Осенью

Рассказ

      Подруга Веры Васильевны лежала в больнице с инфарктом. Прежде Ольга на боли в сердце никогда не жаловалась, хотя болячек, как почти у каждого, кому к шестидесяти, у неё хватало. И вдруг у Оли инфаркт и подруга едет навестить её.
      Со времени смерти от туберкулёза своей младшей сестры Лиды Вера Васильевна жила в пригороде Москвы с Лидиной семьёй. По пути в московскую больницу она должна была заехать в свою прежнюю квартиру, чтобы взять для Оли что-нибудь почитать. Москвичка Вера Васильевна дома бывала только наездами. Квартира, некогда столь дорогое и любимое пристанище, осиротела без хозяйки. Теперь Вера Васильевна входила в квартиру со смешенным чувством вины и жалости. Как будто вещи и книги, оставленные ею здесь, могли безмолвно упрекать хозяйку в этом. Только чувство долга сдвинуло Веру Васильевны с места и поселило в чужом доме.
Старшему племяннику Витьке тогда было семнадцать лет, через год он ушёл в армию, а после сразу женился на крепкой, как кулачок, домовитой девушке. Он живёт с женой и дочкой у тёщи. Светке, младшей было тогда двенадцать лет. Болезнь матери сделала её практичной девочкой. Она была неглупая, любознательная, хорошо училась и считала себя хозяйкой в доме. Добрый слабохарактерный Витька рядом с ней казался ребёнком. Оля не советовала Вере Васильевне перебираться к детям. Говорила, что есть отец, он и позаботится о них. Сестра же, которую связывали с Николаем Петровичем долгие годы совместной жизни почему-то так не думала.  Вера Васильевна, которая считала зятя человеком примитивным, и не могла доверить детей ему. Объективно говоря, Николай Петрович хороший семьянин, любит детей. Он работает на заводе, выпивает в меру. И всё же именно к ней, Вере Васильевне, старшей сестре, было обращено Лидино расстроенное уходом лицо. Да, тяжело вспоминать.
      Невозможно оказалось забрать Свету к себе, оставив Виктора с отцом. Девочка наотрез отказалась покинуть дом и школу. Дело, может, ещё было в том, что Вера Васильевна в глазах племянников всегда была богатой строгой тёткой и особой родственной привязанности к ней они не чувствовали. Как, впрочем, и она к ним. Родным человеком была Лида. Сначала тётя разрывалась между институтом, работа в котором была её жизнью, и новым домом. Одна дорога туда-сюда чего стоила! Теперь совсем другое дело: Света окончила школу, сама, без протекции тёти, устроилась работать лаборанткой институт, где уже почти 20 преподавала Вера Васильевна, и поступила на подготовительные курсы педагогического ВУЗа. Она ездила каждый день в Москву и попросила у Веры Васильевны ключи от её квартиры, чтобы можно было там перекусить и позаниматься. Передача ключей отдалило Светлану от Веры Васильевны, которая ревниво требовала от племянницы приезжать ночевать домой, где её старательно кормила и обхаживала. За пять лет совместного проживания Вера Васильевна привязалась к Свете, а с тех пор, как ушла на пенсию, ей было особенно важно чувствовать себя нужной.
      Она всматривалась в эту русую стриженную девочку и искала в ней своё «положительное» влияние. Тётя самоуверенно ставила себе в заслугу любовь племянницы к литературе, её деловитость, аккуратность. Вере Васильевне было приятно следить за Светиными глазами, когда та слушала её рассказы. Глаза менялись, как у маленькой, от лукавого до проницательно-мудрого. Но мысли девочки часто оставались закрытыми для неё. Высказывала их Света редко, неожиданно и уж отстаивала до конца. С ней было интересно общаться.
      Вера Васильевна открыла дверь квартиры своим ключом. В передней она заметила пальто Светы и её брошенные на пол сумки. Почему днём не на работе? Заболела? Встревожась, хозяйка шагнула в комнату и замерла в дверях. Бросились в глаза худые голые ноги, какое-то копошение на софе среди разбросанного белья и Света, пытающаяся судорожными движениями застегнуть блузку. Вера Васильевна от неожиданности шарахнулась назад в переднюю, затем на кухню. Это был тупик и она, вцепившись в батарею, уставилась невидящим взглядом в окно. Она чувствовала, как бешено пульсирует кровь и краской заливает ей лицо. Она слышала торопливый шум в передней и звонкое рассчитанное на её слух Светино «до свидания». Дверь хлопнула, и племянница прошла в комнату. «Убирается, –  догадалась Вера Васильевна – Что же я стою, как истукан! Дура старая! Малолетка-то гуляет… Обманывает! Может и не работает, и не учится? Не доглядела…Ой, Лидочка, прости!»
       Вера Васильевна уже была готова заплакать от бессилия, когда вошла на кухню Света. Встала, прислонившись к стенке, вызывающе подняла голову. Этакий зверёныш, готовый к бою. Ни тени смущения во взгляде, а даже как будто насмешливое спокойствие. Вера Васильевна почувствовала желание ударить девушку. «Уйди», – еле выговорила она. Свет не шелохнулась, желая, видимо, немедленно утвердить свою самостоятельность и правоту. Но Вера Васильевна была совершенно не готова к разговору, и сама выбежала на улицу. В голове билось невысказанное: «Неблагодарная! Какая гадость…Совсем чужая! Всё напрасно! Не справилась…» Она шла, не замечая куда. Заныла левая рука. Вера Васильевна, ценившая в людях разумность и хладнокровие в неожиданных ситуациях, растерялась, отступила и была недовольна собой. Она пыталась собраться с мыслями, по-новому взглянуть на племянницу и решить, как ей действовать. Положится на Николая Петровича в этом вопросе было нельзя. Догадывалась, что у него есть женщина, дети выросли и прежняя семья существует лишь формально. Света – увы! – ему уже не подчинялась. Тётя была твёрдо убеждена в необходимости пресечь тайные свидания семнадцатилетней – какой разврат! – племянницы.
       Поколение Вера Васильевны росло трудно, детство пришлось на войну.  В послевоенные годы мужчин не хватало, и она так и не вышла замуж. В молодости были, в силу желания любви и любопытства, какие-то нелепые случайные встречи с мужчинами. Эти знакомства вскоре прекращались естественным путём. Она оставалась одна и корила себя за глупое легкомыслие. Вспоминать это не любила и с годами многое стёрлось из памяти.
      Заметный след в памяти оставил неудавшийся институтский роман. Было это много лет назад. Мечты об устройстве личной жизни в ту пору само собой отпали. С защитой кандидатской диссертации по философии Вера Васильевна прочно встал на ноги. Она пришла работать в институт, когда их кафедра насчитывала всего пять-шесть человек. Со временем институт стал одним из основных ВУЗов страны по подготовке специалистов своего направления, и кафедра разрослась. Вера Васильевна была «ветераном» института и даже исполняла обязанности заведующего кафедры во время его отсутствия. Она не была по натуре кабинетным учёным, привлекал живой контакт со студентами, преподавательская деятельность. В этот период расцвета её активности был взят в штат кафедры новый преподаватель, которому щедрой рукой тогдашнего заведующего были отданы часы семинарских занятий Веры Васильевны на третьем курсе дневного отделения. Она перевыполняла свою нагрузку и обойтись без этих занятий вполне могла, но поступок заведующего кафедрой показался ей вероломным. Она читала у этих студентов поточные лекции и, потеряв семинары, не могла контролировать, как материал усваивается. Вера Васильевна любила вести семинары, и ей было жалко их терять. Конечно, на кафедре были свои недоброжелатели. Они завидовали её влиянию на студентов и считали положение опытного преподавателя на кафедре почти монопольным. Своё неудовольствие на отнятые часы Вера Васильевна невольно перенесла на нового преподавателя.
Это был некий Миклушин, ещё молодой, полнеющий мужчина с мягким взглядом. Он него веяло положительностью, семейной устроенностью и ухоженностью. Он был, откровенно говоря, неприятен Анне Васильевне, хотя прокуренные лысеющие холостяки тоже её симпатии не вызывали. Миклушин заметно стеснялся Веры Васильевны. Иногда ей хотелось ему сказать: «Да хватит Вам мяться! Когда-нибудь эти часы всё равно бы у меня взяли. Вы тут не при чём». Но вскоре оказалось, что этот Миклушин испытывал не угрызения совести, а самое банальное влечение. Он начал проявлять заметное внимание, провожать вечером домой…
      Они стали встречаться. Странные ощущения появились у Веры Васильевны. Этот Миклушин оставался чужим человеком. Когда они бывали наедине, стоило ему отойти от неё, она холодно с неприязнью смотрела на белую спину, мягкую жировую складку на талии, его мужскую раскованность. В то же время она попала в какую-то плотскую зависимость от этого человека. Её хотелось не выпускать его из своей постели. Он же спокойный и довольный, уходил домой, где ждали жена и двое детей. Подобную раздвоенность Вера Васильевна терпела недолго.
      Однажды она усталая вернулась с вечерних занятий. Он уютно устроился в её квартире, ждал. «Веруньчик», – проговорил Миклушин, ласково глядя. – «Также ласково, может быть, он смотрит на жену и детей», – подумалось ей. – «Я к тебе на целых две недели! Жена с детьми уехала в отпуск». На ногах у него были домашние тапочки. Почему-то эти тапочки, которые так естественно перекочевали из одного дома в другой, взбесили Веру Васильевну. Она погнала его вон! Он смотрел нежно-виновато. Она же криком и слезами заглушала желание своего тела. Миклушин послушно ушёл и больше не возвращался. Потом как-то незаметно он уволился из института, и Вера Васильевна его больше не видела.
      «Начёт Светки хорошо бы посоветоваться с Олей Она современная, хоть и несчастная женщина, -– подумала Вера Васильевна, – Да вот беда, сейчас нельзя». Оля в их давние университетские времена была замужем, потом развелась, детей тоже не имела. Интимные связи она от подруги не скрывала, некоторые длились не один год. Её успеху у мужчин способствовали общительный характер, журналистская летучая работа и миниатюрная внешность, благодаря которой Ольга всегда выглядела моложе своих лет. Дружба Веры с Олей насчитывала несколько десятилетий, несмотря на разность характеров и привычек. Подруга часто смотрела на вещи с другой стороны, и, с точки зрения Веры Васильевны, была несколько безалаберна, но бесконечно добра.
      Как-то Оля влетела к ней домой, и, блестя карими глазами, поведала об очередном увлечении – главном инженере машиностроительного завода на Урале. Подруга каждый раз находила неожиданных друзей, почти по-матерински заботилась о них, знакомила с нужными людьми… Её любовники имели обыкновение исчезать на несколько лет, потом возвращаться в новом качестве и испытывать к Оле дружескую привязанность. Вера Васильевна давно уже не вникала в мозаичное панно сложных Олиных взаимоотношений. Она уяснила себе одно: мужчины в момент знакомства с Олей были в чём-то ущемлённые люди. На работе ли, в семье ли, в душе ли у них не ладилось. А в Оле жизнь била ключом, её тепла и темперамента, казалось, хватит на всю вторую половину человечества.
      В этот раз Оля пришла к Вере с новым своим приятелем – Александром Ильичом Ворониным. Он оказался высоким худощавым тёмноволосым мужчиной с пристальным взглядом. Был совсем не похож на «ущемлённого», и Оля рядом с ним выглядела девочкой. Воронов уверенно двигался по квартире, говорил мало. Вера Васильевна почувствовала скованность, даже оробела, как студентка, когда гость уткнулся в книги немецких философов. Взял в руки слегка запылённый том Канта «Критика чистого разума» в немецком издании и вежливо спросил: «Простите, но какова Ваша профессия?» Она впервые засомневалась в правильности выбора профессии. Вере Васильевне показалось, что она произвела на нового знакомого нелестное впечатление, какой-то снисходительный оттенок прозвучал в его вопросе. Анна Васильевна вдруг осознала, что это именно тот человек, уважение и любовь которого были бы для неё единственным счастьем. Он притягивал и будил желание нравится.  Ушёл с Олей так же неожиданно, как появился.
     Ночью Вера Васильевна не могла заснуть. В голову лезли шальные мысли, и желания с новой силой нахлынули на неё. Она несколько раз вставала принимать душ. Вытирая тело махровой простынёй, подошла к большому зеркалу и ужаснулась. Полное, ещё стройное и щедрое тело проблёскивало капельками влаги, они испарялись и скатывались с пышных твёрдых грудей по гладкому овальному животу, крепким бёдрам. Но над этим здоровым телом молодой женщины – заметно постаревшее лицо! Редкие волосы свисали ниточками вдоль морщинистых щёк, мешки под глазами, бледный слабый рот, дряблая кожа шеи. Вот, какой она стала и какой её видят все! Анна Васильевна не могла забыть этой ночи, когда она заново увидела себя.
      Оля о Воронове больше не говорила, а расспрашивать Вера Васильевна стеснялась. Вдруг год спустя подруга обронила: «Знаешь, Воронов-то женился». – «Разве он не был женат? Кто она?» - вырвалось у Веры Васильевны. Как будто, чужой человек ушёл из её дома только вчера, а не год назад! Ольга странно взглянула на подругу и к этому разговору они уже не возвращались.
      … На улице заморосил дождь. Зонта, конечно, нет. К тому же ей захотелось есть. Зашла в угловую булочную, купила, нашарив в кармане мелочь, булочку с корицей. Огляделась: смеркается, рядом – Патриаршие пруды. Села на мокрую скамейку и стала жевать булку. Мимо прошла девушка с парнем, Она внимательно вгляделась в Веру Васильевну и неуверенно поздоровалась. Вера Васильевна машинально качнула головой, но девушку не узнала. «Кто это?» – спросил парень. – «По-моему, это Вера Васильевна. Она преподавала философию в институте, я неё реферат писала. Такая хорошая тётка была. Как она постарела! Жалкая какая-то, под дождём булку жуёт...» – «Пьяная, наверно», – предположил парень. – «Сам ты пьяный!» – обиделась девушка.
      Размытые дождём фонари излучали неверный свет. Уже стемнело и пруд лишь угадывался в открытом пространстве среди окруживших его потрёпанных деревьев. Вере Васильевне стало холодно, сыро, одиноко. «Жила. Работала…Никто теперь меня в институте не помнит. Ни одной родной души не осталось! Оля… Ей в больнице, может, сейчас совсем плохо. Она же сегодня ждёт, а я здесь сижу!» –  Вера Васильевна поспешно встала и заторопилась из сквера. Было поздно. «В больницу в такое время, должно быть, уже не пускают», – сообразила она находу. Вспомнились потухшие Олины глаза, её сморщенное, бледно-жёлтое личико. Такой она видела подругу в последний раз, и страшная мысль погнала женщину к больничным закрытым дверям.

13.12.1978 г.