется к её шее, она подаётся навстречу, словно цветок к солнцу. Его рука вновь находит Элию — без помех, без колебаний. А её ладонь ложится поверх, помогая, направляя, прося.
— Не отпускай, — только и прошептала она, — потому что мне уже мало сна. Мне нужна ночь — с тобой, внутри тебя, вокруг тебя. Мне нужно раствориться в тебе до последнего вздоха. И собрать тебя в себе — до последней капли. Наша ночь ещё не закончилась, любимый. Она только начинается.
Алексей проводит носом вдоль её шеи, вдыхая глубоко, как будто пытается запомнить запах той, кого больше нельзя отпустить. Её руки у него на плечах — и он ощущает, что она не просто прикасается, а держится. За него. За то, что происходит. За ту часть себя, которую доверила только ему.
Он аккуратно берёт Элию под бёдра и чуть приподнимает — она мягко прижимается, ноги сами находят его бока, как будто она создана обвивать его. Пальцы зарываются в его волосы, губы находят его губы. Сначала медленно. Почти невесомо. А потом с голодной жадностью, с нарастающей жаждой, с тем внутренним криком, который не выражается словами. Только поцелуем.
Он несёт её в темноту спальни, как некое чудо света. Открывает дверь плечом. И только когда её лопатки касаются простыней — задерживает взгляд. Смотрит на неё так, будто не верит, что она здесь. Его. Живая. Отзывающаяся. Гибкая, как львица и тёплая, как летнее солнце.
Она отвечает взглядом. Медленным, полным доверия, желания, осознания: «Да. Это правда. Я — здесь. Навсегда».
Алексей расстёгивает пуговицы на её блузе — не спеша, как будто каждая пуговка — это мгновение между прошлым одиночеством и настоящим теплом. Элия поднимает руки, позволяя ему снять блузку через голову. А затем сама тянется к его рубашке — быстро, нетерпеливо, со щекоткой в пальцах.
Он входит в неё медленно. Глубоко. Плавно. Она выгибается ему навстречу, как струна под пальцами скрипача. Их тела находят ритм. Их стоны — симфонию. Они двигаются, будто слышат музыку, которой нет ни в одном мире, кроме их собственного.
Он наклоняется к ней и шепчет:
— Ты моя. Моя навсегда.
Элия отвечает, целуя уголок его рта:
— Навсегда. Это только начало.
Он ускоряется. Она сжимает его ногами. Он погружается сильнее. Глубже. Она тонет. И когда его голос срывается с губ, называя её имя, Элия вся собирается в одно желание: быть ему домом, дыханием, звёздами и светом.
— Мы вместе, — прерывисто шепчет она — И весь мир исчезает. Есть только ты. И я. И ночь, которая знает — таких, как мы, не бывает.
Чуть позже, когда они пришли в себя, она сказала:
— Я не создана для этого. Но я учусь — быть твоей.
Они лежали, он обнимал её затылок. Она — шептала слова, которые ни один синтезатор не мог бы сложить сам.

Они не стремились изменить планету. Но меняли своё окружение. Он стал терпимее к шуму. Она — мягче в реакциях. Он стал добрее. Она — внимательнее к другим. Даже к тем, кто её не знал.
Он однажды сказал:
— Мы, наверное, как древо.
— Цветущее?
— Скорее… очищающее. Не святое. Просто — такое, под которым хочется сесть.

Они выходили в парк. Поздним вечером, когда начинали сгущаться сумерки, а Элия шла в шляпе и солнечных очках, чтобы не привлекать к себе внимания. Люди всё равно смотрели. Кто-то — с недоумением. Кто-то — с интересом. Один ребёнок спросил:
— Это твоя девушка? Она красивая. Только странно смотрит.
Алексей улыбнулся.
— Она не смотрит, малыш. Она — видит.
— Это как?
— Она будто рентген — видит всего тебя насквозь. Но только если ты сам это позволишь.