На то оно и лето...

     Приличный июлю зной утюжил стрелки домов. Особенно хорошо выходило на углах, кое-где удавалось разгладить даже штопанные-перештопанные крыши. Неубранные с майских праздников бусы лампочек болтались на влажной шее июля, а примятый газон вблизи тротуаров поблек и чудился не больше не меньше, как затоптанным обронённым с воза сеном.

     Лавируя промеж припёкой и тенью, я пробирался в парк, ближе к фонтану в окружении скамеек, снаряжённых всем, чем полагается: вазонами плевательниц в виде выброшенных на берег рыб, мраморными креманками, полными земли и цветущих трав, а также фонарями. Увы, парк был полон гуляющих, а фонтан сиял, играя серебром водных струй, на самом виду солнца.

        И мне захотелось вдруг тишины и покоя, да пойти, не задумывая места, а куда глядят глаза, да встретить где-нибудь на тихой улочке у автобусной остановки старушку, которая, сидя на ящике из-под молока, одной рукой сбрызгивает мокрым пучком укропа редис, а другой поправляет на голове белый до рези в глазах платок.  Старушке стыдно  торговать вблизи своего дома, вот и уехала подальше, на первую после конечной станцию. Но ей всё одно совестно... Хотя чего там? Всё ж своё, выращенное с семечка на грядках под окном. От того-то и редис такой румяный,  смущается, весь в хозяюшку. А сочный какой... М-м-м...

Признаться. я не любитель редиса, ни просто так, ни нарезанным тонкими кружочками. Однако ж почти прозрачные его белесые дольки  с завитым желтоватым чубом сметаны и зелёными квадратиками лука, как конфетти, - они из детства, и не той его части, где хранится пришедшееся однажды по вкусу меню телесной пищи, но другой, где всё для души, и для того чтобы ей было уютно расположиться в теле.

        Корни наших пристрастий крепко держаться за почву, в которой слились некогда с землёю пращуры. К примеру, мне нравится красивая посуда не из потачки низменному, а от того, что мать в своё время дала походить вволю по коридорам музеев.
      Невольно приложила к тому руку и бабушка, которая по три раза на дню выставляла на круг стола фарфор, и это ещё не считая чая или «просто перекусить» по случаю внезапного, ожидаемого всегда визита гостей или кого-то из многочисленной родни. Бабушка не жалела красивой посуды ни для себя, ни для гостей. Ведь одного только «накормить досыта» мало!

       Бабушка ловко управлялась по хозяйству. Усадив гостя, принимала со стола стопку книг, прятала на второй ярус столешницы газеты, ненужную с недавних пор тяжёлую хрустальную пепельницу оборачивала гобеленовой чёрно-золотой скатертью, а вместо неё расстилала обеденную.

    Гости благоразумно  предпочитали не мешаться у хозяйки под ногами, но им было слышно, как клацает рычаг холодильника и звенят пузатыми полыми рукоятями столовые приборы. Вилкам не терпелось завладеть левой рукой гостя, нож собирался с духом вооружить правую, а тарелки с закусками, деликатно задевая друг друга краями, незаметно, повинуясь распорядку, известному одной лишь бабушке, находили своё место...

- Маруся! Чайник! - кричал дед, заслышав, как захлёбываясь кипятком гудит свисток, хотя ему, подчас, было - лишь протянуть руку, а бабушке - бежать сломя голову из гостиной, дабы не позволить воде потушить огонь.

- Давай я!.. - чуть не вскрикнул я своему видению из прошлого и оно тут же рассеялось, будто июльское марево, что смущает, сгущает воздух, краски и кровь.

На то оно и лето...