1843-й. Часть 7

Из сборника: Темные Аллеи в полночь.




Большую часть времени мы теперь проводили в молчании. Наверное, я неправильно ответила на вопрос Вронского, что он задал мне после первой нашей ночи вместе. Он спросил так:
-Ну, и кто теперь тебе больше нравится? Я или Левин?
И я совершенно случайно, не подумав даже, вдруг выпалила:
-Левин!
После этого Вронский надолго замолчал. Я не хотела обидеть Алексея, совсем нет! Но просто между грубостью графа Вронского и нежностью графа Левина была такая огромная разница, что даже лгать об этом было невозможно.

А между тем, мы приближались к Софьино. Мы уже проехали Москву, а потом и Коломну, и углубились в дремучие приокские леса. Дорога пошла меж березовых рощ, зыбкого осинника, по песчаным кручам и косогорам, пока впереди не показалась темно-синяя гладь реки Оки. Здесь, дорога шла вдоль берега. По правую руку была видна окская пойма с ее плакучими ивами, а слева, на косогоре, возвышался темный, дремучий лес, которому, казалось, не было конца и края. Наконец дорога пошла вверх, на бугор, и среди деревьев стали заметны высокие белые стены барской усадьбы. Это и было Софьино.

Из домочадцев графа Вронского мне не запомнился никто в особенности, разве только что его кузина: высокая, худая темноволосая женщина лет тридцати и не более, с темными глазами, которую звали Тамара Аркадьевна. Когда граф Вронский вошел в дом, она тут же вышла ему навстречу, обняла и поцеловала своего кузена с какой-то страстной порывистостью, на меня же посмотрела без особого интереса, если не сказать, довольно враждебно.
И, я тут же заметила, как изменился Вронский, увидев перед собою Тамару Аркадьевну. Его глаза вдруг широко распахнулись, лицо прямо-таки засветилось, расцвело улыбкой, причем довольно искренней, хотя и несколько самодовольной. Я посмотрела на Тамару и Алексея и вдруг мне показалось, что я здесь третья лишняя. Я внезапно догадалась, что вижу перед собою отнюдь не братско-сестринские чувства, а нечто гораздо более глубокое и потаенное… И было очевидно, что Тамара и Алексей влюблены друг в друга, но думают при этом, будто окружающие так глупы, что не могут заметить их взаимной приязни…
И я сразу, буквально с первого дня моего пребывания в Софьино, стала задаваться вопросом, зачем Алексей привез меня сюда и что я вообще здесь делаю…
Нет, когда он смотрел на меня, у него совсем не так горели глаза, как горели они при виде его кузины Тамары. Что же случилось здесь, в Софьино, до моего приезда? Что произошло между Алексеем и Тамарой, и почему так лучились их глаза, так сияли их лица при виде друг друга? Они напоминали жениха и невесту на второй день после свадьбы, когда уже смята супружеская постель, когда уже снято с поспешностью свадебное платье, но нет еще ни печалей, ни забот, ни тревог, а есть только эта полнейшая уверенность, что впереди всегда и все будет очень хорошо.
Когда я смотрела на Алексея с Тамарой, мне вдруг нестерпимо хотелось воскликнуть: «Дорогие молодожены! Разрешите поздравить вас… и пожелать вам…» и также мне хотелось кричать им: «Горько!»