высота чувства

Мы встретились на новоселье у соседа.
Ваейка, так мы называли его по дружбе, переиначивая имя Валера. Ваейка был для нас своим, компанейским, отличным парнем. Дамский угодник, любитель джаза и маменькин сыночек.
Жил Ваейка с мамой в «коммуналке» в центре Москвы. Маму он лелеял и почитал, но одна комната на двоих тяготила по мере взросления.
Ваейка собирал коллекцию джазовой музыки, любил танцевать, но в реальности мама считала это никчёмным занятием и при ней слушать любимую африканку Эллу Фицджеральд не позволяла.
Любил мой сосед девушек нежно, искренне и всех сразу. Не ловелас, не Дон Жуан, ценитель женских прелестей.
Наконец Ваейке исполнилось ровно двадцать два года, и мама выбила для сына комнату в соседнем доме. Сын с радостью переселился и пригласил на новоселье меня и подругу Таню.
Новоселье для нас — праздник значительный. Мы представили, сколько там будет гостей, какое широкое застолье нас ожидает.
Мы старались выглядеть так, чтобы затмить красотой всех и вся. У студентов-оркестрантов нашего института культуры с большим трудом мы выторговали пластинку группы “Аerosmith”. Такой подарок на новоселье мы раздобыли. Гордость и самоуважение в нас зашкаливали.
Мне Ваейка так себе, сосед и не более, а Татьяне он запал в сердце даже слишком. Она с ним уже не раз целовалась и рассказывала об этом с большим восторгом.
Татьяна по такому случаю одолжила у сокурсницы (была на курс старше меня, училась на последнем, четвёртом курсе дирижёрско-хоровом отделении) выпросила сценический костюм: ярко-жёлтую шёлковую кофточку и тёмно-синюю бархатную юбку. Татьяна была неотразима. Я в длинном платье из ивановскогo ситца невероятной расцветки солнечного лета, с тяжёлой рыжей косой ниже девичьей выпуклости сзади, выглядела невинно и соблазнительно. Конец июля — много солнца, много света, цветы Татьяна с дачи привезла целую охапку.
Такие нарядные, с подарком и цветами пришли на праздник, и вдруг перед нашим взором…
Пустая комната с обшарпанными стенами, пара страшных тёмных байковых одеял расстелены на полу, на одеялах две бутылки самого дешёвого красного вина, кое-как порезанная докторская колбаса по два рубля двадцать копеек, бутылка водки по два рубля восемьдесят семь копеек и в алюминиевой миске печенье юбилейное, видимо, лакомство к чаю. Мальчики гуляют, пригласили девочек.
Мальчиков двое — Ваейка и Владимир. Я хотела сразу покинуть этот шабаш, поскольку товарищ моего соседа Владимир мне не по нраву. Лохматый, в бардовой нейлоновой рубашке, правый глаз моргает чаще левого, похоже, нервный тик. Сложение атлетическое, но невысокий, улыбка какая-то несуразная. Совсем не Ален Делон.
Татьяна чуть ли не на коленях попросила остаться. Пообещала для меня лично спеть романс Александра Алябьева «Соловей». Знает мои слабости негодная, люблю красивое звучание голоса человеческого. Соседа Ваейку уважаю, что он хорошую музыку жалует. Согласилась остаться, но ненадолго.
Не буду описывать вечеринку, она не удалась. На чужую бархатную юбку Татьяны нечаянно пролили целый гранёный стакан вонючего красного вина, жёлтой блузке тоже досталось немало этого красителя. Новоселье разлучило Татьяну и Ваейку навсегда.
Володя уже в конце вечеринки, когда пили чай из металлических кружек, проговорился:
— Я сегодня не только новоселье отмечаю, с утра был суд, нас развели с женой.
Я поперхнулась юбилейным печеньем и чуть не пролила горячий чай себе на платье.
— Так Вы женаты, сударь?!
— Нет! Сегодня уже свободный, правда, там дочка три года. Я рано женился, на втором курсе института. В прошлом году институт закончил, в этом году развёлся. Валерий Николаевич у нас экономист, а я железнодорожник.
— Понятно, — сказала я отрешённо. — В Московском институте инженеров транспорта учились? Технарь, а я гуманитарий, третий курс окончила.
Через два дня практика в посёлке Рогово — это сорок километров от подмосковного города Подольск.
Допили чай, попрощались, разошлись.
Татьяна расстроенная, не обсохшая, с разводами на блузке, молчала до самого дома. На прощанье не выдержала, спросила:
— Как тебе Вольдемар? (Валера его так величал.)
Мой ответ был чёткий:
— Никак!
Всё случилось в Рогово через день после злополучного новоселья. Дорога показалась невыносимой. Час от Москвы на электричке, потом почти час ждала автобус. Автобус ходит по расписанию, три рейса в день, последний в девятнадцать часов.
Добралась до Рогово к вечеру уставшая, никакая. По дороге никого не видела. Зашла к председателю, ему обо мне известно, показал сельский клуб — место моей практики. Проводил до двухэтажного дома поблизости, выдал ключи от двухкомнатной квартиры со всеми удобствами, предупредил:
— Через неделю из Коломны две девушки-практикантки поселятся во второй комнате. Они учительницы, практика в школе.
В комнатах уюта не было, в большой комнате у окна стоял письменный стол, две односпальные железные кровати с панцирной сеткой примостились у стен напротив. Постельное бельё новенькое, белое лежало поверх подушек.
В комнате, предназначенной для меня, был так же письменный стол, такая же кровать, но одна. Удивили часы на стене, такие ходики с гирями. Часы придавали какой-то отличительный знак своеобразного домашнего уюта среди этой казарменной обстановки.
Конец июля — солнце припекало безжалостно, я раскрыла окна нараспашку, насладиться вечерней прохладой. Вместе с прохладой стали доносится голоса гуляющей молодёжи, горланили песни, говорили громко, не обходилось без крепких словечек, которые сквозь любой гул просачиваются убедительно верно и чётко, словно вбитые гвозди в иконопись.
— Практика предстоит чрезвычайная! — решила я про себя, принимая в ванной положенные процедуры. Приготовилась ко сну, вымоталась за день, словно мешки с углём таскала. С трудом надела пододеяльник на стёганное одеяло, достала из чемодана халат и ночную рубашку. Переоделась, легла на скрипучую кровать и только смогла прошептать:
— На новом месте приснись жених невесте. Отключилась, и никаких сновидений.
Звонок раздался чуть свет. Взглянула на часы, пять утра, оцепенела:
— Кто мог быть в такую рань? Звонили настойчиво, пронзительно и стучали в дверь.
Надела короткий халат поверх длинной сорочки, пошла открывать. На всякий случай спросила:
— Кто?
— Открывай, свои.
Голос был знакомый, но спросонья не поняла чей, дверь открыла и замерла от неожиданности.
За порогом стоял он — Владимир! Взъерошенный, в клетчатой ситцевой рубашке, улыбка такая детская, вылитый любимый мой артист Джонни Депп. Дрожь охватила всё моё тело.
— Вот… Я тебя нашёл и никому не отдам. Представляешь, я опоздал на последний автобус и шёл сорок километров пешком. Какая глушь — это Рогово! Хорошо, что молодёжь здесь отвязная,гуляют до утра. Они сразу поняли, про кого я спрашиваю.
— А это рыжая практикантка с косой?
— Знаем, куда её поселили.
— Нам доложили, что эта худосочная барышня будет нас культурно образовывать. Каждый о тебе что-нибудь знал, представляешь?
Владимир ещё что-то говорил, он уже переступил за порог и закрыл за собой дверь.
Я не соображала, кружилась голова, я прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Милая! Милая! Что с тобой?
Владимир подхватил меня на руки, и мы полетели.
Да, мы наяву летали над городами и весями. Лес в Рогово был такой грибной, особенно лисичек было много, мы их собирали на лету. Танцы в клубе под пластинки западных групп были неуёмные, заводные, мы не танцевали, мы летали.
Вся неделя до приезда учительниц прошла на неизмеримой высоте. Земное всё исчезло насовсем.
Так я стала Забелиной, Владимир всем повторял:
— Если бы я не прошёл эти сорок километров — никогда бы не узнал, что такое высота и полёт.
На это скромно и целомудренно я отвечала:
— За сорок километров я отдала тебе лучшие годы жизни. Ты земной и не чуткий сумел постигнуть воистину ВЫСОТУ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ЧУВСТВА!
12.08.2025 г.