Великий Октябрь в свете освоения 1

 Великий Октябрь в свете освоения

(кое-что к учебнику)


Горловка (ДНР) — 2025
;
Великий октябрь, переводящий человечество, как бы сказал Маркс, «из предыстории в подлинную историю», — не самое ли значимое событие из выпавших нашему народу, стране. Его судьбоносный приход, уроки как-то даже мистичны, непостижимы, неисчерпаемы грандиозностью несомой перспективы. Вместе с тем, — сложностью попыток осмыслить, тем более, реализоваться. Даже — повторить (вплоть до калькуляции), подхватить, продолжить. Многообразные обхождения, между тем, едины в позиции, с которой Октябрьскую революцию описывают, ценят, строят. В целом ее можно назвать присваивающей (присваивающе-производящей), с множеством нюансов, , политикой, видений будущего. Именно здесь коренится роковой изъян, не дающий подлинно осмыслить самое важное и ключевое октябрьской революции, его коммунистичность. Если оставить громкие декларации, обеты, даже видимые успехи строительства нового общества, сложившиеся «теории», толкования весьма мало касаются средств и путей , действительно ведущих к подлинной свободе, прогрессу, являемых данной коммунистичностью. Она, событийная жизнь открывается и утверждается лишь осваивающе-произведенческим бытием человека в мире.

В настоящем исследовании мы, продолжая осмысление освоения, разберемся хотя бы с некоторыми моментами значение и уроков коммунистической революции, — началом и классическим выражением коей служит Великий Октябрь, — под осваивающе-произведенческим углом. Надеемся, тем самым, удастся по-новому взглянуть на многие вещи. Главное, представить их в истине, вскрыть ошибочные подходы, формы активности, как часто вершатся «коммунистические дела», заведомо обреченные на бесплодность, погрязание в буржуазном сететворчестве. Никак не претендуя на полноту осмысления, заведомо ограничиваясь довольно узким кругом предметов, коих будем касаться, мы, самое большее, рассчитываем, предлагаемые видения, решения послужат более серьезной и обобщающей работе, которая сложилась бы, коль скоро подобное возможно, в некоторый «учебник» того, что есть коммунизм, как он утверждается, что делать, какие задачи с самого начала решать, за что браться, погружаясь в этот безбрежный океан исторического вершения человеком своей судьбы и мира с будущим.

Наконец, наше касательство вещей крайне общо, обходит всевозможные политико-экономические, страновые и личностные моменты при решении вопросов. Философско-мировоззренческий взгляд может себе позволить столь отвлеченное течение.

 

Как известно, Великая Октябрьская Социалистическая Революция по целям, призваниям, особенно устремлениям ее проводников, распахнула дверь в коммунизм, служила его утверждению. Потому, ее правомерно именовать коммунистической. Факт, что она проходила под грифом «социалистическая» и с ее победой в нашей стране стал строиться не коммунизм (в лучшем случае, отодвинутый на неопределенную перспективу), а социализм, — вроде, не позволяет так заявлять. Однако, приняв, что коммунизм включает в себя социалистическую (причем, событийного толка) и собственно коммунистическую фазы, а событийный социализм есть коммунизм, — пусть еще не полный, но ведущий к нему как событийному человеческому бытию, — не столь важно, как именовать революцию, утверждающую их: «коммунистическая» или «социалистическая».

Но, может, данный аргумент мало убедителен. Ведь термин «социалистическая революция» как бы предполагает, что, помимо социалистической революции, к каковой, скажем, относим Великий Октябрь, ожидается еще революция, по-настоящему коммунистическая. Главное, социализмы же бывают разные. В их числе — отличающиеся от событийного социализма, замкнутые производяще-буржуазной системы, не ведущие к коммунизму. Так что, памятуя возможность некоммунистического социализма, социализма, остающегося в пределах буржуазной формации, правомерно-таки (даже во избежание путаницы), за Великим Октябрем оставить определение «коммунистическая революция», памятуя при сем, что переход от реального социализма к коммунизму уже не нуждается в революциях, вершится, можно сказать, эволюционно. Вообще, думается, на известном этапе становления человека, когда разумно-субъектное начало его развернется до, скажем так, запланетарно значимых пределов, — а целесообразная и целенаправленные деятельности совпадут, — необходимость в социальных революциях, революциях качественного преображения истории, возможно, отпадет. Во всяком случае, момент стихийности, неконтролируемости здесь будет сведен к минимуму...

Оставаясь же в пределах, далеких от означенной субъектности, решая вопросы коммунистического устройства жизни на планете, нельзя не понимать, что процессы, утверждающие «социализмы», не устремленные к коммунизму, вряд ли принимаемы за революции. Тем более — социалистические (коммунистические). Оно, конечно, признавать можно что угодно и считать их «революционными», как бы это ни противоречило определению и духу социальной революции вообще. Но тогда и цена подобных признаний никчемна!..

Что ни говорить тут, дабы ладить с истиной, держаться ясного видения вещей, недопустимо отрицать несомненность. Великого Октября достаточно было, чтоб народы (по крайней мере, нашей страны) уже могли прямо развернуться к коммунизму. Ибо советский событийный социализм, возводимый у нас, был коммунизмом на начальной фазе своей, как самый адекватный и естественный строй, реальная спасительная перспектива истории, существования общества.

Бесспорно, коммунистическая система жизни, утверждающаяся с победой Великого Октября, по своему социальному качеству была выше всего, что достигло человечество. И наш народ сразу принял, стал жить ею (в принципе, не мог иначе), будучи предрасположен, не столь глубоко капитализирован и опроизводствлен. Сохраняя в себе характер, обычаи, отношения традиционности, он признал коммунистический путь как «свое», «подходящее», отвечающее его извечным ожиданиям, чаяниям.

Благодаря коммунистической захваченности, наша страна только и выжила, поднялась на вершину расцвета, выдержала натиск недругов извне и изнутри. Победив врагов, она уверенно смотрела в будущее. И, тем не менее, именно на апогее своего восхождения, — потеряв ориентиры, твердую почву под ногами, соблазнившись дешевыми «блестяшками», ядовитыми иллюзиями противостоящего ей антикоммунистического мира и просто, из-за прямого предательства властной верхушки, — рухнула с достигнутых высот в историческую яму буквально двухсотлетней давности. Нет нужды задерживаться здесь на этих вопросах, поскольку осмысливаем их в другом месте [См.: Алиев Ш.Г. Народ и коммунисты в буржуазном сететворчестве / http://proza.ru/2024/11/17/1790; Его же: Практика: Общий охват извне / http://proza.ru/2023/08/28/581 и др.], и кое-чего коснемся ниже. Цель нашего разговора предполагает сосредоточение на другом, довольно узком, предмете ради прояснения специфики именно коммунистической революции.

** *
Сразу же присоединимся к характеристике коммунистической революции и ее значении, равно коммунизма для нашей страны, человечества, истории, выраженной автором, который даже громкоголосо провозглашает себя «некоммунистом». Да, это выдающийся отечественный ученый-мыслитель и всем известный общественный деятель, А.А. Зиновьев.

Верно считает Александр Александрович: Россия может устоять как великая страна, а русский народ сохранится впредь великим только с советской коммунистической системой. «С любой другой он будет разгромлен». «Я принял во внимание, — говорит замечательный ученый и мыслитель, — всю совокупность факторов... Я принял во внимание историю России, ее историческую традицию, размеры страны и ее взаимоотношения с другими странами, характер населяющих ее народов, то, какие возможности у них имеются, ситуацию на Западе и существующие там намерения в отношении России. Причем не субъективные какие-то настроения, а то, в чем Запад нуждается, что хочет от России получить. Вот, исходя из этой совокупности факторов, я и пришел к выводу, что если Россия хочет выжить как великая, независимая страна, то у нее других путей, кроме коммунизма, и именно в его российском варианте, не существует» [Зиновьев А.А. Я мечтаю о новом человеке / Александр Зиновьев; (сост. О.М. Зиновьева). — М.: Алгоритм, 2007. — С. 34].

Так действительно, и случилось. Как только мерзавцы из верхнего эшелона властной номенклатуры, затеяв так называемую «перестройку», предали СССР, коммунистический путь, совершили контрреволюцию, — движение общества сразу вернулось на буржуазные рельсы. Стали утверждаться прозападные «демократические порядки». Страна подверглась потопу и разграблению, влачению участи колонии, объекта пожирания («коровы») метропольным капиталом.

Следует, далее, понимать, заключает Замечательный мыслитель, правда коммунизма и в том, что он не только путь спасения и прогресса нашему отечеству. Таков он и для остальных народов, коль скоро заслуживают место в историческом прогрессе, устремлены в подлинное будущее. Потому, как бы ни истолковывать современную историю, Октябрь 1917 года был беспрецедентно великим. «А советский период в жизни России был — на сегодня, по крайней мере, — верхом ее величия» [Там же. — С. 51-52].

Октябрьская Социалистическая Революция несомненно величественна и коммунистична в еще более широком плане. Ибо, утверждающийся, благодаря ей, реальный коммунизм не просто существовал, но оказывал колоссальное воздействие на ход дел во всем мире. Он преобразил лик планеты коренным образом. Своим приходом возжег не только национально-освободительное движение, избавил народы от колониального гнета со стороны империалистического Запада, но также радикально повлиял на страны метрополии, обусловив здесь весьма серьезные социально-демократические подвижки. «В этом смысле коммунизм вошел в плоть и кровь цивилизации, завоевав, тем самым, место в будущем» [Там же. С. 75].

И весьма многое, — пока безголовые люди (точнее, предатели) не стали «перестраивать» т.е. целенаправленно разрушать, — было в нем от подлинности. Что ни говорить, по большому счету, общество стояло на путях событийного движения. Достаточно здесь сказать, СССР был коммунистическим уже потому, что создавал реальные возможности интенсивному росту общества, всемерному развертыванию социальной справедливости, освобождению труда и человека. Главное — делалось очень много для ответствующего бытию, безбарьерного и всестороннего образования девещефикации людей, народа, их сознательности. Достижения науки и культуры, вместе с социально-экономическими и гуманистическими преобразованиями в коммунистическом строительстве, победа над не самым ли опасным для истории, мира в целом порождением мирового империализма фашизмом во второй мировой войне, — открывали наиреальнейшие перспективы для дальнейшего подлинно-исторического прогресса современного человечества. Все это, наконец, служило преодолению производящего существования, возвышению человека на осваивающе-произведенческое бытие в мире.

Верно, общество наше было далеко от идеала. Имели место (кстати, прежде всего, по объективным причинам) «отклонения», «перекосы», застойные явления. И хоть руководство при переводе страны с экстенсивно-индустриальных на постиндустриальные (интенсивные) просторы не сумело сложить надлежащий курс, стало терять ясную перспективу, — а проводимая политика, явно не ответствовала запросам времени, решению задач и целей дальнейшего строительства, — все же, по крайней мере, до середины восьмидесятых у нас в целом утверждался коммунизм, коммунистические начала.

Их, как бы ни двигаться дальше по совершенствованию общественной системы, предстояло сохранять, крепить, но не разрушать, что делали «перестройщики» сверху. Причем, — намеренно, под диктовку с Запада, предательски, беспрецедентно подло!..

В плане сказанного нельзя не согласиться с Александром Александровичем, если по разрушении нашего коммунизма народы со временем и вернутся к последнему, они, несомненно, воспроизведут и разовьют этот, подлинно коммунистический опыт. Может, — даже — под другим названием. И вспомнят ли тогда наш советский народ, его заслуги на путях преумножения коммунистических начал, но так бездарно предав их затем, чтобы и самому быть стертым с лица истории.

Нельзя, таким образом, не признать, вне коммунистического курса, вне движения по путям советского коммунистического общества, преумножения нажитого опыта здесь, русский народ, наше отечество, да и остальные народы обречены. ИМ не только не удастся не исчезнуть даже в качестве политических единиц, но и сохраниться исторически. Не исчезнет ли и сама история?.. Или восстанавливается система, сложившаяся до середины восьмидесятых, как самая приемлемая нашему народу и условиям его существования. «Или он распадется на мелкие группы и станет колонией Запада. Здесь будет Эфиопия. А то и того хуже. Будет реализована программа Гитлера. Русский народ превратится в заштатную нацию и в конце концов сойдет с исторической арены вообще либо вымрет. Иного не дано» [Там же. — С. 54].

Опять же, «не дано» —все тем же Западом в том виде, как он есть. Эти «социальные джунгли», как говорит Великий ученый, во что бы то ни стало не позволят остаткам советской страны, ввергнутой после контрреволюции в пучину краха, даже подняться до былого социально-экономического уровня. Самоуничтожаясь, они «потянут за собой» (точнее, прежде) и наш народ.

Разного же рода «заверения», что коммунизм — «несбыточная утопия», больше, «античеловечен», в силу своей «тоталитарности», «антидемократичности», подавления личностной свободы, искоренения человеческой самодеятельности (то, что называется «гражданское общество» и «предпринимательство»), — все это, несомненно, гнусные антикоммунистические байки, идеологические поклепы буржуазной пропаганды. В том числе безмозгло-бессовестного блеяния скороспелых, холуйски-хамствующих «лакеев» (В.И. Ленин), прихвостней, размножившихся за 30 лет, у нас...

Повторяем, были в стране отклонения, недостатки, в том числе по части ограничения социально-политических свобод, материального обеспечения людей, их потребительских запросов, не говоря уже о вещах подлинного потребления. Но ведь несомненно и то, что как таковой коммунизм только начал разворачиваться, прожил ужасно короткое по историческим меркам время, непрерывно расходуя почти всю свою энергию, ресурсы на противоборство глобальному натиску мирового империализма. Одно разгребание последствий гражданской и Великой Отечественной Войн, а также навязанная гонка вооружения, всевозможные санкции, изоляция нашей страны, безотлагательные нужды повышение материального уровня населения, решение жизненно-значимых народо-хозяйственных и культурных задач, особенно с переходом страны на постиндустриальную стадию, — все это, конечно же, требовало исключительного напряжения, сосредоточения усилий и борьбы за очень простые, вместе с тем, безотлагательные дела, цели. Комплекс сложнейших вопросов и мер выживания во многом обрекал наше общество на что называется «сведение концов с концами», не оставляя возможности по-настоящему развернуть строительство нови.

Собственно, и сам опыт («теория») данного строительства у нас тоже нуждался в складывании, осмыслении, развитии. Накопленного здесь (в основном, из прозрений, предположений, расчетов с позиций своего времени) основоположниками, конечно же, было недостаточно. В известном смысле можно сказать, мы «напоролись» в духовном и духовно-практическом планах на нечто от вакуума, оказались как бы даже лишены способности, готовности к дальнейшему (главное, истинному) движению. Тут, кстати, сыграл свою крайне негативную роль переход на модель монетарной экономики под влиянием неожиданно предоставившихся (конец шестидесятых, середина семидесятых годов) «перспектив» сырьевой торговли с Западом...

И, разумеется, не будь означенного «вакуума», найдись (подобающими усилиями) возможности с готовностями реального движения, наша система вполне успешно прогрессировала бы. Причем, — не только по линии экономики, но и остальных сфер. Главное — мы продолжили и глубили бы процессы перевода производящего способа производства на пути произведенческие. Соответственно, — обустраивая социальную и духовную жизнь, морально-нравственные и иные отношения. Естественно, общество удалось бы развернуть также в плане подлинно народной демократии, обеспечения реальных условий всестороннего и гармоничного развития человека. Существуя и творя произведенчески, он призван выразить такую самодеятельность, которая даже в принципе не приснится, занятым буржуазным предпринимательством («бизнесом»).

Не случайно ведь, что, опутанное означенными и множеством других трудностей, отечество наше добилось беспрецедентных побед во всех областях. Осуществила радикальные социально-экономические и политические преобразования, преодолевающие капиталистический способ производства и благотворно преобразившие современный мир. Одолела смертельного врага человечества, немецкий фашизм, одержало победу во второй мировой войне. Вывела народы за планетарные пределы, в космос. Возглавила мировой научно-технический и культурный прогресс. Образовала нового человека, который принципиально отличен от всего, (прежде всего, мерзостей) что непременно растят буржуазные порядки, особенно закатного периода. Все это ведь, вместе с означенными выше, достижениями поистине расчищает пути дальнейшего восхождения истории! Повторяем, открывает народам планеты простор освобождения и развертывания по линии подлинно человечного, ответствующего бытию прогресса, выражающего полноту коммунистичности!..

Можно, далее, вслед за Зиновьевым, с уверенностью утверждать, если бы система общественной жизни, закрепленная в Конституции СССР 1977 года (эпоха так называемого «развитого социализма»), нашла, превозмогши свою субъективную ограниченность, возможности нормального продолжения, она неизбежно демократизовалась. Причем, — в подлинном (не буржуазном) смысле. Общество освободилось бы от многих неестественных скрепов (производяще-присваивающей природы), сдерживающих сознательную самодеятельность людей. Последние все более восходили бы на осваивающе-произведенческое мироотношение, обращенные лицом к бытию, и даже — стоя в его открытости. Это несомненно так! «Ведь переход от сталинизма к брежневизму, — говорит А.А. Зиновьев, — был уже колоссальным прогрессом, движением вперед в эволюции той же самой системы. Но эволюция таких больших систем предполагает время. Время историческое..., на это уходят столетия, тут декретами ничего не сделаешь» [Там же. — С. 55].

И как знать, созреют ли самотеком объективные условия и факторы, которые автоматически сложили бы означенные результаты. Нужно, выходит, чтобы сами люди (так сказать, «субъекты») вызрели, сложились, исполнились волей (решимостью, готовностью и умением) открывать, изводить, и одействлять, таящиеся в предметной (скажем так, «объективной») реальности, возможности, которые вели бы к данным результатам. А это, так сказать, «субъективное вызревание», в свою очередь, предполагает выход за пределы способа существования, форм активности (творчества), коими человек до сих пор существует, поскольку они скрывают, не дают узреть, извести из потаенности и воплотить эти возможности. Коль скоро же наличные формы (способы) существования, творчества обычно называются производством, протекают производяще, они должны быть превзойдены способами, постпроизводящими. Преодолевающий производящий способ существования (способ производства) наиболее точно и полно выражен, как мы показываем в своих исследованиях, произведенческим (осваивающе-произведенческим) способом существования человека в мире, произведенческим способом производства.

Весь смысл коммунистической революции в том, как раз, состоит, что с самого начала своего она предполагает, так либо иначе, утверждает этот способ производства. И, что характерно, весьма часто (во всяком случае, до сих пор) коммунистический способ производства, — иначе называемый произведенческим способом производства, произведенческой практикой, — «субъекты» (вершители и носители) коммунистической революции, коммунистического строительства в целом воплощали, утверждали без настоящего понимания, рефлексии, без самоотчета. Отсюда, собственно, почти все «промахи», просчеты, наконец, тупики, куда они угождали. Ибо, как говорится, хоть и «вершили благое дело», но, в общем-то, без особого понимания. В лучшем случае, утверждая его производяще, — его руслом, материалом, инструментарием, смыслами. Соответственно, — барахтаясь в неминуемых «ловушках» отчуждения, бесчеловечности и безбытийности, коими производство непременно страдает, особенно на своих закатных этапах.

И все же, для развертывания коммунистической системы, даже в том виде, как она сложилась в СССР, не было нужды ломать ее. Достаточно было лишь постепенно раскрывать перспективы, таящиеся в ней, и, осознанно приобщаясь к произведенческой созидательности (творчеству), изводить их на свет и одействлять, совершенствуя. Нечто подобное, кто и что бы ни говорил, наблюдалось, во всяком случае, в духовных борениях советской ищущей мысли [См. об этом: Алиев Ш.Г. Осваивающая практика: категории, становление, реальность. — Харьков: Основы, 1998. — С. 27-97]. Стали происходить также сдвиги в плане повышения активности трудящихся и на низах. Перемены явно намечались, складывались уже при Брежневе. Можно видеть их и в других странах, держащихся коммунистических путей, оказавшихся в аналогичной нам ситуации (Китай, Вьетнам, Куба, КНДР).

Однако, с началом перестройки и в постперестроечное время у нас означенные перемены выразились не столько в положительном направлении, сколько в негативном, вследствие наложения на них пробуржуазных (от «перестройки») моментов. В этом ключе следует ли коммунистическую революцию не понимать в качестве некоторого одномоментного акта, сведенного к событиям того самого 23 Октября 1917 года. Будет правильней, думается, связывать с этим днем разве что, начало революции. А завершение ее — протянуть, по крайней мере, до поры, где человечество действительно возвысится на произведенческое созидание себя и мира.

Так что, в середине семидесятых начале восьмидесятых годов советского общества вырисовывался этап, когда мы готовы были, поняв производство, преодолеть его, перейти к рефлексии и осмысленному воплощению произведенческого созидания жизни, тем самым, ступить на путь нормального развития в рамках коммунистического проекта. Но, в том-то и беда, что движение данное просто пресекли. «Стратеги холодной войны, которые понимали, к чему это ведет, — говорит А.А. Зиновьев, — увидели возможности такого развития довольно четко. И это их испугало. Ведь одной из главных задач холодной войны было не допустить, чтобы коммунистическая система стала заразительным примером. В том, что произошло, решающую роль сыграло внешнее вмешательство. Эта система была разгромлена извне, а не изнутри» [Там же. — С. 56]. Хоть, точно, изнутри она немало страдала «огрехами», включая так называемую «пятую колонну», к тому же, на самых верхних эшелонах власти [Костин, Кургинян, полторанин, Александр Островский, и др. ].

В этом смысле, как бы дела ни складывались, — какие бы тяжкие преступления ни вменялись отечественным «перестройщикам», какие бы деструктивные явления ни наблюдались, — мы, все же, должны понимать: не столько они разрушили страну, не их заслуга в прекращении СССР, а внешних, враждебных сил. Последние при этом следовало бы понимать не легковесно, однобоко. Весьма часто в жизни (особенно политической) случается, что внешнее куда влиятельней, эффективней, вроде бы, внутреннего, действуя, в нашем случае изнутри (руками предателей, «пятой колонны»), нежели извне...