Настоящее искусство. Глава 12. Авантюра

     18+   В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ
     Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.
     Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.


Глава 12. Авантюра

     Работа, достойная первого места среди ревностно отобранных лучших фотографий Александра Адамова не для человеческой массовки: темный коридор огромной пропитанной сыростью сталинки, наполовину освещенной лучами заходящего солнца, дорогая бархатная софа — единственная мебель в комнате — и человек в вельветовом черном костюме, лежащий на ней и возводящий одну из с трудом держащихся в воздухе рук к небесам тускло-белого потолка.
     Эта комната — его личная небольшая галерея, золотая клетка его гордыни, царские палаты его таланта. Здесь в тяжелых позолоченных рамах величественно, словно восседающий на троне монарх, висят на стенах его любимые работы, главная функция которых — раз за разом напоминать находящемуся под властью наркотического Морфея Адамову о том, что вся роскошь мира пришла к нему совершенно не зря. Здесь Александр — всегда в главной роли, всегда самый желанный гость и любимый критик. Это единственное место, где он не чувствует в хвалебных словах и сладких речах поклонения подвоха или злого умысла, ведь их произносит он сам — самая надежная и ответственная для Александра Адамова персона одного из самых одаренных фотографов современности.
     Однако, как оказалось в итоге, вполне возможно продать самого себя за чуть большее, чем тридцать количество сребреников, и это жестокое предательство происходит прямо сейчас. Он осторожно запрокидывает голову, медленно ползет по софе от лениво настигающего его тело солнечного света, чтобы уберечь ставшие необыкновенно светочувствительными глаза, бездумно пялясь в потолок в ожидании хоть какой-то реакции на сумбурно принятые ранее вещества самых разных консистенций, цветов и мастей. Тело сжимается от предвкушения знакомых ощущений и пока не осознаёт, чем закончится очередная наркотическая авантюра, но должного эффекта, как назло, все нет и нет.
     От нарастающей под ребрами тревоги Александр прикусывает налившиеся кровью губы, и на секунду он радуется как мальчишка: лицевые мышцы непроизвольно сокращаются, а это значит, что что-то из дикого коктейля под названием «саморазрушение» наконец-то подействовало. И все же это, как понимает он спустя пятнадцать минут, оказывается, к его неимоверному раздражению, лишь фальстартом, провокацией и фальсификацией, подтасованной картой его собственного мозга, демоны которого ехидно нашептывают о том, что принятого было слишком мало.
     Он послушно ждет еще пять минут, запустив ладони в непокорную кудрявость волос и незаметно для себя расцарапывая кожу головы, и все так же покорно ломается под натиском ядовито-хитрого шипения в голове. Резко сев, в холодной панике выворачивает карманы: брюк — передние и задние; пиджака, — зачем он ему, если потерян драгоценный билет в пластиковые райские кущи? — оба; снимает даже туфли, хотя понимает, что ничего в них не найдет.
     Подхватывает смартфон, выпавший из пиджака и готовый разбиться об идеально начищенный паркет, и набирает знакомый номер. Голос Андрея с трудом пробивается через ватную толщу клубной музыки. Адамов, ощутив знакомый холодок в затылке, внезапно, но с удовлетворением осознает, что говорить становится тяжелее с каждой секундой.
     — Меня… — язык становится свинцовым. Эффекты от всего, что он принял, мгновенно погребают его под своей необъятной лавиной, не давая ни шанса вдохнуть спертый смог реальности.

     Темные очки летят на заднее сиденье, еще не остывшие склизко-зеленые купюры судорожно закладываются в специальное отверстие, нервно дергается ключ зажигания. Слепящие пузыри фонарей сопровождают машину Лазарева, мчащуюся в мокрой мерцающей темноте ночного Санкт-Петербурга. Он нетерпеливо дергает ручку открытой двери и торопливо вбегает в погрузившуюся с заходом солнца в полный мрак галерею тщеславия Адамова.
     Он вызывает скорую прямо перед входом, успокоив Александра и пообещав привезти ему еще пару жизнерадостных таблеток, заменив их на похожие на дурь драже: годы работы наркоторговцем дали ему четкое представление о том, как выглядит передозировка и что именно делать, чтобы спасти жизнь наркомана.
     Вид Адамова, будто побывавшего в крайне серьезной драке, окончательно убеждает его. Вокруг в абсолютном хаосе лежат изрезанные фотоработы, а их автор содрогается всем телом, обхватив колени трясущимися руками. Его мертвенно-бледное лицо напоминает холст неумелого начинающего художника: мазки крови, текущей мутными красными струями из носа; пена изо рта, запачкавшая скулы; едкое месиво на губах.
     Заметив Лазарева, Александр обращает на него абсолютно чужой, доведенный до крайней степени отчаяния, страха и сумасшествия, смешанных в неравных пропорциях, взгляд.
     — Дай мне… — он нарочито быстро достает из-за спины нож, которым, очевидно, и были разрезаны полотна, — и… уходи. Я убью или себя, или… тебя…
     Дилер, сглатывая ком в горле — боязнь за себя или за то чудовище, которое сидит сейчас перед ним, дрожа от холода и галлюцинаций, растекающихся радугой, как бензин по асфальту? — кидает на пол пластиковый пакетик с тем, чего так жаждет его клиент. Подталкивает его носком туфли и, неожиданно даже для самого себя, вспоминает терпкие на вкус слова молитвы.
     Отче наш, Иже еси на небесех!..
     Адамов хватается за пакетик, как утопающий за спасательный круг.
     Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…
     — Бросай нож на пол. Я ухожу. Мне только нужно в уборную, договорились?
     Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
     Лазарев одним движением поднимает крышку унитаза. Ему кажется, что от ужаса и паники ему сейчас станет плохо, но он с трудом сдерживается и безжалостно кидает в эмалированную пасть все, что должен был передать клиентам в эту ночь.
     Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша…
     Он едва успевает спустить воду и выбежать навстречу врачам, чтобы провести их в комнату, где Александр Адамов, знаменитый фотограф, захлебывается в собственной слюне, теряя сознание от передозировки психоактивными веществами.
     Якоже и мы оставляем должником нашим;
     И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго…
     Лазарев испытывает что-то вроде дежавю, обессиленно наблюдая за тем, как сотрудники в белых халатах суетливо носятся вокруг Александра, обжигая его обнаженную грудь разрядами тока.
     — Состояние крайне тяжелое. Почти не дышит.
     Яко Твое есть Царство и сила, и слава…

     Лазарев закрывает глаза, готовясь к худшему, когда тонкая ниточка пульса внезапно делает визгливый скачок.

     Раз. Два. Три.
     Аминь.