А если написать роман? Часть 13, 14, 15, 16, 17

Да, мама была недостаточно образована! Своими руками отдала свою благополучную жизнь в руки цыганке! Пусть, девушка приятно смотрится своим возрастом, но думать же надо было!
Конечно, мать считала, что эта особа проникнется каким-то уважением к старой женщине, но мама должна была знать, хотя бы,  по каким-то внешним данным, что сам дом выглядел пустым, богатства было совсем не видно! Обычная изба деревенского пошиба, детей - мала меньше и все смотрят изучающе.

Моментально сориентировались вместе с родителями, что можно грабить. Сам я уже устал от того, что все девушки отказывались со мной встречаться. Видно, судьба моя такая, что восьмиклассница согласна выйти за меня замуж.

Свадьба была неприятная. О ней  и писать бы не стоило, но сказать пару слов, всё же стоит. Отца сразу назвали, а мать осталась неизвестным лицом. Я так и не узнал, как её звали. Детей было шесть человек, жена должна была стать седьмой дочерью.

Самый старший брат моей невесты спрятался где-то в городе Братске.

Вся картина свадьбы украсилась пятью драками. На свадьбе дрались за любовь какой-то
гостьи. Отец обмочился на свадебном ложе. Я сразу понял, что жизнь моя пошла с этого момента к подножию горы. Ждать что-то лучшее уже было невозможно. Ещё можно было отправить невесту домой к родителям.

Но у меня бвло предчувствие, что исправить что-либо уже нельзя. Надо было, как-то, приспосабливаться к новой жизни. Если бы я знал сразу, что сроднился с цыганским табором, я так бы и сделал, то-есть, развёлся немедленно. Но как эта цыганщина держалась за это звание русских!

Чуть не каждый день мне напоминали, что они-то русские, а вот, я - пироговский вотяк!
Вот когда я понял, почему со мной не хотели знаться девушки русского происхождения! Только увидев мою мать, девушки бежали от меня мгновенно! Да, мать была похожа. Но увидев гостью, моя мать сразу же взрывалась какой-то злобой!
Я не мог понять мою мать очень долго, пока не понял того же, что мне не нравилось. Моя мать не любила того, что ей Бог прилепил её внешность. Она былв стопроцентной русской женщиной! Если вспомнить, что чуть не в сорок с небольшим лет моя мать получила пятиклассное обучение в школе и стала усиленно читать книги!
Едва ли найдётся какая-нибудь удмуртка, чтобы вылезти из неграмотности в возможность поступить на работу в книготорг, чтобы ковыряться в книгах вполне успешно. Мама долго продавала книги. Позже она устроилась работать в Инженерную Академию. Но на моих девушек всегда смотрела, как на хищниц, которые хотели украсть у неё единственного сына.

Август

Часть тринадцатая

Понятно, что я слишком старым был для молодой жены. Разница в девять лет была очень заметной. Я не мог прыгать, как молодой козлик. Мне не нравились танцы, не нравилось терять время на пустяки жизни. Я женился, как требовала мама, после чего я должен был заняться улучшением своей жизни.

Жизнь мгновенно превратилась не в то, чего я от этой жизни ждал. Началось чудовищное воровство! У нас начались постоянные потери приличного питания. Я стал дико худеть.
Жена стала безропотно учиться в деаятом классе. Я терпел, надеясь, что эта цыганка вдруг станет образованной, поймёт, как это хорошо стать именно русской, а не восьмиклассницей.

Иногда моя жена радовалась, когда я приносил премии. В этот момент я ощущвл какую-то любовь. Потом деньги исчезали всё в том же направлении - в табор!

Я махнул на всё рукой. Матери я уже не помогал. Какая уже тут помощь!

Восемь лет я промучился, пока жена не стала меня травить мышьяком. Это неприятное отравление на меня подействовало мало, что меня очень удивило. После того, как это открылось, благодаря озвучиванию в Медпункте, я стал опасаться жить дальше.
Но дети, а их двое, выбора не давали никакого. В последний раз я стал без причины кашлять. Кашель превратился, фактически, в туберкулёзный. Сам Туберкулёзный Диспансер находился рядом с нашим домом. Я сходил. Мне обещали три месяца лечения. Я должен был готовиться к приёму на лечение.

Мать моя вся всполошилась, начала меня лечить, не спрашивая моего согласия. В это же время жена срочно собралась, погрузила всё имущество на машину с его новой работы.
Мы расстались не только с ней, но и с дочерью. Сын остался со мной. Ему было четыре года.

Я из сына стал пытаться делать русского парня. Немедленно он получил в руки инструменты. Как говорится, до рисования дело не дошло. Парень не умел рисовать.

До восьмого класса дело дошло довольно быстро. Но в восьмом классе успехи не наблюдались. Пришлось сходить в школу, поговорить с Классной руководительницей.

Дело наладилось. Надо сказать, что мне прилепили на работе Пятьдесят процентов алиментов. Никто не взглянул на живого младенца! Денег стало настолько мало. Меня ограничили в этом Художественном Фонде зарплатой. Богатство как было мимо нашего дома, так и продолжало капать в сторону цыганского табора. Этот ужас заботы о детях, которые не хотели учиться, не могли учиться по причине всего этого мытарства по цыганской жизни.

Итак, пришлось отправить сына учиться в Художественное Училище в Свердловск.
Обучения ближе не было. В Казань сын бы не поступил, я это знал. Он и в Свердовск-то  поступил, благодаря моим двум натюрмортам.

Далее я ждал результат. Результат себя не заставил долго ждать. Сын сделал то же, что делали все дети цыган - он женился! Парень стал готовиться жить с молодой женой, которая была чуть его старше. Далее он перестал учиться, оформил акдемический отпуск.
В это время я не только платил пятьдесят процентов его матери, но я же имел право не платить за него!

Когда  исполнилось дочери восемнадцать лет, я прекратил платить жене эти подлые алименты. Не надо забывать, что меня сразу же выгнали из Художественного Фонда.

Выживал я на половину пенсии моей матери четыре года.. Это были тридцать рублей в месяц и плюс к этому мама мне отрезала полкилограмма докторской колбасы и килограмм сахарного песку.
К тому времени сын в Свердловске уже работал, плюнув на учёбу, ещё и родил сына, моего внука.
 
Август

Часть пятнадцатая

Вспоминать мою жизнь мне надоело. Это была не жизнь! Мука! При этом я рисовал, надеясь на какие-то изменения в мире. Мира, как такового, не было. Я слышал, как опасно ходить по городу не только ночью, но мною никто не интересовался, потому что у меня не было денег, не было даже приличной одежды.

Однажды я устроился в ЖКХ. Ровно месяц я трудился. Сначала на меня смотрели, как на нахлебника. Однажды потеряли в подвале дома. Долго искали, ходили вокруг дома, чтобы закрыть подвал. Увидели, как я возился у отдушин в стене на улице.

- Что ты тут делаешь?
-Работаю!
-Мы же тебя потеряли? Как ты эти дыры затыкаешь в стене?
-Молча! Я приспособление придумал.
-А можешь научить нас?
-Моё приспособление я придумал, оно и со мной останется. А вы придумайте своё. Может быть, оно у вас получится лучше!

За это приспособление Контора ЖКХ мне заплатила хорошо. Я откармливался целый месяц. Но на второй месяц работать отказался. Во-первых, я сильно запачкал свой прикид. Прикидом были валенки с галошами, плохая куртка и, главное, перчатки!

К тому же, я продолжал писать стихи и прозу. На что я надеялся? Сам не знаю. Просто жить без всякого смысла мне не хотелось. Натюрморты у меня тогда хорошо получались. Носить натюрморты в Художественный салон я не мог. Я, ведь, был изгнан из Художественного Фонда, а после этого изгнания, я знал, что цену мне назначат копеечную. Стоило ли унижаться? Скоро я обнаружил, что мой компьютер маломощный и испорчен.

Денег на новый компьютер у меня не было. К тому же, моя мать умерла. Тридцать рублей мамы кончились. Пришлось идти искать работу. Работу удалось найти очень далеко от моего дома. И только столяром. Мало того, что у меня не было подтверждения, что я в состоянии работать стляром, я просто забыл, как выглядят столярные станки!
Для начала мне предложили сделать лопату. Конечно, для уборки стружки и мусора.

Я сделал шедевр. Вся бригала сделала вид, что так и должна выглядеть лопата.

Однако второго столяра, который предъявил документ высокого уровня, сразу же попросили на выход. Помешала мужику устроиться на работу моя лопата! Были случаи, когда из-за моего мастерства выгнать меня с работы не получилось. Я вырезал фигурку бабы из сосны. Увидев это чудо, сам Руководитель не позволил решить мою судьбу Бригаде. Потом опять я сделал из досок очень точный расчёт квадрата, в котором всё было сделано до миллиметра точно.
Ребята не смогли собрать. Стали говорить, что это - чёрт знает что?

Я просто нажал везде, сколько было можно. Всё совпало.

-Что, силы, что ли, нет? - сказал я в конце своего труда. Понятно, что сосна и ёлка были сырые, а потом высохли и загнулись.

Непонятно, почему бригаде хотелось меня съесть всё время. В конце концов я с ними расстался, но не в виде выгона. Просто перешёл работать а Банк-ВТБ.
Случайно я заметил, что электрик приклеился к стене на лесенке. Несколько минут я наблюдал за его нерешительностью, а потом подошёл и сказал: - В этом месте есть элекричество. Надо просто взять в руки электрощуп. Мужчина бысро слез со стены.
-Вы разбираетесь?
-В институте учили, - сказал я.
Итак я залез на лесенку и врубил свет. Проходил мимо Заместитель Управляющего.
Дело было в том, что свет зажёгся не где-нибудь, а в кассе.

Я был принят на работу в открывающемся Филиале Банка ВТБ на очень маленькую зарплату Рабочим. Высшее Образование не требовалось. Диплом мой остался валяться в домашнем шкафу. Должен заметить, что не все работы, которыми я занимался всю жизнь, мне Диплом не понадобился. Но нужен он был мне только на время отпуска. Все отпуски у меня растягивались на месяц.

Август

Часть шестнадцатая

Конечно, не вся жизнь моя была плохой. Я вспоминаю всегда приятные годы, когда я не был женатым, работал в режимном заводе. Получал я тогда хорошие деньги. Но все деньги уходили на возвращение кредита, который моя мать взяла, чтобы достроить свою половину дома. Совладелец многое не достроил моей матери. Сама мать была неопытная в Договорах женщина.

Образование у неё было не ахти какое. Так что я стал палочкой-выручалочкой.
В общем, за год работы в Заводе я не купил себе ни рубашки, ни штанов, ни ботинок. Я на работу ходил в том, что мне сшила мама то, что умела делать на своей машинке. У меня была цветная рубашка, чтобы не видно было пятен от неумения есть правильно.

Штаны были на резинке в виде шаровар. Что мама умела, то и лепила!
Однако в заводе я не чувствовал себя нищим. Я плотно обедал в столовой. Это мне вес не прибавляло.
Было ощущение, что я съедал себя сам! Восьмичасовой день рабочий был мне противпоказан. Я должен был работать шесть часов в день. Но я постепенно входил в нормальный цикл.
Самое интересное, что я быстро приспособился делать очень хитрые обходы длительных обработок напильником деталей. Очень много процессов я заменил наждачной обработкой на страшно жужжащем круге. Действия эти были опасными, пить спирт было нельзя.

Кстати, все рабочие хлебали клей БФ, который чистили определённым образом. Вред от этого БФ был ужасный, это я не скоро узнал на примере смерти нашего бригадира.
Но так, как я не только не пил, но и был равнодушен к этому действию, я был всецело занят процессом труда.
Очень скоро я был объявлен передовиком производства. Мои приспособления в работе я особенно не демонстрировал, да многим это и было не под силу. Так что скорость моей работы чаще поражала, чем кто-то мог пытаться подсмотреть, как это у меня получается.
Моя физика мне вспоминалась на работе с этими приборами настолько ясно, что я потом удивлялся, как мог не увидеть в моих случайных двойках такую простоту!

В общем, через год я расплатился с маминым Банковским кредитом и со свежими знаниями физики явился на экзамены в Педагогический Институт.

То, что учиться пришлось снова физике более высокого уровня, меня уже не пугало.
Оказалось, что я рисовал, как Бог! Вся моя учёба выглядела игрой в поддавки!

Я поражал весь институт своими рисунками, а преподаватели делали всё, чтобы я не мучился на их предметах. Я был признан Художником! Вся эта лепота сыпалась от меня! Мне прощали мои небрежные обучения во всём.

Но преподаватель Живописи и рисунка постепенно становился моим врагом. Я рисовал на том уровне, когда преподавателю рисунка учить меня было просто нечему! Я рисовал его лучше!
Я уже знал, что мне надо было поступать в Москву в Академию Художеств. Но так получилось, что в Ижевске я не голодал, хотя кушал более картошку, пустой суп и нажимал больше на хлеб.
Стипендия была у нас маленькой, а краски мне приходилось всё время покупать.

Август

Часть семнадцатая

  Мне часто приходилось удивляться, почему Холмогоров писал маслом свои картины превосходно, но этюды у него выглядели неважно. Я подозревал, что Холмогоров на природе видел плохо, а в мастерской своей с его зрением происходило чудо: он видел вполне прилично.
Когда я писал этюд, преподаватель доходил до болезненного состояния! Он требовал писать маслом облака и дали точно так же, как сам писал весьма плохо.

Фактически преподаватель сбивал моё зрение до нуля! Я терял своё мастерство точно так же, как сейчас я пробую писать главу романа в то время, как мне сбивают мой текст, делая массу ошибок!

Скоро я понял, почему моя мать старалась не дать мне почувствовать уехать из-под
её опёки и стать художником вдали от этого города Ижевска. Именно вдали от матери я мог бы развиваться.
У матери осталась память именно та, когда я в заводе тащил ей эти деньжищи!

Моя мама мечтала руководить моими деньгами! Когда я закончил учиться в институте, мама сказала: - Ну, всё! Пора зарабатывать деньги! С рисованием надо заканчивать!
Именно тогда я женился на бедной цыганке по чудовищной ошибке для меня. Моя мать
имела взгляд на мою женитьбу, как на что-то из ряда вон выходящий поступок.

У меня даже появилось подозрение, что мама была просто - дура! Взять на прицеп моей зарплате цыганский табор, чтобы потерять добровольно приличную жизнь?

Я мгновенно потерял права вкусно завтракать и обедать, прилично одеваться, иметь друзей и, как ни странно, жену!

У меня появился враг в доме - вор! Мать была нищая, я был в ирм же значении.
Я уже не владел ни собой, ни своей зарплатой, ни своим здоровьем! Жена терпеливо ждала, когда я здохну.

Семейная жизнь прервалась через восемь лет, когда я заболнл туберкулёзом. Мой кашель довёл цыганку до нетерпения! Выехала из дома, чтобы не заразиться.

Учитывая, что краски и разбавители могли на меня так подействовать, я остановить жену не пытался. К тому же, мама только после исчезновения красавицы лечить стала меня в течение месяца.

К этому времени у меня исчезли все фантазии в направлении поднять уровень свой художника. Всё, что меня окружало, было враждебным. Жена добилась вырвать из моей зарплаты пятьдесят процентов. Воровсво продолжалось на ещё более высоком уровне.
Моя мать умерла. Я потерял последнюю надежду на её пенсию. Продавать картины мне в голову не приходило. Их я вообще даже не решался вынести из квартиры.
Пришлось перестать надеяться на Диплом, устроиться столяром.
Ну, об этом я уже писал в предыдущей части моего повествования.

Август

Часть восемнадцатая