Свадебный цирк

   
    Я обожаю анекдоты про польских евреек. Особенно тот, где польская еврейка, услышав звонок у телефона, решила специально не отвечать сразу, чтобы сложилось впечатление, что у неё в квартире — огромный салон.
Польские еврейки — это тот самый тип, который из мухи легко делает слона. Их интересуют не только философские концепции, но и мельчайшие подробности жизни всех: у кого какая сумка, какие туфли, кто что ел на завтрак, да ещё и в какой позе сидел за столом. В общем, от прически до маленькой ворсинки на пальто. Ну и самое главное... у них всё самое лучшее. Дети — самые красивые и самые талантливые... В общем — огромный салон, даже если он всего лишь 18 квадратных метров... а муж — метр с кепкой, и детки не айс...
   Я частенько думаю: "И это моя кровь?" Да, да, у меня тоже ведь есть польская родословная. Моя бабушка Ханна — польская еврейка. А вот у Эйтана, моего супруга, никаких польских кровушек нет. Единственная связь — первая жена полония нетто. Любительница учеников. Сами понимаете, в каком смысле. Это их и растащило по разные стороны.
   Ойц, для чего вообще такие подробности? Ну ладно, не могу остановиться. А сказать я хочу, что у моего израильтянина больше полонизмов в характере, чем у меня.
Пригласили нас на свадьбу. Женился внук моей золовки, младшей сестры Эйтана. Семейка её крепко стоит на двоих, и это не только в переносном смысле. Конюшни, бассейны, шикарная вилла, утопающая в зелени, цветных клумбах, высоких пальмовых деревьях, отгороженная густыми зарослями кустов с роскошным веером бардово-розовых цветов. Еле запомнила название — табебуйя. Не могу сказать, что название меня вдохновило, скорее — вызвало неприличный эвфемизм. Бывает...
   Возвращаюсь. Свадьба на 500–600 человек. Вокруг нас — полуголое бабьё разных возрастов, ничуть не стеснённые, лишённые начисто комплексов. Одна девица вообще обрадовала. Все шесть грудей, ну, прямо как у Мадамы Помпадур, в сарафанчике с оголённой спинкой, до самой пятой точечки. Но мне, при польской бабушке, весь этот антураж до лампочки... Ну да, наверное, кому-то это и важно, но мне хочется просто быть поближе к кондиционеру. При влажности 70% и жаре в 35 градусов как-то не до её жира. Ведь все эти тушки с их откровенностями и "красотой" — это же просто карикатуры на роскошь, пустые оболочки.
А вот Эйтана, без польской крови, как не удивляйся, всё интересует. Указывая на дамочку с красно-зелёно-жёлтыми волосами, уплетающую с аппетитом огромную порцию салата, он спрашивает:
— Слушай, а какого цвета её волосы? Что-то странное, нет?
Я бы могла ему сказать, что эти цвета — просто отражение хаоса в нашей жизни, в нашем восприятии, где чужие странности кажутся чудом. Но что говорить? Что я пытаюсь не стать частью этого цирка?
   Вся свадьба прошла под аккомпанемент "анализа" Эйтана. Тонкость... Ну да, в его глазах всё должно быть идеально, а тут — беспорядок, вульгарность, чужие недостатки, которые он так метко ловит и превращает в забавные комментарии. В его анализах нет пощады. Может, это и есть его способ быть частью того, что он не понимает? Может, ему просто нужно чувствовать себя умнее всех вокруг, чтобы существовать в этом мире, где слишком много натянутых улыбок и дешевых понтов?
  Когда мы с ним подошли к хупе, я вдруг почувствовала, как сжалось внутри. Справа — компания мужчин и женщин, оживлённо обсуждающих бренды, новые дорогие магазины, у кого какое кольцо, какое колье, какая сумка. Блеск, золото, лейблы, метки, имена, которые будто бы что-то значат.
Говорили исключительно об этом. Ни о войне, ни о детях, ни о заложниках, ни о стране. Только витрины, платья, скидки, гламур. Причём мужчины и женщины — одинаково. Какой-то модный коктейль из пустоты, глянца и ценников.
Я стояла рядом — и не знала, куда себя деть. Всё внутри во мне сопротивлялось. Я наблюдала, как менялись их лица при приближении фотографа: осанка, улыбка, взгляд — всё мгновенно становилось глянцевым, как на обложке.
Я почувствовала себя лишней в этом параде мещанства, где самое важное — лишь бы фотка удалась. Как будто я случайно зашла в чужой спектакль, где у всех давно разобраны роли, костюмы и реплики, а мне даже стула не дали.
Нет, я не могу понять этого. И, наверное, никогда не смогу. Мне было тяжело быть там, среди людей, которых не волнует ничего, кроме нарядов и украшений.
Но Эйтан... он не видел этого контраста, не чувствовал. Его глазами всё казалось нормальным. Мне же всё это — словно нарочитая декорация, в которой все бегают с улыбками, но никто не чувствует ничего.
И я всё думала: Господи, как можно говорить только о материальном?
А может, я не права, и достоинства этих людей куда глубже, чем я могу понять?
Может, я просто устала быть другой — и поэтому вижу в каждом чужом блеске не роскошь, а пустоту?
Эйтан не унимался…
— А что, ты сама не могла себе такой рюкзачок прикупить? Шанель, Прада… Все, как нормальные, а ты этот мешок с собой притащила! — Смотри на этого идиота, припёрся на свадьбу в сандалиях. — Ой, ой... не могу больше. Слушай, сколько операций она сделала?
Конца его полонизму не было видно...
Под шумные аплодисменты собравшихся родители повели жениха, а за ним невесту к Хупе. Это зрелище Эйтан не мог пропустить.
— Господи, ты видела мамашу невесты? Это же настоящий цыганский табор... Неужели она не могла нормальное платье себе купить для такого торжества?
Тут включилась во мне полония... реально это был какой-то цирк. Цветастое платье в полосках прилипло к её не худой фигуре и выделяло все её недостатки. Волосы непонятного цвета были схвачены палочкой-заколкой серебряного цвета — ни к селу, ни к городу.
  Сама невеста с лицом исхудавшей лошади с постоянной туповатой улыбкой на лице не шла, а вприпрыжку бежала к Хупе. За ней едва поспевали родители.
Какое-то полное несоответствие, жуткий контраст с красавцем женихом (это не поланизм мой, а реальность), которого чинно вели красивые родители — сын золовки с невесткой.
А мне в голову влезла мысль об отсутствии вкуса у этого парня... Может, у неё другие достоинства? Кто его знает.
  Хупа, слава Богу, не затянулась, и под бурные и продолжительные аплодисменты жених с лёгкостью разбил стакан. После песнопений и поздравлений все чинно направились к пронумерованным столам.
  Израильская свадьба, знаете, как массовки, где люди садятся кушать, как будто не ели месяц, и все стоят в очереди к холодильнику. У меня сразу возникает ощущение, что это — не праздник, а возврат долгов.
Кстати, впервые, как исключение, еда была не просто съедобной, а вкусной, даже очень. Точно — не поскупились.
Перед приземлением к нашему столу под номером 16, к нам подбежала золовка предупредить, что на политические темы желательно не говорить. С нами за столом два миллиардера с жёнами и племянник мужа золовки с очередной пассией... Этот и с привозом и с прицепом...
Хотелось есть, мне было не до общения с незнакомыми.
Но не тут-то было. Левые миллиардеры сами нарвались...
— Ты откуда из России? — спросил меня один из...
— Почему России? Я из Союза. Грузия.
— О, да! У вас был обменный пункт, магазин украшений, правда?
У меня не было настроения отвечать на ерунду. Козёл, — подумала я. Но Эйтан, почти подавившись своим стейком, не выдержал:
— Какие обменные пункты, какие магазины в Союзе? Там за валюту расстреливали!
Вопросы продолжались:
— Откуда у вас такой чудесный иврит? Почти без акцента!
Я ответила, не задумываясь:
— Освоила на подушке с израильскими мужчинами! Да-да, вот так.
Их реакция была… отменной. Онемение. От моей наглости... ответа. Жёны скорчили пластические рожи до появления морщин...
А мне стало жутко смешно.
Эйтан же понял, что если я открыла рот — мало не покажется никому, и надо сматываться.
— Давай, всё, уходим отсюда, пока они не начали расспрашивать о границах Белоруссии.
  Так мы остались без десерта... сбежав от миллиардеров к нашей Ляльке, которая осталась одна... но с пищей и с водой.
Н.Л.(с)