Проклятие Бисмарка

Пролог.

Много жизней я постигал истории о великих царях и падших героях, о взлётах гордыни и неизбежной каре судьбы. Сегодня же из под моего пера вышла иная повесть – повесть не о человеке, но о гигантском корабле, ставшем олицетворением разрушительного человеческого эго. Позвольте мне поведать вам давнюю историю легендарного линкора «Бисмарк», чья гибель пролилась горьким уроком о тщеславии, адхарме и неминуемом кармическом воздаянии.
Есть в человеческой жизни мгновения, когда сама судьба встаёт на пути дерзкой гордыни. Тогда древние законы Дхармы пробуждаются даже среди стали и огня, напоминая нам, сколь хрупка наша сила перед лицом вечности. Подобно тому как в мифах великие демоны, исполненные ахамкары (эго), бросали вызов небесам и обрекали себя на падение, так и в прошлый кровавый век произошла трагедия, достойная пера поэта и слёз мудреца. Это история о корабле, названном именем могущественного объединителя империи, и о проклятии, что возложило на его имя бремя судьбы.
Внемлите же мой рассказ. Вчитывайтесь в каждое слово, словно в старинную хронику, ибо за громом орудий и ревом шторма вы возможно услышите тихий шепот вечной истины. Эта повесть эмоциональна и полна глубоких раздумий о жизни. В ней сплелись исторические факты и притча о душах, ослеплённых тщеславием.
Итак, устраивайтесь поудобнее у огня знаний. Я начинаю свой сказ о «Бисмарке» – гордом исполине, что возомнил себя неуязвимым владыкой морей, и о том, как жестокий рок судьбы настиг его среди беспощадных волн Атлантики. Это будет длинное путешествие по волнам истории – от рождения корабля до его последней битвы. Пусть же эта история, станет для всех нас уроком. Ибо за каждым залпом смертоносных орудий, за каждым мгновением политического и личного триумфа проступает Великий Закон: гордыня предшествует падению, адхарма ведёт к разрушению, а карма – неумолима.

Глава I. Рождение гордыни.
В году тысяча девятьсот тридцать девятом, на фоне людских раздоров и жажды власти родился гигант из стали. Под холодным февральским небом на гамбургской верфи громада нового линкора тяжело соскользнула с стапелей в воды Эльбы. Он получил имя «Бисмарк» – в честь железного канцлера Отто фон Бисмарка, некогда объединителя Германской империи. Как же символично было это имя! Казалось, дух старого Бисмарка, прославленного державника, вселился в этот корабль, чтобы снова заявить миру о былом величии Германии. Толпы наблюдали спуск на воду, ликуя. Лично Адольф Гитлер, рейхсканцлер третьего рейха, прибыл взглянуть на чудо инженерной мощи. Для нации, униженной Версальским миром, этот гигантский линкор стал ярким знамением: Германия встала с колен и больше не склонится ни перед кем.
Никто не жалел громких слов: „Несокрушимый! Непобедимый! Гордый флагман возрождённого флота!“ – гремели речи. Сталь корпуса блестела, будто рыцарские доспехи под солнцем. Восемь чудовищных 380-миллиметровых орудий возвышались на палубе, способные извергать огонь, равный ярости громовержца. Длина корабля превышала двадцать многоквартирных домов, а силуэт внушал трепет – ни в Королевском флоте Британии, ни в каком либо ином флоте мира не было на тот момент более крупного и мощного военного корабля. Так Европа впервые за долгие годы увидела новый линкор – и он не знал себе равных по скорости, оснащению и силе.
Но вместе с рождением этой махины родилась и гордыня. Гордыня тихо, словно тень, поднялась на борт «Бисмарка» в тот день вместе с командой. Она скользила по палубам, заглядывала в орудийные башни и нашёптывала: «Ты – самый мощный. Тебе нет равных. Ни одна держава не смеет бросить тебе вызов». Ослеплённые блеском нового оружия, люди верили в исключительность своего творения. Адмиралы воображали, как этот корабль заставит дрожать британский флот, веками царивший на морях. В каютах офицеры поднимали бокалы за будущие победы, а по радиосводкам всего мира прокатилась новость: Германия снова способна диктовать свои условия на море.
Я, же, будучи незримым свидетелем этих событий запечатленных в хрониках акаши наблюдал в своей медитации этот подъём духа с грустной улыбкой. Величие – вещь опасная. Когда смертный ум заключает всю свою веру и надежду в груду металла и пороха, он поклоняется идолу, созданному собственными руками. Веды предупреждают: где расцветает ахамкара – ложное эго, там уже зреет семя разрушения. Но пока что ликованию не было предела.
Прошло чуть больше года, наполненного лихорадочной подготовкой. Молодой линкор блестяще прошёл учебные стрельбы и испытания. Его командир, капитан Эрнст Линдеманн – моряк с прямой спиной и холодными серыми глазами – обходил палубу, гордый собой, от одной лишь мысли, что ему доверено такое детище. Линдеманн принадлежал к старой школе офицеров: честь и долг для него значили больше жизни. Он верил в свой корабль так, как рыцарь верит в свой меч, выкованный лучшим кузнецом королевства. Впрочем, Линдеманн был не единственным, кто стоял у штурвала судьбы «Бисмарка». Над всеми решениями возвышалась фигура Адмирала Гюнтера Лютьенса – человека с аскетичным лицом и усталым взором. Лютьенс не отличался излишней бравадой, он был моряком старой закалки, прошедшим жестокие сражения первой мировой и видевшим, как легко тонут в морской пучине и грозные эсминцы, и гордые дредноуты. Его сердце, говорят, не пело в унисон с нацистским маршем – адмирал держался от политики отстранённо, исполняя свой воинский долг без политического фанатизма. Но долг есть долг: флот фюрера получил приказ бросить вызов Британии, и Лютьенс возглавил эту смелую вылазку. В глубине души он, быть может, чувствовал мрачную тень судьбы. Перед отплытием, прощаясь с семьёй, адмирал будто невзначай обронил: «Мы идём в большой бой. Вернусь ли – знает лишь Господь на небесах». Но эти сомнения он держал при себе, скрывая их под суровой выправкой морского офицера.
Настал май 1941 года. В порту Готенхафен, что на балтийском побережье, кипела суета – готовилась к выходу в море оперативная группа судов. Задача ставилась весьма амбициозная: прорваться в Атлантику, ударить по жизненно важным конвоям, что снабжали Англию, и тем самым пошатнуть господство Британии на морских просторах. В поход с «Бисмарком» отправлялся тяжёлый крейсер «Принц Ойген» – элегантный и быстрый собрат, поменьше калибром, но тоже весьма грозный. Этот дуэт планировал действовать хитро: «Бисмарк» примет бой с основными силами противника, отвлекая на себя британские корабли охранения, а «Принц Ойген» тем временем будет топить беззащитные транспортники.
Утром 18 мая 1941 года «Бисмарк» и «Принц Ойген», дымя своими трубами, вышли из Готенхафена и взяли курс на север. Ветер Атлантики звал их в открытое море. Матросы на палубах глядели вдаль, где за горизонтом простирались просторы, контролируемые некогда несокрушимой Британской империей. Многие из молодых моряков чувствовали трепет: им предстояло вписать своё имя – и имя их корабля – в историю. В каютах офицеров шли последние приготовления, проверялись навигационные карты, рассчитывались курсы. Капитан Линдеманн стоял на капитанском мостике с биноклем, устремив взгляд на седой горизонт. В лице его читалась твёрдая уверенность. Адмирал Лютьенс, сложив руки за спиной, молча курил свою трубку немного в стороне, погружённый в мысли.
Корабли шли скрытно, вдали от торговых путей. Несколько дней всё складывалось удачно: без единого выстрела немецкая эскадра миновала опасные воды. Добравшись до норвежских фьордов, они на короткое время укрылись в бухте у Бергена, чтобы дозаправиться и проверить механизмы перед броском в открытый океан. Норвежские горы хранили их тайну – казалось, никто не узнает о дерзком прорыве. Но судьба уже начала плести свою паутину вокруг горделивого линкора. Английский разведывательный самолёт, пролетая над фьордом 21 мая, приметил внизу силуэты двух кораблей. Бдительный глаз пилота распознал не просто корабль, а сам «Бисмарк» – ту самую стальную гордость третьего Рейха, о которой британская разведка лишь шепталась в опасениях.
В Лондоне новость вызвала потрясение и тревогу. Британское адмиралтейство пришло в лихорадочное движение: столько лет их флот царил на морях, но вот появился грозный претендент. Прекрасно зная, какую угрозу представляет столь мощный линкор на просторах Атлантики, англичане подняли по тревоге все доступные силы. Со всех уголков океана начали стягиваться корабли Королевского флота – линкоры, крейсера, эсминцы – к предполагаемым маршрутам немецких рейдеров. Даже боевые корабли, охранявшие конвои, получили приказ временно оставить транспорты и присоединиться к охоте. Словно стаю гончих, направили британцы свои эскадры на поиски дерзкого зверя, что вырвался на волю. Но на борту «Бисмарка» об этом пока не знали: он прорвался в открытое море и на короткое время словно растворился в бескрайней синеве.

Глава II. Рассветный бой.
Североатлантический ветер гнал по холодным волнам пенистые барашки. Утро 24 мая 1941 года выдалось суровым: стальное небо, клочья тумана над серой водой. «Бисмарк» и «Принц Ойген» шли через холодный Датский пролив, отделяющий Исландию от Гренландии. Казалось, сама природа затаилась перед грядущей схваткой. На рассвете впередсмотрящие «Бисмарка» заметили в отдалении смутные тени – два корабля, возникающих из утреннего тумана. Это были британские тяжеловесы, посланные перехватить немцев: легендарный линейный крейсер Его Величества «Худ» и новейший линкор «Принц Уэльский».
На британском флагмане, «Худе», командовал адмирал Ланселот Холланд – ветеран, считавший честь родного флота незыблемой. «Худ» был гордостью Британии, самым большим кораблём Королевского флота, прославленным ещё со времён прошлой войны. Экипаж верил в него, словно в непотопляемую крепость. И вот судьба свела лицом к лицу двух гигантов – германского и британского – каждый нес на себе бремя имени и славы. Кто мог предположить, что через считаные минуты один из этих титанов исчезнет навеки под водой?
Первым открыл огонь «Худ». На мостике британского крейсера адмирал Холланд сухо скомандовал: «Орудия к бою! Огонь!» – и чудовищные 381-миллиметровые пушки выстрелили, выпуская смертельный залп через 22 километра бушующей воды. Залп гремел, точно небеса разверзлись. Тяжёлые снаряды с воем рассекали воздух, поднимая гигантские столбы воды при падении. Но первые залпы легли мимо – сказывалась нервозность, да и видимость была нелёгкой. К тому же, в суматохе англичане перепутали цели: они приняли идущий впереди «Принц Ойген» за «Бисмарк» и сосредоточили огонь на крейсере, оставляя настоящий линкор пока вне прицела.
На «Бисмарке» же царило хладнокровие немецкой выучки. Адмирал Лютьенс, увидев вспышки выстрелов на горизонте, тихо кивнул, передавая инициативу капитану. Капитан Линдеманн твёрдо отдал приказ: «Цель – передний корабль, огонь!». Загрохотали немецкие орудия, ответив британцам. Две стальные армии обрушили друг на друга металл и огонь. Каждый залп обоих сторон был словно удар молота судьбы, от которого дрожало море.
«Бисмарк» содрогнулся всем корпусом, давая залп изо всех восьми своих орудий главного калибра. Огненный цветок вырвался из его стволов, и снаряды понеслись к цели. Британские моряки на «Худе» с замиранием сердца наблюдали за подлётом этих снарядов – от них зависели жизни. Первые легли близко, обливая крейсер столбами воды. Ещё несколько секунд – и новый залп немцев, пристрелочный, накрыл цель. Адмирал Холланд, стиснув зубы, выкрикивал команды; канонадой сотрясалось всё вокруг. Матросы на британских палубах бегали по боевым постам, грохот, крики, всплески – война предстала во всём своём хаосе.
И вдруг прогремел тот роковой выстрел, что бывает раз в тысячелетие. Одна из тяжелых немецких болванок, летевших со скоростью ураганного ветра, смертельно ударила в «Худ» и поразила погреб с боеприпасами, где хранились все корабельные снаряды. На мгновение тишина, и следующий миг – чудовищный взрыв. Очевидцы с других кораблей позже вспоминали, что ослепительная вспышка озарила тусклый рассвет, а следом раздался грохот, будто раскололась сама земная твердь. Боезапас главного калибра на «Худе» сдетонировал. В считаные секунды гордость Королевского флота разломилась пополам. Две половины величественного корабля беспомощно разъехались в стороны, тонув на глазах изумлённых моряков. Кипящая вода поглотила обломки, а над местом, где только что был корабль с экипажем более чем в тысячу триста человек, остались лишь чёрный дым, несколько уцелевших досок и нефтяные пятна.
С «Бисмарка» за этим наблюдали с потрясением, граничащим с восторгом. Немецкие артиллеристы не ожидали столь молниеносной победы. На мостике капитан Линдеманн, обычно невозмутимый, выдохнул: «Попали… Потоплен!» – и на миг позволил себе торжествующий блеск в глазах. Кто-то из офицеров перекрестился, кто-то выпалил: „Худ“ пал!». Адмирал Лютьенс, сжав губы, тоже осознавал грандиозность случившегося: их выстрел потопил корабль, символ гордости Британии, крушение которого англичане и представить не могли.
Но на корме «Бисмарка» внезапно раздался крик сигнальщика: «Люди в воде! Британцы в воде!» Немцы увидели, как мимо дрейфуют тонущие, цепляющиеся за обломки моряки с «Худа». Сердце любого моряка – даже врага – сжимается при виде братьев по ремеслу, гибнущих в холодной пучине. Кое-кто на немецком корабле бросился было к спасательным кругам. Однако приказа спасать британцев не последовало: вокруг ещё продолжался бой, и враг – линкор «Принц Уэльский» – был ещё опасен. Война диктовала свои жестокие правила, и только трое счастливцев из всей команды «Худа» будут в тот день подняты на борт сопровождающего эсминца. Остальные исчезнут навеки, став душами, упокоившимися в ледяных водах Датского пролива.
Пока немцы переваривали свой ошеломительный успех, «Принц Уэльский» не прекратил бой. Британский линкор, потрясённый гибелью флагмана, теперь принял удар на себя. Он уже получил несколько попаданий от немецких залпов – палуба была изранена, одну из башен заклинило, повсюду клубился дым. Но британский капитан Джон Лич не дрогнул: он понимал, что оставаться в одиночку против двух кораблей безрассудно. Под прикрытием дымовой завесы «Принц Уэльский» отвернул, на ходу ведя огонь, стараясь укрыться в утренней дымке и оторваться от смертельного противника. Пара снарядов с «Принца Уэльского» все же нашла «Бисмарк»: корабль содрогнулся от двух ударов – один снаряд угодил в носовую часть, другой – в район средней палубы. В воздухе разнеслось громкое скрежетание металла, несколько матросов были ранены осколками. Но, к счастью для немцев, жизненно важных узлов это не повредило.
Капитан Линдеманн, разгорячённый успехом, видел, как повреждённый британский линкор пытается уйти. Дымы застилали горизонт, но было ясно – враг уязвим. Линдеманн сжал кулаки: «Добить его, пока не ушёл!» – вырвалось у него. Он был воином и теперь жаждал полной победы: отправить ко дну и второго противника, чтобы не оставить британцам ни шанса на реванш.
Однако адмирал Лютьенс, сохраняя холодную рассудительность, предвидел больше, чем пылкий капитан. Он взвесил своё положение: «Бисмарк» хоть и выиграл бой, но сам получил раны – в носовых отсеках пробоина, хлещет вода, а главное, один из снарядов пробил топливные цистерны. Топливо вытекало в море, оставляя жирный масляный след на волнах. Лютьенс понимал: время работает против них. Британцы теперь наверняка бросят на поиск все силы, особенно узнав о гибели «Худа». Продолжать сражение с ускользающим «Принцем Уэльским» значило тратить драгоценные снаряды и горючее, рискуя подставиться под удар подошедших подкреплений врага.
Адмирал твёрдо распорядился: «Не преследовать. Держим курс на юг!» Приказ Лютьенса прозвучал резко, остужая горячую кровь экипажа. Линдеманн смолчал, хотя в груди его всё кипело – исторический шанс упускали. Ходят слухи, будто он не сдержался и процедил сквозь зубы нечто вроде: «Принц Уэльский» надо отправить на дно, а не отпускать!» Но приказ адмирала – закон. Связь донесла подтверждение и на крейсер «Принц Ойген»: цель – не догонять врага, а уйти от преследователей, сохранить отряд. Неохотно немецкие корабли свернули, оставляя дымящийся «Принц Уэльский» позади, и легли на курс к югу и востоку – в сторону оккупированной Франции, где можно зализать раны.
Так завершился этот скоротечный и судьбоносный рассветный бой. Немцы одержали громкую победу – одним залпом они потопили гордость британского флота. На «Бисмарке» ликовали: команда кричала «Ура!», восхищённо хлопали друг друга по спинам. Многие думали: вот он, триумф, которого ждали – ничто не сравнится с нами, наш линкор непобедим. Молодые матросы сияли от гордости, считая, что война для них – это победное шествие. Но в тени этого бурного ликования притаилось нечто зловещее.
Находясь в глубоком созерцании, я видел, как гигантская тень Сатурна уже взошла на палубу «Бисмарка», незримая для людских очей. Они не замечали её, упиваясь славой. Но закон причин и следствий нельзя отменить: потопление «Худа» стало причиной и следствие не заставит себя ждать. Британский флот, оглушённый и разъярённый потерей, уже сжимал зубы, и поклялся именем чести как можно скорее отыскать и уничтожить «Бисмарк».
Где-то в холодных водах среди обломков «Худа» остались невымолвленные молитвы и утонувшие мечты полутора тысяч душ. Их гибель возопила к небесам, и небеса услышали. Ветер фортуны переменился – если до сих пор удача сопутствовала дерзкому немецкому рейду, то отныне удача отвернулась от Бисмарка. Колесо судьбы сделало поворот, и началась великая охота, что будет полна драматизма, будто сама богиня Кали расшевелила страсти в сердцах людей. Впереди «Бисмарк» ждало испытание, против которого меркнут все прежние битвы, – испытание гордыней и кармой, от которого не уйти ни царю, ни мудрецу, ни кораблю.

Глава III. Тень возмездия.
Когда известие о гибели «Худа» достигло берегов Британии, холодный ужас и гнев охватили Адмиралтейство и простой народ. Казалось невероятным, что какой-то вражеский корабль смог одним залпом похоронить легендарный символ британского могущества. «Потопить „Бисмарк“ любой ценой!» – эти слова, приписываемые премьер-министру Черчиллю, стали приказом дня. В считаные часы британский флот преобразился в единый живой организм, движимый жаждой возмездия. С различных баз вышли корабли, даже отдалённые соединения спешили наперерез вероятному курсу врага. Атлантические воды, ещё хранящие эхо взрыва «Худа», теперь бороздили десятки судов, с нетерпением и болью ищущих немецкий линкор.
Между тем, на «Бисмарке» после боя жизнь не замирала. Команда латала повреждения насколько это было возможно на ходу. По коридорам и палубам метались техники, стучали молотки, насосы откачивали поступавшую в носовую пробоину воду. Медики перевязывали раненых после боя – хоть потери немцев были невелики, несколько человек всё же погибло и десяток получил осколки. В воздухе пахло гарью, мазутом и солёной водой – незримый шлейф недавней схватки. А за бортом, вдоль кильватера, тянулась зловещая полоса вытекавшего топлива, как кровавый след раненого зверя на снегу. Этот маслянистый след, мерцающий на волнах, виделся мне метафорой: сама судьба метила путь беглеца, чтобы преследователь не сбился с маршрута.
Адмирал Лютьенс собрал офицеров на совещание в своей кают-компании. Лицо его оставалось собранным, но тени тревоги лежали под глазами. Он доложил обстановку в Берлин – отправил радиограммы о победе над «Худом» и о том, что «Бисмарк» получил повреждения и идёт во Францию на ремонт. Эти сообщения, переданные по эфирy, ляжyт роковой ошибкой на чашу весов судьбы. Но Лютьенс полагал, что раз британцы, вероятно, всё равно засекли их бой, скрываться нет смысла.
Капитан Линдеманн настаивал: «Надо как можно скорее уйти от преследования. Возможно, укрыться временно в какой-то бухте или встретиться с нашими подлодками, перенять топливо…» Его голос звучал напряжённо – он чувствовал всем нутром, что противник не отступится. Адмирал, выслушав, покачал головой: ближайшая цель – порт Сен-Назер во Франции, туда и идти. Подлодки и люфтваффе обещали поддержать немецкие корабли, но удастся ли состыковаться – вопрос.
Тем временем, было решено разделиться: раз уж «Бисмарк» ранен и не может идти на полной скорости, он отпустит «Принца Ойгена» продолжать самостоятельный рейд. Днём 25 мая, на волнах, где серое небо сходилось с зелёным морем, два германских корабля простились друг с другом гудками. «Принц Ойген», получив приказ, увеличил ход и вскоре растаял в дымке, уходя на юг – ему суждено было ускользнуть от врагов и добраться до безопасной гавани. «Бисмарк» же остался одиноким странником в враждебном океане.
Эта ночь застала «Бисмарк» одного под звёздным небом. В качке корабля ощущалась усталость, будто и железо умеет чувствовать. Матросы, вымотанные боем, несли вахты, вглядываясь в темноту: не появились ли на горизонте тени британских кораблей? Однако вокруг простирался пустой океан, только звёзды равнодушно мерцали над мачтами. Многие верили: оторвались! Радиомолчание соблюдали, курс сменили – возможно, враг потерял их. Даже адмирал Лютьенс на миг позволил надежде проникнуть в сердце. Он записал в дневнике: «Преследования не видно». Казалось, и вправду, британцы утратили след.
Но тень возмездия лишь затаилась перед прыжком. Англичане на время потеряли контакт, сбитыe с толку резким манёвром Лютьенса, когда он внезапно повернул на север, а затем обратно на юг, чтобы избавиться от слежки. Ловкий манёвр позволил немцам исчезнуть с экрана радаров британских крейсеров, и те, заплутав, утратили визуальный контакт. Наступило тревожное затишье. Однако именно в такие моменты испытывается дух и выдержка – и людей, и машин.
Адмиралтейство в Лондоне не намерено было упускать добычу. В ход были пущены все средства – радиоразведка, авиапатрули, криптографы, молившиеся о зацепке. И зацепка появилась: британские дешифровальщики в Блетчли-Парке, работая день и ночь, сумели разгадать немецкие шифры. Перехваченные радиосообщения Лютьенса раскрыли его замысел идти во Францию. Это стало ключом. Теперь охотники знали, куда примерно направляется раненый «Бисмарк». Осталось его снова обнаружить физически.
На рассвете 26 мая над беспокойными водами бухты висел низкий свинцовый небосвод. Где-то далеко, на английской летающей лодке «Каталина», пилот вышел на запланированный квадрат поиска. Для него это была очередная долгота и широта, где, возможно, ничего не найдётся, – десятки самолётов прочёсывали море безрезультатно. Но вдруг в серой пелене впереди мелькнула тёмная точка. Сердце лётчика забилось чаще: он снизился и разглядел отчётливо силуэт большого корабля, идущего на восток. Да, сомнений нет – контуры характерные, два параллельных ряда орудий, массивная надстройка… «Контакт! Обнаружен линкор!» – радист на «Каталине» передал в эфир заветные слова, которые ждали на всех британских кораблях. Это был он – «Бисмарк», упрямо направлявшийся к берегам Европы, не зная, что его вновь засекли.
Как только сигнал о контакте пришёл, британская эскадра, находившаяся южнее под командованием адмирала Тови, ринулась наперерез. Там были линкоры «Родни» и «Кинг Джордж V», крейсера – грозная сила, только и ждавшая указания. Ещё южнее, со стороны Гибралтара, спешила эскадра адмирала Сомервилла – в её составе авианосец «Арк Ройял» и сопровождение. Эти корабли сутки назад покинули Средиземное море, специально чтобы по приказу Черчилля присоединиться к охоте. Теперь же «Арк Ройял» оказался сравнительно близко к цели – его палубная авиация могла дотянуться до врага.
На «Бисмарке» тем временем заметили в небе низколетящий самолёт. Зенитчики застучали по нему трассерами, но «Каталина» ушла, выпустив пару сигнальных ракет напоследок. Становилось ясно: противник нашёл их снова. Мрачное настроение начало закрадываться в души команды. Казалось, сама природа подтвердила это: ветер завыл резче, волны пошли крупнее, брызги солёной пены срывались через поручни палубы, хлеща по лицам матросов. Наступал вечер, и горизонт за кормой, где могли появиться враги, дышал угрозой.
Лютьенс собрал командный состав. На этот раз не было места иллюзиям: им предстояло принять бой, причём бой неравный. Адмирал объявил по корабельной трансляции собравшейся команде: «Немецкие моряки! Мы сделали всё, что было в наших силах. „Худ“ отправлен на дно – великая победа, но враги полны решимости отомстить. Нас окружают многочисленные силы противника. Мы получили приказ прорываться во Францию и сражаться до конца. Да пребудет с нами доблесть предков! Родина с нами, и мы не посрамим свой флаг. Будем драться, пока наши стволы не раскалятся докрасна и не выйдет последний снаряд!»
Эти слова, произнесённые суровым голосом адмирала, гулко разнеслись по коридорам и палубам. Однако вместо бодрости они принесли тишину. Моряки переглядывались: даже в официозных фразах Лютьенса сквозил прогноз беды. Многие впервые осознали, что их положение отчаянно. Если сам Адмирал говорит о «последнем снаряде», значит, надеяться не на что, кроме как умереть с честью. Тишину прервал твёрдый голос капитана Линдеманна: он выступил вперёд и добавил, стараясь вдохнуть отвагу: «Товарищи, мы ещё держим путь к дому! Подходят наши подлодки, Люфтваффе готовит прикрытие. Не сдаваться! Помните: каждый час приближает нас к берегу, где нас ждут!» Эти слова, пусть и не слишком убедительные, всё же чуть развеяли оцепенение. Взбодрённые офицеры разошлись по боевым постам. В машине поддерживали полный ход, хоть и на раненом корабле он стал ниже. Капитан велел готовить всё к отражению атак с воздуха – зенитки зарядить, наблюдателей удвоить.
Ночь с 26 на 27 мая накрыла океан густой тьмой, словно чёрный саван. Она принесла с собой кульминацию охоты – решающий акт драмы был близок.

Глава IV. Роковая торпеда.
С наступлением сумерек 26 мая британцы решились нанести удар с воздуха – как удав, что сначала жалит жертву, прежде чем наброситься. Авианосец «Арк Ройял», раскачиваясь на волнении, выпустил в мрачное небо эскадрилью бипланов «Swordfish» – казалось бы, ветхих, допотопных машин прошлой эпохи. Древние двукрылые самолёты из брезента и дерева, с шумом моторов, поднялись в воздух. Никто не мог подумать, что именно эти тихоходные летательные аппараты станут орудием судьбы против новейшего линкора.
На «Бисмарке» знали: авианосец рядом, жди торпедоносцев. Зенитные расчёты не смыкали глаз, всматриваясь в сгущающиеся сумерки. Скоро воздух наполнился далёким дрожащим гулом – это шли самолёты. Тревога! В небе, над самой водой, показались чёрные силуэты, летящие низко, чтобы уклоняться от зенитного огня. Прожектора прочесали тьму – вот они! Ватно-неторопливые на вид «Сордфиши» устремились к цели.
Первую волну атаки немцы встретили огнём. Небо прочертили ожерелья трассирующих пуль, зенитки бухали, надрывно выстреливая снаряды, рвущиеся в воздухе хлопьями разрывов. Самолёты заходили с разных сторон, стараясь окружить корабль. Одна за другой, торпеды скользили в воду, пуская светящиеся кильватерные дорожки. Экипаж «Бисмарка» затаил дыхание: каждая торпеда могла стать смертельной. Но в эту атаку судьба ещё хранила интригу – британцы, совершив ошибку, выпустили почти все торпеды… в свой же крейсер «Шеффилд», который находился ближе и случайно попал у них на пути! К счастью для англичан, эти первые торпеды не попали в цель – некоторые прошли мимо, некоторые не взорвались вовсе, нырнув под днище «Шеффилда».
Не успели немцы перевести дух от этой странной передышки, как спустя короткое время воздух вновь загудел моторами. Вторая волна «Сордфишей» – пятнадцать самолётов – вновь легла на боевой курс. На этот раз пилоты, изучив ошибки, подошли верно, обойдя свои корабли. «Бисмарк» повернул бортом, чтобы уменьшить площадь цели, зенитки вновь раскалились докрасна. Матрос Рольф, стоявший у 105-мм зенитного орудия, потом вспоминал: «Небо почернело от наших разрывов, но эти проклятые бипланы шли прямо сквозь огонь, будто неуязвимые мотыльки. Я видел их так близко, что различал красные круглые кокарды на крыльях…» Один «Сордфиш» будто завис прямо над кораблём, сбрасывая торпеду в упор – и тут же был искромсан взрывом рядом. Другой пылая рухнул в воду, подбитый зенитчиками. Казалось, немцы отобьют и эту атаку.
Торпеды приближались. Капитан Линдеманн резко маневрировал, ведя корабль зигзагами, стараясь подставлять корму под углом – так сложнее попасть. Некоторые торпеды проскочили мимо носа, валы от них качнули борт. И вдруг с левого борта раздался сокрушительный удар – глухой взрыв где-то в корме потряс весь корпус. Корабль вздрогнул, словно раненный кит. Людей бросило на переборки, лампы мигнули. В радиорубке один оператор упал со стула, выронив наушники.
– «Торпеда попала!» – пронеслось по кораблю. Немецкие матросы похолодели: где повреждение? Все взгляды – на корму. Сердце «Бисмарка» – его рулевое устройство – получило страшный удар. Взрывом намертво заклинило рулевые машины. Руль застыл, повернутый на 12 градусов на правый борт, и не отвечал больше на команды. Машинное отделение лихорадочно пыталось переменой хода винтов выправить курс, но тщетно: корабль начал неуправляемо поворачивать.
На мостике капитан ощутил неладное мгновенно: корабль самопроизвольно валился на борт и описывал дугу. Руль не действовал – самый страшный сон капитана наяву. «Руль не отвечает, Herr Kapit;n! Заклинило!» – доложил рулевой, судорожно вращая бесполезное колесо штурвала. Линдеманн на миг зажмурился, точно получив удар кулаком. Адмирал Лютьенс, услышав новости, побледнел. Он знал: это приговор. Линкор без руля – добыча врага.
В трюмах забило тревогу – вода хлынула через пробитый борт. Насосы загудели откачивая, но крен на корму слегка увеличился. Механики бросились осматривать повреждение, водолазы по готовности спустились в холодную воду, надеясь освободить руль, – увы, обломки и загнутый металл не поддавались. Волны и наступившая ночь делали ремонт немыслимым. Пытались и так, и этак – даже бездействующие листы броневые приладить вместо рулей, но ничего не вышло.
Тем временем, вражеские самолёты, выполнив своё дело, скрылись во мраке, оставив «Бисмарк» наедине со своей бедой. Огромный корабль теперь мог двигаться лишь по кругу, как раненный зверь, загнанный в капкан. Машины снизили ход до минимального – толку мчаться, лишь круги наворачивать. Корабль дрейфовал, постепенно разворачиваясь носом против ветра, не слушаясь руля.
На мостике повисла тяжёлая тишина. Капитан Линдеманн, обычно собранный, сейчас выглядел так, будто мир рухнул у него перед глазами. Несколько минут он молчал, вперившись взглядом в одну точку, сжимая перила. Адмирал Лютьенс первым заговорил ровным, но тихим голосом: «Господа, корабль более не способен уйти. Осталось принять бой здесь. Прошу всех занять свои места и приготовить людей… к худшему». Он не закончил фразу, но и так было ясно. Никто не посмел спросить вслух, однако каждый подумал: «Неужели это конец?».
В каютах офицеры писали короткие записки – кто семье, кто возлюбленной, – с надеждой, что вдруг чудом уцелеют эти письма в непромокаемых капсулах. Некоторые моряки доставали из заначки спрятанные до лучших времён письма от родных и перечитывали, впитывая строки как прощание. Несколько молодых матросов зажало в кубрике, они молились – кто шёпотом христианскому Богу, кто просто сжимал медальон на груди. Были и те, кто от испуга громко выкрикивал бравады, мол, британцам нас не взять – но голос их срывался. Большинство же молча готовили оружие, боезапас, перевязывали снова раны – занятость делом хоть как-то спасала от мучительного ожидания утренней бойни.
Где-то на нижних палубах старшина Ганс выкатил бочонок шнапса и без команды принялся разливать желающим. Лютьенс, узнав об этом, кивнул разрешающе: «Пусть люди выпьют, если хотят. Теперь уж можно…» Это был негласный знак: надежд больше нет, берег недостижим. Бочка пошла по рукам, и горькая настойка обожгла глотки измученных моряков. Кто-то пел шёпотом тихую прощальную песню о Гамбурге, кто-то пускал слезу, вспоминая дом.
Адмирал передал последнее сообщение командованию: «Корабль неуправляем. Будем сражаться до последнего снаряда. Да здравствует Фюрер». Эта радиограмма, посланная в ночь, застигла в Берлине дежурных офицеров: все поняли, что надежды спасти «Бисмарк» нет. В ответ пришло лишь: «Вся Германия с вами. Делайте, что возможно. Ваша стойкость вдохновит народ». Слова сочувствия, увы, не могли изменить судьбу.
Будучи погруженным в медитацию, я ощущал, как в небесной канцелярии скрипит суровое перо богини судьбы: запись о гордом корабле близилась к завершению. На волнах вокруг «Бисмарка» словно сгущалась энергия тамаса – сила разрушения, воздаяния и безысходности. Сам сатурн – жесточайший учитель – навис над этой сценой. Исполин из стали впервые почувствовал себя беззащитным, как загнанный человек, осознавший всю бесплодность своего эго. В эти часы корабль, если бы имел душу, плакал бы железными слезами о своей гордыне.
Но даже сейчас, стоя практически на краю гибели, искра духа продолжала согревать сердца некоторых моряков. Капитан Линдеманн, выйдя ненадолго на открытую палубу под пронизывающий ветер, всматривался в темень, где-то там, на востоке, невидимый берег родины. Он знал: не дойдёт. Чёрные волны плескали о борт, и солёные капли летели ему в лицо, словно сама природа оплакивала предрешённый исход. Капитан поднял взор к небу. Кто знает, о чём он молился в тот миг? Может, просил прощения у Всевышнего за дерзость верить в непогрешимость человекотворной мощи. Может, молил за своих молодых матросов, чтоб их души небеса приняли милосердно. А может, горько сожалел, что не пустил последний снаряд вдогонку «Принцу Уэльскому», раз уж всё равно погибать – но нет, вряд ли: тот бой уже не имел значения.
Черная ночь тянулась мучительно долго. Но вот на востоке чуть забрезжил сероватый свет – рождалась заря 27 мая 1941 года, последняя заря для «Бисмарка».

Глава V. Ночь отчаяния.
За час до рассвета на горизонте замаячили силуэты. Британские эсминцы – лёгкие, проворные – вперёд выдвинулись ещё ночью, подобно волкам, окружающим покалечённого зверя. Это были корабли под командованием капитана Виана: «Коссак», «Маори», «Зулу», польский «Пиорун» и другие. Они получили задачу – всю ночь изматывать противника, мешать его ремонту, лишить сна и покоя, одновременно держа его под присмотром до подхода тяжёлых кораблей.
И вот предрассветную тьму пронзил узкий луч прожектора – один из британских эсминцев обнаружил цель. На мостике «Бисмарка» прозвучала команда: «Отражать атаку малых кораблей!». Немцы, несмотря на дрейф, всё ещё имели действующие орудия. Когда британские эсминцы осторожно приблизились, надеясь из темноты пустить торпеды, «Бисмарк» встретил их огнём из среднекалиберных пушек. Вспышки озаряли ночь: даже раненый, линкор огрызался свирепо, не желая уступать ни пяди моря.
Малые корабли кружили вокруг, как шальные осы. Периодически, под прикрытием дымов, они прорывались поближе и выпускали торпеды наудачу, затем быстро отходили. «Бисмарк» дрожал от близких разрывов – пока ни одна торпеда не попала, но вода кипела вокруг. Каждый такой штурм заставлял немецких моряков напряжённо хвататься за поручни: «Не задело ли?». Но везение ещё чуть держалось – ни один дополнительный смертельный удар не настиг линкор ночью.
Несколько часов продолжалось это преследование-притравка. Британские эсминцы, рискуя, держались на грани видимости. В какой-то момент польский «Пиорун», полный ярости за разорённую родину, вырвался вперёд и в одиночку выстрелил по громадине из всех своих орудий, даже в радиоэфире, как рассказывают, передал дерзкий вызов: «За Орили, за Польшу!» – но его решимость едва не стоила ему гибели: «Бисмарк» резко ответил всеми доступными пушками, и «Пиорун» чудом избежал прямого попадания, скрывшись в дыму.
Ночь выдалась для экипажа «Бисмарка» адской. Сон был немыслим – каждый должен был быть на посту, каждый взрыв или вспышка держали нервы натянутыми как струны. Некоторые моряки, валясь с ног от усталости, по очереди ловили минуту-другую сна прямо у орудий, прислонившись к холодной стали башен. Другие, напротив, потеряв счёт времени, ходили по палубам с пустым взглядом, бормоча молитвы или ругательства.
Молодой матрос по имени Вилли, кухонный помощник, которому доверили подносить боеприпасы к зениткам, в эти часы испытал всё: страх до оцепенения, ярость бессилия и наконец странное спокойствие обречённости. Он потом вспоминал: «Я вдруг перестал бояться. В какой-то миг душа приняла, что мы все уже мертвецы – и стало легко. Осталось только исполнить свой долг до конца, чтобы не стыдно было перед товарищами». С такими мыслями многие, быть может, подошли к рассвету: их страх смерти сгорел, осталась выжженная пустошь внутренней тишины.
К трём часам ночи эсминцы отошли – экономили топливо, ожидая главный флот. Тишина повисла вокруг, лишь ветер нёс солёный холод, да стон стали внутри корпуса напоминал, что корабль ранен. В эти предрассветные часы на «Бисмарке» внезапно заиграл духовой оркестр. Да, так рассказывают немногие выжившие: корабельный оркестр, ведомый чувством долга и отчаяния, вышел на верхнюю палубу. Под шипение радио и отдалённый плеск волн музыканты, натянув шинели на дрожащие плечи, заиграли гимн – старую немецкую морскую песню, а затем проникновенное прощание. Звуки оркестра плыли над тёмным морем, трогая сердца всех, кто слышал – и своих, и чужих. Британские моряки на эсминцах, уловив вдали слабые мелодии, впоследствии признавались, что мурашки пробежали по коже: враг, зная о близкой гибели, прощался с жизнью, сохраняя достоинство.
Эти последние аккорды музыки на «Бисмарке» были словно реквием по самому кораблю, по всем, кому суждено было пасть этим утром. Знал ли кто-то из них о древнем законе сансары? Понимал ли, что смерть – лишь переход, и душа обретёт новое рождение? Возможно, нет. Но музыка, которую они играли, говорила без слов: мы уходим, но честь наша с нами, память о нас останется в этом холодном море.
Ночь кончалась. Вдали едва занималась тусклая полоска света. Начинался новый день – день, который большинству членов экипажа на борту не суждено было пережить. И где-то там, за облаками, возможно, боги и предки печально наблюдали, как люди доигрывают пьесу, сочинённую их собственной ложью и гордыней.

Глава VI. Последняя заря.
Рассвет 27 мая 1941 года выдался хмурым. Солнце скрывалось за тяжёлыми облаками, словно не желая видеть грядущую бойню. Ветер студёный, порывистый, гнал низкие тучи. Волны стали выше, с гребней срывалась пена. На востоке, где мерцал слабый свет, показались силуэты – мощные громады британских линкоров. «Вижу цель!» – раздалось на передовых постах. Вот они, молчаливые каратели: HMS Rodney и HMS King George V, сопровождаемые крейсерами «Норфолк» и «Дорсетшир». Их тёмные корпуса вспарывали седые волны, и они неумолимо приближались. У этих кораблей были счёты с «Бисмарком»: они гнались за ним много часов, их главные орудия жаждали реванша за «Худ».
На «Бисмарке» горны сыграли тревогу – последний раз. Измождённые, но собранные, моряки заняли боевые посты. Было около восьми часов утра, когда дистанция сократилась настолько, что можно было начинать бой. Противники развернулись для удобства стрельбы. Британские линкоры, будто древние замки с башнями, замерли на гребнях волн, держа врага в перекрестье прицелов.
Первым заговорил «Родни». Громада с главным калибром в 406 мм выстрелила – залп его орудий был как удар грома, от которого задрожала даже вода. Огненные вспышки озарили хмурое утро, и тяжелейшие снаряды, каждый весом почти тонну, ринулись в сторону «Бисмарка». Вслед за «Родни» ударил и «King George V» – его главные орудия были чуть меньше калибром, 356 мм, но тоже смертельно опасные.
«Ложись!» – кричали друг другу немецкие моряки, когда над ними с воем пролетела первая лавина снарядов. Взрывы рядом с бортом взметнули огромные столбы воды, обдав палубу дождём брызг. Корабль затрясло – казалось, сама морская стихия восстала против него. Но пока прямых попаданий не было. «Бисмарк» ответил залпом – его башни «Цезарь» и «Дора» (кормовые) дали первый выстрел по «Родни». Снаряды ушли с недолётом. Через минуту немцы выстрелили снова, уже полным залпом всех оставшихся исправных орудий – и на этот раз один снаряд лег опасно близко к британскому линкору, обдав его осколками и водой. На «Родни» даже на миг встревожились – враг хоть искалечен, а всё ещё огрызается.
Однако численное превосходство британцев сказалось сразу: два линкора и два крейсера вели перекрёстный огонь. «Бисмарк» пытался отбиваться, но каждые несколько секунд в его сторону летели новые и новые снаряды. Спустя десять минут боя один тяжёлый снаряд ударил в носовую часть немецкого корабля, проделав рваную дыру. Другой разрушил носовую надстройку, сравняв с палубой дальномеры и прожекторы. Осколки посекли людей на мостике, многих сбросило взрывной волной. Капитан Линдеманн, находясь на открытом посту, чудом уцелел, лишь рассечённый осколком лоб обагрился кровью. Он вытер кровь рукавом и продолжал выкрикивать команды, но связь с орудиями уже нарушалась.
Снаряды рвали палубы и надстройки. Один за другим выходили из строя орудийные башни «Бисмарка»: сначала одна из носовых замолчала, затем башня «Бруно» (вторая носовая) получила прямое попадание – взрыв внутри башни сжёг весь расчёт, раскурочил орудия, и тяжёлый стальной колпак башни даже сорвало, отбросив в море. Кормовые орудия ещё стреляли какое-то время – но ненадолго. Британцы методично всаживали в «Бисмарк»снаряд за снарядом.
Адмирал Лютьенс в тот момент стоял на боевом мостике с телефонной трубкой, пытаясь координировать огонь оставшихся батарей. Внезапно адмирал осёкся – через мгновение тяжёлый снаряд ударил в сам мостик. Взрыв разметал приборы, переборки сломались, людей откинуло, многие были убиты мгновенно. Адмирала Лютьенса отбросило к стене, он рухнул, смертельно раненный. Капитан Линдеманн, находившийся чуть ниже на крыле мостика, получил сильнейший удар взрывной волной и был сброшен с ног. Когда он попытался подняться, то понял, что ранен в ногу и руку, но был ещё полон решимости.
С корабля сыпались обломки, на многих палубах вспыхнули пожары – от взрывов боеприпасов, от загоревшейся краски. Черный дым валил из пробоин. Оставшиеся в живых артиллеристы продолжали стрелять из немногих уцелевших пушек. Старший офицер Шнайндер – тот самый, кто точно навёл орудия на «Худ» – пал, разбитый взрывом в башне управления огнём. Корабль лишился глаз, огонь стал хаотичным. Но даже тяжело раненный лев ещё рычал: один из последних снарядов «Бисмарка» почти настиг «Rodney», упав близко у борта – фонтан воды окатил британскую палубу, и адмирал Тови позже признает: «Ещё немного – и мы могли получить пробоину от умирающего врага».
Однако сопротивление слабело с каждой секундой. Через четверть часа боя все орудийные башни «Бисмарка» замолкли – они были либо разбиты, либо их заклинило вследствие перекоса и повреждений. Корабль превратился в беспомощную мишень, плывущую по инерции. Но британцы продолжали стрелять – по флагу, всё ещё развевающемуся на мачте. Они видели, что флаг не спущен: немцы не сдавались. И пока флаг наверху, огонь надо вести. Британские снаряды проделывали одно отверстие за другим в уже мёртвом гиганте.
На немецком корабле разразился настоящий ад. Корпус, словно живое существо, был изуродован: нос в огне, надстройки снесены, трубы разломаны, повсюду зияли дыры, через которые было видно, как внутри всё горит ярким огнем. В воду вокруг корабля падали люди – одни пытались спастись от пожара, другие были сброшены взрывами. Палуба покрылась телами моряков, ранеными, стонущими, зовущими матерей и Бога. В машинном отделении сидели в полной темноте механики, продолжая поддерживать обороты гребных винтов – им не поступил приказ остановить машины. Они слышали канонаду над собой, но продолжали свою службу, ожидая конца.
Капитан Линдеманн, несмотря на боль, поднялся на исковерканный остов мостика. Он увидел вокруг ужасную картину разгрома. Где-то рядом лежал навзничь адмирал Лютьенс – неподвижный, вероятно мёртвый, занесённый обломками карт и приборов. Капитан выпрямился насколько мог, подтянул форменный китель. Его корабль умирал, но флаг ещё реял, и он – капитан – решил встретить конец лицом к лицу. С трудом передвигаясь, он спустился к верхней палубе. Несколько офицеров и матросов, истекающих кровью, всё ещё стреляли из последних уцелевших зенитных пушек, тщетно пытаясь достать врага – стволы их были словно спички против молота линкоров. Линдеманн кивнул им с благодарностью. Он знал: пора отдавать последний приказ.
Тем временем британцы приблизились на очень короткую дистанцию – им хотелось покончить наверняка. Крейсер «Дорсетшир» получил команду торпедировать «Бисмарк» с близкого расстояния, чтобы он уж точно затонул. Британские моряки видели: немецкий линкор, гордость третьего Рейха – теперь был лишь горящий остов, но до конца не тонул, упорно держался на плаву, не желая спускать свой флаг. Это вызывало уважение и вместе с тем желание скорее прекратить мучения.
С борта «Дорсетшира» в 10:15 утра по короткой дистанции были выпущены три торпеды одна за другой. Огромные подводные ракеты вспенили воду и, пройдя небольшое расстояние, одновременно ударили в борт «Бисмарка». Три новых вспышки возникли у ватерлинии – трюмы пронзила сталь. Корабль содрогнулся ещё сильнее, остановился, накренившись на левый борт. Вода хлынула в новые пробоины, затапливая отсеки.
Но и этого было мало. Немецкие офицеры заранее понимали – линкор не должен достаться врагу. Решение созрело: затопить корабль самим. Последним действием чести стало приведение в действие зарядов для самозатопления. Внизу, в живучих отсеках, те, кто уцелел, открывали кингстоны (специальные клапаны) и устанавливали взрывчатку. В 10:20 по кораблю прокатилась серия внутренних взрывов – это немцы подорвали конструктивные части, давая воде беспрепятственно хлынуть внутрь.
Капитан Линдеманн стоял на накренившейся палубе, упершись рукой в изрешечённую зенитную установку. Его лицо обгорело, фуражка была потеряна, форма вся была в копоти и крови. Он смотрел, как морская вода  медленно поднимается по наклонённой палубе к нему. Линдеманн отдал честь – то ли своему гибнущему кораблю, то ли членам экипажа, что сражались доблестно. Говорят, кто-то видел, как он произнёс: «Перед Богом и Отечеством…» – и дальше слова потонули в грохоте. Волна перекатилась через край палубы, и фигура капитана навсегда исчезла в морской пене.
Наконец, в 10 часов 40 минут утра, израненный «Бисмарк» скрылся под водой. Его огромный корпус, куда так и не коснулась вражеская нога, ушёл на дно с реющим флагом – так утверждают некоторые свидетели. Вокруг остались лишь фрагменты, доски, пятна мазута и сотни людей в холодной воде, цепляющихся за обломки. Из экипажа в 2200 с лишним человек на поверхности оказалось несколько сотен, многие из которых были ранены или обессилены.
Британские корабли сначала подбирали спасшихся – ведь морская братская кровь взыграла. Эсминец «Маори» спустил лодки, «Дорсетшир» подошёл поближе. Английкие моряки вытаскивали немцев, кто был в сознании. Однако внезапно поступило предупреждение о замеченной неподалёку немецкой подлодке. Опасаясь атаки, вражеские корабли поспешно отошли, прекратив спасение терпящих бедствие моряков. На борт «Дорсетшира» успели поднять около 85 человек, на эсминце – ещё три десятка. Остальные несчастные, оставленные в океане, замёрзли и утонули в течении нескольких часов… Страшная цена войны: даже когда битва окончена, смерть продолжает свою ужасную жатву.
Так закончилась последняя битва «Бисмарка». Спустя всего 10 дней после выхода в свой первый поход, корабль – гордость и надежда флота – лежал на дне Атлантики, разорванный, покоящийся на глубине среди безмолвных рыб. Вместе с ним канули в Лету мечты о неуязвимости и морском господстве, которые лелеяли его создатели. История «Бисмарка» получила своё трагическое завершение, а на морских просторах установилась зловещая тишина после урагана.

Эпилог.
Словно грозовая туча, нависшая на мгновение, растворяется в небесах, так и громада «Бисмарка» исчезла, оставив после себя тяжелый урок. Что до меня, то завершая свой рассказ, я склоняю голову перед величием судьбы и невидимых божественных законов, что управляют нашим миром. Эта история – не просто хроника морского боя, она стала настоящей легендой, притчей о том, к чему ведёт разрушительное человеческое эго и гордыня.
Гибель линкора «Бисмарк» – это архетипический сюжет, достойный древних эпосов. В нём – гордый герой, бросивший вызов целому миру, и неминуемое возмездие, последовавшее за гордыней. Как герой трагедии, корабль начиная с идеи своего рождения шел к своей судьбе, не слыша предостерегающего шепота истины. В ведическом понимании ахамкара – это эго, ложное отождествление себя с бренной силой – ослепила тех, кто создавал и вел «Бисмарк». Тщеславие застилало им глаза, адхарма – отход от высших принципов долга, любви и добра – толкала к разрушению. И Сатурн будучи олицетворением суровой силы кармического воздаяния и справедливости в эпоху тьмы, незримо совершил своё жесткое правосудие. Никто не избежит кармических плодов своих действий. Карма – это не наказание и не Божий гнев, но естественное следствие: посеяв ветер, пожнёшь бурю.
В водах Атлантики обрел покой не просто корабль, но символ человеческой надменности. Немецкие адмиралы хотели доказать всему миру своё превосходство, но в итоге доказали лишь непреложность истины: «Гордость предшествует падению». Гордыня – как тот самый айсберг, что погубил «Титаник», она невидима, но разбивает самые крепкие творения человека. «Бисмарк» пал не только от снарядов и торпед – он пал от собственного проклятия высокомерия. Его имя стало легендой, но легендой-предостережением.
А теперь представьте: в безмолвных морских глубинах «Бисмарк» лежит и поныне, покрытый ржавчиной и водорослями, усыпанный тихими морскими звёздами. Вокруг него плавают безмолвные тени глубоководных тварей, и мелкие рыбки прячутся в пробоинах, где когда-то гремели выстрелы. Там, где люди кричали от ужаса и отчаяния, теперь царит вечная тишина океана. И разве это не символично? Наше эго очень любит громко заявлять о себе, шуметь, требует признания – но проходит время, и оно смиряется в тишине, растворяясь в вечности бытия. Только суровая истина остаётся на поверхности, чтобы новые поколения живущих узнали и задумались.
Легенда о «Бисмарке» пережила войну. По прошествии более чем 80-ти лет, люди разных наций до сих пор низко склоняют головы перед доблестью его экипажа. Но мудрые также видят в этой истории отражение универсальных законов. Адхарма – нарушение космической гармонии, нападение, агрессия – неизбежно влечёт ответную силу. Как бы силён ни был злодей, соберутся объединённые силы добра или, по крайней мере, возмездия, и тогда вновь вершится суд. В мировом конфликте нацистская Германия, опьянённая победами, подобно «Бисмарку», шла по пути адхармы, и её постиг тот же конец – полный разгром. Так история корабля предвосхитила судьбу целой империи, что породила его.
Мне, автору, грустно и радостно одновременно подвести итог. Грустно – потому что тысячи жизней унесло море, семьи оплакивали сыновей и отцов. Радостно – потому что в каждом падении гордыни есть торжество правды, есть очищение мира от тьмы. Из мрака войны человечество вынесло светлый урок: не в оружии и силе истинное величие, а в правде, смирении и стремлении к гармонии. Лишь следование Дхарме, вечному закону праведности, приносит прочную славу; всё иное – мишура на ветру времени.
Да будут благословенны души всех, кто пал жертвой этой трагедии. Пусть они найдут покой в новых мирах, а их страдания не будут забыты. Пусть мы, живущие, извлечём из их судьбы урок смирения.
История «Бисмарка» – как притча на все времена. И в наш век, когда технологии и амбиции растут быстрее мудрости, особенно важно помнить о ней. Каждый раз, когда где-то в сердцах людей загорается тщеславное желание властвовать и подавлять, пускай перед внутренним взором встаёт образ тонущего гиганта с гордым именем, уходящего в морскую пучину под тяжестью собственного проклятия.
Спасибо вам, что уделили внимание моему длинному повествованию. Я вложил в него всю душу, все краски эмоций и философских раздумий, на которые только был способен. Это больше, чем легенда – это зеркало, которое история подносит к лицу человечества. Вглядимся же в него. И да не повторится подобное безумие эгоизма и войны.
Пусть все живые существа во всех мирах будут счастливы и свободны от страданий. А если страдание приходит – пусть оно пробудит в нас сострадание и мудрость.
На этом дорогие мои друзья я, заканчиваю. Проклятие «Бисмарка» исполнено. Пусть мудрый читатель сохранит память о нём в своём сердце – как предостережение и как напоминание о вечной правде, что Дхарма в конце концов всегда побеждает, а закон Кармы неумолим.

С уважением, Благомир.