Наследство с помойки. Фотографии на память

Яркое солнце заливало теплом всё вокруг: многоэтажные дома и золочёные купола церквей, скверы с цветущими деревьями и яркими клумбами, блестящие на солнце витрины магазинов и тёмные тротуары. В мелких лужах, оставшихся от прошедшего накануне дождя, плавали желтовато-зелёные цветки клёна и белые лепестки вишен и слив. Весна праздновала победу – триумф тепла над холодом зимы и безраздельной красоты над зимней скованностью и отрешённостью.

Никита Вересов весело шагал по тротуару, мастерски лавируя между лужами: как же всё-таки хорошо в родном городе весной! Нет, зимой тоже неплохо, да и осенью славно! Ну, а летом так везде хорошо – каникулы ведь!

И до каникул осталось всего ничего – две с половиной недели! А без выходных и того меньше! Ещё один учебный год вот-вот закончится. И очень даже неплохо: Никита, конечно, не отличник, но и не троечник. У него, в основном, твёрдые четвёрки, а по любимым предметам – пятёрки.

Но душа Никиты пела не от успехов в учёбе, нет! Сегодня случилось кое-что, что доставило ему особую радостью А завтра будет праздник, любимый праздник его семьи!
Сегодня в школе был праздничный концерт и встреча с ветеранами. А завтра – День Победы! И не рядовой праздник, а юбилей!

Сколько Никита себя помнил, День Победы в его семье почитался особо: ведь в Великой Отечественной войне участвовали его прабабушка и прадедушка по отцовской линии и дедушка по материнской. Дедушка – мамин папа – пришёл в военкомат уже в июне 1941 года, а было ему тогда 16 лет. Его направили в эвакуированное военное училище, в которое он попал только в ноябре 1941 года, и через полтора года дедушка уже командовал взводом в боях за Северный Донец, был ранен, стал инвалидом, но всю жизнь трудился на благо семьи, во славу Родины: строил дома и стадионы. Так бабушка говорила. Только другая, по папиной линии, бабушка Нина. А бабушка Люся, мамина мама, умерла от инфаркта слишком рано, задолго до рождения Никиты, а потом умер и дедушка Алексей, тот самый юный герой войны, мамин папа, когда Никите было два с половиной года. Никита не запомнил его. Но родители рассказывали, что дедушка очень помогал им с Никитой и даже за несколько дней до смерти укладывал его спать.

А потом вдруг дедушке стало плохо с сердцем, он впал в беспамятство на два дня, потом очнулся, попросил у всех прощения и снова потерял сознание. За несколько часов до смерти дедушка пришёл в себя и попросил позвать священника. Мама побежала в церковь, священник обещал прийти, как освободится, но опоздал: дедушка уже умер. Очень жалко: Никита так хотел, чтобы у него был дедушка-герой, который в 16 лет отважился пойти на фронт.

Никита в свои одиннадцать лет не очень понимал, что это значит – «трудиться во славу Родины», но твёрдо знал, что он тоже хотел бы повторить все подвиги дедушки Алексея, ведь он был всего на пять лет старше, когда пришел в военкомат проситься на фронт, когда началась Великая Отечественная война. Когда все – от мала до велика – встали на защиту Родины, его, Никитиной Родины. Ведь только благодаря их сверхчеловеческим усилиям она у него есть – его Родина – такая большая (Никита до сих пор плохо представлял себе сколько это – 17 миллионов квадратных километров – чуть меньше, чем целый континент – Южная Америка!), такая красивая (Никита с восторгом посмотрел на цветущие вокруг деревья), такая великая, такая славная!

И Никита, и два его старших брата, и, конечно, его родители и бабушка – папина мама – очень гордились своими предками и с большим уважением относились ко всем ветеранам Великой Отечественной войны и к самому празднику – Дню Победы.

С самого утра в этот день – 9 мая – они накрывали большой праздничный стол и все вместе по телевизору смотрели парад на Красной площади и торжественно отмечали День Победы, потом гуляли по нарядным улицам, а вечером после ужина шли смотреть праздничный салют.

Никита на мгновение зажмурился от предвкушения завтрашних торжеств: ой, как будет здорово! Скорей бы! Он очень любил семейные праздники.

А потом Никита начал припоминать подробности сегодняшней встречи с ветеранами. На встречу пришли старичок и старушка, которые ещё детьми участвовали в Великой Отечественной войне: старичок был сыном полка, его семью расстреляли фашисты, уничтожившие всю деревню за связь с партизанами, а мальчику удалось спастись: его старшая сестра успела запихнуть в подпол. А через два дня его нашли и взяли с собой наступавшие части Красной Армии, и он рассказывал, как в свои восемь лет оказался на фронте, как старался помогать нашим бойцам на передовой – таскал ящики с минами для миномёта, – и как о нём заботился командир взвода и все солдаты и сержанты.

На Никиту рассказ этого старичка произвел очень большое впечатление: это ж надо же под пулями, под минами не бояться, тащить тяжеленный ящик с боеприпасами и не думать о том, что, если в него попадет осколок снаряда или даже пуля – он взорвётся, и жизнь кончится в одно мгновение! Какой храбрец! Настоящий герой! Положа руку на сердце, Никита не был уверен, что он смог бы так же. Он, конечно, постарался бы. Но всё равно было бы страшно. Очень…

А старушка была связной у партизан, совсем юной девочкой, всего на два года старше Никиты. Никита пошел в школу в шесть лет, а некоторые его одноклассники и одноклассницы – в восемь. Поэтому им уже исполнилось тринадцать. Никита специально вглядывался в их лица, стараясь понять, смогли бы они вот так же, как эта старушка, тайком, украдкой пробираться по спящей деревне, а потом по зимнему лесу в партизанский отряд, чтобы передать им важные сведения.

Темно, хоть глаз выколи. Мороз. Холодно. Тихо. Почти… То вдруг собака заворчит у какого-то дома (не всех ещё фашисты застрелили), то большая птица вспорхнет с дерева, где-то хрустнет ветка – может, под ногой врага, выслеживающего партизан и увязавшегося за ней, чтобы найти их и всех убить, и в первую очередь её, которая могла невольно стать предательницей… Бр-р-р-р-р! Ужас какой! Страшно! Нет, его одноклассницы так не смогли бы: пойти ночью в лес, где, кажется, за каждым деревом прячется враг, готовый поймать, пытать, убить!

Умереть в тринадцать лет – это казалось Никите невероятным. Нелепым! Бессмысленным! Как так? Ведь жизнь только-только начинается! Самая интересная жизнь: когда уже понимаешь, что любишь, чего хочешь, когда видишь, к чему нужно стремиться!

Никита занимался водным поло в спортивной секции, и его команда делала большие успехи. Они часто ездили на соревнования, и Никите приходилось пропускать занятия в школе – отсюда и четвёрки. Но он пообещал тренеру постараться стать отличником в следующем году, а их тренер все обещания помнит и проверяет…

Никита шумно вздохнул: новый учебный год обещал быть трудным. Но до него – ещё три летних месяца и три недели мая. А завтра День Победы! И мы победили! Прадедушка и прабабушка, и дедушка Никиты победили! А, значит, и Никита сможет. Не подкачает!

Никите поручили вручить старушке-ветерану букетик красных гвоздик, а старичку-сыну полка вручала цветы Маша, отличница, самая красивая девочка в классе. Никите она очень нравилась, но он даже себе самому не решался в этом признаться. Вот если бы на неё напали, он бы разбросал всех бандитов: папа научил его эффективным приемам рукопашного боя. Но на Машу пока не нападали. И, может, оно и к лучшему!..

После встречи с ветеранами их проводили в школьный музей Великой Отечественной войны, в котором Никита проводил немногое остававшееся после школы и тренировок время и даже стал экскурсоводом. Здание школы было старым: во время войны в нем располагался госпиталь, и прямо в классах, коридорах и актовом зале стояли железные койки, на которых лежали раненые. В нескольких классах были операционные, перевязочные, в которых военные хирурги пытались спасать жизни раненых солдат, а в подвале размещался морг.

А ещё почти все учителя и выпускники 1941 года и предыдущих лет сразу пошли на фронт, и многие так и не вернулись назад. Те же, кому посчастливилось остаться в живых, с радостью дарили музею старые фотографии, письма, доставленные полевой почтой, а те ветераны или их жены, у кого не было детей и внуков, даже передавали музею свои медали и ордена. В их музее даже был наградной пистолет времен войны, принадлежавший раньше боевому генералу, но он в основном хранился в сейфе у директора школы и занимал почетное место в витрине в музее только по особым случаям, как сегодня. Никите очень хотелось подержать его в руках, почувствовать его холодную тяжесть, представив себе, как генерал, взмахнув пистолетом, поднимал свою армию в атаку, но директор строго-настрого запретил Ларисе Дмитриевне, энтузиасту-куратору музея, доставать пистолет из витрины без его присутствия. И понятно, что в присутствии директора мечты подержать пистолет в руках мгновенно рассыпались в прах…

Никита уже почти дошёл до дома, щурясь от яркого весеннего солнца и мечтая о пистолете и о Маше, и о завтрашнем празднике, и ещё о чём-то важном и очень приятном, и…

Взгляд Никиты случайно упал на мусорные контейнеры, мимо которых он как раз проходил. В них иногда рылись бомжи, вызывая у Никиты чувства удивления и брезгливости. Но потом отец рассказал Никите, что это обездоленные люди со сломанной психикой, которым очень трудно вернуться обратно к нормальной жизни. Они были бомжами, потому что им негде было жить: кого-то из них обманули мошенники, отняв квартиры и документы, кого-то выгнали алчные родственники, которым родительские квартиры оказались нужнее родителей, кто-то по собственной глупости и слабости духа всё проиграл, понадеявшись на лёгкий выигрыш…

После этого разговора с отцом Никита стал иначе относиться к бомжам: ему стало их жаль, и очень хотелось помочь. Но он не знал чем… Однажды он отдал молодому парню, рывшемуся в помойке, лоток с горячими бутербродами, которые ему сделала бабушка, чтобы он перекусил перед секцией после школы. Мама пожурила, что остался голодным, а папа с бабушкой похвалили… Бутербродов было не жалко. Никита надеялся, что они тому парню помогли, поддержали его. Уж точно лучше, чем искать еду в помойке…

Сейчас у помойки никого не было: наверное, бомжи тоже готовились к Празднику, а, может, ушли куда-то в поисках работы или пропитания. Но внимание Никиты привлёк пластиковый пакет, лежавший на асфальте у помоечных контейнеров рядом с какими-то старыми коробками. Набитый чем-то пакет был небрежно брошен и, видимо, от удара при падении он лопнул, и из него на асфальт высыпалось несколько фотографий. Фотографии были старые, чёрно-белые. Даже нет, коричнево-желтоватые. У бабушки были такие в семейных альбомах: остались от их с дедушкой молодости, а ещё она хранила альбомы, оставшиеся после смерти родителей Никитиного отца, – там были даже военные фотографии прабабушки и прадедушки, погибшего вскоре после войны: он так и не узнал, что у него родилась дочь, мама Никитиного папы, его бабушка. Никита очень плохо помнил прабабушку: она погибла в автомобильной катастрофе, когда Никите было четыре года, – в машину соседей, возвращавшихся с дачи вместе с прабабушкой, врезался пьяный водитель грузовика, выехавший на встречную полосу. Страшная и нелепая смерть: пройти всю войну под пулями и снарядами – прабабушка была связисткой – и погибнуть в мирное время по прихоти безответственного пьяницы…

Никите было жаль, что он не знал свою прабабушку Анну: только смутно помнил её руки, покрытые морщинами: своими крошечными пальчиками он собирал в кучку маленькие участки кожи на тыльной стороне её рук, и истончившаяся кожа долго держалась смешными гармошками, не расправлялась, пока маленький Никита не разглаживал их сам своей ладошкой. Прабабушка смеялась и целовала его в светлую макушку, потом крепко обнимала, прижимая к груди, точнее к халату, который всегда пах свежестью и стиральным порошком, и малыш замирал от счастья в её тёплых объятьях.

Старые фотографии, вывалившиеся из пакета, валялись на асфальте, и ветер пытался разметать их в стороны, как осенние листья, но не тут-то было: старые снимки прилипли к мокрому асфальту, и не поддавались порывам ветра, как и короткие светлые волосы Никиты, которые ветер тщетно пытался взъерошить.   

Никита давно проникся трепетом, с которым бабушка показывала ему старые фотографии, в том числе прабабушкины и прадедушкины, сделанные прямо на фронте, между боями, и сейчас у Никиты невольно сжалось сердце: ведь валявшиеся у помойки фотоснимки были точь-в-точь такие же, коричнево-желтоватые, очень похожие на военные.

Решение пришло почти мгновенно: ну, конечно, надо же собрать выпавшие фотоснимки и весь пакет отнести в школу, отдать Ларисе Дмитриевне, а она уж точно решит, что с ними делать: Лариса Дмитриевна, талантливый и очень добрый учитель математики, так трепетно относилась ко всем этим военным вещам и вещичкам, посвящая их каталогизации и размещению в музее уйму свободного времени. Но сейчас она, наверное, уже ушла из школы: поехала провожать ветеранов, и музей был закрыт. Решено: надо забрать пакет домой, а после праздников отнести в школу и отдать Ларисе Дмитриевне – она наверняка будет очень рада!

Никита в три прыжка подскочил к помойке, запихал рассыпавшиеся фотографии обратно в пакет и, повернув его дыркой вверх, понес домой, радуясь принятому решению.

Семья Никиты – родители, бабушка, два старших брата, и он сам – жили в небольшой трехкомнатной квартире в панельной девятиэтажке, одной из первых построенных в их городе. Папа с мамой жили в маленькой комнате: они много времени проводили на работе и дома в основном ночевали и отсыпались по выходным. Мама там ещё репетировала – она была скрипачкой, преподавала в консерватории и иногда участвовала в концертах: она пожертвовала карьерой концертирующего музыканта ради семьи, но Никите и своим страшим сыновьям всегда говорила, что они и вся их чудесная семья – её главная карьера, карьера всей жизни.

В комнате побольше жили Никита с бабушкой – там стоял письменный стол Никиты. А в гостиной разместились старшие братья Никиты: там стояли два дивана друг напротив друга и два письменных стола у окна. Впрочем, им некогда было за ними сидеть: старший брат Никиты Андрей готовился к поступлению в вуз и дни и ночи проводил в своей физико-математической школе и научном кружке: он мечтал стать астрофизиком, а средний брат Костик почти всё время пропадал в музыкальной школе и на музыкальных конкурсах: он играл на виолончели и без устали репетировал в ансамбле, в секстете, с учительницей…

Но по праздникам, особенно по большим, вся семья собиралась вместе, а когда приходили гости – родные и друзья, – диваны отодвигались от стен и превращались в места для гостей, а в центр комнаты ставили большой складной стол, который обычно стоял за книжным шкафом в гостиной; его раздвигали, и места за ним хватало всем. Завтра стол наверняка опять соберут, раздвинут, и будет Праздник!

Никита вошёл в подъезд, поднялся на лифте на седьмой этаж и, открыв замок своим ключом, вошёл в квартиру:

– Бабушка! Я дома, – громко объявил он.

– Чудесно! – отозвалась бабушка с кухни. – Сейчас обед разогрею. Переодевайся, Никитушка, мой руки, садись за стол!

– Бабушка! – нетерпеливо позвал Никита, переобувшись и пройдя в гостиную. – Посмотри, что я нашёл на помойке! Кучу фотографий, похожих на те, что у тебя в альбоме. Наверное, кто-то случайно выбросил их или потерял… – задумчиво протянул Никита.

– Фотографии? – переспросила бабушка Нина, входя в гостиную. – Что за фотографии? Показывай, Никитушка! – попросила она, садясь на диван.

– Вот! Гляди! – Никита с видом заправского фокусника вытряхнул содержимое пакета на диван рядом с бабушкой. Старые фотографии веером рассыпались по покрывалу. А среди них были старые письма, сложенные треугольником, – несколько стопок, перевязанные бечёвкой. И ещё конверты с разными марками: на русском и немецком языках.

Бабушка надела очки, висевшие на цепочке у неё на груди и принялась рассматривать фотографии, а Никита отправился переодеваться в их с бабушкой комнату. Пока Никита переодевался, ему на мобильный позвонил друг Игорь, и они заболтались примерно на полчаса.

Когда Никита вернулся в гостиную, он подумал, что случилось несчастье: бабушка Нина горько плакала, закрыв лицо фартуком и то и дело отирая бегущие по щекам слёзы.

– Бабушка! Бабуля? – Никита подбежал к бабушке Нине. – Что случилось? Тебе плохо?

Бабушка плакала навзрыд, закрыв лицо руками, и не могла произнести ни слова.
– Да бабушка же! – Никита упал перед ней на колени. – Что случилось? Что-то с мамой? С папой? С Андрюшей? С Костей?

Бабушка отрицательно покачала головой и, захлёбываясь слезами, заикаясь произнесла:

– Нет, Ни-ки-та. Ты знаешь, к-кто это? – бабушка тыкала пальцем в старую пожелтевшую фотографию, на которой стояли рядом и улыбались молодые мужчина и женщина. Лицо женщины показалось Никите знакомым: ну точно! Это же прабабушка Анна! Но рядом с ней бабушка держала другую фотографию, на которой был изображён тот же мужчина, только уже пожилой – он, видимо, выступал на каком-то собрании: он стоял перед кафедрой и что-то говорил в зал, полный народу. Никита был озадачен.

Но бабушка продолжала показывать на мужчину на снимке рядом с прабабушкой и на него же на другом снимке:

– Это… это… – она никак не могла совладать со слезами. – Это – мой отец!

Никита, стоявший перед бабушкой на коленях, от неожиданности сел на пол.

– Как твой отец? Он же погиб в конце войны! А здесь он уже старый, – Никита показал на вторую фотографию.

– Никитушка, детка, оказывается он не погиб! Мой папа был жив! Он искал нас с мамой! Десять лет искал! Он выяснил, что поезд, на котором беременная мама уезжала в тыл из Германии, разбомбили фашистские самолеты, хотя на каждом вагоне были красные кресты. Но он не знал, что мама не погибла, что она выжила, благополучно родила меня, но, когда спросили, как записать ребенка, записала меня на его фамилию – Тихонова Нина Ивановна. И сама взяла его фамилию. А он-то десять лет искал её как Летунову Анну Ильиничну. Вот его письма, которые он рассылал ей по всем возможным адресам, а она ни одного не получила. Смотри, что он пишет:

«Зяблик мой ненаглядный!
Прошло уже пять лет с тех пор, как ты села в тот роковой поезд, но я не оставляю надежды отыскать тебя…»

– Мама рассказывала, что, когда они встретились первый раз на фронте, было очень холодно, и она с трудом смогла произнести своё звание и фамилию «младший сержант Летунова». А папа тогда пошутил, что ей бы больше подошла фамилия «Зябликова». А потом он признался, что влюбился в неё с первого взгляда и так и называл её всегда «Зяблик мой ненаглядный».

– Мама! Мамочка! Что случилось? – в гостиную вошли отец с матерью. Рассказ бабушки так захватил Никиту, что он не услышал, как родители вошли в квартиру.

– А у нас сегодня короткий день на работе! – весело объявил отец, входя в комнату, но тут же осёкся, увидев мать в слезах.

– Мой папа! Он не погиб в конце войны! – всхлипывая, объясняла бабушка Нина. – Его оставили служить в Германии, поэтому моя мама не смогла его найти: она же в Германию не писала. А он не смог её найти, потому что она взяла его фамилию, а он искал её по прежней. И оказывается, что он уже много лет жил в нашем же городе, ведь это его родной город, и мама специально приехала сюда после войны, надеясь найти его, – бабушка закрыла глаза и покачнулась, Никита вскочил и схватил её за руки.

– Бабушка!

Бабушка открыла глаза и погладила руку Никиты своей рукой:

– А последние восемь лет он жил совсем недалеко от нас – буквально в паре кварталов.

– Так пойдёмте скорее навестим его! Вот он обрадуется! Адрес-то есть! – радостно предложила мама. 

– Нет, папа умер, – горько вздохнув, прервала её бабушка Нина.

– Почему ты так думаешь, мама? – недоумевая, спросила сноха.

– Он никогда бы не выбросил на помойку фотографии, которые хранил столько десятилетий – всю жизнь, – горестно вздохнув, пояснила бабушка.

– Ты права, мама! Но у него ведь наверняка остались дети, внуки! Значит у тебя, у нас есть родственники, и мы можем пригласить их в гости, ведь завтра же праздник – День Победы!

– Да как же мы их пригласим, если мы не знаем их телефонов! – возразила бабушка.

– Но зато мы знаем их адрес! – радостно воскликнул отец. – Вот он на всех конвертах с приглашениями и из Академии наук, и из-за рубежа! Да это же совсем недалеко – буквально через две улицы!

– Точно! – подхватил Никита, прочитав адрес. – Это же в самом центре: дом в переулке почти за нашей школой.

– Так идёмте скорее, чего же мы ждём! – засуетилась бабушка, и минут через пятнадцать целая делегация Тихоновых–Вересовых вышла из дома и отправилась знакомиться с новыми родственниками.

Подойдя к красиво украшенному лепниной дому с дубовыми дверями подъезда, они немного оробели:

– Это точно здесь? – обеспокоенно спросила бабушка.

– Точно-точно, мама! Ты же сама выяснила, что твой папа был академиком, а академики и должны жить в таких вот домах, – заверила её сноха.

– Не академиком, а членом-корреспондентом Академии Наук, – поправила её бабушка Нина.

– А, по мне так это одно и то же! Ну что, идём? – весело спросила мама Никиты. В этот момент из подъезда вышла дама с маленькой белой собачкой в зелёных сапожках и подозрительно посмотрела на них. Мама перехватила закрывающуюся дверь и решительно вошла в подъезд. Бабушка и Никита прошли следом. Отец замыкал шествие.

– Судя по всему, дедушкина квартира на втором этаже, – прикинув расположение квартиры, заявил отец. – Думаю, мы осилим лестницу и без лифта. Ты как, мама? – уточнил он.

–  Потихоньку! – ответила она и направилась к широкой гранитной лестнице.

Подойдя к двери квартиры с нужным номером, Тихоновы-Вересовы удивились, что придверный коврик был испачкан побелкой и сдвинут в сторону, но отец решительно нажал на кнопку звонка. Дверь отворили почти сразу, как будто только их и ждали. Но на пороге стоял рабочий в спецовке.

– Мы к Тихоновым! – уверенно объявил отец.

– А хозяев нет, – пожал плечами рабочий. – Ушли в магазин, но скоро должны вернуться.

– А вы?.. – спросил отец.

– А мы вот ремонт делаем. Хозяева нас торопят: мебель продали, теперь хотят квартиру продать поскорее, – пояснил рабочий.

На лестнице послышались шаги и через просторный холл этажа к квартире подошли темноволосый полноватый мужчина средних лет и спортивная блондинка в модном костюме со стильной короткой причёской.

– Вы к кому? – не очень вежливым тоном обратился к ним мужчина. – Что вам нужно?

– Да ничего не нужно! – пожал плечами отец. – Мы просто хотели уточнить: вы же родственники Тихонова Ивана Михайловича?

– Он – да! – вмешалась в разговор стильная блондинка. – Я – нет!

– Да, – это мой дед, – с недоверием ответил грузный темноволосый мужчина.

– Вот и чудесно! – подхватил отец. – А это его дочь Нина Ивановна Тихонова! – он показал на бабушку Нину. – А я его внук – Сергей Вересов! – отец сделал шаг им навстречу.

– Стопэ! – крикнул мужчина. – Какая ещё дочь? Какой ещё внук?! Вы что, пришли квартиру делить? Ничего у вас не выйдет! Я в первый раз о вас слышу. Не было у деда никакой дочери! Ему и отец-то мой – приёмным сыном был. Он женился на моей бабке с ребёнком. Она-то думала: «Полковник, да учёный, потом профессор, а потом – членкор!» Верила, что как сыр в масле кататься будет, а он все деньги вбухивал в свою науку. Мой отец первые нормальные джинсы надел, только когда сам фарцевать начал.

– Верится с трудом, что вы в такой квартире голодали! – вмешалась мама. – Сколько комнат-то – три?

– Четыре, машинально ответил мужчина. Одна – под профессорскую библиотеку. Но вам-то что за дело? Ну, не голодали! Но и как сыр в масле не катались, а могли бы, с его-то зарплатой! – продолжал жаловаться мужчина.

– Бедняжки! – фыркнула мама.
– А вы кто вообще? Чего вам надо? – скандальным тоном вмешалась стильная блондинка. – Уходите подобру-поздорову!

– Да ничего нам не надо! Успокойтесь, мадам! – отрезал отец. – Хотели вот на родственника взглянуть, познакомиться, но, видно, напрасно вас побеспокоили.

– Напрасно-напрасно! Некогда нам! У нас на Гоа ретрит начинается через неделю. А эти горе-работяги ремонт затянули. А нам надо было квартиру, уже отремонтированную, до отъезда продать! – скороговоркой перебила его эффектная блондинка.

– Как вы торопитесь! Иван Михайлович ведь недавно умер? – уточнил отец.

– Да с месяц уже! Ремотники обещали всё успеть, но даже последнее барахло только сегодня вынесли – то, что на балконе складировали, да и позабыли о нём. То же мне специалисты! – хозяин квартиры презрительно глянул на работягу в спецовке, который продолжал переминаться с ноги на ногу с той стороны порога.

– И вообще, этот Тихонов и отцу моему настоящим отцом не стал, и мне толком дедом не был: всё книжки заставлял читать, да музыку классическую слушать. Как я в детстве не помер от этой скукоты – не знаю! – пожаловался новый хозяин профессорской квартиры, – до сих пор зубы сводит, как вспомню…

– Честно говоря меня даже его фамилия бесит – Тихонов! – продолжал сокрушаться толстяк. – Что за фамилия такая – ни рыба, ни мясо!

– Действительно, – поддакнул отец: что за невзрачная фамилия «Тихонов»? – Никита заметил, как мама легонько ткнула папу в бок: она поняла, что папа шутит, но даже в шутку не могла смириться с эпитетом «невзрачная»: мама очень гордилась фамилией матери мужа – Тихонова, и фамилией отца мужа – Вересов, хоть и не поменяла при замужестве свою девичью фамилию – Светлова.

А папа продолжал веселиться:

– Да, полагаю, что Вам бы больше подошла фамилия «Денежкин» или «Рублёв».

– А что, классная идея: такая фамилия наверняка начнёт притягивать денежные потоки! – обрадовался хозяин квартиры.

– Нет, не Рублёв! – подхватила идею стильная блондинка. – Лучше «Долларов» или «Еврин»! – предложила она.

– Ну да, ну да, – закивал отец, – Еврин – самое то.

– Нет, – спохватилась блондинка. – Лучше «Евров»!

– Да-да, но как говорится: хрен редьки не слаще… – продолжал веселиться отец, глубокомысленно кивая.

– Вы что-то ещё хотели? – грубо оборвала его блондинка. – Мы доходчиво объяснили, что здесь вам ничего не обломится. Тем более профессорская квартира! – Было видно, что она готова зубами выгрызать свою право на квартиру деда своего мужа.

– Да успокойтесь, мадам! Нам не нужна Ваша квартира – и точка, – веско ответил отец Никиты, и блондинка, открывшая было рот, чтобы продолжить скандал, осеклась и презрительно сжала губы.

– Мы ведь пришли познакомиться, да на Праздник новых родственников пригласить… – робко добавила мама.

– Какой ещё праздник? – раздражённо переспросила их несостоявшаяся родственница.

– День Победы, – скорбно ответила бабушка Нина.

– А, этот… – передёрнула плечами стильная блондинка, удаляясь по длинному коридору вглубь квартиры и всем своим стильным видом демонстрируя пренебрежение.

– Да, великий праздник, – ответил её муж. – Но Вы же видите, мы торопимся: у нас уже билеты на руках, а эти горе-мастера затянули с ремонтом. Придется прилетать ещё раз, чтобы продать квартиру, а это рушит все наши планы. Вы же видите, нам не до праздников. Совсем.

– Да Вы всё равно не смогли бы продать квартиру так быстро: нужно же сначала вступить в наследство, – резонно заметил отец Никиты.

– Есть способы. Но это не Ваше дело. Вы же не собираетесь претендовать на наследство деда?! – мужчина подозрительно взглянул на отца Никиты.

– Да Боже упаси! – отец комично всплеснул руками.

– Ну, тогда всего Вам наилучшего, – отрезал несостоявшийся родственник и стал закрывать дверь квартиры.

– И Вам не хворать! – весело пожелал папа. – Были…

Дверь громко захлопнулась у него перед носом.

– … не рады познакомиться, – неожиданно для себя невежливо закончил фразу он. Наступила неловкая тишина: все – и Тихоновы, и Вересовы – чувствовали себя так, словно в них плюнули эти гнусные люди.

– А что там наш «псевдородственник» говорил о «барахле, которое только сегодня вынесли»? – вдруг вспомнил папа. – Бегом на помойку! Это же дедушкино наследство!

Отец схватил маму за руку, и они побежали вниз по ступенькам. А Никита с бабушкой потихоньку последовали за ними: бабушка торопилась, как могла, и Никита поддерживал её под руку.

Когда Никита с бабушкой подошли помойке: папа с мамой уже обнаружили три коробки с книгами и ещё один пакет с тетрадями и записными книжками – явно прадедушкиными, – держа нераскрытый зонтик в руке, как палку, мама возвышалась над коробками, всем своим видом показывая, что отобрать их у неё ни у кого нет ни малейшего шанса, а папа, как заправский бомж, засучив рукава, рылся в помойном контейнере: доставал пакет за пакетом, открывал, заглядывал внутрь и методично откладывал в сторону. Наконец, перегнувшись пополам, он вытащил из контейнера большой пластиковый мешок, развязал его, и заглянув, вдруг звонко крикнул:

– Эврика! – что по-древнегречески означало «Нашёл!»

– Нашли! – повторил он. – Можем идти домой!

– А, может, что-то ещё во втором контейнере есть? – робко предположила мама.

– Нет, судя по запаху, этот контейнер заполнили еще на прошлой неделе, а дедушкины вещи, по словам его «псевдовнука» вынесли на помойку сегодня. Во втором контейнере я перебрал все пакеты. Коробки с книгами мы тоже нашли. За контейнерами посмотрели. Так что это всё – можем идти домой. Ты сможешь понести пакет, дорогая? – уточнил отец у мамы.

Мама улыбнулась, кивнув головой. Отец вручил Никите самую маленькую коробку. Сам подхватил две больших и тяжёлых. Мама потащила объёмный пакет, а бабушка несла пакет поменьше – с записными книжками своего отца. Так они и вошли в подъезд торжественной процессией: впереди отец с тяжёлыми коробками, за ним Никита (тоже нелёгкая коробка! кирпичи там что ли?), и завершали процессию мама, напоминающая шагающий экскаватор с большим пластиковым мешком, который она то и дело ставила на асфальт, и семенящая с пакетом поменьше бабуля, пытающаяся успеть за мамой и мешком.

Когда пришёл лифт, и папа поставил в него Никиту и коробки, он побежал на встречу маме и подхватил её тяжелый мешок, мама забрала пакет у бабули, и все, наконец, вошли в лифт.

Грузовой лифт довёз всё семейство с их сокровищами до седьмого этажа. Отец, поставив коробки на пол у двери, открыл ключом замок и внёс коробки, за ним, уже сгибаясь под утомительной тяжестью, вразвалку зашёл Никита, и, наконец, втащили свои мешки мама с бабушкой. Избавившись от тяжести, благополучно размещённой на полу в прихожей, с чувством выполненного долга, отец и мама, бабушка и Никита одновременно шумно выдохнули и рассмеялись, удивившись синхронности своих действий.

Бабушка хотела сразу начать разбирать коробки и пакет, но отец настоял на том, чтобы они сначала передохнули и перекусили. И вот, попив чаю и усевшись на диваны в гостиной, все принялись разбирать прадедушкино наследство: бабушка перебирала записные книжки и бумаги из маленького пакета, папа открывал коробки и внимательно просматривал каждую книгу, а Никита присоединился к маме, вынимавшей по одной вещи из большого мешка и внимательно просматривавшей их.

Достав очередную вещь, мама с Никитой увидели, что это был военный китель с погонами полковника: все ордена и медали с него сняли – осталось только несколько дырочек в местах, где раньше были прикручены ордена, но, когда мама тщательно прощупала его, она вдруг обнаружила два потайных внутренних кармашка, аккуратно зашитых вручную, – по одному на каждой стороне мундира. Никита сбегал на кухню за ножницами, и, распоров кармашки, мама достала на свет две круглых железяки – так показалось Никите сначала. Но при ближайшем рассмотрении он увидел, что это ордена – один орден был соединением двух звёзд: темно-красной, на которой лежал белый круг с надписью «Отечественная война» золотыми буквами, а в центре – золотые серп и молот, а вторая звезда, на которой покоилась красная, была перевернута острием вниз, она состояла из множества золотых лучей, и под углом в 45 градусов снизу на ней перекрещивались сабля и винтовка. – Никита, рассматривал орден, затаив дыхание.

– Посмотрите, что мы нашли! – звонко объявила мама. – Наверное, это два ордена. Думаю, этот, – мама показала на орден в руках Никиты, – Орден Отечественной войны. А вот этот я вижу впервые, – она протянула на ладони странный кругляш золотого цвета на узкой красной колодке с чёрной полоской сверху и жёлтой полоской внизу. Под матерчатой колодкой была узкая золотая полоска в виде дубовых листьев. А в центре кругляша на красном фоне виднелись молоток и циркуль в окружении пшеничных колосьев.

– Сейчас поищем! – бодро сообщил отец и достал с полки толстую книгу, на обложке которой Никита успел прочесть: «Полная энциклопедия орденов, медалей, знаков СССР и Германии Второй мировой войны». Никита даже не знал, что у них есть такая книга: он пока ещё перечитывал книги из книжного шкафа в их с бабушкой комнате, и там была прелюбопытная коллекция приключенческих историй!

Отец внимательно пролистывал страницы, пока наконец не сообщил:

– Так я и думал: первый орден – действительно наш Орден Отечественной войны, причем первой степени, судя по золотым лучам перевернутой звезды. А второй орден – немецкий.

– Немецкий? – ахнула бабушка.

– Успокойся, мама, – отец приобнял старушку за плечи. – Это государственная награда ГДР.

– ГДР? – переспросил Никита.

– Да, Германской Демократической Республики – Восточной Германии, которая стала надежным союзником нашей страны после войны. Так вот это – орден ГДР «За заслуги перед Отечеством». Им награждались не только выдающиеся немцы, но и иностранцы за большие заслуги перед государством в различных сферах деятельности. Причём этот орден золотой – высшей степени.

– Золотой? – переспросила бабушка. – Он дорогой, наверное. Надо бы вернуть его внуку – тому, в дедушкиной квартире.

– Нет, не надо! – вмешалась мама. – Они выбросили его на помойку вместе с дедушкиным мундиром и памятью. Эти ордена принадлежат тебе, мама.

– К тому же «золотой» – это только название, – поддержал отец маму. – На самом деле это сплав и даже не ювелирный. Я тоже думаю, что он принадлежит тебе по праву. Уверен, что, если бы вы с отцом успели встретиться, он сам передал бы их тебе.

– Да-да! – поддакнула мама. – Ведь если бы дедушка хотел отдать эти ордена внуку – тому внуку – он ни за что бы не стал так аккуратно прятать их в кителе. Видимо, этими орденами он особенно дорожил и не хотел, чтобы они достались кому попало. 

– Пожалуй, ты права, дочка. Вы оба правы. Спасибо, мои дорогие! – бабушка взяла оба ордена и поцеловала их один за другим.

– А теперь посмотрите-ка, что нашёл! – громко объявил папа. – Все книги в коробках – одного автора: Тихонова Ивана Михайловича. Оказывается, мама, твой отец был доктором исторических наук, профессором, членом-корреспондентом Российской Академии Наук. Все эти книги – его труды. Конечно, история – не моя специальность…

– Ну, да, ты – всего лишь доктор физико-математических наук! – хихикнула мама.

– Но я с удовольствием буду их читать, хотя мне даже с моей докторской степенью будет нелегко «переварить» все архивные сноски, – улыбнулся отец. – Так вот, что я нашёл: одна из книг – это результат грандиозного, невероятного труда. Это скрупулезно описанная родословная рода Тихоновых и связанных с ним родов, в которых были и дворяне, и мещане, и купцы, и разночинцы. И даже стольники Ивана Грозного! Тридцать пять поколений! Невероятно! Нам всё это ещё предстоит изучить, со всеми познакомиться! Но самое главное – это составленное Иваном Михайловичем родословное древо! – отец взял с дивана раскрытую книгу и поднял над головой на вытянутой руке – из книги выпала длинная-предлинная страница, прежде сложенная в одиннадцать раз и, развернувшись в воздухе, расстелилась по полу у ног отца.

– Вот оно какое, твоё родословное древо, моя милая княжна! – с любовью глядя на маму, произнёс отец. Потом наклонился, аккуратно подобрал длинную ленту неразрезанных страниц и вложил её в книгу. Положил открытую книгу на колени матери так, чтобы была видна последняя страница родословного древа:

– Посмотри, мама, что тут написано, – отец ткнул пальцем в кружок-фото молодой женщины, под которым было написано: «моя первая трагически потерянная жена Анна». А потом в кружок без фото, под которым было написано: «Нина, моя любимая трагически потерянная дочь».

– И вот здесь, на странице 463 написано: «Война отняла у меня любовь всей моей жизни – мою драгоценную жену Анну и горячо любимую дочь Нину, которых я искал десять лет после войны, но так и не смог найти. И всё же я верю, что они каким-то чудом не сгорели в огненном вихре войны и выжили в трудные послевоенные годы».

– А мы последние восемь лет жили на соседней улице… – всхлипнула бабушка.

Мама быстро обняла её за плечи, поцеловала и нежно погладила по волосам:

– Пусть так, мама. Но ты теперь знаешь, что твой папа не погиб сразу после войны: он жил надеждой, он искал тебя, он любил тебя и верил, что ты жива, что у тебя всё хорошо. И ты оправдала его ожидания!

– И правда, – кивнула бабушка Нина. – Вы только посмотрите, насколько я оправдала папины ожидания: какая у меня чудесная дочь и замечательный сын, – бабушка взглянула на сноху и сына, – а уж о внуках и говорить нечего: один лучше другого!

– А вот и мы! – в гостиную шумно ввалились Андрей с Костей. – А что там за коробки в прихожей? – спросил деловой Андрей, внимательно глядя сквозь стёкла очков.

– И мешок? – вторил ему Константин, сдувая со лба кудри и показывая на мешок у дивана.

– А это мы дедушкино наследство нашли! – радостно сообщила мама.

– Да? Золото-брильянты? – со смехом уточнил Андрей.

– Лучше! – ответила, улыбаясь, бабушка Нина. – Мы нашли вам прадедушку. И ещё тридцать пять поколений предков.

– Вообще-то, это Никита всех нашёл, – улыбнулась мама младшему сыну.

– Да, Никитос – он такой! Он может! – Андрей попытался взъерошить короткие волосы Никиты, но безуспешно, а Костя просто протянул младшему брату открытую ладонь, и Никита с признательностью хлопнул по ней.

– Ну, что ж, главные события сегодня уже произошли! – торжественно объявила мама. – Теперь давайте ужинать, а то завтра надо встать пораньше, чтобы наготовить всего к празднику. И встанут пораньше все: не только девочки, но и мальчики! – решительно добавила она.

– Ну вот, вы, кажется опять забыли, что крепостное право в России отменили в 1861 году? – пробурчал Костя.

– Рабский труд – стигма нации! – выкрикнул Андрей.

– Рабский – это когда на чужого дядю. А вы едите больше всех, растущие организмы! – шутливо пожурила его мама, накрывая на стол в их небольшой кухне. – Сначала едят бабушка с Никитой – герои сегодняшнего дня. Потом все остальные.

Старшие мальчишки что-то бурчали в гостиной, папа и бабушка шутливо их урезонивали, а Никита, помогавший матери на кухне, вдруг остолбенел от нового чувства. Он почувствовал себя счастливым. Не довольным, радостным или охваченным восторгом, а совершенно счастливым.

Счастье горячей волной захлестнуло его всего, оно переполнило сердце, душу и разум. Захотелось кричать от восторга и плакать одновременно. На глаза навернулись слёзы, но он никому не мог их показать, даже маме. Поэтому он подошёл к ней сзади и уткнулся лицом в её хрупкие плечи. Слёзы счастья катились из глаз Никиты. Мама почувствовала это, попыталась повернуться, чтобы обнять его, но он ей не позволил. Так они и стояли несколько минут: мама, заведя руки за спину, обнимала Никиту за руки и за плечи, и Никита, уткнувшийся матери в спину, пытающийся сладить с нахлынувшими на него чувствами.

– Всё хорошо, сыночек! Ты молодец! – приговаривала мама, и волна счастья уносила Никиту в горние выси, а мамино платье осушало непрошенные слёзы.

На следующий день – 9 мая – вся семья поднялась пораньше, потрудилась на славу, и стол был накрыт ещё до того, как началась трансляция парада Победы. Бабушка даже успела пирогов напечь!

В центре стола стояли четыре фотографии: два мужчины и женщина в военной форме – прадедушка Иван и прабабушка Анна, и юноша в белой рубашке – дедушка Алексей, а рядом с ним – хрупкая девушка в летнем платье и пиджаке – бабушка Людмила. Рядом с ними была и фотография дедушки Павла, папиного отца: он не воевал, он умер скоропостижно уже в мирное время от болезни, но хоронили его как героя, и Никита до сих пор горевал о нём. Перед ними стояли пять рюмок, накрытые кусочками чёрного хлеба.

Отец встал, за ним поднялись мама, бабушка и мальчишки. Отец поднял бокал, в который мама плеснула вина, и тихо, но четко произнёс:

– В этот замечательный день, День Победы, – главный праздник нашей страны и нашей семьи – мы поднимаем первый бокал за тех, кому мы обязаны тем, кто мы и есть, и всем, что у нас есть, – голос отца окреп и стал громче:

– За тех, кому мы обязаны жизнью, свободой, счастьем говорить и творить на русском языке, возможностью гордиться тем, что мы – русские. За вас, дедушка и бабушка!

– За вас, мамочка и папочка! – обратилась к фотографиям своих родителей мама Никиты.

– За вас, мама и папа! – едва сдерживая слёзы, произнесла бабушка Нина.

– За вас, прабабушка Аня и прадедушка Иван, дедушка Алексей и бабушка Люся, и дедушка Павел, – произнесли мальчишки имена своих ближайших предков, как просил их отец каждый День Победы – чтобы знали, чтобы помнили, чтобы чтили.

Стоя выпили в память о павших: бабушка с папой – вина, мама с мальчишками – соку. Сели за стол, и печаль, тяжело лежавшая на их плечах, вдруг ушла, улетучилась, отпустила – где тут мамины салатики и котлетки, да бабушкины пирожки?

А, вот уже и парад Победы начинается: все участники парада на местах!.. И диктор вот-вот объявит начало парада.

И мы на местах – все вместе!

– С Праздником! С Днём Победы, дорогие товарищи!