Кодекс Ангелов. Часть Первая. Глава 1, 2

               
Дорогие читатели. Перед вами вторая книга из серии "Рафаэль Дардо". Прошло четыре года с истории Анонима. В Риме умирает Папа Карафа. Смерть ненавистного понтифика сопровождается странными событиями: серией жестоких убийств, явлением Ангелов и пропажей древней книги из Суда Святой канцелярии. Со этими непонятными происшествиями Ватикан поручает разобраться бравому  барджелло Рима Джусто Леккакорво, предоставив ему в помощники узника, приговоренного к смертной казни.


                ГЛАВА 1
                Рим, суббота 5 августа 1559

 Окутав холодом знойную субботнюю ночь, подкрадывалось что-то  зловещее. 

 Дым ладана, лаская статуи святых, курился меж колон в темных недрах церкви,  словно мрачный туман над болотом, и в глубокой тишине казалось, что он скользит по распятию, подобно  адскому змею.

  Свет канделябра в центре алтаря вызывал из темноты лица семерых монахов; суровые лица, отмеченные временем, возникали словно из неведомого моря и вновь  исчезали в нем.

   А потом явился он.

  Босой, в бриджах до икр и длинном одеянии из тончайшего черного виссона {тонкая дорогая ткань, изготовленная из льна и хлопка, виссон упоминается в Библии, как символ нравственности и чистоты}, Анджело остановился перед входом в центральный неф и раскинул руки, словно готовясь вобрать в свой водоворот весь мир.

  Его сопровождали двое, одетые, как и он, в сверкающий черный виссон. Но они стояли смиренно, сложив на груди руки и склонив головы.

  Длинные волосы всех троих, закрывая им лица, грациозно развевались перед их губами, колеблемые древними  и торжественными словами молитвы, а дым благовоний  окутал их тела, когда они начали свое шествие среди горящих свечей.

  На полпути к нефу двое сопровождающих преклонили колени и сказали:

— Мы здесь.

  Приблизившись, один из из монахов  обрезал им волосы на макушке, и в свете свечи внимательно изучил их крошечные тонзуры..

 Окончив осмотр, он объявил, разрешая  Анджело приблизиться к алтарю:

— Это посланники.

  Анджело, названный так достопочтенным отцом, взрастившим его, не знал, что такое радость, его губы никогда не изгибались в улыбке, большие, слегка покрасневшие, глаза смотрели холодно и равнодушно. Он шел прямо, гордо, единым, гармоничным движением, с легкостью, скрывавшей некую тайну, словно по какому-то необычайному божественному велению его крепкое тело не подчинялось обычным законам природы.

 Монахов, воззвавших к нему и ожидавших в великой тревоге, было семеро, по числу архангелов. Их меланхоличные лица потемнели от жажды света, став еще мрачнее. В их глазах читалась тоска.

  Старший из семи, чье костистое лицо обрамляло облако седой бороды, протянул дрожащие руки к Анджело:

— Братство приветствует тебя.

— Я здесь, —  склонив голову, просто ответил тот.

— Братья,— старший монах тяжко вздохнул, обратившись к остальным. — Сейчас я открою причину, по которой собрал всех вас перед Господом нашим. — он указал на крест. — К несчастью, это случилось. Запретные для большинства тайны вновь всплыли из забвения. Кодекс Чудес ускользнул из рук Церкви, и наши братья-хранители оказались не в силах вернуть его.

 Ахнув от возмущения, монахи выкатили глаза, закрыв рты руками.

— Как такое возможно?

  Промокнув платком уголки глаз, старший хранитель долго молчал, обратясь за помощью к образу Богородицы.

  Волнение среди собравшихся нарастало. Наконец, после нескольких тревожных минут, один из шестерых нашел в себе смелость заговорить и призвал его рассказать все, не колеблясь:
 
 —Где он сейчас?

— Здесь, — с трудом сдерживая слезы, произнес старший хранитель. — В Риме.

— Этого не может быть! Ты уверен? — спросил другой, выдавая голосом общее смятение.

 —Ну, я...—старик посмотрел на крест с лицом, перекошенным страданием. — Мы  призваны нашим долгом, клятвой1, объединившей нас. Мы должны найти Кодекс Чудес любой ценой. — он перевел взгляд на Анджело. — Вот почему он здесь.

  Вновь воцарилось молчание.

  Анджело смотрел на них неподвижно и холодно. Единственным видимым признаком жизни был свет его глаз, настойчиво устремленных на них. Он не был нетерпелив или взволнован, демонстрируя полное отсутствие намерений, желаний или целей. Он не ждал: он просто был здесь.

 Плод жизни, посвященной тайне, бесконечным лишениям и жертвам, Анджело вырос вдали от мира, словно моряк в вечно штормовом море, где ночь бесконечна и не зажжен ни один маяк.

  Каждый удар его сердца был посвящен высшему злу, которое однажды ему предстоит совершить.

  Такова его миссия на этой грешной земле.

 Подняв золотую пластину с символом Христа, Хи Ро, старый хранитель показал ее всем и возложил на алтарь.
— Здесь, — сказал он, давая возможность шестерым рассмотреть ее поближе. — говориться о том, что делать в случае крайней опасности. Нынешней опасности. — он повернулся к посланнику. — Подойди поближе.

 Под взглядами изумленных монахов, Анджел обошел алтарь, остановившись перед ним.

  Никто из хранителей никогда прежде не видел посланника смерти, одного из тех одержимых, что созданы творить зло во имя добра.

— Это для тебя, — старик протянул ему золотую табличку.

  Взяв ее, Анджело  вернулся в неф. Он не верил, что это действительно произошло. Время растворило вопросы в его душе, бесплодной, как пустыня. Но  непонятные слова, которые достопочтенный отец прошептал ему за мгновение до кончины, теперь обретали смысл: «Если когда-нибудь ты прочтешь золото, то узнаешь, кто ты на самом деле.  Молись, сын мой, молись, чтобы этого не случилось никогда».

 Сев в светлом углу, он сложил пластину пополам, распрямил и сложил вновь, так что она переломилась посередине. Разделив две половинки, он достал тонкий лист свинца, отбросив золото, словно кожуру, со звоном упавшую на каменный пол.

 Анджело, посланник, недоверчиво бормоча в тишине девственные слова, прочел текст, запечатленный на свинцовом листе. Он начинался так:

  Ангел Смерти, твоя задача – служить мне.

Текст продолжался инструкциями для пробужденного посланника. Он был написан на мертвом языке, забытом с давних времен всеми народами на земле, но которому его обучили писать и читать. "Почему" было лишь одним из многих вопросов, которые он научился не задавать ни себе, ни кому-либо еще.

Не позволяя себе отвлечься на шум, доносившийся от алтаря,  Анджело  внимательно прочел все, вплоть до последнего указания:

 Уничтожь всякого, кто знает, карай всякого, кто видел, всякого, кто слышал, калечь всякого, кто прикасался, уничтожь всякого свидетеля. Пусть твой приход станет предупреждением.

Смяв сильной рукой свинец, он швырнув его рядом с золотом, и, не задерживаясь, вышел из церкви.

— Я здесь, — сказал он.

Он отправился убивать.

               
                ГЛАВА 2

                ПЯТНИЦА 18 АВГУСТА

                Площадь Чудес, район Кампо Марцио

  Четвертый.

  Четверо бедняг, найденных растерзанными, с ранами и увечьями, которые способен нанести лишь бездушный демон.

  С тех пор, как был обнаружен первый труп, мессер Джусто Леккакорво, гордый барджелло {глава всех римских правоохранительных органов}  Рима, не переставал бояться и верить, что наверняка будут и новые смерти, столь же ужасные и непристойные. Именно поэтому нынешним вечером он решил пройти мимо Порта-дель-Пополо и одноименной площади,  дойдя до ступеней зловещей церкви Санта-Мария-деи-Мираколи, где слуга Сатаны, а может быть, и сам дьявол,  в предыдущие дни оставил три свои жертвы.

  То были не банальные рядовые убийства, впрочем, как и сегодняшнее. Скорее наоборот.

  Сняв шляпу, мессер Леккакорво прижал ее к сердцу, глядя на изуродованное тело и подергивая закрученные  усы.

  Тело окружили  с полдюжины молодых бирри, рассматривая мертвеца с открытыми в безмолвии ртами.

 Барджелло приблизился, дав своим людям знак оставаться на месте.

 Это никуда не годиться, подумал он.

 Ночной обход, проводимый лично барджелло губернатора, был самым дорогим кольцом на пальце римского правосудия, и в этот вечер в нем появился новый зловещий камень, бриллиант, залитый кровью.

 Жестокость превосходила все  мыслимые границы для обычного человека, даже если он и не боялся Бога.

 Тело мужчины лет сорока лежало навзничь перпендикулярно мраморным ступеням перед самыми дверями церкви. На нем остались лишь бриджи и кожаный ремень, стягивающий его голую грудь, испещренную множественными порезами.

   Убийца оставил тело здесь, прибив к груди лист бумаги, как эту делают иногда на церковных дверях.

Потрескивающий факел осветил лицо трупа; Леккакорво не знал этого человека, в любом случае, его было бы нелегко узнать, учитывая, что мужчине отрезали веки, вырвав оба глаза.

 Барджелло склонился вперед, внезапно подавившись рвотой, но успел вовремя отвернуться в сторону, где его желудок изрыгнул струю кислой-горькой жидкости.

 Бирри за его спиной захихикали, подталкивая друг друга локтями. Подобное случалось с ним уже в четвертый раз.

Джусто Леккакорво выпрямился и сердито обернулся.

— Тишина, — произнес он, не повышая голоса. — Двое ко мне.

— Приказывайте, синьор.

 —Ступайте за повозкой, возвращайтесь сюда, погрузите этого бедолагу и везите  в дом на Виа делла Корда.

  Кивнув, они исчезли в ночи, грохоча прямыми, тонкими клинками шпаг, свисавшими у них по бокам.

  Леккакорво глубоко вздохнул, потрогал живот, и набравшись храбрости, выдернул гвоздь из грудины убитого с нанизанным на нем скрученным листом бумаги.

   Он увидел надпись.

   От руки.

   Непостижимый объект для такого человека, как он, едва умевшего читать, да и то лишь печатные буквы.

   В этом не было ничего предосудительного. Однако глава всех римских бирри однажды солгал, заявив, что не умеет писать, но довольно сносно читает; а ложь, как известно, приходится повторять, если не хочешь быть осмеянным и потерять лицо.

    Барджелло, назначенный самим папой, не мог позволить себе подобного.

    Во всяком случае, Джусто Леккакорво не мог.

  Поэтому любую свободную минутку он посвящал чтению, прилагая неимоверные усилия, чтобы исправить свое несовершенство. Тем не менее, человеку немолодому, занятому заботами трудного ремесла, истощавшего  душу и тело, было вовсе непросто поддерживать работоспособность ума. Следовательно, результаты были медленными и неубедительными.

    Постыдно неубедительными.

— Что там написано? — спросил один из бирри, вероятно, выражая любопытство  всех остальных.

А может злую насмешку?

Неужто они догадались?

—Там написано, что это не ваше дело, — ответил Леккакорво.

—Но ведь мы тоже блюстители  порядка, — возразил другой.

—Если вам так интересно, подходите и прочтите сами. И вслух, если  можно.

—Мы не умеем читать, капо {начальник, шеф (ит.)}

— Что ж, вам можно лишь посочувствовать.