Фарс. Полковник Нанюх

Подполковник Нанюх и множество эпизодов.
(По желанию режиссёра – можно и не ставить. Жалко было выбрасывать, 90-е годы)
         
          Подполковник Нанюх в этот час заблудился окончательно. Тьма накрывает лес чёрным покрывалом, таким плотным, что пальцев на вытянутой руке уже не видно. Растопырив руки, спотыкаясь на каждом шагу об корни и коряги, натыкаясь то и дело на острые сучья, Нанюх продирается через бурелом. Собрав на себя всю лесную паутину, исцарапавшись и изодравши мундир, он, наконец, выбирается к железнодорожной насыпи.
          Дрогу освещает полная луна. Здесь разит соляркой, дальнею дорогой и казённым домом. Еще «благоухает» мазутом и Нанюх тут же в нём вывозился, поскользнувшись на рельсе. Совсем рядом - станционные огни. Светофор горит зелёным - путь открыт во всех направлениях.  Словно по волшебству из ночного мрака выскакивает диковинная дрезина без габаритных огней. Движителем ей служит парус.
         Это едут кочевые цыганы. Цыганки поют, лихорадя грудями и  бряцая монистами. Маленькие цыганята лихо отплясывают этнические танцы, ежесекундно рискуя сорваться в пропасть.
ЦЫГАНЕ. Ай да ну, да ну, да на! Да раз, да ну, да-ны! Очи чёрные!
         Подполковник еле успевает соскочить с насыпи. Обдав Нанюха вековой жаждой странствия и ароматом давно не мытых тел, кочевники проносятся мимо с гиканьем и свистом. Старая цыганка сидит позади, свесив кривые ноги с дрезины, курит длинную трубку и её ступни чуть не касаются шпал. Её зовут Аза, она работает тормозом.
НАНЮХ. Совсем ошалели! Бадулаи!
        Только он взбирается обратно на насыпь, как следом за цыганами, позванивая колокольчиком, выкатывается трамвай номер девять. Салон набит пассажирами до такой степени, что даже на подножках висят люди. Сам вагон сплошь увешан траурными лентами и венками. Спереди, на стекле водителя, портрет министра Дроздова в чёрной  рамке.
         Нанюха замечают.
ВАГОНОВОЖАТЫЙ. Эй, мужик? Где здесь Дрогомиловское кладбище?
НАНЮХ.  Откуда я знаю?
ВАГОНОВОЖАТЫЙ.  А какого хрена здесь по ночам шляешься?
НАНЮХ. (дерзко) Ищу свою свинью! Понятно? (в сторону) Бардак на рельсах! И куда только смотрит министерство путей сообщения?
          К трамвайной «колбасе» привязана лошадь. Бедная скотина бежит за трамваем и по её унылому виду видно, что она делает последние километры в своей жизни.
          (Вариант)
          Из мрака, попыхивая паром, появляется  допотопный  локомотив  с двуглавым орлом впереди. Из окна машиниста выглядывает небритая физиономия вождя мирового пролетариата. Вождь, приложив левую руку к козырьку знаменитой кепки, всматривается  в ночную муть так пристально, точно пытается разглядеть там, впереди, зарево всемирной революции. Вторую кепку он сжимает правой рукой.  Кумачовый бантик на его груди развязался и пульсирует на ветру кровавым фонтанчиком.
ВОЖДЬ. Пгавильной дологой идёте, товагищ! Вспыгивайте сюда, нам в одну стогону. Ну же!   
          Подполковник хватается за поручень и оказывается рядом с вождём. Замечает третью кепку в кармане расстегнутого пальто вождя. Под пальто жилет, галстук - в белый горох. Нанюх делает круглые глаза.
НАНЮХ. (восхищённо) Неужели это вы? Я всегда знал, что вы живы. Даже когда мимо усыпальницы проходил и тогда чувствовал — притворяетесь... Давайте же выпьем за встречу!
ВОЖДЬ. Нет-с, батенька, больше не пью. Помню, как-то в апгеле, занесло нас аж на Финляндский вокзал. Взобгался я на бгоневичок и такую хегню понёс — до сих пог стыдно вспоминать! А вот мы с вами лучше чайку из сушёной майковки? Надюша, къестальной души человек, изумительно завагивает.
НАНЮХ. Да мне хоть чего! В глотке пересохло от неожиданной радости.
          В кочегарке присутствуют ещё две исторические фигуры, известные каждому мало-мальски образованному человеку. Одна фигура, худая, в длинной солдатской шинели, орудует в топке длинной кочергой. Это легендарный Феникс Урицкий.
Другой персонаж, верная супруга Надя дремлет  на табуретке. Её губы похожи на сибирские пельмени. К ней на цыпочках подкрадывается вождь — хлоп кепкой по макушке. Та встрепенулась:
НАДЯ. Где?! А?!
ВОЖДЬ. Хег на! Пговегка еволюционной бдительности! Социалистическое отечество в опасности, а ты дгышнешь? Заваги нам с товагищем майковного чайку!
НАДЯ. (явно провоцируя) А вы с товарищем не обоссытесь?
ВОЖДЬ. (думает о чём-то архиважном) Да ну этот чай! (специфично закладывает пальцы в кармашки жилета) Вы мне лучше ответьте, товагищ, почему на ваших плечах погончики золотые?
НАНЮХ. (гордо) Так я же - офицер!
ВОЖДЬ. Фъёнтовик? Очень хогошо! (хитро щурясь) А скажите-ка нам, каково настроение ябочесолдатских еволюционных масс? Пгобудились от векового сна или ещё дгемлют?
НАНЮХ. Куда там? Пробудятся они, дожидайся! Им если пинка под зад не врезать — до обеда будут дрыхнуть. Я, лично, зафиксировал бойца из второй роты. Уснул на боевом посту, в почётном карауле у вашего портрета.   
ВОЖДЬ. (живо) Гастгеляли?
НАНЮХ. Лично я бы его не пощадил за такое, но если честно, то ваш портретик можно было и не охранять. Кому он нужен?
ВОЖДЬ. Гм, гм... Стало быть, вы, батенька, белогвагдейская сволочь? Конга? Феникс Эдмундович! Невегоятный вы мой человечище, гастгеляйте, пожалуйста, товагища!
ФЕНИКС. Так ведь ужин уже. После ужина и шлёпнем.
ВОЖДЬ. Нет уж, всенепгеменно сейчас! (топает ножками) А ужин отдайте голодающим детям.
НАДЯ. Будет тебе! Твои причуды всё время создают нездоровую атмосферку. Почему я должна голодать из-за каких-то сопляков? Ты и так известен своей чрезмерной добротой.
ВОЖДЬ. Дуга! Кто здесь гъявный? Я или ты? Вот возьму и напишу в политическом завещании к пагтии, чтобы моей вдовой назначили товагища Стасову. Феникс Эдмундович, пъеказываю вам гастгелять кадетскую золотопогонную пагаститутку, именем еволюции!
           Феникс  плюёт в топку, бросает кочергу и, вытащив из шинели маузер, протягивает его вождю.
ФЕНИКС. На! Сам стреляй!
ВОЖДЬ. Вот так! Всё сам! Везде один. Агхиважнейшей задачей на нынешнем этапе является ликвидация всего, что сдегживает движение еволюционных масс на пути к федегативным штатам всего мига! Нам новое госудайство стгоить, а мы несчастного конт-ика ликвидиговать не можем. Какая это у нас еволюция? Не еволюция - а манная каша!  (протягивает маузер Нанюху). Вот что товагищ, стгеляйтесь сами! Без цеемоний... пгошу!
НАНЮХ. Нет, нет, я не могу! (заслоняется руками) Вы что, с ума все посходили, что ли? Я всегда любил вас и вашу жену и товарища кочегара. Я на ваших юбилеях гимны - хором. Чего же ради мне умирать вот так нелепо, за здорово живёшь? 
ВОЖДЬ. Вы, что же это, не желаете постгадать за всемигную еволюцию?
НАНЮХ.  Я и так страдаю всю свою жизнь! Посмотрите на меня. Что вы со мной сделали?
          Прыгает с локомотива и кричит вслед удаляющейся платформе с углём, откуда торчит  тупая морда пулемёта «Максим».
 Мандавошка картавая!!! Мудак!!! Пропади ты пропадом со своей революцией!
ВОЖДЬ. (задыхаясь от гнева) Сам ты... ты - сукин сын! Интеллигент не догезанный! Ненавижу!!! Я вас всех в концлагеях сгною — пагаститутки! И вас, и детей ваших бьядских — до седьмого колена... всех... Говно - говняное!!!
(Последнее слово вождя многократным эхом летит во все пределы, отражается от неба и ещё долго пульсирует в разряженной атмосфере)
          Не успевает скрыться из виду революционный паровоз, как
          Вариант)
          На железнодорожные пути выползает персонаж в драном треухе и, прямо под носом у полковника начинает скручивать с рельса  гайки. Работает он споро, чувствуется, что занимается делом привычным, хотя и бесперспективным.
НАНЮХ. Что же ты делаешь?!
ТРЕУХ. Ты из какой банды?
НАНЮХ. Я из дивизиона полковника Зацепы!
ТРЕУХ. Не знаю такого...  Это из Бендеры? Это вообще не ваши рельсы. Ваши - сразу за станцией, ползи туда.
НАНЮХ. Я тебе покажу — Бендеры! А ну прикручивай обратно, чего открутил!
ТРЕУХ. Мене за прикручивай - не платят. Ишь,  раскомандовался!          
           Исчезает в темноте так же стремительно, как и появился.
            (Вариант)
            Выкатывается инвалидная коляска с безногим страдальцем. Колёса шуршат по гравию. Сам инвалид с пропитой небритой рожей, в армейском  камуфляже и несвежей тельняшке держит фонарь «Летучая мышь». На его голове голубой берет. Толкает эту конструкцию толстая тётка в вязаной кофте. Парочка разыгрывает дешёвую пьеску: «Мать с сыном-героем локального конфликта умирают с голоду!» Глаза у обоих бесстыдные, смотрят на Нанюха с вызовом.
МАТЬ ГЕРОЯ. Люди добрые! Горе горькое пришло в наш дом...
ГЕРОЙ. Мы сами не местные...
МАТЬ ГЕРОЯ. Вы уж простите меня, что я такая молодая...
ГЕРОЙ. На протезы...
МАТЬ ГЕРОЯ. Мой единственный сын весь израненный в боях...
           Суёт в физиономию Нанюха медицинские справки, запаянные в целлофан.
ГЕРОЙ. Во все места сразу! (смахивает несуществующую слезу)
           Заголяет живот. Там ползают насекомые.
НАНЮХ. И где же ты такого урода нарыла?
МАТЬ ГЕРОЯ. Сам ты урод! Это калеченный  на фронтах!
НАНЮХ. Уж очень он у тебя на диверсанта похож. Он должен вызывать жалкие эмоции, а он вызывает отвращение. Он же весь товарный вид потерял! Его хочется добить, оторвать руки, голову оторвать.
ГЕРОЙ. Щта, ты, х-х-х...
МАТЬ ГЕРОЯ. Да что же это такое делается, шагу не дают ступить, мельтоны проклятые! Мы не воруем. Мы просим Христа ради!
НАНЮХ. Да чёрт с тобой, проси! Только делай это грамотно! Меня бесит эта халтура, это безвкусие! У меня прямо голова кружится, когда я вижу, что меня держат за идиота. Разве этот синяк похож на героя?! Разве в нашем отечестве такие герои?! Где, на какой буратиновой фабрике сделали такое чудо?  Неужели трудно было взять мочалку и протереть этого солдато-матроса стиральным порошком? Неужели тебе, убитой горем матери, было трудно покрасить волосы в седые пряди?! К чему эти кудри? Где дрожь в голосе? Что за хамство!
МАТЬ ГЕРОЯ. (потерявшись от такого бурного натиска) У меня справки...
НАНЮХ. К свиньям справки! Я требую уважения. Ты, не смеешь, не то, что справки совать — в лицо мне смотреть! Ты должна трепетать передо мной! Потому что это не я прошу у тебя денег, а ты у меня - так, будто я тебе обязан.
ГЕРОЙ. Щта, ты... х-х-х...
НАНЮХ. Молчать! Урод — в жопе ноги! Гнус! Хронь! Паразитина! И не сметь мне здесь!  Я хочу видеть перед собой натуральное материнское горе! Пустите хоть слезинку, чтобы я обманулся! Я хочу подать в протянутую руку, но не могу... когда вижу перед собой ваши гнусные рожи, сытые, пьяные. Вы не даёте мне даже надежды почувствовать себя благодетелем. Ни малейшего шанса. Я чувствую себя ослом, последней скотиной, кем угодно, только не человеком, когда меня обманывают вот так низко, на таком примитивном уровне. Вы убили во мне веру в общечеловеческие ценности! Своим вульгарным вымогательством вы попрали мои права на свободу убеждений! Это злостное нарушение конституции!
МАТЬ ГЕРОЯ. Что ты гонишь?! Дурак ненормальный! Навыпускали вас из психушек, проходу не дают.
Убегает по шпалам.
           (Вариант)
           Нанюх остаётся стоять в полной прострации. Недоумённо оглядывается по сторонам.
            Стрекоча крыльями, как стрекоза, с неба падает Херувим. Рядом с ним в гравий падает апостол Пётр.
ХЕРУВИМ. (угрожая мечом) Пошёл вон!
ПЁТР. (грозя слетевшей сандалетою) Пошёл вон!
НАНЮХ. (оглядываясь по сторонам) Извините, это вы мне?
ХЕРУВИМ. А то кому же?!
ПЁТР. Мы за тобой давно наблюдаем, каракатица. Впал ты во блуд, непомерной гордыней обуян и на соблазны падок.
НАНЮХ. Что-то я не очень...
ХЕРУВИМ. Не будет тебе царствия небесного!
ПЁТР. Не будет!
НАНЮХ. Ну, не очень-то и хотелось. Катитесь со своим царством к долбанной мутер! Вот тут я вас видел (трёт в паху) с вашим царством. (Петру) А ты вообще - самозванец, аферист!
ХЕРУВИМ. Вот я тебя сейчас...
            Широко размахивается мечом.
НАНЮХ.  Ой, да ладно, были тут уже одни - угрожали. Денег не дам! Еврейские морды! Вам бы гавкать на собак у пивной. Много воображаете о себе. А ну, пустите меня к создателю! Ужо, он разберётся!  Ужо, он воздаст по заслугам! Ужо, увидит он...
            Херувим бьет его и рассекает надвое. Нанюх разваливается по обе стороны насыпи. Кровавая требуха падает на шпалы.
            Луна гаснет.
            Затемнение.