Сердце пустыни

Сердце Пустыни. 
По мотивам: Mortal Kombat

Ветер Затерянных Пустынь пел свою вечную, заунывную песню. Он гнал волны раскаленного песка по безжизненным барханам Внешнего Мира, обтачивая кости давно умерших гигантов и стирая следы тех немногих, кто решался бросить вызов этой земле.

Ка’Зар был одним из таких. Последним из таких. Последним из племени Зейтериан, кочевых воинов, чьим домом была эта пустыня.

Его кожа, покрытая мелкой, почти незаметной чешуей, имела цвет выжженной земли. Черные как смоль волосы были стянуты в тугой узел на затылке, а в желтых глазах с вертикальными зрачками застыла вековая скорбь. Он помнил тот день, когда небо над их кочевьем потемнело не от песчаной бури, а от черной магии. Он помнил крики соплеменников, захлебывающихся в собственной крови, и холодный, бесстрастный взгляд колдуна в темных одеждах.

Куан Чи. Имя, выжженное в его памяти каленым железом. Братство Тени, верные псы колдуна, вырезали его народ, не оставив никого. Почти никого. Ка’Зар выжил, спрятавшись в расселине скалы, и с тех пор его единственной целью стала месть.

Годы шли. Ка’Зар превратился из юноши в закаленного, молчаливого воина. Он охотился на пустынных тварей, выживал там, где другие гибли за часы, и неустанно искал. Искал силу, способную сокрушить некроманта.

Судьба улыбнулась ему в день, когда буря невиданной силы обрушилась на пустыню. Небо и земля смешались в ревущем хаосе. Ища укрытие, Ка’Зар наткнулся на полузасыпанные руины, торчащие из песка, словно ребра доисторического левиафана. Внутри, в самом сердце древнего святилища, на истертом временем алтаре, он нашел его — артефакт.

Это был черный, как безлунная ночь, кристалл, размером с кулак. Внутри, словно запертая буря, клубился золотистый песок. Когда Ка’Зар коснулся его, кристалл впился в ладонь, а затем, пройдя сквозь плоть и кости без единой капли крови, врос прямо в его грудь, став частью тела.

Боль оказалась адской, но за ней пришло нечто иное — ощущение. Он чувствовал каждую песчинку в радиусе сотен метров. Он мог повелевать ими.

В тот же вечер его выследили. Трое таркатанов, разведчиков из кочующего отряда Бараки, учуяли его запах. Их лезвия хищно блеснули в свете двух лун. Раньше Ка’Зар предпочел бы скрыться, но теперь в его душе горел иной огонь.

— Смотрите, свежее мясо! — прорычал предводитель, обнажая свои ужасные зубы.

Ка’Зар не ответил. Он просто поднял руку. Песок под ногами таркатанов ожил. Он взметнулся вверх плотными жгутами, обвивая их ноги, сковывая движения. Один из воинов попытался рвануться, но песчаная удавка лишь сильнее сжалась на его горле.

Ка’Зар сжал кулак. Песок, повинуясь его воле, превратился в тысячи острых игл и вонзился в тело таркатана. Тот дико закричал, но крик быстро утонул в бульканье крови.

Кровь. Горячая, алая кровь пролилась на песок. И в тот же миг артефакт в груди Ка’Зара вспыхнул багровым светом. Сила хлынула в него пьянящим потоком, заставляя мир вокруг казаться ярче, а его собственные чувства — острее. Он ощутил голод. Не свой, а артефакта. Голод по крови.

Двое оставшихся таркатанов в ужасе замерли, глядя, как их товарищ превращается в иссохшую мумию, из которой песок высосал всю влагу. Ка’Зар сделал шаг вперед. Теперь он был охотником. Он превратил песок под ногами врагов в зыбучую трясину. Они барахтались, увязая все глубже, их рычание сменилось паническими воплями. Он не стал их убивать быстро. Он наслаждался их страхом, чувствуя, как артефакт в груди мурлычет от удовольствия, поглощая эманации ужаса и пролитую кровь.

Когда все было кончено, и три иссушенных тела лежали на песке, Ка’Зар почувствовал себя богом. Богом этой пустыни. Теперь он был готов.

Слава о Песчаном Демоне, как его прозвали, разнеслась по пустошам Внешнего Мира. Он находил аванпосты Братства Тени и обрушивал на них всю ярость пустыни. Он создавал песчаные бури, которые сдирали плоть с костей, формировал из песка гигантских скорпионов и обращал воинов в стеклянные статуи, сжигая их внутренности концентрированным жаром. Каждая пролитая капля крови делала его сильнее. Артефакт, который он назвал Сердцем Пустыни, требовал все больше и больше жертв.

Иногда по ночам он смотрел на свои руки, видя, как кожа на них грубеет и трескается, становясь похожей на спекшуюся глину. Шепот в его голове, когда-то тихий и вкрадчивый, теперь превратился в настойчивый рев, требующий крови, требующий власти. Он начал забывать лица своих соплеменников, их голоса. Осталась лишь одна всепоглощающая жажда мести, подпитываемая артефактом.

Вырезав очередной лагерь приспешников Куан Чи в предгорьях у Костяных Пиков, он столкнулся с тем, кого не ожидал увидеть. Из портала, сотканного из пламени, вышел воин в желто-черном одеянии. Его глаза горели адским огнем. Скорпион. Призрак клана Ширай Рю, еще один раб мести.

— Твои действия привлекли внимание многих, зейтерианин, — пророкотал Хандзо Хасаши.

Голос его был подобен скрежету металла.

— Ты убиваешь слуг колдуна. Но в тебе я чувствую не праведный гнев, а лишь голод чужеродной силы.

— Тебе ли говорить о чужеродной силе, призрак? — усмехнулся Ка’Зар, и песок вокруг него закружился в хищном вихре. — Я беру то, что поможет мне отомстить. Так же, как и ты.

— Месть — это пламя, что сжигает носителя, — безэмоционально ответил Скорпион. — Я свое пламя несу из Преисподней. А что питает тебя?

Он не стал ждать ответа. Цепь с кунаем на конце вылетела из его ладони. Ка’Зар не увернулся. Он воздвиг перед собой стену из уплотненного, твердого как гранит, песка. Кунай с искрами отскочил в сторону.

Начался бой. Адское пламя Скорпиона сталкивалось с песчаными штормами Ка’Зара. Пустыня превратилась в арену для двух одержимых местью воинов. Ка’Зар был быстр и смертоносен. Он создавал своих песчаных двойников, чтобы сбить врага с толку, метал в него копья из обожженного песка, пытался похоронить заживо. Но Скорпион был не просто человеком. Он телепортировался, уходя от атак, его удары обжигали, а цепь, казалось, жила своей жизнью, постоянно находя бреши в обороне.

В разгар схватки Скорпиону удалось прорваться сквозь песчаный заслон и нанести удар. Огонь Преисподней опалил плечо Ка’Зара. Боль была не только физической. Она была духовной. В этот момент Ка’Зар почувствовал всю ту бесконечную агонию, что питала призрака. Он увидел его прошлое, убитую семью, уничтоженный клан. Он увидел, что месть не принесла Хандзо Хасаши покоя, а лишь обрекла на вечные страдания.

— Ты видишь? — прорычал Скорпион, и его пылающие глаза впились в душу Ка’Зара. — Этот путь ведет лишь в бездну. Ты станешь таким же, как те, кого ненавидишь. Ты уже становишься.

Ка’Зар отшатнулся. Кровь из его раны капала на песок. Сердце Пустыни в его груди взревело, требуя крови врага, обещая дать ему силу для победы. Силу, способную испепелить этого призрака. Нужно лишь поддаться, отпустить остатки своей воли, позволить голоду вести себя.

И в этот миг он увидел собственное отражение в отполированном наруче Скорпиона. Он узрел не лицо зейтерианского воина. На него смотрело чудовище с горящими красным огнем глазами, с искаженным от злобы и голода лицом. Кожа его была серой и потрескавшейся, как дно высохшего озера. Он увидел монстра, который наслаждался криками своих жертв. Монстра, которому было уже все равно, чью кровь пить, врага или невинного.

Скорпион был прав. Он превращался в копию Куан Чи, безжалостного и властолюбивого тирана, готового пожертвовать всем ради могущества. Его месть, его праведный гнев, стали лишь предлогом для артефакта, чтобы утолить свою вечную жажду.

— Нет… — прошептал Ка’Зар, хватаясь за грудь, где пульсировал багровым светом проклятый кристалл.

Скорпион опустил оружие, наблюдая за внутренней борьбой своего противника. Он видел этот перелом бесчисленное количество раз в душах, поглощенных Преисподней.

Сила воли, унаследованная от его предков-кочевников, та самая, что помогла ему выжить в пустыне, теперь стала его последним оружием. Он направил ее не на врага, а внутрь себя. Он боролся с шепотом Сердца Пустыни, с его сладкими обещаниями. Он вспомнил заветы своего отца: «Сила воина не в оружии, а в душе, которую оно не должно сломать».

С душераздирающим криком Ка’Зар вонзил пальцы себе в грудь. Не в плоть, а в саму сущность артефакта. Он тянул его из себя, разрывая мистическую связь. Энергия хлынула из него, песок вокруг взметнулся неконтролируемым торнадо. Мир померк.

Он очнулся, когда луны уже клонились к закату. Скорпиона не было. Лишь оставленный им след из остывшего пепла говорил о том, что это был не сон. В груди зияла рана, но она уже затягивалась. Артефакт лежал рядом на песке. Теперь он выглядел тусклым и безжизненным, обычным куском черного камня. Сила ушла. Ощущение единства с пустыней исчезло. Он снова был один.

Ка’Зар поднялся на ноги, чувствуя себя опустошенным и слабым, но… свободным. Голод утих. Шепот в голове смолк. Он посмотрел на восток, где скоро должен был взойти новый день. Путь мести привел его на край пропасти. Он заглянул в нее и нашел в себе силы отступить.

Ка’Зар не знал, что будет делать дальше. Возможно, он продолжит свой путь, но уже не как раб мести, а как хранитель памяти о своем народе. Он должен был найти способ уничтожить Куан Чи, но не ценой собственной души. Вспомнив про союзы миров и воинов Земного Царства, о которых ходили слухи, он подумал, что, может быть, есть и другой путь.

Ка’Зар подобрал с земли безжизненное Сердце Пустыни. Он не оставит его здесь, чтобы кто-то другой поддался его искушению. Он должен был уничтожить это навсегда. Его путь лежал к Лавовым Ямам Пепла, единственному месту во Внешнем Мире, где можно было расплавить даже самый темный артефакт.

Он повернулся и пошел прочь от места своей битвы, оставляя за спиной призраков прошлого. Ветер Затерянных Пустынь снова пел свою песню, но теперь Ка’Зару казалось, что в ней звучали не только скорбь и одиночество, но и тихая, едва уловимая нота надежды.