Детство

Вот вы небось думаете - вон сколько событий у него? Так ведь здесь не всё от меня зависит! Даже скорее по наследству передалась эта склонность в приключения наступать обеими ногами.
Взять хотя бы мой совсем неосознанный период, когда я в коляске ещё не вставал. Думаете всё спокойно было? Ан нет!
Мама однажды со мной в магазин у Сытного рынка пошла. Чтобы в магазине с коляской не толкаться, оставила её со мной у входа. Пока очередь отстояла к продавцу, пока в кассу… Выходит, а коляски нет. Ясное дело – Кондратий уже рядом был! Оглянулась в панике по сторонам: как раз в конце квартала красная коляска и мелькнула (единственная зацепка). Рванула она - через пару минут догнала какую-то тётку странную, коляску отняла, от счастья даже милицию звать не стала! Она мне эту историю раз пять, наверно рассказывала.
А папа? Думаете лучше? Гулял он со мной с коляской как-то в парке Ленина (это тот, который у Горьковской - Александровский сейчас). Тётенька навстречу ему попадается – книжку Спока продаёт про воспитание детей. Это тогда сильный дефицит был, цены немалой. Папа, понятное дело, сам на такую дыру в бюджете решиться не мог – надо с мамой посоветоваться. Как с тёткой разойтись? Ну он меня с коляской ей в залог и оставил, а сам отправился домой с мамой советоваться. Шёл он, думал, наверно, как жена обрадуется редкому изданию… Не угадал! Минут через пять мама его обратно в парк на турбо режиме тащила, в панике и заливаясь слезами. Благо тётка на месте стояла, а то, в принципе, выгодный обмен с её стороны!
Когда я уже стоять научился – в коляске меня не уложить было. Шли как-то папа с мамой и коляску перед собой катили, в которой я капитаном стоял. Наехали на камень, так я по баллистической траектории асфальт головой и поразил! Ничего! Даже в травму не пошли. Так, на ручках покачали и домой, а у меня синяк на полголовы был (мама рассказывала).
Но главный мастер отжига – это всё-таки папа!
Когда на санках меня возил, то, чтобы я не сваливался, он меня к ним и привязывал. Рассказывал как-то мне уже в моём зрелом школьном возрасте: тащит он санки эти, а они что-то всё тяжелее и тяжелее идут, поднапрягся он – ещё метров пять протащил – да в чём дело-то?! Оборачивается, а санки на повороте перевернулись, а я привязанный на боку лежу, и он мной, соответственно, весь снег с тротуара собирает – даже сугробик небольшой образовался! Про лицо своё даже не говорю, но молчу при этом, как партизан! Папа охнул, подбежал, санки на место поставил, отряхнул меня, лицо вытер – главное, чтобы мама дома не заметила.
Анекдот вспомнился:
- Знаешь, что, папа! Не поеду я больше с тобой на санках кататься!
- Не ной и вези!
А когда мне года четыре-пять было, потащил он меня с берега Невы на лёд кататься. Как раз напротив Петропавловки. Я был точно этому не рад, о чём ему собственно и сказал, но папе, видимо, самому очень хотелось. Он меня с берега на санках спускает, я качусь, а на Неве лёд местами вздыбился торосами и под ним вода. Так я в эти хребты ногами упирался, чтобы с разгона под лёд не уйти.
Ему ещё этого мало показалось, и мы пошли по льду гулять. Ну, тут уже он сам провалился – это как раз напротив Артиллерийского музея было. Пытается вылезти - облокачивается на лёд, а тот по краям обламывается. Я к полынье этой подхожу: "Папа, а где твои ножки?" Потом он всё-таки сам вылез, и мы пошли в туалет, что рядом с Гротом. Он там переодевался и одежду отжимал. Народ на него косо смотрел, конечно. У него еще с собой фотоаппарат был - Зенит зеркальный. Я помню эту плёнку, что полосой по диагонали была, а дальше вся жёлтая – это, где вода попала. Каждый раз, когда на неё натыкался, историю эту вспоминал.
Когда постарше стал, любил папа ко мне подбежать, поднять-перевернуть и головой в сугроб воткнуть. Всё бы ничего, но когда под тонким слоем снега ледышки были, то не сладко мне приходилось, про грязь уж и не говорю.
Сидели мы как-то в субботу – всей семьёй обедали. Мама как раз суп сварила, по тарелкам разлила, а хлеба ни куска. Папа сразу подорвался, благо булочная в трёх минутах – за углом была. Так, в трениках и тапочках и рванул, пока суп не остыл. Минут через двадцать мама уже волноваться начала: ну может очередь, хотя там больше пяти минут и не бывало. Через полчаса мама уже сама оделась папу искать. Да где там! Вернулся он часа через четыре, пьяный и счастливый. Рассказал, что на улице друга своего старого встретил (о нас забыл тотчас) и отправился с ним отмечать встречу. Хлеба он так и не купил.
Папа у меня до техники всегда сам не свой был. Взял он халтуру на пару лет – котельную в Тосно по выходным налаживал. На вырученные деньги купил подержанную красную Яву 350 с коляской. Здоровая такая коляска, чем-то ракету напоминала и со звездой на носу. Ну, теперь на рыбалку, за грибами, просто загород – дома в выходные не сидели, одним словом…
Совсем я малой ещё был – ехали долго куда-то под дождём. Так я заснул и сполз в начало коляски – от дождя подальше. Папа обернулся, а ребёнка в коляске нет, только полог пустой на ветру развивается. Тут уже папу Кондратий хватил – где сына-то потерять умудрились? Не уж то выпал на повороте? Встали на обочине, подошли бледные к коляске – полог откинули больше от безысходности, а там я в самом носу калачиком свернулся.
В другой раз поехали мы осенью за грибами. В лесу дорога грунтовая с ямами и лужами. Заезжаем мы в очередную такую, а она глубокая оказалась – всю коляску и скрыло - вода эта бурая через край пошла. Я только, как танкист из люка, на ходу выпрыгивал.
С этим мотоциклом ещё пару историй было связано. Собрался папа с другом и поехали они на мотоцикле этом в Киев. Уж почему именно туда, то он и сам сейчас сказать не может. Загрузились по самое не балуйся: и палатка, и пару канистр с бензином, еда, одежда, потом ещё и воду с собой брать приходилось. Ибо в Белоруссии водой разжиться без проблем было, а, вот, в Прибалтике никто уже их «по-русски не понимал» и помогать под этим предлогом отказывался. Ну, да не суть! Черна украинская ночь – не видно ни зги, да и спать уже очень охота, глаза прямо слипаются. Свернули они на ближайшую грунтовку. С трудом палатку разбили – что-то тяжело каждый клин вбивался, всё какие-то железяки попадались. Утром просыпаются от шума проезжающих машин и редкостной вонищи. Вышли: а они палатку разбили при въезде на городскую свалку, и мимо них мусоровозы утренние ездят и на них круглыми глазами смотрят.
В другой раз разбили они палатку в лесочке придорожном. Ночью вдруг фонарики в лицо: «Все на выход!» Они оба на измене: папа нож перочинный прихватил, друг его топор взял. Вылезли: а там пять человек в форме, Калашниковы на них направлены. Понятно, что сна у них уже не было, но всё равно как-то уж очень жёстко. Проверили у них документы.
– Да в чём дело-то?
- Да два зека тут сбежали, ищем.
Побросали они всё в коляску и рванули подальше. Всю ночь ехали, понятно, что ни в одном глазу!
Мотоцикл такую поездку еле сдюжил. По возврату двигатель перебирать пришлось, но всё равно о былой тяге можно было забыть!
А про палатку ещё историю мне память навеяла: брат у меня (который не музыкант) редкостный сорви-голова был. Поехал он как-то по Прибалтике автостопом. Где-то под конец 1980-ых. Освещение не в пример сегодняшнему - считай не было, особенно в провинциальных городках. Высадила его фура где-то на повороте. Не видно ничего, хоть глаз выколи. Метров десять-двадцать прошёл, плюнул и палатку разбил. Утром просыпается от шума машин. Вышел: площадь пяти дорог, круговое движение и его палатка чуть ли не на середине.