Зевс плюс Гера
За окном такси дома расплывались в струях дождя, едва угадываемые в наступивших сумерках. Подсвеченные теплым желтым светом фонарей, они напоминали о приближающемся Новом годе, хотя до него до фига еще времени – сейчас лето, товарищи! Все еще лето. Впрочем, Сед и Евсей наверняка уже обсудили, что замутят в клубе на праздниках.
Сегодня юбилей открытия клуба – тридцать лет натикало, а будто вчера все было. Гера зевнула, не закрывая рот – не таксиста же стесняться. Скоро домой, скинет постылые туфли, в ванну и… спать! Хотя… Гера с сожалением поняла: ванну придется отменить до утра, срубает на ходу – сказывалась многочасовая разница.
Она тоже должна была быть в клубе, как одна из отцов-основателей, – тьфу, матерей – но ее выдернули в командировку. Карьера в последние годы резко пошла вверх, а от таких предложений не отказываются, так что Сед и Евсей отдувались вдвоем. Впрочем, все схвачено, программа давно оговорена, список гостей утрясен. Еще выбирали, кого позвать – желающих, как собак нерезаных.
Тридцать лет.. Чо, они уже такие старые? Ерунда какая-то. Тогда они были молодыми, нищими и страстно хотели славы и денег. Модный клуб казался подходящим вариантом: к ним толпы будут ломиться. Все делали на голом энтузиазме: Евсей – директор, Сед – редактор программ, Гера – все остальное: секретарь, менеджер, администратор, подай-принеси…
«Олимп» – пафосное название придумал Евсей, он был повернут на Древней Греции. Себя объявил Зевсом, Седа – Посейдоном, а Гертруду переименовал в Геру. Даже бармену дал прозвище Ганимед, когда тот изобрел коктейль. Назвали, конечно, «Амброзией»: жуткое пойло – на дорогое денег не было.
К ним потянулись такие же нищие музыканты, актеры и прочий народ – писатели и поэты. Всех объединяло желание стать известными. Чтобы бабло и бухло рекой, чтобы фанаты рвали на части, чтобы бабы любили, чтобы вечная молодость. Гера глубоко вздохнула: да-а, это опьяняло, даже вина под это не надо.
В «Олимп» пускали всех, лишь бы денег не просили. Главным мерилом оставалось одно – талант. Многие звезды получили старт в клубе, тут делались и ломались карьеры, открывались новые имена, о клубе вскоре заговорили. Даже выражение возникло – «побывать на Олимпе».
Тогда создавалось много клубов и много их кануло в Лету, «Олимп» остался. Вскоре Гера поменяла в паспорте имя – родное бесило. Гертрудами звали героев труда и мать Гамлета, променявшую сына на убийцу мужа. А еще раздражала, до тошноты, песня «Не пей вина, Гертруда», популярная в студенческие годы: Гера предпочитала портвейн.
«Зевс плюс Гера равно любовь», – краской из баллончика вывел Евсей на стене клуба. Он был бухонький, да и фраза получилась пошленькая, но… В юности такие вещи прокатывают.
– Э-э, гараж! – окликнула Гера водилу. – Давай правее, навигатор глючит.
Как только шасси коснулись полосы, Гера набрала Евсея, но в ответ раздалось невнятное бормотание, и муж отключился. Похоже, нажрался до одури. Гера ощутила раздражение: завтра у него шарахнет давление, плюс, аритмия. Будет сутки валяться в постели и приходить в себя, показательно страдая, а ее уже достала роль сиделки. Можно же просто, по-человечески – не напиваться до потери пульса!
Гера отперла дверь и пошарила по стене в поисках выключателя:
– Я дома! – крикнула она в пустоту.
Ну да, никто не отозвался. «Достал! – нервно подумала она. – Яйца седые, а ума все нет». Гера сбросила туфли и босиком прошла на кухню. Привезенный магнит прикрепила на боковую стену холодильника, почти целиком увешанную отметками семейных поездок, затем открыла дверцу. Из еды – фиг вам, только очищенная луковица. «Пожрать, и то нечего», – раздражение нарастало.
Гера сняла массивное кольцо с гранатами, включила чайник и последовала в спальню, откуда доносились звуки, – с возрастом Евсей начал храпеть. Она даже подумывала спать отдельно – в последние годы сон сделался беспокойным, но муж обижался. Гера зажгла ночник, чтобы не потревожить супруга, хотя когда он пьяный, его и пушкой не разбудишь. Повернулась и замерла – Евсей был не один. Рядом с ним, раскинувшись в бесстыжей наготе, спала какая-то девка. Ее рука лежала на его спине, прикрывая татуировку в виде орла. Гера со злостью отметила полные ляжки и большую грудь соперницы, похожую на вымя коровы.
«С-сука!» – отчаяние обволокло Геру удушливыми кольцами. Хотелось завизжать, грязно выругаться, броситься на изменников и молотить их кулаками. Схватить ремень и отхлестать пряжкой до крови, чтобы изувечить, до полусмерти. Вцепиться в волосы или облить холодной водой из ведра – пусть лежат в луже, но Гера лишь молча смотрела на любовников. Поступи она так, Евсей принялся бы издеваться, что Гера снова повела себя как истеричка.
«Что ты ерундой голову забиваешь?» – всю супружескую жизнь он искал, кому приткнуть свой член. Гера пыталась привыкнуть, что муж затаскивает в постель более-менее симпатичное тело, но порой срывалась: искала соперниц, устраивала скандалы, несколько раз дралась. Евсей только ржал: мол, они ничего не значат. Но каждый раз Гера словно умирала. Вот и сейчас что-то оборвалось внутри, и она ощутила пустоту.
В полной тишине Гера покидала вещи в сумку и покинула дом: на разборки сил не было. «Надеюсь, она хорошо сосет», – на прощание Гера скинула Евсею фотографию с голой девкой.
Ночная мишура облезала с города, как чулок с ноги проститутки. Небо облегчалось дождем – Гера бездумно шагала к метро прямо по лужам, черпая в туфли воду. Редкие пешеходы не обращали на нее никакого внимания. Гера написала детям, что в ближайшие дни снова улетает, и со связью будут проблемы. Затем заблокировала Евсея во всех контактах и включила на смартфоне авиа-режим – если услышит мужа, сорвется.
Гера вспомнила, как много лет назад прочла в желтой газетенке об очередной пассии мужа – девица растрезвонила, что ждет от него ребенка. На Геру обрушился шквал телефонных звонков: все жаждали вывести ее на эмоции – жареный материал, можно выгодно толкнуть в печать. Она чувствовала себя ощипанным павлином, желалось одного – сделаться незаметной, укрыться ото всех. Со временем Гера нарастила броню и научилась посылать на половой член журналистов, но тогда с нее словно повыдирали все яркие перья.
Ладно, любовницы – галочки любовных похождений мужа, но манеру размножаться на стороне Гера не понимала. Евсей не был чадолюбив, он и детьми от жены не особо интересовался. Впрочем, неудивительно, его собственный отец был тот еще урод – пугал Евсея в детстве, что сожрет. Евсей пугался его до мокрых простыней и ночных кошмаров. Да и мать была не лучше, раз жила с таким придурком.
«Это мой билет в бессмертие, – сострил муж как-то насчет детей. – Надо же оставить углекислый след во Вселенной». А может, и не шутил, возможно, это было для него, наоборот, чересчур серьезно.
Гера порывалась уйти, но каждый раз чувства удерживали – они действительно любили друг друга. «Ты моя последняя жена», – у него уже было два развода, но даже ради Геры меняться Евсей не собирался. Он бегал по бабам, они с готовностью ложились под него – ни одна не могла устоять перед его харизмой. Гера пыталась выбить клин клином, даже показательно изменяла – Евсей не воспринял ее интрижки всерьез, а ей становилось только хуже.
После метро Гера пересела на электричку. Брать такси не хотелось – иначе устроит водителю истерику. А за что ему это все?
– Красотка, не желаешь? – помятый мужичок приветственно взмахнул бутылкой красного сухого вина. На правом его предплечье была выбита виноградная лоза.
Гера смерила мужичка скептическим взглядом: докатилась, уже алкаши пристают. После молча отобрала бутылку и жадно отпила из нее.
– Отвали, – она пихнула вино назад.
Мужичок покачал головой, усмехнулся, обнажив щербатый рот, и допил оставшиеся полбутылки.
«Если бы ты влюбилась в меня, было бы лучше для всех», – когда-то сказал Сед. Он тоже втюрился в Геру, давно и безответно. Нет, Сед не ждал у моря погоды – примерным мальчиком он тоже не был, но ни одна жена с ним долго не задерживалась – не выдерживали сравнения с первоисточником. Трудно быть заменой оригиналу, все они чем-то походили на Геру, но являлись лишь блеклыми копиями.
Сед был прав, но так не случилось. На свое счастье и беду Гера втрескалась в Евсея, хотя они изначально условились, что будут как братья и сестра, вот только Парки, богини судьбы решили по-другому. Всего через год Евсей повел Геру под венец – она была на сносях.
Брак они долго скрывали, Евсей не хотел светить, что занят. Для всех, кроме Седа, они оставались приятелями, даже в свидетельствах о рождении старших детей вместо имени отца стоял прочерк. Как Гера до этого докатилась? Она сама не понимала – любовь затмила разум. Именно Сед «случайно» проговорился о браке друзей, за что Гера была ему благодарна – ее тяготила двойная жизнь.
Шли годы, «Олимп» процветал. Клуб пустил метастазы, и у него появились филиалы в других городах: «Парнас», «Приют одинокого Пегаса», «Дом муз» и прочие, хотя «Олимп» оставался самым известным и значимым среди них. Публика ломилась, на сцене зажигали поп-идолы, богема пилила фоточки в стенах клуба.
Молодость сменилась первыми морщинами и сединой, но Гера по-прежнему чувствовала жар в животе при виде мужа. Он одомашнился, все реже зависал в телефоне, отвечая на звонки с неопознанных номеров, и Гера вбила себе в голову: теперь он только ее. Тем горше оказалась реальность – все это время Гера врала себе.
От станции она добралась пешком – двадцать минут хода, даже не заметила. Отперла калитку, вошла во двор. Газон зарос травой, его давно не косили. «Хоть корову заводи», – она швырнула рюкзак на землю. Гера не понимала, почему так и не продала дачу – они бывали здесь редко, а дом требует присмотра. Но сейчас это было идеальное убежище для павлина с голым задом.
Все, что она старательно оттягивала, прорвалось. Гера села на крыльцо и разрыдалась: она не знала, как жить дальше. Она все еще любила Евсея и в тот же момент понимала, что простить не сможет, – что-то сломалось в ней. Отлаженный механизм дал сбой и полетел, круша все на своем пути, и теперь внутри Геры лишь мешанина из обрывков жил, мышц, костей и нервов. Вместо любви – огромный знак вопроса.
Три дня она не засоряла эфир. Косила траву, наводила порядок в доме, с исступлением натирала окна, потом включила телефон. На экране высветилось сообщение – Сед звонил несколько раз. Он тут же снова перезвонил.
– Что стряслось? – спросил он без обиняков.
– Тупой вопрос, – на эмоции сил не осталось, Гера выплакала их все. – Сам все понимаешь.
– Не бери в голову, – посоветовал Сед. – У него эта дурь ненадолго.
– Не могу. Кажется, я всё.
Сед выдохнул:
– Если что, я… – начал он.
Гера перебила:
– Сед, давай без сентиментальщины. Я пас. Будь счастлив с Натали.
– Инной, – поправил он. – Натали была предыдущая.
– Тем более. Я одна пока поживу, надо разобраться.
– Я буду ждать, – Сед не умел во время остановиться.
– Не нужно. Не будь таким же идиотом, как я, – Гера не хотела быть жестокой, но и врать не хотела.
После разговора она ощутила тоску: необходимо решать, что делать дальше. Она привыкла быть с Евсеем, уйти от него – все равно, что выдрать из себя огромный кусок жизни, любви, прошлого и будущего. Мир раньше был таким простым, а теперь усложнился и сделался враждебным, Геру словно оторвали от земли и подвесили на золотых цепях между небом и твердью.
Вдалеке громыхнуло. Гера подняла голову: небеса обложились тяжелыми свинцовыми тучами – накатывала гроза. «Я не буду плакать», – твердо пообещала себе Гера, когда упали первые капли. Громыхнуло сильнее, гроза подкралась совсем близко. Гера вернулась в дом и закрыла окна – боялась шаровой молнии. Ветер усилился, свет моргнул два раза и погас, Гера осталась в темноте.
Свечи нашлись в комоде. Гера зажгла огарки и поставила их на подоконники, затем села за кухонный стол и подперла голову руками. Время текло медленно и тягуче, словно Кронос истекал им, как кровью. Гера потеряла счет минутам и часам, будто вместо Евсея вкусила бессмертие, и теперь время не имело никакого значения для нее.
Гроза почти стихла, Гера поднялась, чтобы выглянуть в окно, и в этот миг полыхнула молния. В ее свете Гера заметила человека, перелезавшего через забор.
– Ты?! – Гера выскочила на крыльцо.
Мокрый до нитки, перед ней стоял Евсей.
– Прости меня, – он рухнул на колени, и обхватил ее ноги руками.
– Отпусти! – она попыталась вырваться.
– Никогда! – Евсей поднял на нее несчастные глаза. – Я не смогу без тебя. Просто не смогу.
И тогда она ударила его, а потом еще и еще. Наотмашь, со всей силы. Евсей не пытался отклониться или хоть как-то прикрыться, из его разбитого носа на землю капала кровь. В свете фонаря Гере померещилось, что дождь окрасился в алый цвет, кровь пропитывает землю, ручьями стекает в дренажную канаву, и планета набухает, как насытившийся клоп.
Гера кричала, что ненавидит, что мечтает, чтобы Евсей, наконец-то, сдох и прекратил ее мучить. А после заплакала, хоть и поклялась, что не будет. Евсей подхватил ее на руки и отнес в дом, где сорвал с себя и нее мокрую одежду.
…Рано утром он пролистывал телефон.
– Она реально похожа на телку, – Евсей повернул экран к Гере. – Как я сразу не разглядел?
– И будет ею оставаться, – ровно ответила она. – Родит бычка, которого откормят и зарежут. И так из года в год, пока на скотобойню не отведут ее саму.
На снимке рядом с Зевсом возлежала корова, в которую Гера превратила невезучую Ио.
– Может, простишь? – Евсей притянул божественную супругу к себе. – Не хотелось бы, чтобы мой сын родился животным.
– Посмотрю на твое поведение, так что постарайся, – Гера обхватила его за шею и поцеловала. Смартфон выскользнул из руки Евсея.
В клубе «Олимп» все обрадовались, что Зевс и Гера снова вместе, по этому поводу даже организовали грандиозную попойку, Ганимед разливал амброзию и делал коктейли на ее основе, нимфы вместе с сатирами полуголыми отплясывали на столах, Геракл на спор отрубал многочисленные головы Гидры, а дедушка-Гомер зачитывал отрывки из новой поэмы. В новостях на следующий день было много публикаций и скандалов по этому поводу – журналисты любят горячее; правда, ни Зевс, ни Гера в клубе так и не появились. Сед тоже почему-то не приехал – вроде подал на развод с очередной женой, и ему было не до этого.
Свидетельство о публикации №225082101741