Хрупкая звезда

Бегу за своим ускользающим счастьем по городу разукрашенных масок и расстрелянных душ, наматывая десятки исчезающих лет на спидометр невозвратимости. И густая тьма выдавливает стекла, и осень разбрасывает вкруг себя шуршащие листья, и все загорелось повсюду желтым, оранжевым и бардовым, и последняя страничка календаря осталась на стене, и я разминулся с летом и весной, и уперся взглядом в дождливое небо, и временная воронка затягивает меня в свою ненасытную утробу, и я не знаю доживу ли я до завтрашнего дня. Вы про смерть? Я уже давно не боюсь умереть. К тому же у меня в руках нет ничего, чего мне не хотелось бы отпустить!
Самое большое, самое первостепенное, самое значительное разрушается под неудержимым временным потоком, даже могучие властители, завоеватели и короли становятся бессильны перед неодолимой рекой. Она не щадит никого и ничего, и не делает никаких исключений, а маленький, крошечный, почти незаметный человечек и меня, как и всех, выше обозначенных, перемещает непобедимая река из очерченной координаты моего рождения до того места, в котором я сейчас пребываю. Тело, в котором я заперт, механизм, биологическая машина, управляемая сознанием или мной, бессмертной душой. Мы с ним, некоторым образом переплетены, зависим друг от друга, оно, тело, не может взаимодействовать с миром без меня, как машина не может самостоятельным образом взаимодействовать с дорогой без водителя, а я вечная частичка сознания, не могу взаимодействовать с миром без него, своего непосредственного инструмента.
Сдавленный голос жизни, двигающейся к своему закономерному завершению, бреду по стертым нагромождениям прошлого, я уже не на середине, еще пол шага, еще несколько выдохов и вдохов, еще несколько перекрестков на красный и моя плоть стонет, спотыкается и падает, короткие эпизоды прожитого вспыхивают в удаленных уголках памяти.
Все вращается вокруг неопровержимой оси парадоксальности, галактики, вселенные, планеты, чувства, желания, надежды, восторги, разочарования, смятые обрывки детских воспоминаний. Тому, кто сейчас находится внизу суждено будет подняться на верх, тому, кто находится на вершине предначертано опрокинуться вниз, цикличность, прерывность, периодичность.
Через секунду меня уже не будет «здесь и сейчас», и мир безразлично обнаружит, что меня уже нет, нигде нет и он пойдет себе дальше, индифферентно перешагивая через раздавленных, растоптанных и побежденных.
Еще совсем немного и вот она новая глава, очередная временная точка. Новые вводные, новые цифры, новая позиционная система счисления, рождение и я вновь проявляюсь на этой карнавальной сцене! И огни рампы, и шум голосов, и музыка, и полный зрительный зал, и гудящая толпа, и в бешенном ритме колотится сердце, и яркий свет софитов ударяет в середину сцены, и над миром взошла новая маленькая хрупкая звезда, и это я!

«Шримад-Бхагаватам», книга 5, глава 14
Хотя в зримом мире нет ничего вечного, душа, потерявшая от вожделения разум, пытается найти здесь убежище, как порою спящий силится обустроится в приснившемуся ему доме.
Во сне он огораживает дом высоким забором, устраивается удобно в опочивальне, вкушает изысканные яства и придаётся любовным утехам.
Вместо того, чтобы бежать прочь из долины смерти, душа гонится за предметами вожделения, как путник за миражом и уходит всё дальше и дальше от обители вечности.

Жизнь каждого человека это дорога к смерти, небольшая разница лишь в том, для одних это дорога длинная, для других — сокращённая.
Тут победителям нет места, победитель определен с самого твоего появления на свет и это не ты!
Как быстро, как быстро пробежала жизнь, я не до любил, не добежал, не смог, не удержал, и еще тысячу раз не, а в отражении зеркала на меня смотрит не молодой, потрёпанного вида, человек.
Мы бумажные, глиняные, парафиновые или тряпочные марионетки в руках главного Кукловода; Он надевает нас на руки словно перчатки и дергает за веревочки, а мы отчаянно танцуем, кричим во все горло, с кем-то ругаемся, кого-то ненавидим, за кого-то голосуем и переживаем, подпрыгиваем в разные стороны, смеемся без причины, влюбляемся до беспамятства, нещадно сражаемся друг с другом, горько плачем, поем под Его веселую или грустную мелодию. Однажды Мастер останавливает музыку, выключает свет, закрывает занавес, сбрасывает со сцены устаревшие интерьеры, и все это праздничное шоу сворачивается. Спектакль заканчивается, актеров рассортировывают, распределяют и разбрасывают кого куда: одну партию в печь, другую в сырую холодную яму.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 7, глава 6
Прахлада: Человек праздный, не умеющий смирять свои чувства, тратит на сон половину из ста отпущенных ему лет. Половину века он проводит во тьме забытья, а в оставшийся ему срок он даже не задается вопросом о цели своего существования. Первые десять лет разум человека спит, следующие десять лет уходят на игрища и забавы, так двадцать лет пролетают впустую, как одно мгновение. В старости же немощь и болезни лишают человека способности заниматься делами, и последние годы жизни уходят на бессмысленную борьбу со смертью. Вожделение, неутолимая жажда удовольствий, делает человека рабом семейных уз; так, попавший в сети обмана, он проводит в безумии даже сознательные годы жизни. Полагая, что связал себя узами нежных чувств, человек оказывается скован путами рабства. Стяжая удовольствия, мы получаем взамен лишь тревоги, давший свободу чувствам становится сам их невольником. До последнего вздоха бедолага семьянин хранит в своем сердце образы жены, детей и прочих попутчиков жизни. Семейный человек — словно шелкопряд, что вьет кокон, из которого потом не способен выбраться; семейные удовольствия — это удовольствия приговоренного к смерти, которому палач предлагает вкусные яства за час до казни! Запутавшийся в семейных узах не понимает, что в каждодневной суете час за часом, день за днем он губит драгоценную человеческую жизнь, что дарована ему для иной цели — безусловной свободы у стоп безусловного счастья!

Родился вновь, иные паспортные данные, современная прическа, оригинальный новомодный костюм, модифицированная геометрия тела, измененные координаты приземления, но моя давняя подружка-смерть легко узнает меня и незамедлительно включает в свой реестр на принудительную и своевременную утилизацию. Когда, завтра, через год или у меня есть в запасе еще несколько быстроногих лет?

«Шримад Бхагаватам» книга 7, глава 13
Тела живых существ обречены на погибель с самого рождения, они появляются и исчезают, как пузырьки на поверхности реки времени.
Потому видя рождение и смерть не стоит ни радоваться, ни печалиться.

Перед смертью все равны, члены королевской семьи и шуты, палачи и их жертвы, надсмотрщики и охраняемые ими, судьи и обвиняемые, безгрешные и блудницы, священники и безбожники, малые дети и испуганные старики.
Легко можно подкупить женщин, судей, присяжных, надсмотрщиков, государственных служащих, кого угодно, но не смерть! Однажды она приходит к очередной своей дежурной жертве и негромко ей говорит: «Тебе пора, поспеши на выход!»
Сколько у тебя километров на спидометре? Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет. Ты про капитальный ремонт, нет, твоя машина уже ремонту не подлежит, ей осталось всего несколько километров до конечной станции, до ближайшего кладбища.
Нажимаю педаль газа до крайней степени, она проваливается в пол, а мое тело-машина не едет, не набирает скорость, забиты фильтры, масло-кровь превратилось в густую маслянистую субстанцию, с трудом движущеюся по венам-провода, стерты колодки, мотор отчаянно стонет, задыхается и хрипит. Как мне на ней доехать до берега счастья?

Шримад Бхагаватам книга 4, глава 29
Нарада: «Мирянину, погрязшему в суетных заботах недоступна мудрость небесных сфер.
«Я» и «Моё» заставляют бессмертную душу отождествить себя с приобретённым телом.
Душа тешит себя надеждами на вечную жизнь, в то время как тело угасает с каждым прожиты днём.
По истечении отведённого времени она в муках расстаётся со своим «Я» и «Моё», дабы обзавестись новым телом.
Отвернувшись от Бога, своего благодетеля, душа отдаёт себя на попечение иллюзии и ищет в ней своё счастье.
Действуя в разных состояниях наваждения душа определяет свой будущий телесный облик.
Как бездомный пёс душа бродит от двери к двери в поисках еды.
В одном доме её бьют и гонят прочь, в другом накормят, прежде чем прогнать.
Одержимая бесчисленными желаниями душа скитается по миру, порой волею судеб она взбирается на вершину жизни, порой идёт ко дну, так рождается она без конца и края то в раю, то на земле, то в аду.
В странствиях душу сопровождают бесчисленные страдания, причиняемые силами природы, другими живыми существами и собственным умом.
Цель её жизни сводится к избавлению от мук, но это возможно лишь ценою самой жизни.
Как путник, что перекладывает тяжкий груз с головы на плечо, думая этим облегчить свою ношу, душа меняет один вид деятельности на другой, в надежде обрести умиротворение.
Добрые поступки не оградят от страданий, ибо причина страданий — иллюзия, а не кара за злые дела.
Чтобы прекратить кошмар нужно проснуться, но не бороться со злом во сне.
Дабы избавиться от страха нужно пробудиться, преодолеть иллюзию, которая вынуждает рождаться и умирать снова и снова.
Чтобы освободиться от иллюзии нужно безропотно предаться вездесущей Истине и принять Её в любом облике.
Кто не служит Истине, Господу Богу, не одолеет иллюзию, каким бы разумом, знанием и волшебными силами не обладал.
Кто доверился непорочной Истине, тот готов слушать о Ней вечно, чей разум не осквернён корыстью, тот не пресытится Истиной во веки веков.
Истина открывается тому, кто не ищет в Ней выгоды.
О Государь, святые, чьих сердец не касается скверна и себялюбие, непрестанно прославляют личные свойства Верховного Владыки, кто пьёт ушами нектар повествований, текущий из их благодатных уст, свободен от заблуждений, не ведает телесного голода и жажды, страха и скорби.»

Постепенно умирает реальность, уступая дорогу хрустящему ароматному самообману, радужные ожидание, упоительные грёзы, несбыточные мечты и в конце этого романтического путешествия смерть встречает тебя за последним перекрёстком, приветливо протягивая тебе свою руку. И весь твой прочный, надёжный, устойчивый мир, словно хрупкий бумажный кораблик, погружается в нерациональные воды забвения.
Я замираю на секунду и оглядываюсь назад на этот уже не принадлежащий мне мир, на свою прошлую жизнь. Нет меня здесь больше ничего не привлекает, не задерживает, не беспокоит и мне не принадлежит, я равнодушно расстаюсь со своим телом и растворяюсь в осени, предусмотрительная смерть ставит точку в конце последнего предложения.