Икона

               
Иконы эти, сколько я помню, всегда стояли у мамы и возбуждали у меня любопытство. Только вот прикасаться к ним я не смел. Как-то сложилось у меня в голове, что и церковь, и попы, и иконы связаны со смертью, загробным миром и каким-то тайным и темным знанием, от чего надо держаться подальше. Отголоски этого, может быть, детского восприятия живут во мне и  до сих пор, хотя по возрасту своему уже нахоронился родных, близких и знакомых, общался с церковниками и бывал многажды в разных церквях, соборах – и православных, и католических. Правда, замечаю, восприятие всех религиозных вещей несколько изменилось. Бывая на кладбищах, в церквях ощущаю не страх, а, пожалуй, благоговение перед умершими людьми и умиротворенными ликами святых на иконах. Может быть, это у всех так, я не знаю….
После смерти мамы одну икону – Казанской Божьей Матери и очень хорошо сохранившуюся – взяла себе старшая сестра, а мне досталась другая. Такая, на первый взгляд, неказистая, с обитыми краями и вырезанным прямоугольником в правом верхнем углу. Сквозь как будто бы задымленную потертую поверхность четко виден был только образ Богородицы в пурпурном одеянии со скорбным ликом и сложенными на груди руками, которые, наверное, прикрывали раны от воткнувшихся в нее семи то ли кинжалов, то ли мечей. Тщательно выписанное лицо Ее выражало и боль, и терпение, и сострадание. Именно лик Богородицы бросался в глаза и довлел над всем, что было изображено на иконе.
В правом нижнем углу был изображен во весь рост святой Георгий Победоносец с крестом и копьем в руках и соответствующей надписью сверху, но он воспринимался фоном. Над почти вытертым нимбом Богородицы с трудом сумел прочитать старославянский шрифт: «Умягчение злых сердец». Это было название иконы.
Разумеется, захотелось узнать об иконах побольше, поэтому обратился за помощью к знатокам на форуме проекта «Христианство в искусстве», где иконы атрибутируют, продают и покупают. Корифеи форума отнеслись к ним с изрядной долей цинизма, один даже байку рассказал о том, как некий эксперт из Эрмитажа посмотрел на предъявленные ему для экспертизы иконы, глянул на часы, плюнул в урну и молча ушел. Это по поводу иконы Казанской Божьей Матери. Мол, куда ты со свиным рылом, да в калашный ряд. Но нашлись менее зараженные чванством его коллеги, и просто ответили, что это литография под штампованным латунным окладом конца 19 начала 20 века, произведенная в Москве Товариществом «Сытин и К» и продававшаяся по всей России.
А что касается иконы «Умягчение злых сердец», то один из знатоков так написал: «Да нечего о ней сказать. Ширпотреб, который миллионами выпускали бесчисленные богомазы России-матушки….Какая иконка вверху была...? Да любая…».
Ни о цене и ни о ценности икон я и не спрашивал. Хотя в ответах, как можно понять, это и подразумевалось. Там же, на форуме, узнал, что до революции 1917 года в России было 170 миллионов икон, а на территории СССР их сохранилось примерно 70 миллионов. Понятно, что их производство было, как и сейчас, на потоке (бизнес!), но ведь каждая из них имеет не только историческую или художественную ценность, но и индивидуальную, связанную с историей и судьбами их владельцев. По крайней мере, для меня – так.
Обеим иконам более ста лет. Думаю, они появились в семье, когда поженились мой дед Георгий Матвеевич Быков и бабушка Пелагея Михайловна Обухова. А было это в 1899 году в Астраханском уезде. И с того времени икона «Умягчение злых сердец» стала, если можно так сказать, хранительницей их семейного очага. Не случайно на ней изображен Святой Георгий, как защитник, а в верхнем правом углу, по моим изысканиям и пониманию, была фигурка ангела - покровителя детей.
Сколько печалей и скорбей приняли на себя эти иконы за сто лет – не счесть. Умирали дети, шли войны, была сумятица в стране, непонятно менялась жизнь. Семью сослали на север, где приходилось налаживать жизнь сначала, терпеть унижения и лишения. Дед умер в 1935 году, сын Матвей ушел на фронт в 1942 году, и осталась хранительница икон Пелагея Михайловна с невесткой Анной и тремя ее малолетними детьми, младшей из которых не было и года….
Молились, надеялись и ждали….
Пелагея Михайловна в 1947 году вернулась в Астрахань, а иконы оставила семье сына Матвея Георгиевича. Так они с нашей семьей и кочевали из одной деревни в другую, хотя в то время иметь иконы в доме считалось  предосудительным, тем более, что это был дом коммуниста. Думаю, что только мама могла их сохранить. Она и рассказывала Богородице о всех семейных делах, молилась о детях.
Тогда уже многие религиозные обряды, кроме основных, начали забываться, а спросить было не у кого - церкви позакрывались. Не знаю, как по церковным канонам и делалось ли так раньше, но когда умерла от воспаления легких моя годовалая сестра Таня, в ее гробик решили положить Ангела с иконы «Умягчение злых сердец». Сейчас эта икона стоит у меня, а зияющая пустота в правом верхнем ее углу мне все время напоминает о том, что у меня могла быть еще одна сестра, о ее несостоявшейся жизни.
Я родился через два года после смерти Тани, так же переболел жестоким воспалением легких еще во младенчестве, о чем сохранились какие-то невнятные отрывки воспоминаний, похожие на сон. Появился я на свет, когда маме было сорок четыре года, был последним ребенком в семье и называли меня «поскребышем». То есть мое место на этом свете не было предопределенным. Или, может быть, наоборот – Бог дал душе еще один шанс состояться на этом свете.
… А икона Божьей Матери «Умягчение злых сердец», оказывается, имеет интересную историю. Ее называют еще «Симеоново проречение», и исследователи сходятся на том, что истоки появления этого образа находятся в Западной Европе. Основой его является повествование святого евангелиста Луки о трехсотлетнем праведном старце Симеоне, который никак не мог умереть. Ему было предсказано Духом Святым, что не увидит он смерти, пока не увидит Христа Господня.
И вот когда родители на сороковой день после рождения Младенца принесли Его в храм, пришел туда и Симеон, взял Младенца на руки (отсюда и стали называть его «Богоприимец») и обратился к Марии с тем самым Симеоновым проречением: «...Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, – и Тебе Самой оружие пройдет душу, – да откроются помышления многих сердец». Подобно тому, как Христа пронзят гвоздями и копием, так и душу Пречистой Девы поразит некое «оружие» печали и сердечной боли, когда увидит Она страдания Сына Своего; после же откроются скрытые помышления людей, которым предстоит сделать выбор: с Христом они или против Него.
Изначально на образе Богоматери был один меч. Позже стали изображать семь мечей. Число «семь» в Священном Писании означает «полноту» чего-либо, в данном случае – полноту всего того горя, «печали и болезни сердечной», которые перенесла Пресвятая Дева в Ее земной жизни. Трактуется это и по- другому – речь о семи смертных грехах, которые приносят страдания Христу, а значит, и его Матери.
Похожее изображение имеет еще «Семистрельная» икона Божией Матери. Но там – стрелы, и расположение их иное. Празднование этой иконе совершается 13-го августа, в то время, как празднование иконе «Умягчение злых сердец» приходится в Неделю Всех святых.
Тропарь: « Умягчи наши злые сердца, Богородица, и нападения ненавидящих нас отрази, и всякие душевные огорчения наши разреши, ибо, взирая на Твой святой образ, Твоим состраданием и милосердием к нам мы сердечно сокрушаемся и раны твои целуем, о стрелах же наших, терзающих Тебя, ужасаемся.
Не дай нам, Милосердная Мать, погибнуть в жестокосердии нашем или от жестокосердия ближних, ибо Ты воистину умягчение злых сердец».