Мы друг к дружке жмёмся, чтоб теплее стало. 1974 г

Мы с Игорем сходили с турклубом «Маяк» в несколько походов выходного дня (ПВД) по Куйбышевским пригородам – обычно, с вечера пятницы или утра субботы до вечера воскресенья, т.е. с одной-двумя ночёвками в палатках. Летом и осенью 1974 года побывали на Мастрюковских озёрах (в районе нынешней Грушинской Поляны), прошли по берегам рек Курумка, Кинель и Кутулук.

Группа с «Маяка» всегда была многочисленной – это всё были заводские парни и девушки. Они были знакомы по работе и часто ходили вместе в дальние походы.
Мы только-только стали осваиваться в этом коллективе, как у Игоря в техникуме начались занятия и по субботам. Поэтому пару раз я присоединился к воскресным группам один.

Запомнился поход в район сёл Георгиевка и Кротовка Кинельского района.
Вместе с основной группой я уехал из города на электричке в субботу утром. В вагоне было полно туристов, звенели несколько гитар, народ хором распевал во всё горло! Пели Высоцкого, Визбора, Городницкого. Я туристских песен не знал, поэтому старался запоминать слова и подпевать повторяющиеся строки. Из одной до сих пор помню: «И в субботу по привычке мы штурмуем электрички, и ругают нас, хоть уши затыкай».

Выгрузившись из электрички, до полудня шагали полевыми дорогами с синими от терновника обочинами, потом по какой-то замысловатой тропке через пойменную чащу вышли на берег реки Кинель.
Я этот район немного знал, т.к. отец на лето пару раз привозил сюда пчёл. Только пасека располагалась на другом – правом берегу речки и ниже деревянного моста, через который шла дорога из Георгиевки в Богдановку. Тогда, а было это году примерно в 70-м, мост ещё стоял целёхонький.

После недолгого обеда – снова в путь. Часа за полтора добрались до большой прогалины в пойменном лесу на берегу Кинеля, где было решено устроить лагерь.
Все дружно заготавливали дрова, расчищали поляну, устанавливали палатки. Когда основные бивачные работы были закончены, народ начал потихоньку стягиваться к костру.
Тут меня пригласили прогуляться – пойти встречать ещё людей, которые должны были приехать вечерней электричкой.

Кажется, втроём, мы скорым шагом (время поджимало!) отправились в Кротовку, где останавливается электропоезд из Куйбышева.  Шедшие со мной парень и девушка хорошо ориентировались, видимо, бывали здесь прежде. А я дорогу и не запоминал, шёл, куда ведут.
До станции добрались вовремя. Вскоре подошла электричка, мы встретили двоих или троих ребят с рюкзаками и отправились назад, в лагерь. Мимоходом в сельском магазинчике купили трёхлитровую банку томатного сока и пару кирпичиков «деревенского» хлеба, ещё тёпленького. Отошли чуток и, устроившись прямо на обочине, с удовольствием пополдничали.

Только обратно мы отправились не тем путём, каким пришли на станцию, т.к. один из приехавших уверенно заявил, что знает эти места, как свои пять пальцев, и предложил провести нас короткой дорогой.

Может, всё так и случилось бы, но на дворе стояла осень, дело было вечером, и быстро смеркалось. Когда пересекали шоссе на Отрадный, машины уже шли с включёнными фарами.
За шоссе начался лес, и тут мы пожалели, что ни у кого из нас нет фонаря: под кронами деревьев было совсем темно. Все начали спотыкаться, то и дело сбивались с обочины лесной дорожки в бурьян и кусты. Наш «проводник» явно загрустил, и вскоре стало понятно, что мы заблудились. Никто не представлял, где мы находимся, и в какой стороне лагерная поляна.

Когда по пути встретилась, насколько впотьмах это можно было определить (едва ли не наощупь), развилка дорог, мужики заспорили. Один настаивал, что надо шагать в прежнем направлении, а другой предлагал свернуть влево. Спорили они активно, два голоса звучали громко:
- Прямо!
– Нет, налево!
– Прямо надо!
– А я говорю, налево!
И тут откуда-то сбоку-снизу раздался третий, явно незнакомый голос: «Хорош базарить, рыбу распугаете! Ну, чё затихли? Куда идёте-то?»
В ответ, после паузы, кто-то из наших: «На Кинель нам нужно. А вы … это … кто … где? Куда мы попали?»
- «Кутулук здесь!» - В темноте пыхнул огонёк папиросы, плеснула вода. – «Шагайте влево, а там разберётесь».

Ну, мы и пошагали. Влево … кажется. Во всяком случае, я шёл, ориентируясь лишь на обретший уверенность голос нашего «проводника»: это он предлагал здесь свернуть. Шагал шаркающей походкой, выставив вперёд руки, и не очень представляя, где – впереди или сзади от меня - идут остальные.

Вскоре впереди раздался женский голос, какой-то испуганный. А ещё ругань, уже мужским голосом. Что-о-о там ещё?!
И смех, и грех: оказалось, девчонка оступилась в колею, потеряла равновесие и свалилась на обочину. Прямо в репейник. Головой! Помогли подняться, подсветили спичкой. Общий горестный вздох. Затем сочувственно-неуверенное: «Ладно, чего уж теперь … Вот, придём в лагерь, тогда … Может, там у кого ножницы есть…»
«Придём в лагерь!» - ой ли!

И тут в ночи раздалось характерное: «Ба-бах!» И хоть звук был несколько приглушён лесом и расстоянием (мне всё-таки казалось, что мы поближе к лагерю), это явно был выстрел.
- Ура! - возликовал кто-то из стоящих рядом, - Это Вовка палит!
Что-ж, значит, мы на верном пути. Эх, если б ещё его, этот самый путь, видно было!

Мы на радостях покричали в темноту, пройдя немного – ещё покричали. Вскоре впереди послышались голоса и замелькал свет фонарей: обеспокоенные нашим долгим отсутствием, товарищи бабахнули из ружья в воздух и вышли навстречу.

В лагере была искренняя радость встречи. Мне даже показалось, что остававшиеся в лагере радовались нашему появлению чересчур энергично. Потом оказалось, что не показалось: в группе было двое именинников, и у них с собой … было. А нас не было – долго. Вот, народ и начал потихоньку праздновать.

Теперь, когда все, наконец, собрались у костра, был устроен праздничный ужин. Когда народ налопался, что называется, от пуза, начались поздравления, ответные речи новорождённых и всеобщее веселье.
Запомнилось, как Николай Г-кий радовался полученным в подарок ботинкам «вибрам», и рассказывал, что старые у него совсем порвались в летнем походе на Западный Кавказ. Ещё он поведал, как впервые подвязал альпинистские «кошки» и пошёл в них по леднику. Коля даже продемонстрировал походку в «кошках», чем вызвал всеобщий хохот.

Я на этом празднике был благодарным слушателем, внимая рассказам и байкам опытных туристов: «ледоруб», «морена», «дюльфер», «ркацители» ...
Потом были песни, и гитара, как в песне, и котёл с чаем - по кругу: «Вот это для мужчин – рюкзак и ледоруб, и нет других причин, чтоб не вступать в игру …»

Но разговоры и песни постепенно стихали, костёр доедал последние дрова, народ расходился по палаткам. А я как-то растерялся и – скромняга такой! – вовремя не напросился ни к кому «на постой». Сижу, значит, палочкой угли в костре поправляю.
Но тут за спиной голос:
- Ты в какой палатке ночуешь?
- Не знаю, - отвечаю, обернувшись.
К костру подошёл незнакомый парень и, очевидно, поняв состояние новичка, предложил располагаться в его палатке – дескать, он один, а палатка большая, с апсидой. Кто б отказывался!

Когда размещались в палатке, я всё шарил по углам глазами, отыскивая эту самую апсиду. Так и не нашёл, тем более, что углов было только два – у входа, а напротив стенка палатки была полукруглая, совсем без углов. Наверное, это специальная палатка – «туристская».
Заснул я мгновенно. Спал крепко. Но недолго. Проснулся оттого, что замёрз, как бобик: осень, как-никак. Лежу, дрожу.
И тут слышу: «Лежишь? Дрожишь?»
В ответ я что-то проклацал зубами.

Сосед, кстати – мой тёзка, согнал меня с моего (чуть не сказал «тёплого», что было бы неправдой) спального места, отобрал одеяло и расстелил его на всю ширину. Затем велел мне ложиться на бок, спиной к нему. Сам лёг так же и накрыл нас обоих своим одеялом. Я быстро согрелся и снова уснул. Впредь мне – наука: в коллективном спальнике теплее. Даже без теплоизолирующего коврика, которым я обзавёлся только через несколько лет.