Сослепу

Много лет тому назад, в прошлом двадцатом веке, в начале семидесятых на уроке литературы мы получили задание написать сочинение на тему «Мой лучший друг». К изумлению родни и знакомых я написала о девочке, с которой познакомилась незадолго до того. Меня убеждали, что я поступила опрометчиво, что просто так назваться другом нельзя, на это требуются годы и годы... И вот они уже прошли...
Вере Анатольевне Лущик,
С любовью...
Автор


Слаб человек. Всё б ему прислониться к вечности.
У него три раза подряд - уж и навсегда. Сделал - так на века, увидал, влюбился без памяти, таки до гробовой доски...  Ну и отчего ж эдак-то? Коли любовь, из-за чего строгости, почто от краюхи бесконечно отрезано столь малое на ту бескрайнюю любовь...

Мы нечасто встречаемся, а кажется, что не расстаёмся никогда. Её матушка, с которой мы были давно знакомы, пригласила меня однажды на день рождения дочери.

- Приходи, будет весело! И... я покажу тебе коллекцию бабочек. - добавила она, озадачив меня этим.

До той поры в роли охотника за насекомыми я представлял исключительно Паганеля, ну или схожих с ним граждан, - сухопарых, долговязых, странных, не от мира сего. Анечка была совершенно иной. Инженер, одна из первых женщин-парашютистов Советской России, соратник Будённого, да просто - красивая, статная хохотушка с умным, лукавым, ласковым взглядом глаз, украшенных лёгкими лучиками морщин.

- О! Кто пришёл! Заходи!

Парируя внимание к себе нескольких незнакомцев одною лишь приподнятой бровью, преисполненный радушия я прямиком направился к имениннице, спутать её с кем-то другим было невозможно. Она показалась срисованной с оригинала на дралоскопе. Юность - единственное что отличало их друг от друга.
В присутствии матери девочка будто бы жмурилась от удовольствия, как от тёплого солнца на морском берегу.

Мне это показалось необычным, замечательным, удивительным и заслуживающим всяческого одобрения, ибо подле собственной родительницы я чувствовал себя неуверенно, а подчас даже в опасности. По всё время, что я испытывал на себе интерес собственной матери, он ограничивался испугом, ожиданием подвоха,  порицанием, окриком, критикой. И всё «из лучших побуждений», «желая добиться идеала»... Хотя моя мать несомненно придралась бы и к совершенству, она б уж расстаралась отыскать или тонзуру, или за ухом рубец!

День рождения шёл своим чередом. Домашние яства сменились вкусным тортом из ближайшей кондитерской, а затем пришёл черёд насекомых коллекций. Аня с воодушевлением рассказывала о бабочках, а я с ужасом примерял на себя действие сачка и морилки. Порхать над цветами в обнимку с лёгким ветерком и оказаться вдруг приколотым булавкой, завершив ряд себе подобных... то ещё удовольствие.

Аня скоро поняла, что не отыщет во мне сочувствия, но вот её дочь... она почудилась мне самой красивой бабочкой изо всех. Ею, присевшую по собственной прихоти на ладонь, просто любуются, сдерживая дыхание и тихий радостный смех, дабы не спугнуть.

Тот день ознаменовался... началом дружбы? Не знаю. Из этого сделалось, пожалуй, нечто другое. Я бы назвал это сопереживанием судьбам друг друга, хотя у нас за спиной  многое из того, что делают вместе не просто так. Там пожары лунных затмений в степи, зеленоватое свечение волн Азовского моря, дни рождения друзей и врагов, страшные и не очень тайны, встречи Нового Года, пение на хорах и много-много мелких груш, сорванных с посадок междупутья. Пыльных, спелых, сладких, как всякое детство на вкус...
 
... Прошли годы. Она не стала меньше походить на свою маму, но теперь её облик напоминает мне кусок глины, измятый в пальцах времени. Как хороший скульптор, оно не торопится, лепит... ваяет! - вдумчиво, неспешно воплощая в движение одно озарение за другим, передавая своё чувство через прикосновения. Нежно трогая её лицо, время приметило в себе желание не расставаться с ним, но бесконечно добавлять черты и чёрточки, будто пометки в книге на полях...

Только с глазами и взглядом, что рождается в них, время так ничего и не смогло поделать. Глаза мастерил кто-то другой, по особой просьбе, в тон души, коснуться которой время тоже не посмело, и кажется, это не заботит его никак, но напротив - вселяет некую неясную, вечную надежду на то, что «Всё будет хорошо...»

- Так, сослепу, июльский дождь... - кому-то говорит она, и не слушая, что скажут ей на это, хочется ответить, перекрикивая всех:
- Лишь бы не были слепы мы, и вовремя умели разглядеть в людях друзей. Ну, а враги ... те сами заявят о себе.