Между небом и землёй Глава 12-я

Глава 12 “Бои без правил”

   На следующее утро Марк позволил себе понежиться до десяти утра. Спешить сегодня было некуда. В 16:30 он должен ждать звонка Эпштейна на ”восьмёрке”, но до этого события ещё уйма времени, почти вечность.
   В десять встал, потягиваясь вышел на балкон, поздоровался с городом. Потом по-быстрому сполоснул лицо, почистил зубы и, натянув спортивный костюм, сбегал на озёра. Вернувшись, помучил гантели, турник, грушу и, выжав из себя всё, по полной, пошлёпал в душ.
   На удивление, измученный утренними физическими нагрузками организм, после водных процедур не требовал восполнить израсходованные в борьбе с собой калории. Аппетита не было.
    — Ладно, с завтраком повременим… до обеда.
   Время, предназначенное для утренней трапезы, художник потратил на выбор выходного костюма для сегодняшнего мероприятия. Выбор, как и несостоявшийся завтрак. долгим не был…
   Много лет назад, когда материальные проблемы ушли даже не на второй план, Марк, посоветовавшись с женой, выбрал себе повседневный костюм на её вкус — чтобы и в город не стыдно выйти, и в гости, и на лекции в университет. Определившись с моделью, Марк купил дюжину абсолютно одинаковых костюмов, штук двадцать однотипных рубашек, столько же неотличимых друг от друга галстуков и пар десять обуви. Посторонние люди, часто встречавшиеся с ним, считали, что костюм у него один. Это рождало соответствующие легенды. Но художника волновало это примерно так же, как ежедневный выбор костюма.
   Вот и сегодня — выбрал первый попавшийся, заранее выглаженный. Оделся, обулся, забросил в карманы бумажник, права, документы, ключи от машины и квартиры. Всё, теперь можно и позавтракать.
   После первого посещения ресторанчика Алана, Марк стал его частым гостем. Дорого, конечно, но, как говорит брат кавказского ресторатора: ”Кюшать жалко — так красыва”. Ну и вкусно, конечно.
   Каждый раз Аслан встречал его лично. Вот и сегодня:
   — Здравствуй, Марк, здравствуй, дорогой. Рад, очень рад, — после приветствия добавил неизменное, — И помни — ты не в гостях, ты дома.
   Дорого ему обходился этот домашний уют, но оно того стоило.
   Его вкусы и потребности местный персонал знал и поэтому без лишних: ”Чего изволите”, — принесли завтрак, плавно переходящий в ужин. Сегодня не хотелось наслаждаться кулинарными изысками закавказской кухни, сегодня хотелось, как Цезарь — пришёл, покушал и ушёл. И всё это молча, говорить ни с кем не хотелось, а хотелось сегодня подумать. Поэтому, без единого звука, уставившись в одну точку, уничтожил всё, принесённое официантом. Даже не разобрал вкуса того, что ел…
   После ресторанчика Аслана через весь город — на ”восьмёрку”. Хотя Марк, в отличии от всего города и называл в юности два плавно перетекающие через небольшой проливчик озера не “восьмёркой”, а “бесконечностью”, но традиции оказались сильнее.
   Подъехав, припарковался рядом с павильоном сложной геометрической формы из стекла и бетона. Павильон с давних пор был известен в народных массах как “Стекляшка”. Когда-то давно это был выставочный зал то ли от РОНО, то ли от какого-то департамента по делам молодёжи. Бесконечные выставки юных техников, художников, концерты молодых музыкантов, вокалистов, цирковых артистов и прочих гениев как школьных парт, так и кафедр институтов. Этот зал раньше наполняли детский смех, улыбки победителей и горькие слёзы первых в жизни поражений. Юные дарования любили ”Стекляшку”, она отвечала им взаимностью… Давно, очень давно.
   В этом павильоне (давно, очень давно) всё тогда и началось: Эпштейн, Бьянка, Вольдемар, Арон, Дудик…
   “Сколько лет прошло? Пятнадцать, больше, меньше? А пропусти я тогда эту выставку и... Жизнь могла сложиться по-другому”.
   Сегодня не было здесь ни выставок, ни концертов, ни дрессированных собачек, ни сложных акробатических этюдов. Да и молодёжь теперь собиралась здесь совсем другая.
   Говорят, что — то ли содержание вытекает из формы, то ли наоборот… Как бы там ни было, но форма осталась прежней, а вот содержание…
  Давно, очень давно проданный, купленный, перепроданный и перекупленный выставочный центр стал сегодня модным ночным клубом. Хотя, ночным — это условно… Работал он круглосуточно.
   В "Стекляшке", имея деньги, можно было найти практически всё: холодное мороженое и горячие закуски, лёгкие алкогольные напитки и тяжёлые психотропные вещества, пригласить даму на танец и купить “тёлку” на всю ночь. Главный принцип этого ”элитного” заведения — никаких принципов.
   Марк любил этот парк. Сколько раз они с Яной и с сыном ездили сюда… Бродили, гуляли, кормили уток, купались в озере, загорали на пляже. Но в "Стекляшку" за все эти годы они так ни разу и не зашли. То, что Марк с Яной нашли здесь — давно, очень давно, то, что находили здесь другие девушки и юноши, находили на всю жизнь, этого здесь больше не было. На час, за деньги… Да. А так, чтобы на всю жизнь? Днём с огнём в сегодняшней “Стекляшке” не найдёшь этого, а уж в темноте ночного клуба и подавно.
   И вот Марк впервые за двадцать с лишним лет в “Стекляшке”. Вместо мольбертов — тяжёлые дубовые столы и стулья. Старинные пушки на деревянных лафетах охраняли огромные аквариумы с пёстрыми рыбками. Рядом, сложенные в пирамиды, чугунные ядра. Там, где когда-то стоял шикарный по тем временам шведский стол фуршета с незатейливыми пластиковыми стаканчиками, сегодня уплывала вдаль стойка бара. Выполнена она была в виде борта старинного фрегата: корабельные доски, якорь, иллюминаторы. Повсюду свисали канаты, верёвочные лестницы, паруса и ещё что-то всему этому подобное.
   Бармен в тельняшке и в треуголке, один глаз скрыт чёрной повязкой. Из-под повязки темнел синяк (пригодилась). Сзади растянут верёвками чёрный флаг с “весёлым Роджером” и надписью “Беда” — сегодняшним названием клуба.
   “Действительно — беда…” — про себя прокомментировал увиденное новый посетитель. По телу пробежал холодок, как от свежего морского бриза.
   На сцене, на той самой, где когда-то выступала “Мистерия”, сегодня в середину воткнут шест для стриптиза.
   “Эх, эту бы энергию, да в мирных целях”, — по достоинству оценил “интерьерчик” вновь прибывший.
   — Джин, виски, ром? — поинтересовался бармен-“пират”.
   На отрицательный жест продолжил “допрос с пристрастием”:
   — Что-нибудь поинтереснее желаете? — хитрый прищур неповреждённого глаза подтверждал — предложение действительно интересное. Очередное ”нет” не охладило назойливого ”корсара”, — А может быть с девочкой хотите познакомиться?
   — Кофе, будь добр, без сдачи — Марк протянул “одноглазому” крупную купюру, — Мне должны позвонить на ваш стационар, больше меня здесь ничего не интересует.
   “Пират” купюру взял и замолк. Марк выпил кофе, второй, третий… Время не тянулось, время стояло на месте. Достал, как ему казалось, в сто тридцать шестой раз телефон:”16:29”.
   Ровно через минуту прогремел звонок. И Марк, и “одноглазый” бармен от неожиданности вздрогнули, услышав давно ожидаемый зуммер. “Виночерпий” в повязке взял трубку телефона:
   — Ночной клуб ”Беда”. Да… Да… Подождите, сейчас спрошу, — и, уже обращаясь к посетителю, —  Марк Тадеушевич — это Вы? — на положительный кивок протянул трубку, — Тогда это Вас.
   Знакомые, почти родные нотки голоса осветили мрак пиратского притона:
   — Здравствуй, дружище!
   — Здравствуйте...
   Марк не успел добавить: “Владимир Иосифович”. Собеседник перебил его:
   — Давай сегодня без имён, отчеств и фамилий. Поверь, так нужно.
   — Хорошо, — согласился Марк. Нужно так нужно. Нотки лёгкой, почти незаметной обиды, смешанной с недостатком информации, сквозили прохладой.
   — Да не обижайся ты, — отогрел тёплым голосом прохладу непонимания Эпштейн, — Теперь слушай внимательно и по возможности не перебивай.
    В трубке только что тёплый голос приобрёл оттенки стали твёрдого сплава. Марк слушал молча:
   — Понимаешь, — продолжил Эпштейн, — После последнего скандала моего подопечного с тобой, после информационной шумихи вокруг его имени, он заперся в гостинице и, никуда не выходя, всё это время глушил обиду алкоголем. На днях пришёл в себя и пару дней гулял по городу, сам. В тёмных очках, конечно, что бы не узнали его “светлейшую особу”.  Мои коллеги сопровождали его, осторожно сопровождали, чтобы тот не заметил. Так вот — вчера наш “друг” нашёл через кого-то не очень хороших ребят и очень хорошо им заплатил. Точного разговора не знаю, но говорили они о тебе. “Звезда мольберта” очень злопамятен, так что, дружище, будь крайне осторожен в ближайшее время. В идеале — ты должен взять жену и сына и на год-другой уехать подальше. Сейчас вокруг меня разворачиваются не самые простые события. Но я, как я, а вот взрывной волной может задеть и тебя, и твоих близких. Всё это далеко не только с моим подопечным связано. На этот раз всё очень серьёзно. Так что — мирись с красавицей женой и — в путь.
  Короткая пауза и разговор продолжился:
   — Мой подопечный “гений” вчера пришёл до неприличия довольный, сиял как бляха дембеля, песни пел, разве что не танцевал, — снова короткая пауза и Эпштейн опять заговорил, — Сегодня мы улетаем обратно в Америку. Через полчаса посадка. Раньше позвонить не мог, но… — сталь голоса вибрировала, подавая сигнал тревоги, — Сынок, будь осторожен. Ты, главное, не переживай — у меня всё под контролем. Даже если я уеду, возможно навсегда, мы не теряем связь. Любая маломальская проблема: пошли "03" на тот же номер — приедут, помогут. Ну и… В наш век интернета всегда есть возможность связаться. Бывай, дружище, надеюсь — до скорого, а там — как Бог даст. Береги себя и своих близких. Всего тебе… — и, не дав ответить, положил трубку.
   Марк продолжал держать возле уха гудящее средство связи. “В этом весь Эпштейн — пришёл из ниоткуда и туда же вернулся. Да-а-а… Но каждый раз после встречи с ним жизнь начинает играть новыми, неизвестными до этого красками. Для художника это неплохо, а вот для обыкновенного человека… Ладно — потом, всё потом”.
   Протянул бармену гудящую трубку, достал из бумажника ещё одну купюру:
   — Это за кофе, — и, не обращая внимания на подобострастную улыбку, побрёл на улицу, подальше от этого вертепа. “Стекляшка” расстроила его сегодня дважды: внутренним интерьером, даже отдалённо непохожим на то доброе, светлое, что здесь когда-то было, и очередным расставанием с Эпштейном.
   “Спасибо ему за всё, дай ему Бог…” — Марк не говорил “до свидания”, он прощался, прощался навсегда, — “Хотя…? Это же Эпштейн, с ним: никогда не говори никогда — это не исключение из правил, а аксиома”.
   — Ладно, завтра, всё завтра, — сел в машину и домой.

                ***
   Поставил машину в гараж и, закрыв ворота, брёл домой. Солнце за день подустало.  Оно не в силах было освещать город как раньше, как днём, как много лет, как много веков назад. Ему нужно было отдохнуть, набраться сил.  Пользуясь усталостью светила, ночь наступала на город лёгким сумраком.
  Ноги сами несли домой. Марк, как и Солнце, тоже очень сильно устал, и ему тоже нужно было отдохнуть, набраться сил. Но… Видно — не судьба. Пространство между гаражами перегородили четверо до неприличия спокойных мужчин.  Как у классика — они стояли молча в ряд.
   Были это не банальные “гопники”: ”Слышь, дядя, дай закурить”, — не шпана малолетняя и не “качки”, напичканные стероидами да анаболиками, которым энергию девать некуда.
   Мужчины, стоявшие в ряд, все поголовно были одеты в спортивные костюмы, но спортсменами они не были. Сухопарые, коротко остриженные, богато украшенные золотыми цепочками, перстнями, “фиксами” да синим “постмодерном” на пальцах и закатанных по локоть предплечьях. Стояли они молча, ждали они его. В руках у каждого чернела длинная резиновая дубинка.
   “Понятно, — мысли, опережая друг друга, искали выход из безвыходной ситуации. Прилившая к голове кровь мешала им, — Не черенки от лопат, не бейсбольные биты, не банальные штакетины от забора, а резиновые дубинки.  Убивать, значит, не будут, будут просто калечить. Это плюс. Но их четверо. Это минус. А вот чьи это добрые посланцы? Вороха, Ржавого? Ладно, потом”.
   Обернулся на шум шагов, сзади подходило ещё четверо: “Ну вот, теперь всё, как в песне — их было восемь”.
   С пониманием неизбежного пришло спокойствие:
   — Уважаемые, — обратился Марк к стоящим перед ним, — Я так понял — вы здесь не сигареты стреляете? Вполне возможно вас интересует мой телефон и бумажник? Ключи от машины? С удовольствием выслушаю ваши встречные предложения.
   — Спасибо, братан, — сверкнув “фиксой”, ответил самый “уважаемый”. Подняв руку вверх, он остановил наступление сзади, — Понимаешь, есть у нас и “лопатники”, и “мобилы”, и “тачки”.  Нам неплохо “башляют”. Вот и за тебя отвалили по-царски, так что — отработаем по высшему разряду. А по поводу твоего “подгона”? Раз настаиваешь — возьмём.
   — Да я не очень-то и настаиваю, — оттягивал неизбежное Марк.
   — Ладно, там видно будет. И, эта, не держи зла, ничего личного — у каждого свой бизнес, — “уважаемый” нарисовал в воздухе дубинкой замысловатую кривую — это была команда: ”К бою!”
   Они приближались. Медленно, уверенно, неотвратимо. Бежать было бессмысленно. Марк, спокойный, как на тренировке, стал в стойку — одному, двум уродам не поздоровится. “Самый уважаемый” снисходительно улыбнулся. Так здоровый дядя улыбается ребёнку, грозящему ему кулачком.
   — Нет, Марк, ну тебя на минуту одного оставить нельзя, — донеслось из-за спины.
   Обернулся. Двое. Один высокий, широкоплечий. Второй пониже, но в плечах значительно шире. Они, как нож сквозь масло, прошли четвёрку наступавших сзади. Подошли к Марку:
   — Привет, — протянутые для рукопожатий руки, дружеские хлопки по плечу и искренние улыбки.
   Марк их узнал — два капитана из 213-го кабинета. Тогда для своего внутреннего диалога он называл их “Длинный” и “Широкий”. “Если не ошибаюсь, зовут их Евгений и Сергей? Пятнадцать лет — это срок, и время их не пощадило, но узнать — узнал. А вот откуда вы здесь, ребята? Сегодня, сейчас…? Ладно, потом. Всё потом”.
   Возникшее замешательство среди атакующих взял под контроль “самый уважаемый”:
   — Пацаны, проходите мимо, вы нам не интересны, за вас нам не “башляли”.  Позже подойдите, заберёте вашего “кореша”... То, что от него останется. Идите, идите, я сегодня добрый.
   — Нет, ну это как-то не по-товарищески, — не согласился с “уважаемым” “Длинный”, — Слышишь, “златозубка”, ты ведь пионером был в детстве, на худой конец октябрёнком? Помнишь: ”Друг в беде не бросит, лишнего не спросит…”?
   — Ладно, друг, — сверкая золотом, нехорошо улыбался ”уважаемый”, — Заметь, про беду ты сам сказал. За твоего другана нам “лавэ” дали, а вас мы отработаем бесплатно. Подгон вам от братвы.
   — Спасибо, не ожидал такой щедрости, — оставил за собой последнее слово “Длинный”.
   Марк, абсолютно ничего не понимая, действовать решил по обстоятельствам. А дальше…
   Сзади, рассекая воздух, летела чёрная дубинка. Развернулся, отступил в сторону, перехватил руку нападавшего и, усилив его движение вперёд, встретил коленом брюшную полость “агрессора”. Согнутое пополам тело одарил хорошим ударом локтя по бритому затылку. Поверженный лёг рядом с выпавшей из рук дубиной.
   Это всё, что Марк успел сделать. Дальше просто смотрел за происходившим вокруг, как сторонний наблюдатель. Наблюдал недолго.
   В течении полутора, двух минут восемь “уважаемых” человек лежали на асфальте — кто рядом с дубинкой, кто нет.
   Такого Марк даже в кино не видел. Никаких протяжных “Ки-и-я” и коротких как выстрел “Кх-у”. Ни тебе эффектных “вертушек” в прыжке, ни шикарных верхних боковых ногой в голову, ни банальных блоков, апперкотов, хуков. Все удары, как электрический ток — по пути наименьшего сопротивления. “Капитаны” били не жёстко, били они жестоко. Хруст поломанных костей, как подтверждение этому.
   Покончив с “боями без правил”, “Длинный” с “Широким” вернулись к Марку:
   — Ты домой шёл? — на положительный кивок художника “Широкий” поинтересовался голосом человека, встретившего товарища в троллейбусе, — Слушай, рюмкой чая не угостишь старых друзей? — очередной кивок дал понять — угостит.
   Поле боя осталось позади. Говорил теперь “Длинный”:
   — По глазам вижу — узнал.
   — Да, согласился Марк, — если я не ошибаюсь — Евгений и Сергей, два капитана из 213-го кабинета?
   — Вот это память? Сразу видно — художник. Нет, ты не ошибаешься. Хотя? Да ладно, пусть будет — два капитана. Сейчас это не главное. Так вот — наш общий знакомый поставил на “прослушку” телефон своего подопечного. Вчера, сегодня, завтра тебя должны были встретить. Обидел ты его, сильно обидел. Он наябедничал нехорошим дядям, заплатил за тебя, хорошо заплатил. Должны были тебя отработать так, чтобы кисть в руки взять не мог, чтобы ходить не мог, чтобы под себя ходил.
   — Подонок, — спокойно, без злобы прокомментировал услышанное Марк.
   — Согласен, — одобрил характеристику Ворохова ”Длинный” капитан, — Ладно — продолжим. Ты извини, но и твой телефон на прослушке. Я надеюсь, только у нас. Так же в него встроен “маячок”. Мы наблюдали за тобой. Пока обошлось, но… — короткая пауза, как возможность “переварить” услышанное. Марк кивнул, “Длинный” продолжил, — Ворохов — это не проблема, это — инцидент. Сейчас у нашего общего знакомого возникли неприятности, серьёзные неприятности. Его подопечный своим чрезмерно энергичным поведением по отношению к тебе привлёк внимание кураторов с той стороны. Пока что какой-либо активности мы не наблюдаем, так — вялотекущая работа. Но бережёного, как понимаешь... Так что — уговаривай свою любимую, как хочешь, и максимум через неделю вы втроём с ребёнком должны покинуть город, а лучше страну. И тебе, и нам будет проще.
   — Всё так серьёзно? — Марк смотрел попеременно то на “Длинного”, то на “Широкого”.
   — Пока что нет, — ответил “Широкий”, — Мы надеемся, что нет. Но лучше перестраховаться. Сам понимаешь…
   Марк понимал. Собой он мог рискнуть, а вот Бьянкой, Тёмой…
   Подошли к подъезду. Первым вошёл “Широкий”. Марк с его коллегой остались на улице. Через минуту тот вернулся:
   — Можно.
   Поднялись наверх. “Широкий” не попросил — потребовал:
   — Дай ключи.
   Открыл дверь, прогулялся по квартире, вернулся:
   — Заходите.
   Они зашли. “Длинный”, ничего не объяснив, протянул руку, прощаясь:
   — Ладно, Марк, пойдём мы.
   — А чай?
   — Поздно уже, тебе отдохнуть нужно. И подумать, — улыбнулся, — До гостей ли? — теперь улыбки не было, лицо серьёзное, — Помни — мы рядом. Малейшие сомнения, опасения — ”03” на известный тебе номер. Бывай, Марк, береги себя.
   Они оставили его одного, в пустой квартире, с ворохом проблем, неподъёмным для одного человека. Смотрел он сквозь зеркальные стёкла “Себя в 2000-м”:
   — Ну что, дружище, давай всё завтра, а? Я действительно устал, очень устал.
   Разулся и, не раздеваясь, в чём был, рухнул на кровать — спать.