Кто автор Тихого Дона?

   Процитирую литературоведа Ю. Б. Лукина, редактировавшего текст «Тихого Дона» с 1932 по 1947. В своей книге «Воспоминания» (сборник, М., из-во «Наследие», 1995) Юрий Борисович приводит запись, сделанную сотрудником Советского посольства в Швеции Рымко во время встречи Шолохова с местными студентами после вручения ему Нобелевской премии (запись встречи была опубликована в «Литературной газете»):

   «Один из студентов задает вопрос: «Михаил Александрович, разрешите мне вас вот о чем спросить. В «Истории советской литературы», вышедшей на Западе, профессор Струве пишет, что вы полуказак. Там написано, что ваша мать казачка, а отец – нет».
   Михаил Александрович ответил:
 
   «В какой-то мере это верно. Дело в том, что моя мать (она сама украинка) вышла замуж за казака и рано овдовела. Потом она жила с моим отцом, как говорится, гражданским браком, невенчанные были. Сколь я родился, а она была, так сказать вдовой, я по формуляру числился казаком, имел пай земли, все привилегии казачьи. Затем отец меня усыновил, уже после моего рождения они перевенчались с матерью, и (по документам) стал я уже русским. Вот такова история». (Конец цитаты.)

   Как у Шолохова только язык поворачивался, когда он отвечал шведскому студенту «моя мать вышла замуж за казака и РАНО ОВДОВЕЛА» и «Сколь я родился, а она была, так сказать вдовой»? На деле же — он родился, а вдовой она стала через десятилетие. (Истинный год его рождения 1902-й, но о причинах двухэтапного уменьшения его возраста поговорим в другой публикации.) И пай земли он вовсе не имел, а только право на его получение при достижении 17-летия. Подобной «кашей» он кормил всех и всегда. И этот человек, не знавший основных законов регламентации поземельного устройства казачьих войск, называл себя автором «Тихого Дона».

   Но сказанные Шолоховым абсолютно правильные слова "и стал я уже РУССКИМ", лишний раз говорят о том, что он совершенно не понял текст романа, когда СЕМЬ РАЗ (!) прописал слово "русь" с большой буквы. Плагиатор думал, что это название страны — хороним* (*собственное имя любой территории, имеющей определённые границы), хотя на самом деле настоящим автором "Тихого Дона" Фёдором Крюковым подразумевался этноним — название, обозначающее этническую общность, например, народ, народность. И этноним "русь" должен был писаться с маленькой "р".

   К примеру, в труде историка Василия Татищева (1686 – 1750) читаем: «Варяги брали дань от руси, чуди, словен, мери, веси и кривичах» («История российская в семи томах», том второй, 1750).

   Перечитаем строчки из "Тихого Дона" (XXI глава 6-й части), где автор передаёт мысли Григория Мелехова:
 
   «В старину, слышно, Дон татары обижали, шли отнимать землю, неволить. Теперь — Русь. Нет! не помирюсь я! Чужие они мне и всем-то казакам».

   Здесь даже не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что под "русью" подразумевается вовсе не страна, а народ, люди, и потому надо писать с маленькой буквы. А тем более, следом идёт фраза с личным местоимением: "Чужие ОНИ мне и всем-то казакам". Да ещё и сравниваются с татарами.

   Или возьмём другие мысли Григория Мелехова, которые в таком виде не попали в официально изданное произведение, но были напечатаны в 1930 году в брошюре «Девятнадцатая година» (М. Б-ка «Огонёк», № 550), когда Шолохов пытался хоть где-то протолкнуть в печать отдельные главы 3-й книги. (После комиссии РАПП по плагиату в марте 1929 последовал 33-месячный перерыв — роман прекратили издавать не столько из-за разразившегося скандала, сколько из-за откровенно антибольшевистского содержания 6-й части, где описано Вёшенское восстание весной 1919 г.):

   «Проба сделана: пустили на войсковую землю полки вонючей Руси, пошли они как немцы по Польше, как казаки по Пруссии. Кровь и разорение покрыли степь».

   Часть этой фразы не дожила до первого полного издания третьей книги в журнале «Октябрь» (февраль 1932) — «полки вонючей Руси» переделали на «красные полки» и все последующие слова в этом предложении убрали.

   Надо сказать, что вмешательство советских редакторов в чужой текст было просто вопиющим. Покажу наглядный пример, который приводит доцент кафедры теории журналистики Ростовского Университета Марат Тимофеевич Мезенцев (1938 – 1994) в своей работе «Судьба романов» (1988). В первом «октябрьском» издании «Тихого Дона» и вплоть до 1937 года в начале 3-й книги читаем строчки, где автор говорит о положении на Дону весной 1918 года:

   «К концу апреля Дон на две трети был очищен от большевиков».

   После редактуры эта строка зазвучала так:

   «К концу апреля Дон на две трети был оставлен красными».
   
   Замена всего каких-то двух слов — и бело-казачий писатель Фёдор Крюков превращается в пролетарского писателя Михаила Шолохова. И как здесь не привести короткую фразу из редакционной статьи Крюкова "Жертвы искупительные" («Донские Ведомости», № 17, 20 янв./2 февр. 1919. С. 1):  «Дон и Кубань уже очищены».

   Но вернёмся к мыслям Григория Мелехова, которые вложил в его голову именно Фёдор Крюков. И тогда слово "Руси" должно писаться с маленькой буквы и читаться с ударением на первый слог:

   «... пустили на войсковую землю полки вонючей рУси, пошли они как немцы...».

   Покажем ещё две фразы в обрамлении всё тех же мыслей Григория (несколькими строчками выше и ниже), где звучит это слово:

   «Пути казачества скрестились с путями безземельной мужичьей Руси, с путями фабричного люда. Биться с ними насмерть. Рвать у них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю. Гнать их, как татар, из пределов области! <…>

   На миг в нем ворохнулось противоречие: «Богатые с бедными, а не казаки с Русью... Мишка Кошевой и Котляров тоже казаки, а насквозь красные...» (6-я часть, XXVIII гл.).

   И снова здесь ни Шолохов, ни редакторы не поняли, что имеют дело не с хоронимом, а с этнонимом. Ну и какая же Русь может быть "безземельной"? — то, что «Широка страна моя родная», мы знаем с пелёнок. Как и в предыдущем примере, здесь надо писать с маленькой буквы и произносить с ударением на первый слог.

   То, что перед нами именно этноним "русь", а не название страны "Русь", подтверждается не только логическими умозаключениями, но и прямыми фактами. В вслывших в конце прошлого века рукописях "Тихого Дона" (беловик 5-й части, стр. 31), написанных рукой одной из помощниц Шолохова, читаем:

   «Ну, так вот, ехал и гутарил, што на Чертковой стоит чужая войска. Большаки эти самые, русь на нас войной идет, а вы — по домам?».

   Затем произошла правка текста — изменились границы предложений. Слова деда Гришаки (Коршунов, дед жены Григория Мелехова) остались те же, но, «размер» двух букв стал другим:

   «Ну, так вот, ехал и гутарил, што на Чертковой стоит чужая войска, большаки эти самые. Русь на нас войной идет, а вы — по домам?».

   Мы видим, что первоначально был прописан этноним "русь" (!) с маленькой буквы, что абсолютно правильно, а начиналась фраза с «Большаков» (то есть с большевиков).

   Но этноним "русь" в "Тихом Доне" произносили не только Григорий Мелехов и дед Гришака, а и родители главного персонажа романа.

   Заглянем в XVII главу 6-й части, в самое первое её издание в журнале «Октябрь» 1932 года, где возобновилась публикация третьей книги «Тихого Дона» с XIII главы. И что же мы там видим:

   «13 кавполк стал в хуторе на ночлег. К Мелеховым только что пришел Христоня, сел на карачки, покурил:
   — Нет у вас чертей? Не ночуют?
   — Покеда бог миловал. Какие-то были — весь курень провоняли духом своим мужичьим. То-то оно говорится — "Русь вонючая", — ну, и воистину! — недовольно бормотала Ильинична».

   В дальнейших изданиях романа последовал целый ряд мелких правок, включая "карачки/корточки, покеда/покуда", но самое главное, что в словах Ильиничны исчезло "Русь вонючая".

   Без сомнения, здесь снова этноним с прилагательным "вонючая". Кто хорошо знаком с творчеством писателя Ф. Д. Крюкова, тот понимает, что ничего удивительного в этом нет. Уж чего-чего, а "мужичьего духа" Фёдор Дмитриевич нанюхался, и в слова "русь вонючая" вкладывал именно бытовые запахи. Не буду голословным и приведу примеры из его прозы (капслок мой). Вот как писатель рассказывает о своей работе счётчиком в Санкт–Петербурге во время всероссийской переписи населения (Итоги переписи были обнародованы 21 марта 1911.) Жилые дома, которые он обходил, располагались близ Горного института, где Крюков работал помощником библиотекаря (очерк "Угловые жильцы. Из впечатлений счетчика"):

   «Я начал обход с первых номеров, с каменного флигеля, выходящего на задний двор, очень тесный, грязный и ВОНЮЧИЙ. <...> И даже воздух ВОНЮЧИХ, загаженных лестниц «Пропартура» казался мне свежим и приятным после воздуха в квартирах. В последний день переписи один из моих сотоварищей по переписи, студент Горного института, угорел от этого ужасного воздуха до обморока» (журнал «Русское Богатство», 1911, № 1, стр. 131–152).

   А это уже из деревенских зарисовок, сделанных писателем во время путешествия по Оке:

   «Нежилая половина пахла все-таки по жилому, тем густым РУССКИМ ДУХОМ, который неизменно встречал нас в каждой крестьянской избе. Тут была смесь всего понемножку: треснувшие болтыши — яйца из-под наседки, высиживающей цыплят в гнезде под лавкой, трудовой русский пот, оставленный в старых онучах, следы повадливого поросенка, чуявшего приготовленные ему помои, лучок, свежевыпеченный хлеб, полушубок из новых овчин» (очерк «Мельком. Впечатления проезжего», 1914).

   Или из крюковского рассказа, написанного по следам поездки на «Саровские торжества» по случаю открытия святых мощей преподобного Серафима в присутствии императора Николая II и членов его семьи (здесь Крюков даже закавычил два слова):

   «... в вагон поспешно и шумно влезли новые пассажиры с огромными узлами и мешками, с котомками, косами, забинтованными в тряпицы, и с новым — своим собственным — "РУССКИМ ДУХОМ". Они тотчас затеяли ссору из-за мест…» (рассказ «К источнику исцелений», 1904).

   В его дорожной зарисовке «Неискоренимый оптимизм» видим ещё одно толкование «русского духа» — характерный мужицкий запах:

   «Мы, уже расположившиеся с известным удобством на своих местах, глядели с враждебным недоумением на этот темно-пестрый поток, стучащий сапогами, галдящий, несущий с собою характерный МУЖИЦКИЙ ЗАПАХ, — «РУССКИЙ ДУХ».
   Теоретически нам, может быть, не были чужды демократические взгляды и симпатии, но ехать мы предпочли бы без махорки, без дегтярных сапогов, без запаха луку, без грязных мешков и гармоники» (газета «Русские ведомости». № 104. 7 мая 1913. С. 2).

   И в очерке периода Гражданской войны «После красных гостей» Крюков говорит о неизменном аромате российского мужичка:

   «За два года, отделившие меня от непосредственного соприкосновения с «младшим братом», РОССИЙСКИМ МУЖИЧКОМ, он в моем представлении облекся в таинственный покров интернационального или элементарно большевистского фасона и стал еще более загадочным сфинксом, чем был во времена тургеневского Базарова.
   Я ходил по платформе среди пестрых кучек, с неизменным ароматом "РУССКОГО ДУХА", сидел рядом с ними по соседству с ужасной уборной, на стенах которой какой-то грамотей изобразил мелом: — "Да здраствуить нипобидимая красная армия! Да здраствуить товариш Троцкий!"» (газета «Донские Ведомости», № 170. 25 июля/7 авг. 1919. С. 2–3).

   Вот и в слова главы семейства Пантелея Прокофьевича Мелехова писатель Ф. Крюков вложил те же смыслы, но плагиатор М. Шолохов и редакторы ничего не поняли и написали этноним "русь" с большой буквы, подразумевая государство:

   «— Ты, Гришка, подумай. Парень ты не глупой. Ты должен уразуметь, что казак — он, как был казак, так казаком и останется. Вонючая Русь у нас не должна править. А ты знаешь, что иногородние зараз гутарют. Всю землю разделить на души. Это как?».

   Фраза, где старший Мелехов произносит «Вонючая Русь у нас не должна править», попала даже в экранизацию романа на Киностудии им. Горького в 1957 году (2-я серия, 53-я мин.) — режиссёр Сергей Герасимов счёл нужным воспроизвести эти слова Пантелея Прокофьевича. На картинке справа скриншот данного эпизода фильма.

   И в очередной раз мы находим подтверждение того, что это этноним. Помощница Шолохова в беловике написала слово с маленькой буквы (см. на склейке картинок слева внизу: беловик, 5-я часть, стр. 71). Почему она написала слово «русь» с маленькой (строчной) буквы? (Такая же "р" есть строчкой ниже в слове "иногородние".) Маленькая буква «р» в слове "русь" — это вовсе не самодеятельность переписчика, а тщательное копирование того места, откуда велась переписка.

   Забавно, что научные сотрудники "шолоховской группы" Института мировой литературы им. А. М. Горького Российской академии наук, готовившие столько лет работу «М. А. Шолохов "Тихий Дон". Динамическая транскрипция рукописи» (Москва, 2011), не разобрались в теме и написали "русь" с большой буквы, хотя были обязаны копировать в рукописях всё, включая описки, естественно, их обговаривая. Это чистой воды самодеятельность или профессиональная слепота. (Загляните на 821-ю страницу их труда). Уж коль научные сотрудники ИМЛИ РАН не поняли (или не в курсе) про этноним «русь» и ничтоже сумняшеся стали исправлять увиденное на хороним «Русь», то какой тогда может быть спрос с редакторов советских издательств и журналов, проглядевших этноним, а тем более с малообразованного и полуграмотного плагиатора Михаила Шолохова, хотя отдадим должное его дружной семейной бригаде — они в отличие от имлийцев всё переписали добросовестно.

   А теперь покажем, как писал этот этноним Фёдор Крюков. На склейке картинок вверху фрагмент из повести «Зыбь» (1909), которая была написана по заказу  Максима Горького («что-нибудь из казачьей жизни») для сборника товарищества «Знание». Над «Зыбью» Крюков работал в петербургской тюрьме «Кресты», где отбывал трёхмесячное заключение, как подписант «Выборгского воззвания» (он был депутатом Первой Государственной думы от Области Войска Донского). В повести эта фраза звучит последней в ряду реплик казаков:

   «— Да вобче эти иногородние народы, русь эта вонючая, — хуже жидов они в нашей земле!..».

    Понятие «иногородние» подразумевает не казаков, то есть все другие народы, живущие на территории Области Войска Донского, где сословное разделение в первую очередь определяло права людей на владения землёй. Как мы знаем, Шолохов был иногородним, ибо его мать происходила от переселенных на Дон крепостных крестьян Черниговской губернии (помещик, войсковой старшина Иван Алексеевич Попов, основавший имение Ясеновка, привёз на Дон семью её деда), а отец (биологический) Шолохова был родом из Зарайска Рязанской губернии.

   На портале Национального корпуса русского языка (НКРЯ) в русской литературе зафиксировано только два случая «вонючей руси» (хоть с маленькой буквы «р», хоть с большой) — в романе «Тихий Дон» и в повести Крюкова "Зыбь".

   Словами «вонючая русь», которые трижды в романе произносит семейство Мелеховых, Фёдор Крюков выражал свою неприязнь к большевикам, пришедшим на донскую землю. К Руси, как стране, это не имеет никакого отношения, ибо для него Россия, Русь — это святые понятия. У Крюкова читаем: «Россия–матушка», «О, милая Русь», «великая наша Россия», «тургеневская Русь», «святая, старая Русь», «истерзанная, измученная Россия», «великая страдалица, Россия, родина-мать», «просторная, по-весеннему нарядная, холмисто-зеленая Русь».

   Вот строчки из первого очерка писателя военной поры «С южной стороны»:

   «... за Царицыном можно уже по-летнему открыть настежь окна и дышать чудесным степным воздухом, — и по-новому чувствуешь великую Россию, милую свою родину, убогую и обильную, могучую и бессильную матушку Русь» (газета «Русские Ведомости», ноябрь–декабрь 1914).

   А вот слова из времени, когда, казалось бы, уже можно было ненавидеть Русь, приславшую на Дон красных карателей — это фрагмент из предпоследней прижизненной газетной публикации Фёдора Крюкова «Сила духа», которая завершается пушкинскими строками из поэмы «Полтава»:

   «Несомненно, грозен переживаемый час, и великую ответственность несем мы за судьбы Родины. Дон, казачество, Россия, та Россия, к которой бесчисленными нитями прикреплено наше сердце, к которой всеми корнями жизни приросли мы, — все поставлено перед трагическим, роковым вопросом:
   — Быть или не быть? <…>
   В ответственный и грозный момент да не будет посрамлено нами, нашим поколением, славное историческое имя Дона Тихого. Не раз подставлял он свою грудь под удары за спасение единой святыни нашей — России, великой общей Родины нашей. И
…в искушеньях долгой кары,
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь»
(Новочеркасская газета «Донские Ведомости», № 286. 17/30 декабря 1919. С. 2).

   Через  неделю полки красных заняли Новочеркасск…

   Подведём итог сказанному. Сделанная текстологическая находка: вместо хоронима "Русь" в романе изначально во всех семи случаях был этноним "русь", крайне важная, ибо безоговорочно позволяет считать Михаила Шолохова плагиатором, причём не понимавшим чужой текст. Вместе с этим окончательно устанавливается имя писателя, чьим трудом воспользовался Шолохов.

   Пять лет назад академик РАН Александр Васильевич Лавров в своём выступлении на открытии конференции "Чтения, посвящённые 150-летию со дня рождения Фёдора Дмитриевича Крюкова», прошедшей в Пушкинском Доме (Институт русской литературы Российской академии наук — ИРЛИ РАН) 14 февраля 2020 года,  сказал следующее:

   "Вопросом авторства «Тихого Дона» я не занимался и даже далеко не все освоил из того, что по этой теме написано. Но то, что в основе «Тихого Дона» лежал исходный текст (или несколько исходных текстов), не вышедший из-под пера Шолохова, мне представляется вполне убедительно доказанным. Наиболее наглядные и убийственные примеры присутствия в романе чужого текстового слоя исследователи обнаружили в первопечатной версии романа, публиковавшейся в журнале «Октябрь» с января 1928 года. После этого в результате редактур, которые продолжались от переиздания к переизданию, текст всё более и более очищался от признаков первичного его состояния.
   Безусловно, Федор Крюков закономерно прежде всего возникает в перечне «претендентов».

   Академик А. В. Лавров совершенно точно расставил акценты. За прошедшее с той поры пятилетие были обнаружены ещё десятки «убийственных примеров» чужеродности текста романа по отношению к титульному автору и наоборот — принадлежности к Ф. Д. Крюкову. Безусловно, определённая переработка его протографа «Тихого Дона» имела место быть и не отвергается.

  Уже давно назрела необходимость серьёзных научных изысканий о жизни и творчестве Фёдора Дмитриевича. Пока же это всё существует на любительском уровне, хотя первые шаги научного подхода уже сделаны — это прошедшие в Санкт-Петербурге пять лет назад «Крюковские чтения», организованные сотрудниками Рукописного отдела ИРЛИ РАН при ведущем участии поэта Андрея Юрьевича Чернова.

  Но спланированное ещё в советское время забвение имени Крюкова (Гомера казачества) даёт о себе знать до сих пор. Андрей Чернов в своей книжке «Запрещенный классик» пишет:

   «В отличие от Гумилева, расстрелянного по сфабрикованному делу, Крюков действительно был виновен. Он, пожалуй, единственный изо всех известных русских интеллигентов той поры, действительно пытался остановить «большевистское нашествие». <…>
   Близорукий, книжный, он взял в руки казачью шашку. В первом же бою конь под ним убит, а его контузило. Сам шутил: «Под старость довелось изображать генерала на белом коне…».
   А дальше — смерть при отступлении в Новороссийск.
   Может быть, самая загадочная изо всех смертей русских писателей».