Его Алмазом кличут. Глава 50. Встреча на выставке

В редакции я продолжал работать, и меня это нисколько не тяготило, напротив, мне даже казалось, что пишу статьи с ещё большим удовольствием, чем раньше. Такой уклад жизни мне очень нравился. Но в один из дней я понял, что засиделся и подустал, рано или поздно всё может надоесть, даже самое любимое занятие. Решил, что стоит, пожалуй, как-то разнообразить свои будни. К счастью, долго думать не пришлось. Как-то, проходя мимо стола я увидел флайер –приглашение, тот самый, что я отложил, когда прибирался. В моей квартире он находился уже очень давно, и, вероятно, его срок действия уже истек. Но я, всё же, решил пойти.

Когда я пришел в павильон, понял, что работы, представленные там, не соответствуют тем, что значились в приглашении. Теперь в залах красовались большие фотографии человеческих лиц. Но меня это не расстроило. Новая выставка оказалась ничуть не хуже. На одной фотографии были изображены крупным планом глаза молодой девушки, которые выдавали детские надежды и ожидание. На другой – чёткий профиль мужчины, больше напоминавшего аристократа. На третьей – маленький мальчик, увидевший мыльный пузырь и пытающийся его поймать ртом, который был широко открыт для этого. Много было интересных и занимательных работ: костлявая рука старухи, касающаяся редких седых волос, оттопыренное ухо смеющегося конопатого мальчика лет десяти и стоящего в подсолнухах, густые брови мужчины, больше напоминавшего казака, и многие другие. Лицо человека – уникальный инструмент, способный показывать тысячи оттенков эмоций и состояний.

Я с интересом прошелся и внимательно просмотрел все работы. Все-таки фотография – это искусство! Я недооценивал таланты Максима, ведь его работы, по моему мнению, находились на там же профессиональном уровне, что и представленные на выставке.

Подходя к последнему залу, я заметил молодого человека, идущего мне навстречу большими шагами. Лицо его мне показалось знакомым. Он тоже узнал меня и теперь решительно направлялся ко мне. Между нами было метров двадцать, и пока он шёл, я всё пытался вспомнить, где же его раньше видел, к тому же не один раз. Ему оставалось дойти метров пять, а он уже тянет мне обе руки, чтобы поздороваться.
– Ооо, привет, дружище! Сколько лет, сколько зим! Как ты? Как дела? Как жизнь вообще? Ну, рассказывай! – быстро проговорил он, долго и усердно сжав мою руку своими двумя.

Я так и не вспомнил его и оттого чувствовал себя глупо, не говоря ни слова, а лишь приветливо улыбаясь в ответ. Передо мной стоял высокий худощавый мужчина примерно моего возраста. Он был не столько рыжий, сколько желтый, как цыплёнок, волосы его были прямыми и жёсткой соломой торчали из головы, отчего причёска моего неузнанного приятеля больше походила на высокий газон, посаженный возле дома. Он был в очках прямоугольной формы, но поскольку они были без какой-либо даже самой тонкой оправы, то разглядеть их на лице можно было далеко не сразу. Его бледное лицо с едва заметным румянцем на щеках было гладко выбрито, а улыбка была белоснежной и искренней. Руки его были весьма крепкими, и он всё ещё держал ими мою руку, пока я разглядывал его. Одет мой друг был в классический костюм из тонкого атласа, состоящий из чёрных брюк, белой рубашки и жилетки золотистого цвета, такой же, в каких ходят дирижеры оркестра. Поэтому я почувствовал, что в его образе явно недоставало длинного фрака, расходящегося сзади на две части. В остальном он выглядел вполне обычно.

Я не знал, что ему рассказывать, поскольку если это был мой друг детства, с которым мы иногда гуляли во дворе, то нет смысла делиться с ним рабочими новостями. Или же если мы познакомились в очереди на кассе и сошлись в разговоре исключительно на теме роста цен, то он вряд ли обрадуется, когда я начну пересказывать всю свою жизнь с момента рождения. В общем, я замешкался.
– Что, не узнал что ли? Да ладно! Это ж я, Пашка Рыбин! Ну? Вспомнил? Мы же с тобой на географии за одной партой сидели! Ну препод наш, Давыдыч, помнишь, рассаживал нас, а потом выгнал за то, что мы глобусом в футбол играли!

«Точно, Пашка!» – меня осенило. Мой одноклассник. После школы я не видел его ни разу, как, впрочем, и всех остальных наших учеников. Как он меня узнал? Почти двадцать лет прошло, неужели я не изменился? Вот он неузнаваем, раньше был толстеньким маленьким и несуразным, а теперь «дирижер оркестра»!
– Ну что, давай пройдёмся, вместе выставку посмотрим, мне последний зал остался, а тебе? – задорно продолжал он.
– Мне тоже, пойдем.
– А я стою, смотрю лицо знакомое, дай, думаю, подойду, это ведь Гоша-Капитоша! Ха-ха-ха!

Я подхватил Пашин смех, ведь класса с седьмого меня и правда звали Капитошей. Все из-за того, что как-то увидев по телевизору эту игрушку и то, как её делать, я загорелся идеей и смастерил. Приближалось восьмое марта, и я решил подарить Капитошу нашей новенькой молоденькой учительнице русского языка и литературы, она нравилась всем мальчикам, в том числе и мне. Ирина Александровна, так, кажется, её звали, очень удивилась такому подарку, поскольку эта игрушка предназначалась для маленьких детей, а взрослым в праздник принято дарить цветы. Надо мной смеялся весь класс, а потом и прозвище приклеилось.

Мы зашли в последний зал и принялись рассматривать фотоработы, на которых в отличие от предыдущих были изображены застывшие движения тела разных людей. Здесь были и танцы трёх ребят, и полёт, изображаемый кудрявой девочкой, и даже удар по мячу, который собирался нанести молодой спортивный парень, застыв в воздухе. Я просто смотрел и любовался, а Паша ещё и комментировал, что-то тихо бормоча себе под нос и поглаживая подбородок. Я понял, что он неплохо разбирается в этом деле, раз способен оценить творчество не только с позиции того, нравится ему или нет. Меня как раз можно было отнести к таким простакам. Я пытался разобрать, что говорит мой товарищ, чтобы хоть как-то приблизиться к искусству и поучиться, но мало, что смог услышать, а переспрашивать было как-то неудобно.