Оправдание. Глава 16

Рикардо вернулся в кабинет с папками в руках. Его движения выдавали показную расслабленность — будто Родригес и не подозревал о серьезности происходящего. Но при ближайшем рассмотрении в глазах лейтенанта можно было уловить отблеск тревоги. Видимо, разговор с начальником оставил после себя горький осадок.

Майлз внимательно смотрел на него. Их взгляды встретились, и Рикардо мгновенно насторожился. 

— Что случилось? — спросил лейтенант. В его голосе и взгляде теперь читалась профессиональная собранность и хватка.

Седрик больше не сомневался, стоит ли рассказывать Родригесу все, что стряслось в кабинете Гэнджера. Да, открыть правду — значит обнажить свою слабость. Но молчание грозило куда более страшными последствиями. 

— Рикардо, он все знает! — воскликнул Седрик. — Он сказал мне это прямо...

Он начал пересказывать слова Гэнджера, голос срывался на хрипоту. Признаться было все равно, что сорвать с себя кожу. Но капитан действительно считал его причастным к исчезновению своего сына. Иллюзиям больше не было места. 

— Не говори ему ничего. Не выдавай себя! — сказал Рикардо, когда Седрик закончил.

Он хотел добавить что-то еще, но в дверь постучали. Это была та самая сотрудница административного подразделения, которая ранее случайно прервала нападки Гэнджера.

— Офицер Майлз, вот вы где! Вас ждет капитан, — ее слова прозвучали, как приговор.

Седрик вопросительно посмотрел на Рикардо.

— Ничего ему не говори, — тихо повторил лейтенант.

Седрику не оставалось ничего другого, как  только идти к капитану. Он шел по коридору решительным шагом, но внутри него было смятение, будто он направлялся на эшафот. Он старался думать о том, какими словами мог бы защититься от Гэнджера, но внутренний голос шептал: «Защититься… От чего? От правды или от лжи?»

Коридор казался бесконечным, стены словно сжимались вокруг, а воздух становился густым и тяжелым, как перед грозой. Все мысли разлетелись, оставляя после себя только отупляющий вакуум.

Внезапно коридор поплыл перед глазами, и Седрик, остановившись, прислонился к стене. В ушах начал звучать знакомый голос, и перед глазами возникла отчетливая картина: полумрак бара, отполированная стойка, силуэт Нэйтана Уайатта в ореоле табачного дыма. В углу бара тускло горит неоновая вывеска. За стойкой полудремлет бармен, изредка протирая стаканы. В воздухе дым смешивается с терпким ароматом виски. Кажется, это было в конце той зимы, незадолго до возможного убийства.

Нэйтан вольготно устроился на барном стуле, пиджак небрежно распахнут, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. В уголке рта тлеет сигарета, а взгляд, обычно насмешливый, сейчас стал пронзительно-серьезным.

— Знаешь, что я заметил? — начинает Нэйтан, затягиваясь. —  Когда ты слабее других — они смотрят на тебя сверху вниз. Но стоит тебе стать сильнее — и они уже готовы преклоняться.

Седрик хмурится, но не перебивает. Нэйтан с оттяжкой выдыхает дым и добавляет своим излюбленным философским тоном:

— Люди примитивны в своей сути!

Седрик качает головой, не столько в несогласии, сколько пытаясь осмыслить слова друга. Раньше Майлз верил в людей, видел в них в основном хорошие черты. Это казалось наивным, но он держался за эту веру, пока жизнь не разочаровала его слишком много раз. Теперь же он старается быть как Нэйтан. Почти во всем.

— Я тебе вот что скажу, — продолжает Нэйтан. — Я не верю в цивилизованное общество. Оно существует только тогда, когда есть некий наблюдатель, как в квантовой механике. Или, лучше сказать, надзиратель — вот, хотя бы твоя полиция. И если этого надзирателя убрать — начинается хаос.

Седрик смотрит на него с восхищением. В философии Нэйтана он находит отдушину для своей измученной совести. А в этих словах он слышит оправдание своим поступкам. 

— Например, в школе: пока учитель в классе, дети склонны вести себя благопристойно, — Уайатт смотрит куда-то вдаль ожесточенным ко всему миру взглядом. — Но стоит ему выйти хотя бы на минуту, и ученики устраивают бедлам. Так что «цивилизованное общество» в этом примере существует исключительно в глазах учителя.

— Но есть же люди, которые живут скромно, по совести... — в памяти вдруг всплывают образы старого Седрика — наивного, верящего в добро и справедливость. Он чувствует, как внутри снова поднимает голову его прошлая личность, и впервые перебивает друга.

В ответ Нэйтан смеется:

— Да мы же таких обдираем до нитки! А совесть, — Нэйтан хмыкает на этом слове, — это тоже просто иллюзия. Последствие воспитания. Думаешь, у животных она есть? Было бы так, они бы друг друга не пожирали!

Седрик чувствует, как внутри что-то гаснет. Слова Уайатта убивают попытку его старого «я» вернуть хоть какой-то контроль над его сознанием. Вместо этого в нем продолжает расти что-то темное, холодное. Седрик даже не пытается отвернуться от этой правды, а она, словно магнит, притягивает его взгляд.

— Такова сущность бытия: сильный убивает слабого, быстрый ловит медленного, — Нэйтан продолжает, опрокинув в себя треть стакана виски. — Каждый день кто-то пытается сделать тебя таким, каким хочет видеть он. Учитель — послушным учеником, начальник —  покорным подчиненным. И единственный способ остаться собой — это быть сильнее их.

Уайатт отставляет стакан в сторону и начинает рыться в карманах пиджака. Достает свой стилет, и Седрик может внимательнее рассмотреть оружие. На черной рукояти он видит сияние позолоты, небольшой бриллиант и размашистую гравировку: «Н. Уайатт». Бриллиант вспыхивает в свете ламп, словно подмигивая. Седрик невольно отводит взгляд — ему почему-то не по себе от этого блеска.

— Вот, я всегда ношу его с собой, — говорит Нэйтан, нажав на кнопку и покрутив нож в руках. — Зачем? Да на всякий случай! Ну, ты и сам теперь знаешь.

Затем он убирает лезвие, берет Седрика за руку и кладет нож ему на ладонь.

— И тебе он может пригодиться.

***

Седрик еще слышал в голове эти слова, когда открывал дверь кабинета Гэнджера, сам не помня, как поднялся на пятый этаж. Майлз входил к начальнику без стука, как всегда — пытаясь сопротивляться капитану хотя бы в мелочах.

Взгляд Гэнджера, восседавшего за столом, пронзил Седрика, словно рентгеновский луч. Казалось, капитан сканировал не только лицо офицера, но и его душу, выискивая малейшие признаки рабской слабости. И, судя по усмешке, скользнувшей по губам Гэнджера, он находил их одного за другим.

Седрик, несмотря на все свои усилия казаться непробиваемым, словно крепость, возведенная из бравады и наглости, не смог устоять перед этим взглядом. Каждая клеточка тела закричала от напряжения; руки задрожали, а глаза заметались по лицу капитана. А тот сразу же учуял страх, и в его взгляде загорелось удовлетворение — будто он знал, что добыча уже в его руках.

— Продолжим, Майлз, — прогремел голос Гэнджера, наполнив кабинет тяжелым отзвуком.

Люминесцентные лампы бросали резкие тени на лицо Гэнджера, искажая его черты. Канцелярские предметы на столе капитана остро поблескивали в искусственном свете — все те же инструменты для пыток.

— Мне не о чем говорить с вами, капитан, — процедил Седрик, с трудом сохраняя внешнее спокойствие. Но его рука непроизвольно сжалась в кулак.

— А вот я так не считаю, — отозвался Гэнджер, поднимаясь и надвигаясь на Седрика. Теперь капитан стоял прямо напротив него, нависая всем своим ростом в шесть футов и три дюйма. — Ты готов понести наказание?

— Я говорил вам, я не понимаю, о чем вы, капитан!

— Тебе лучше постараться понять как можно скорее!

— Если вы меня вызвали только для этого, сэр, — Седрик попытался уколоть капитана взглядом. — То мне лучше вернуться на рабочее место!

Он резко развернулся и, без разрешения, направился к двери. Но Гэнджер последовал за ним, словно тень, вцепившаяся в кожу:

— Считай, что ты уже на допросе! — рыкнул он в спину Седрику.

Майлз обернулся к нему. Он больше не мог сдерживаться. Все издевки Гэнджера вдруг стремительно вырвались из закоулков памяти, и он решил пойти на Гэнджера в атаку:

— А как вы будете доказывать мою вину?!

Офицер знал: раз факт смерти Эндрю еще не был подтвержден, то Гэнджер не имеет права на обвинения.

— Об этом не беспокойся. Я найду способ, — ответил Гэнджер, оскалив зубы.

— Вот тогда и поговорим.

Седрик хотел уйти, но капитан крепко схватил его за локоть.

— Не сметь отворачиваться от меня, Майлз! Я еще не договорил!

Гэнджер дернул Седрика в сторону и, попутно чуть не уронив настольную лампу, впечатал его в стеллаж. Седрик приглушенно вскрикнул, стараясь не привлекать внимание сослуживцев за дверью.

— Подумай, Майлз, не лучше ли во всем признаться? — требовал Гэнджер, не отпуская его руку.

— Мне не в чем признаваться, потому что я ничего не знаю!

— Хватит, Майлз! — осадил его капитан. — Ты меня за идиота держишь? Или думаешь, я не сумею довести это дело до конца?

Железные пальцы Гэнджера впивались в плоть Седрика, и каждая попытка вырваться только усиливала хватку капитана, превращая ее в настоящие тиски.

— Да я могу тебя прямо сейчас задушить своими руками! — продолжал звереть он.

Но у Седрика, наконец, получилось оттолкнуть от себя Гэнджера, пнув его под колено и ударив освободившейся правой рукой в грудь. Он хорошо рассчитал силу — Гэнджер не пострадал и быстро пришел в себя.

Седрик надеялся, что эти удары немного отрезвлят капитана, но Гэнджер, ярость которого достигла зенита, вновь стал приближаться к нему.

В отчаянии, Седрик достал из кармана нож Нэйтана и выставил его перед собой. Нож казался крошечным в сравнении с массивной фигурой Гэнджера, но это был последний оплот свободы для Седрика.

Однако капитана это не остановило. Он подходил все ближе и, казалось, вот-вот бы наткнулся на стилет.

— Смотри, не поранься, Майлз! — продолжал скалиться Гэнджер.

Седрик не выдержал его напора и волчьего взгляда и опустил нож. Гэнджер подошел к Майлзу вплотную и поднял руки к его шее. Затем обхватил ее и стал медленно сжимать.

Резкая боль пронзала шею Седрика, а затем и голову. Перед глазами заплясали черные точки, а воздух стал исчезать из легких.

— Я. Заставлю. Тебя. Говорить, — голос Гэнджера будто разрывал Седрику мозг. — Там, на войне, я многое пережил. И в полиции служил не просто так. Я не позволю какому-то продажному сопляку избежать наказание за уб...убийство моего сына!

Из глаз Седрика потекли слезы. Он чувствовал, что теряет сознание, но Гэнджер вдруг отступил. Воздух ворвался в легкие. Седрик хватал его ртом, стараясь устоять на ногах.

— На сегодня с тебя хватит, — капитан улыбнулся с удовлетворением. — Но помни, я жду твоего признания. Подумай об этом, Майлз!

Гэнджер отошел в сторону, а Седрик поплелся к выходу.

Офицер вышел из кабинета начальника, шатаясь на непослушных ногах. Он держался за шею так, будто пытался расширить горло руками и пропустить в него больше воздуха. Сотрудники подразделения поглядывали на него с беспокойством, некоторые из них, не стесняясь, перешептывались.

Сквозь пелену в глазах и бегующие мушки, Седрик увидел перед собой расплывающуюся фигуру.

— Что случилось? — знакомый голос, такой теплый и мягкий, спросил встревоженно.

Седрик не смог ответить. Он почувствовал, как фигура берет его под руку и ведет по залу в сторону уборной. Затем резкий шум, и вода ударила в лицо колючим холодом.

— Как ты? — Рикардо стоял рядом, протягивая Седрику кусок бумажного полотенца.

Майлз дерганными движениями вытер лицо и попытался преодолеть спазмы в горле:

— Он... Гэнджер... — Седрик указал на шею.

— Он что, душил тебя?! — воскликнул лейтенант, наклоняясь к нему и понижая голос. — Расскажи, что там случилось!

— Он угрожал мне, — прохрипел Седрик. — И он не отстанет от меня, Рикардо. Он жаждет мести и не собирается останавливаться. Я ведь говорил тебе!..

Рикардо напряженно обдумывал ситуацию.

— Послушай. Если ты будешь реагировать на его угрозы, он будет провоцировать тебя и давить еще сильнее. Тебе надо игнорировать его.

— Надо разобраться с этой ситуацией, Рикардо!

— Дай время. Я работаю над этим. Честно говоря, я не ожидал, что Гэнджер будет так себя вести!

— А что же еще он мог бы делать? — тоскливо усмехнулся Седрик.

— Подожди немного. Я чувствую, что его сын скоро найдется.

— Ты не понимаешь, он не остановится! Он уверен, что я убил его сына и сделает все, чтобы посадить меня!

— Я не дам этому случиться! — сказал лейтенант то ли просто уверенно, то ли чересчур самоуверенно.

— А что, если ты найдешь его труп? Что тогда? — Седрик вскинул голову.

Взгляд Рикардо был твердым, словно бетонные стены Управления.

— Он найдется живым, — повторил он, и в его голосе не мелькнуло и частицы сомнения.

Седрик не верил. Он не ответил, а только покачал головой.

— Пойдем, — сказал лейтенант.

Родригес помог Седрику привести себя в порядок, а затем отвел в комнату отдыха выпить кофе. Однако внутри офицера все бушевало и клокотало в полном смятении. Он не знал, как теперь будет смотреть в глаза сослуживцам, которые наверняка слышали все. И он даже не представлял, как ему теперь следует держаться перед Гэнджером, ведь когда-нибудь тот снова вызовет его к себе в логово.

***

Когда рабочий день закончился, Седрик небрежно надел пальто и старательно изобразил спокойствие, проходя мимо коллег. На улице, приблизившись к своей машине, он увидел Энни. Как всегда, прелестную. Как всегда, наивную...

Седрик поймал себя на мысли, что уже давно не водил ее в кафе. Когда в последний раз? Он попытался вспомнить, но их общее прошлое растворялось в памяти. В основном он общался с ней по телефону, и то все реже и реже... Всегда больно чувствовать, как любовь умирает, но эта угасала слишком быстро.

— Седрик! — Энни заметно оживилась, увидев его.

Похоже, она приехала сюда, когда еще шел дождь — ее одежда и волосы блестели от влаги. Она быстрым шагом подошла к Седрику. На ее лице появилось выражение, которое он уже почти забыл — смесь радости и надежды. Глаза ее светились тем самым восторгом, который когда-то заставлял его сердце биться чаще.

— Я тут решила навестить отца, — сказала она, немного смущаясь. Было видно, что она здесь не только из-за капитана. — Как ты?

Энни и понятия не имела о том, какие чувства теперь вызывала в Седрике. А внутри него развернулся хаос: холод ярости, горечь обиды и что-то похожее на отвращение к девушке, в которую он когда-то так сильно был влюблен.

— В порядке, — бросил Седрик, отворачиваясь. В его голосе наверняка прозвучал холод, а в глазах промелькнула тень раздражения.

— Может, сходим куда-нибудь в выходные? — неуверенно предложила она, делая шаг ближе.

Седрик лишь пожал плечами, не глядя на нее.

В этот момент из здания Управления вышел Гэнджер.

— Энни? Что ты тут делаешь? — спросил ее отец.

Энни опять смутилась и, запинаясь, начала объяснять, почему решила встретить его после работы. Капитан не разрешал дочери разгуливать вечером по городу в одиночестве и сейчас явно был недоволен ее непослушанием.

Затем они с Энни собрались уезжать. Перед расставанием, она подбежала к Седрику и, слегка обняв его, прошептала:

— Седрик, я так скучаю по тебе!

— У меня много работы...

Седрик тоже осторожно приобнял ее, но тут же увидел, каким взглядом его пронзает Гэнджер. В глазах капитана читались боль и горячая решимость человека, который потерял слишком многое и теперь готов на все ради справедливости. Даже, если придется расквитаться с человеком, в которого влюблена его дочь.

Седрик тут же разомкнул объятия и отстранился от Энни.

— Мне пора идти, — обронил он, опустив голову.

Когда Седрик вернулся домой, он устало стянул пальто и выдохнул так, будто пытался изгнать из себя весь накопившийся за день страх и напряжение.

Пришло время перестать притворяться. Он больше не мог делать вид, что возможная смерть Эндрю Гэнджера не трогает его.

Он снял фуражку, пиджак и посмотрел на свои трясущиеся кисти. Вот они, эти руки в крови, о которых когда-то говорил Нэйтан Уайатт. Седрик тогда не придал этим словам значения, но теперь они казались пророческими. Он медленно сжал кулаки, словно пытаясь уничтожить невидимые следы греха.

«Но что, если Нэйтан был прав?» — думал Седрик, вспоминая слова бывшего друга: «Убей или будешь убит», «Чем больше ты будешь хотеть людям понравиться, тем больше они будут презирать тебя», «Ты никогда не будешь достаточно хорош для них. Никогда!»

Он снял ботинки и завалился на кровать, не в силах раздеться, и почти сразу же заснул.

В ту ночь он опять увидел странный сон: Энни бежала к нему, на лице ее было выражение неподдельного ужаса. Она не переставала плакать, и слезы лились из ее глаз стремительными ручьями. Энни смотрела на Седрика сквозь эту водяную завесу и все повторяла:

— Не надо, Седрик! — ее слова пронзали душу.

Затем появился Гэнджер. Он шел к Седрику будто бы по воздуху. Подойдя ближе, он достал пистолет, поднял руку и спустил курок.

Звук выстрела был оглушительным.

Седрик мгновенно очнулся и сел в кровати, вытирая пот с холодного лба. Майлз огляделся, как бы собирая по кусочкам воспоминания о прошедшем дне: угрозы Гэнджера, затем разговор с лейтенантом, нападение капитана, а после работы — встреча на улице с Энни и...

Седрик вздохнул.

...И снова с ее отцом, который будто одним только взглядом навсегда разделил влюбленных, проведя черту между «до» и «после».

Седрик сел на край кровати, опустил ноги на холодный паркет и уткнулся лицом в ладони. Мир вокруг него снова закачался, словно палуба корабля, попавшего в объятия разъяренного шторма. Опора, на которую он так слепо надеялся, рухнула, оставив его в пустоте, где не было ни спасительного якоря, ни берега на горизонте. Гэнджер убежден: Седрик — убийца его сына, и теперь капитан, как мстительный демон, не остановится, пока не отправит преступника за решетку. И Седрик знал: Гэнджер видит его страх, как хищник чует дрожь своей жертвы.

Да, тюрьма всегда была для него всепоглощающим кошмаром. Но только сейчас он осознал, что этот страх — самый сильный, какой он когда-либо испытывал. А ведь раньше он думал, что под защитой Билла Уайатта неуязвим. Тогда он избавился от комплекса жертвы, навязанного ему патрульными Южного участка, и начал верить, что ему дозволено все. А последствия... Они казались чем-то далеким и призрачным.

Но теперь дурман развеялся, оставив его лицом к лицу с неумолимой реальностью. Грехи, которые он так старательно заталкивал в самые темные уголки души, вырвались наружу. И время расплаты пришло.

А что любовь?..

Он встал, ощущая тяжесть каждого шага, будто заключенный-каторжник. Подойдя к окну, он чуть приоткрыл жалюзи кончиками пальцев.

Пустынная улица, погруженная в сон, желтоватый свет фонарей, луна, бледная и тоскливая, а вокруг нее звезды — осколки, брошенные на черный бархат небосвода. 

Мысли об Энни впивались в его сознание, словно шипы. Она — дочь Уильяма Гэнджера, сестра пропавшего Эндрю. Теперь она стала для него символом всего, что он пытался забыть, всего, что могло разрушить его хрупкий мир. После вчерашнего нападения Гэнджера Седрик понял: Энни больше не может быть частью его жизни. Она — как огонь, который греет, но может и сжечь дотла. 

Нужно разорвать эту связь. Нужно научиться прощаться, даже если это больно, даже если каждый расходящийся шов оставляет в душе рану. Потому что в их мире, мире Гэнджеров, его ждет только одно — боль, горькая и неизбежная. И Седрик знал: чтобы выжить, он должен отпустить. Даже если это значит оставить часть себя в прошлом.

А что любовь?..

Она исчезла. Любви к Энни в нем больше нет.

Все кончено.