Ковбойша Ракель с ранчо

Автор: Алида Малкус.Нью-Йорк: Harcourt, Brace and Company, 1927 год изд.
***
I РАКЕЛЬ ИДЕТ В ШКОЛУ 2 СНОВА ДОМА 3 ПРОБЛЕМЫ 4. ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ
 V С ГОР VI ОХОТА VII РОЖДЕСТВО VIII ОТДЫХ IX МЕТЕЛЬ X ЭТА ДЕВУШКА ДЭНИЕЛСА
11 ДИКАЯ ЛОШАДЬ XII ЗАСУХА 13 ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ XIV ПРЯЧЕТСЯ XV ЧТО СТАЛО С РАКЕЛЬ
16 ДЖОРДЖИ ТЕРЯЕТСЯ 17 СУДЬБА ИГРАЕТ ЗЛУЮ ШУТКУ 18 ВОЛШЕБНОЕ ПЛАМЯ XIX ИСПОВЕДЬ
 XX ДОМ СО СТАДОМ.
********
ГЛАВА I. РАКЕЛЬ ИДЕТ В ШКОЛУ

Закат привел Ракель в «Тауэрс», модную школу для девочек,
башни которой возвышались над Гудзоном. Казалось, что заходящее
солнце задержалось, чтобы поприветствовать дитя страны солнечного света. Казалось, что оно отполировало до блеска маленькую фигурку, так напряженно сидевшую в седане. И всё же она
решительно повернулась спиной к Западу, потому что при виде него она начинала скучать по дому.Всё было совсем не так. Неудивительно, что телёнок звал свою мать, когда его забирали!Три дня пути из Техаса — и между Ракель и
Лос-Ранчос, Сансет Лимитед, мчит ее обратно по равнинам, которые
крытый фургон ее бабушки и дедушки не пересекал за три месяца
путешествия. И вот она подъезжает к высоким железным воротам.
Она наклонилась вперед, чтобы заглянуть внутрь. Это было даже внушительнее, чем она себе представляла
этот феодальный замок на его прекрасной территории, весь заляпанный
красными и золотыми красками осени.

В школе уже горели огни. Ученицы «Башен» всегда наряжались к ужину, и Ракель могла видеть, как девичьи фигуры в платьях нежных оттенков проходят мимо окон. Она никогда в жизни не боялась так сильно, как перед лицом этого нового мира.  Она дрожала от волнения.  В одном из окон на мгновение показались две девочки, каждая из которых обнимала другую за талию.  Какими счастливыми они казались!  О, конечно, она полюбит школу!
 Тоска по дому отступила.  Ракель наклонилась вперёд и села на край сиденья, желая оказаться внутри, среди этих весёлых компаний.
Девочки из школы мисс Картер, наблюдавшие из окон за тем, как седан останавливается у входа, увидели хрупкую фигуру в плохо сидящем костюме.
Как только Джимс открыл дверцу, из машины выпорхнула девушка в облегающем костюме.
 Прежде чем он успел нагнуться за её старыми сумками из телячьей кожи, новая девушка схватила их сама и, сжимая в каждой руке по объёмистому чемодану, взбежала по ступенькам впереди него.

 Из окон гостиной донёсся шум. В следующее мгновение она уже стояла в холле, жадно вглядываясь в лица, заполнившие дверной проём. Они выглядели очень привлекательно. Затем сумки с глухим стуком упали на пол.
Худая рука протянулась, чтобы обхватить пухлую белую руку молодой
мисс Картер, и мягкий техасский голос протянул: «Привет, мэм, я уверен
Я рада быть здесь». Затем, следуя за плывущей по воздуху фигурой младшей мисс Картер, новенькая поднялась по широкой лестнице.
 «Ковбойша из Техаса, или Девушка с Дикого Запада», — рассмеялся озорной голос. «Это твоя новая соседка, Лоис?»
 Лоис Уэйнрайт покачала светловолосой головой; её милое личико посуровело. «Если я смогу, то нет. Я могу обойтись без нее в своей молодой жизни. Собственно говоря, Я приехал сюда не для того, чтобы меня принуждали к какому-либо подобному общению ”.“О, перестань, Лои, не будь снобкой!” Заговорила длинноногая, красивая девушка
из глубины кресла, в котором она развалилась с книгой. «Кроме того, что ты знаешь об этой девушке? Она, наверное, просто прелесть. И она может оказаться именно тем человеком, который тебе больше всего нужен в твоей юной жизни, старина».
 * * * * *

 Наверху Ракель Дэниелс шла за мисс Изафиной Картер по коридорам, устланным коврами, которые казались непривычно мягкими для её ног. Её ноздри расширились, как у жеребёнка, от незнакомого запаха этой новой атмосферы, в котором смешались ароматы накрахмаленной одежды, изысканных домашних блюд и чего-то неуловимого, но приятного.
привычный нюх мисс Изафины, всегда начеку в поисках запретного.
сигареты, крепкие духи, пузырящаяся помадка после сна. На
ранчо только запах свежих цветов люцерны заглушал
запах жареного мяса или шипящих фриколес.

“Это будет твоя комната, дорогое дитя”. Мисс Картер включала свет
. Ракель моргнула. Как красиво! Это было красивее всего в Сан-Франциско.
Большой магазин Антоне. Здесь как-то уютнее, чем в комнате Ракель дома.
Она думала, что у неё самый красивый мебельный гарнитур в мире, когда папа купил его для неё в прошлом году.

«У тебя будет очаровательная соседка по комнате, Лоис Уэйнрайт, одна из наших самых милых девушек, — профессионально улыбнулась мисс Картер. — Тебе лучше переодеться к ужину, дорогая, а затем как можно скорее спуститься в гостиную».

 Оставшись одна, Ракель на мгновение замерла, взволнованно улыбаясь. Вот и она. Со всеми этими девушками, с которыми нужно подружиться! И ей нужно научиться вести себя так же мило, как они. «Оденься к ужину», — сказала учительница. Что-то не так с её новым костюмом?
Он показался ей очень простым, но именно такой костюм ей и посоветовали купить. Мисс Картер имела в виду её
носить ее платье с рукавами локтя, или она должна носить
Воскресенье платье с длинными рукавами? Она опустилась на колени перед мешки и бросил их
открыть-телячья кожа сумки они были ручной работы и полированный из четверти
используйте века. Воскресное платье было в багажнике.

Они забыли отстегнуть его, и Ракель напали на корявых
веревки с ловкими пальцами. Кастер так ловко управлялся с верёвкой, что даже не мог оставить в покое её новый сундук. Ракель была так увлечена, что не услышала, как тихо открылась и закрылась дверь.

 «Думаю, это какая-то ошибка». Это прозвучало почти искусственно.
— Милый голос. — Эта комната в моём полном распоряжении. Может, тебе лучше не распаковывать вещи, пока тебя не переселят?
Лоис окинула взглядом дешёвый сундук и тяжёлые кожаные чемоданы.


 Ракель встала. Несомненно, это была самая красивая девушка на свете. Она не могла отвести от неё глаз.


 — Полагаю, ты Лоис Уэйнрайт, не так ли?

— Меня зовут Лоис Уэйнрайт.

 — Ну, тогда, — коричневая рука снова взметнулась вверх, — ты точно моя соседка.
 Я Ракель Дэниелс из Лос-Ранчос.

 Но гордость и уверенность в её голосе угасли, когда её рука опустилась.

“ Это Джимми, Джим Хови, твой двоюродный брат, рассказал нам о Башнях. И
то, что ты здесь, и все такое. И папа написал - Джимми тоже написал - тебе. Может быть,
ты не получила письмо. Он... ” Ракель замолчала, пораженная полным
отсутствием ответа. “Я знаю тебя унесут с вашей картинке,” она
мягко сказал тогда.

“Действительно! Как интересно”, - Луис протянул равнодушно. Ей показалось, что
её бессмысленное замечание было верхом сарказма. «Однако прошлым летом
мой отец снял для меня комнату. Да, я думаю,
Джимми писал о тебе. Но я не притворяюсь, что слежу за его
кузины ... э ... знакомых”.

Это не заняло школьное для девочки из Лос-Ранчос, чтобы знать, что она
не был объявлен в розыск. Это странное жжение на ее щеках и комок в горле
заставили ее убраться как можно быстрее. Наклонившись
Ракель быстро закрыла ручки и, шагнув к двери, распахнула ее
открыла и поставила сумки, на этот раз очень осторожно, снаружи. Затем она вернулась и, подняв тяжёлый сундук, быстро и легко подтащила его к двери и перевалила через порог. Лоис стояла неподвижно, словно заворожённая тем, что она сделала.

Именно эта картина предстала перед Энн Марвин, когда она завернула за угол по пути в свою комнату и остановилась перед открытой дверью Лоис.
Лоис стояла в центре комнаты, невозмутимая и равнодушная, а новенькая, раскрасневшаяся и напряжённая, — в коридоре, среди своего багажа.

Энн сразу поняла, что произошло.  Это было очевидно.

 — Это ведь Ракель Дэниелс, верно? Она сердечно положила руку на плечо Ракель.
— Я пришла после тебя, чтобы познакомиться со своей новой соседкой по комнате.
В распределении комнат произошла ошибка, и мы с тобой будем жить вместе. Давай
мы пойдем прямо в мою комнату? До ужина как раз есть время.

Ракель гордо вскинула голову. Затем она улыбнулась Энн. “Спасибо. Моя
ошибка”.

“Игривый юнец”, - подумала Энн. Она не стала бы подставлять больную лапу.
Спортивная!

И ... Ракель чувствовала, что эту девочку можно понять. Легкий в обращении
достаточно, чтобы успокоить жеребца. Это чувство сдавленности в груди, эта боль в горле отступили. И если Энн Марвин поморщилась от хватки Ракель, то на этот раз Ракель не осталась без ответа.


 Ракель нужна была поддержка Энн, чтобы справиться с этим.
тот первый ужин в «Тауэрс». Такое тонкое льняное полотно и серебро она видела только в Сан-Антонио, а что касается обслуживания, то отель «Толтек» во время съезда скотоводов не мог с ним сравниться.

Но сидеть в компании всех этих непринуждённых девушек!

«Вам кажется, что даже ваша одежда на Востоке кажется влажной, мисс Дэниелс?»

— Правда ли, что в Техасе на весь округ приходится только одна семья, мисс Дэниелс?


 — Да, мэм, — нет, мэм, — да, мэм, — нет, мэм, — вот и всё, что Ракель могла выдавить из себя.


 Только ближе к вечеру следующего дня Энн Марвин вызвали в
Кабинет мисс Картер, официальная комната, перед которой девочки благоговели. Но
Энн никогда не возражала, когда ее туда вызывали.

Обычно Энн добивалась своего в жизни. И это было так же верно в The Towers, как и
это было дома. В поведении Энн были рассудительность и хорошее настроение
, глубокая доброта сердца, которые доказывали это более красноречиво, чем ее слова
.

Высокая, светловолосая, красивая, она была лучшей и самой скромно одетой девочкой в школе. У неё были пепельно-русые волосы, кожа цвета слоновой кости и румянец.
Она носила одежду оттенков загара, пепла розы, шалфея, глубокого синего и
избегая привычных для блондинок розовых и голубых оттенков. «Безвкусные», — говорила она о них.

 В Энн не было ничего безвкусного. И спорт, и учёба давались ей легко — слишком легко, потому что, несмотря на свой талант, она была ленива. Всё всегда давалось ей слишком легко — семья, богатство, положение — всё это досталось ей по наследству. Она могла бы стать лидером среди девочек, но лидерство не казалось ей чем-то, ради чего стоит прилагать усилия. Она
занималась тем, что её забавляло или интересовало, и много читала. Она только что
закончила «Следопыта» Купера и этот чудесный рассказ о пуэбло
Индейцы, «Создатели наслаждений», пробудили в ней интерес к Западу.
Затем появилась Ракель, только что вернувшаяся из страны приключений, словно персонаж из книги.

 Пример Энн оказал большое влияние на школу.
Её копировали и ей подражали. Но у неё не было ни малейшего желания
управлять, и в глубине души она понимала, что её инертность часто была не только ленивой, но и эгоистичной.

«Не назначай меня председателем» — «Не проси меня пойти на её вечеринку». Энн, уткнувшаяся в книгу, отмахивалась от назойливой девушки и предлагала ей
коробка успокаивающих конфет. “Съешь это, пожалуйста, дорогой, или меня стошнит”.
Или: “Я буду кататься на лыжах, когда состоится заседание комитета”. Энн не стала бы писать
диссертацию по истории, которая добавила бы ей зачетов, но она
занималась с Лилли Мэтьюз, так что Лилли смогла закончить два года обучения по
французскому языку за один.

Излишне говорить, что Энн была дружелюбной, до определенного момента. Теперь она была
в ярости на Лоис. Но она тоже была «спортивной».

 «Не то чтобы Лоис что-то ей сказала, мисс Картер, — улыбнулась она мисс Хетти, сидящей напротив, — но видно, что Лоис и мисс
Дэниелы не особо подходят друг другу. Она кажется мне чрезвычайно интересной, и, похоже, я ей тоже. Так что мы просто составили пару.

 Мисс Хетти сухо улыбнулась. Энн, похоже, приложила немало усилий!


— Конечно, я ещё не отказалась от своей привычки сама договариваться о таких вещах, Энн. Когда я это сделаю, я могу сначала посоветоваться с девочками.

Энн, покраснев от упрёка, всё же обезоруживающе улыбнулась. «Я думала, что, пока она не устроилась, мисс Хетти...»

 «Хорошо, Энн, если ты так хочешь. Но я думала, что ты особенно этого хочешь
быть одному этой зимой, так что вы могли бы дать больше времени для дополнительной
предметам”.

“Я, Мисс Хэтти, я буду. В самом деле, я буду в выигрыше, Мисс
Дэниэлс может натаскать меня по испанскому; она говорит на нем как на родном. И я буду
помогать ей в некоторой работе ”.

И Ракель осталась в комнате Энн, которая была достаточно просторной, чтобы вместить
дополнительную мебель, которую пришлось привезти. Она была одновременно весёлой и уютной, с английскими ситцевыми обоями, пусть и не такой изысканной, как та, другая комната. Но Ракель она подходила больше. Анна не могла представить её в окружении тафты и кружевной тесьмы, как у Луа.

Насколько было известно Ракель, о том, что произошло в ту ночь, когда она пришла в «Башни», никто не говорил.  Ей и в голову не приходило, что эта история облетела всю школу и что в ту ночь и ещё неделю после неё её обсуждали и младшие, и старшие девочки.  Что именно произошло, никто не знал.

  Но почему Лоис так пренебрежительно отнеслась к ней?  — спрашивала себя Ракель.  Она была недостаточно хороша для неё, вот в чём дело.

После той первой ночи девушки оставили её в покое, если не считать дежурных любезностей за столом. Новизна, связанная с появлением новенькой, сошла на нет за неделю.

“Любопытно, ” заметила мисс Хетти своей младшей сестре, “ как
все девочки находят оправдания Лоис Уэйнрайт. Она избалованная и
иногда хладнокровная маленькая штучка; Я прекрасно знаю, что она
сказала или сделала что-то, что причинило боль этой девчонке Дэниелс. Но ни одна из них
не призналась бы в этом.

“У Лоис есть все, кто ждет ее и защищает. Но однажды
ей придется столкнуться с жизнью самостоятельно. Ей предстоит усвоить свой первый урок, и эта девушка с Запада может стать той, кто его преподаст. Даже мисс Хэтти иногда допускала грамматические ошибки.

— Но она такая милая и очаровательная, — бросилась на защиту Лоис мисс Иза.

— Когда хочет быть милой и очаровательной, — мрачно вставила мисс Хетти.
— Она и тебя обвела вокруг пальца, Изафина.

— Она невероятно щедрая, — решительно защищалась мисс Иза, — всегда делает подарки и отдаёт свои вещи.

— Да, это доставляет ей удовольствие и ничего ей не стоит. И это, а также её красота — вот что привязывает к ней других девочек... И есть ещё кое-что, — задумчиво произнесла мисс Хетти. — Я и сама не знаю, что это.
Это было у её матери, а она сама была милым, эгоистичным созданием.

— Ну, если бы Лоис не потеряла мать, а её отец не был бы инвалидом, я бы не стал держать её здесь ещё одну зиму.
Она слишком капризна, и её расточительность подаёт плохой пример.
Отец ей ни в чём не отказывает. Она потратила больше ста пятидесяти долларов на тот театральный вечер, который мы разрешили ей устроить в городе на прошлой неделе, а ты знаешь, что я не одобряю подобные выходки пятнадцатилетних девочек.


 — Что нам делать с Ракель Дэниелс?  Мисс Изафина поспешно сменила тему.  — Её одежда не соответствует случаю.  У неё совсем нет
гардероб, который мы советуем, и я приложил особые усилия, чтобы описать все в
нашей переписке с ее отцом.

“И ее волосы, Хэтти, эти ужасные мужские короткие волосы! В них она
выглядит такой мальчишеской. Хэтти, я...

Мисс Хэтти перебила сестру испепеляющим взглядом. “ Что?
Что нам делать с ее одеждой? Ничего. Абсолютно ничего. Вы не думаете, что
ребенок считал их адекватными? Разве ты не видишь, из чего она сделана? Разве ты не видишь, что она будет страдать, если мы предложим ей избавиться от привезённой одежды? Подожди, пока она сама не поймёт, что ей
хочет носить. Прояви немного здравого смысла, Иза, ” отрезала мисс Хетти.
“ Кроме того, у Энн Марвин исключительный вкус. Она научится.

А Ракель, находившаяся в соседней комнате, была слишком поглощена обществом Энн, чтобы
думать об одежде. Она рассказывала Энн все о Лос-Ранчо,
и об отце, и о матери, и о мальчиках - Гранте, Кастере и Джорджи (ему было
двенадцать), и о Джиме Хови, который был из Бостона.

Было очень полезно поговорить о домашнем голоде с теми, кто готов был слушать.
Это был единственный мир, который знала Ракель, и под влиянием сочувствия Анны она
его солнечная красота, его простота, его обширные неогороженные просторы простирались
перед ее новым другом.

“Папа, он родился под крытым фургоном по дороге на запад. Его отец и
мать были первыми людьми, которые первыми проникли в долину реки
Пекос. И мать папы была красавицей на Юге, хотя его отец был
первопроходцем из далекого прошлого.

“У папы есть идея, он хочет, чтобы я ходил в школу. За последние четыре года он продал более семидесяти тысяч голов скота.
Он сказал, что ему и маме пора отправить меня в школу.  Он хотел, чтобы
«Они заставили меня учиться банковскому делу и бухгалтерии, потому что ему и мальчикам приходится держать в голове каждую копейку.

 И они решили, что я достаточно долго носила бриджи и ездила верхом по прериям.
 Сначала они хотели, чтобы я поехала в Сан-Антонио, но Джимми — это Джимми  Хови — убедил их, что я должна поехать в Тауэрс...» Ракель на мгновение замолчала, покраснев, а затем продолжила ровным голосом: «Джимми — двоюродный брат Лоис Уэйнрайт. Он сказал, что она здесь и будет добра ко мне.

 «Он очень любит Лоис и её отца. Она была ему как сестра,
он говорил, что часто её дразнил, но ей это было нужно; хотя она и
она была хорошей девочкой, сказал он.

“У него на бюро все время стояла ее фотография. Ей было двенадцать. С тех пор он
ее не видел. Она выглядела точно так же, как и сейчас. Я уверен, что любил
посмотрите на эту картинку. И Кастер, он просто любил его. Он думал, что она
просто как фея. Он сказал, что когда она выросла, он хотел жениться на этой
маленькая девочка!

“Когда я приехала сюда, я подумала, что, возможно, она вернется на ранчо, чтобы
иногда навещать нас. Но теперь ...” Ракель с жалостью улыбнулась себе за то, что
вообще могла подумать о такой невозможной вещи.

“Она хорошенькая”, - тепло признала Энн. “И она может быть милой, когда
у неё в голове не укоренилось какое-то противоположное мнение. Её мать умерла, когда она была совсем маленькой.
Видите ли, её отец, я думаю, так боялся, что тоже умрёт — он болен, знаете ли, — и оставит её одну, что всегда давал ей всё, что она хотела.


Он пытался компенсировать ей потерю матери, и в результате она не знала, что такое быть обиженной. Я думаю, она была бы другой, если бы не это.

 — Но скажи мне, Ракель, как Джим Хови оказался на Западе?

 — Лёгкие. Он приехал на наше ранчо и надолго там задержался. Папа и
Маме он понравился. Нам всем понравился. А после ухода мисс Энджи - она
была нашей школьной учительницей шесть лет, с тех пор, как мне исполнилось семь, - он заставил
Папу позволить ему учить нас.

“Он был прекрасным учителем. Я люблю слушать, как он рассказывает об истории. Он помог
мне подготовиться к экзаменационным работам, которые я должна была написать для мисс Картер
до того, как она разрешила мне приехать сюда ”.

— Ракель, ты хочешь сказать, что никогда раньше не ходила в обычную школу? Я думаю, это замечательно!

 От похвалы Ракель залилась румянцем до самых корней своих коротких волос. Ей стало неловко, и она отвернулась, но была рада
Энн хотела, чтобы это сказала она, потому что испытывала страстную привязанность к своей новой подруге, своей первой подруге.

«Ну, ты здесь единственная, кто это делает». Ракель застенчиво улыбнулась.
«О, я знаю! Я вижу. Наверное, я неправильно питаюсь или что-то в этом роде, раз девочки за нашим столом иногда так на меня смотрят. Думаю, им было бы стыдно пригласить меня к себе домой».

— О, Ракель, ты не должна так говорить! Девочки ещё не успели как следует узнать тебя.
И они больше или меньше заняты дружбой, которая завязалась у них в прошлом году, обустройством на новом месте, учёбой и
все это. Подожди, пока не пробудешь в "Тауэрс" несколько месяцев, дорогая, и
тебе там понравится ”.

“О, я все равно рада, что приехала - в любом случае, я имею в виду - хотя я думаю, что
самым подходящим местом для меня был бы Государственный сельскохозяйственный колледж! Но
Я встретила тебя, и я никогда этого не забуду. И папа хочет, чтобы у меня было немного времени
он говорит, что хочет пожить вдали от ранчо.

“Мама тоже хочет. Но она не такая, как папа. Она мало говорит. Она
говорит, что в первые дни была совсем одна, а вокруг простирались
пустыня и плоскогорье, и было так тихо, что, наверное, она забыла
как разговаривать. Большинство женщин на ранчо такие. А потом приходил папа, и он говорил за всех.


«Мама говорит, что хочет, чтобы у меня было много красивых вещей, о которых я могла бы думать, когда вернусь домой. Женщины на ранчо так или иначе остаются одни. Но
я думаю, что выращивать жеребят и приучать их к людям — это очень красиво. Это моя работа дома.


Наверное, я больше похожа на папу. Мне нравится ездить верхом. И я не разучилась говорить.
Обе девочки рассмеялись. — Но папа, кажется, очень дорожит памятью своей матери. Он говорит, что хотел бы, чтобы я
у меня есть кое-что из того, от чего она отказалась, когда они с моим дедушкой уехали на Запад.

«И он хочет, чтобы я могла постоять за себя не только на ранчо, но и в жизни, говорит он. И я должна это сделать».
«Ракель, ты похожа на эту бабушку?»

«Папа так думает, потому что хочет этого, но, похоже, больше никто не замечает. Даже я, а мне бы хотелось!» Хочешь увидеть ее фотографию?”

На нетерпеливый кивок Анны, Ракель положил перед ее соседом по комнате в ферротипия от
посмотрела в яркое, темное лицо. Точеные черты лица, то, как
голова была посажена на тонкой шее, наводили на мысль о гордости, и
Храбрость, выносливость кровной лошади. Она улыбнулась тебе той странной, реалистичной улыбкой, которая свойственна тонированным фотографиям.


— Она действительно прекрасна, Ракель, — наконец сказала Энн, — и ты очень на неё похожа, только у тебя нет кудрей и... и ты не такая кокетливая. Я и не подозревала,
насколько ты прекрасна. — Голубые глаза Энн смотрели на склонившееся над ней смуглое лицо с тонкими чертами и гладкую, коротко стриженную каштановую голову, которая, как заметила проницательная Энн, выглядела шикарно — в те времена, когда мальчишеский боб считался модным. Она
безумно любила Ракель.

Слишком охваченная смущением, чтобы говорить, Ракель достала из
саквояжа из телячьей кожи несколько снимков себя и мальчиков.

“Джимми сделал это. Вот папа. Разве он не милый?” - указывая на высокую,
худощавую, кривоногую фигуру в середине группы, с грубыми руками,
обветренную. “А Кастер, он ужасно красивый. Мама действительно хорошенькая,
но она никогда не встанет, чтобы сфотографироваться. Она сказала, что у неё был такой, когда она вышла замуж, и с тех пор у неё никогда не было времени наряжаться.

 — Ну же, Рэки, Рэки Дэниелс, — пропела Энн, — это ты в этом прекрасном
кожаные бриджи с серебряным поясом и всеми этими серебряными пуговицами? И
посмотри на шляпу! Разве ты не чудо! Ты привезла их с собой?

Ракель застенчиво улыбнулась.

“Взял всю нижнюю часть моего туловища, и я думаю, я не буду носить
их все равно”.

“Покажи мне, быстро! О, я хочу ношу ... ”

Кто-то настойчиво стучал в дверь, и Энн, вскочившая, чтобы ответить, была таинственным образом втянута в коридор.

 «Я правда не могу», — услышала Ракель ответ. «Нет, ну, прости, Лоис, но если ты не можешь, то и я не могу».

— Ты хочешь сказать, — послышалось явное раздражение из-за двери, — что ты никуда не пойдёшь без... — Дверь быстро и решительно захлопнулась.


Энн вернулась через несколько минут с напускным безразличием, но чары были разрушены. Ракель снова превратилась в тихую, бесцветную и немного скованную девушку, которая каждый день садилась за стол в окружении беззаботных, счастливых, угрюмых, легкомысленных, серьёзных, щедрых и безрассудных девушек из «Башен».

 * * * * *

Пролетела осень. Багрянец осенних закатов становился всё гуще, и с каждой ночью багрянец войны, Великой войны, распространялся всё дальше по стране, пока наконец не окрасил в свои цвета даже атмосферу в школах, в том числе в школе для девочек «Тауэрс».

 «Барри записался во французский лётный корпус», — объявила Энн однажды днём, когда Ракель вошла в комнату и увидела её плачущей, но гордой, с письмом из дома в руке.

Для молодёжи Великое приключение было захватывающим и волнующим. Оно не несло в себе смертоносных предзнаменований, которые тяготили их
старики. Каким-то образом оно не могло коснуться их своим тощим и жестоким пальцем,
или пока ещё не коснулось.

 В те дни царило веселье, лихорадочная суета;
планировались бесчисленные вечеринки, чтобы подбодрить мальчиков, поддержать их
«моральный дух». Даже школьниц призвали внести свой вклад.

Девушки из «Башен» должны были присматривать за киосками на благотворительной ярмарке Красного Креста, которая должна была пройти в соседней деревне. Почти все старшие девушки были приглашены на вечеринку, а после неё — на танцы для парней, которые собирались отправиться во Францию.

 Ракель никогда не участвовала в этих маленьких развлечениях
Она то и дело тайком пробиралась в комнату то к одной, то к другой девушке; казалось, её никогда не приглашали на эти маленькие посиделки, которые устраивались в углу.
И до сих пор её не просили принять участие в подготовке к ярмарке.

Старшие девушки объединились в организационные комитеты.
Интересно, заставят ли они её что-нибудь продавать, подумала Ракель. Отчасти из-за застенчивости,
а отчасти из-за осознания того первого пренебрежительного отношения,
она держалась в стороне с тех пор, как приехала в Башни.  Ракель ни в
малейшей степени не стеснялась, но инстинктивно замкнулась в себе.
Она хранила молчание и, подобно растениям в её собственной пустыне, выпускала маленькие колючие шипы, которые говорили: «Держись подальше» — так же эффективно, как если бы эти слова были написаны на них.

 И в этом новом упорядоченном существовании у неё было мало времени на игры.
 Утренний колокол, быстрый душ, к которому она привыкла, наблюдая за Анной в течение недели; молитвы, завтраки — после них она всегда чувствовала себя голодной, потому что они были изысканными, но и вполовину не такими сытными, как завтраки в Лос-Анджелесе.
Ранчос, а затем занятия и уроки, которые быстро сменяли друг друга.

Ракель усердно работала и в конце первого семестра хорошо сдала экзамены
В середине семестра, несмотря на то, что она с трудом понимала
резкий английский акцент одной из своих учительниц, она, вероятно,
совсем бы её не поняла, если бы не её опыт общения с
 Джимми Хови, чья бостонская речь отличалась чёткой элегантностью.


 Она стала меньше стесняться в общении с девочками. Но они с Лоис
 Уэйнрайт так и не заговорили друг с другом с того первого вечера.
Лоис, чьё безмятежное лицо не выдавало того, что могло происходить у неё в голове, не подавала никаких признаков тайных угрызений совести.

 Однако однажды она остановилась в коридоре рядом с Ракель, словно собираясь заговорить с ней
она. Но Ракель продолжала спокойно изучать доску объявлений, и через
мгновение Лоис пожала плечами и продолжила. Ракель знала, что Лоис
стоит там, но она боялась очередного оскорбления и решила
не становиться у нее на пути. Ракель не умела
изящно прощать. В ее стране этикет запрещал прощать
оскорбление. Она выросла на историях о мужской мести, об убийствах за оскорбления.
Папа всегда говорил, что человек может обокрасть его до нитки, но оскорбить его — никогда!

 Однажды, когда группа девушек из Тауэров каталась верхом, Ракель и
Мэриан, пухленькая, ухоженная шестнадцатилетняя девушка, которая всегда была в
тени Лоис, вместе с несколькими младшими девочками поскакала вперёд.
 Ракель, которая была далеко впереди, отстала от остальных,
когда сбилась с дороги и повернула в другом направлении.

 Когда она наконец догнала свою компанию, придя в себя после бешеного галопа,
её сопровождали два симпатичных мальчика, которые остановили своих лошадей рядом с девочками. Мэриан узнала в мальчиках учеников подготовительной школы, которая находилась примерно в двух милях от «Башен».  Она улыбнулась ей
Она выбрала самую красивую лошадь и, подъехав ближе к Ракель, стала ждать, когда её представят привлекательным незнакомцам.

 Ракель, не привыкшая к таким любезностям и кокетству, непринуждённо и весело болтала со своими благодарными спутниками.

 «Большое вам спасибо за то, что указали мне путь.  Я совсем заблудилась.  Мы отлично поскакали, и я буду рада снова обогнать вас в любой другой день.
»Это мои подруги из «Башен». Она обвела рукой остальных девочек. «Но не заставляйте нас ждать вас слишком долго».

 Мэриан сверлила её взглядом, а остальные девочки с любопытством смотрели на неё, как будто
впервые. Какой привлекательной была Ракель в своем костюме для верховой езды!
Да ведь она выглядела сногсшибательно! Когда мальчики торжественно приподняли кепки
и ускакали легкой рысью, Мэриан повернулась к Ракель.

“Ну, и какова была цель не представлять этих мальчиков?”

“ Почему-а, - запинаясь, пробормотала Ракель, “ я не знаю их имен. Я...

“ О, ” презрительно перебила Мэриан, “ так ты их подобрал! Я полагаю,
там, откуда ты родом, они занимаются подобными вещами.

Ее сарказм не попал в цель, потому что это была простая правда.

“Мы не видим ничего плохого в том, чтобы поблагодарить незнакомца, который вежлив с нами, и
мы оставляем в покое тех, кто этого не делает. ” Ракель в ярости подобрала поводья, и
под таинственным давлением ее колен лошадь понеслась во весь опор.
побежали, и они умчались по дороге под стук подкованных копыт
прежде, чем Мэриан смогла придумать ответ.

“Гы”, - сказала Нэнси, одна из Gerould Близнецы“, она уверенно вышла на
правая нога! Мастер верховой езды не может даже этого сделать, перевести своего скакуна в бегство
с места. Кажется, ты говорила, Мэриан, что эта ковбойша не умеет ездить верхом на настоящей лошади?


 — Если хочешь знать моё мнение, то она попала в точку, — хихикнула Глория, вторая близняшка.
 — Кто сказал, что она глупая?

Хелен Вирджиния Джонс, пухленькая девушка с Юга, которой было пятнадцать лет, ничего не ответила, потому что была занята мыслями о том, как бы уговорить мать купить ей новый костюм для верховой езды из коричневой оленьей кожи с тончайшим саржевым переплетением и чтобы бриджи плотно облегали колени, как у той девушки Дэниелс. Да это была бы самая разумная покупка в Башнях!

 Ракель, возможно, почувствовала бы себя счастливее, если бы услышала своих защитников. И её
накидка _была_ прекрасна. Она выбрала эту ткань, потому что она действительно была похожа на
оленьи шкуры, а портной Энн сделал всё остальное. Но ей нравилось
Её новый наряд был испорчен, и всю дорогу обратно она чувствовала себя ужасно виноватой и смущённой из-за упрёка.

 Приближался день ярмарки.  Все, кроме маленькой Эмми Мартин и одиннадцатилетнего Герулдса, готовили стенды.  Но никто ещё не сказал Ракель, что она может помочь.  И всё же она очень надеялась, что её попросят.  Она бы ни за что не стала спрашивать об этом.  В конце концов, девочки — странные существа, подумала Ракель. Если бы это была группа мужчин или мальчиков, то... ну, ты мог бы просто подойти и спросить.

Энн, как обычно, отмахнулась от работы в комитете, сказав, что это легко
Она была уверена, что в последний момент вмешается и сделает всё, что в её силах, чтобы помочь.

 «Им это нравится, — спокойно рассуждала она, — им это идёт на пользу. Мне это не нравится. И всегда нужно что-то делать в последний момент. Им всегда нужен кто-то, кто вмешается в последнюю минуту».


Поэтому она почти не думала о ярмарке и не понимала, что Ракель осталась в стороне.

За два дня до этого Ракель, переодеваясь за занавеской в спортзале, услышала своё имя.

 «Ракель Дэниелс. Одень её и возьми с собой. Мне нравится эта девушка, и она точно умеет ездить верхом».

“Нет”, - нетерпеливо, в голосе Мэриан. “Она такая дрянь. Она не смогла бы
надеть одежду, даже если бы она у нее была. Нет! Можешь не беспокоиться. Она бы не стала
знать, как себя вести, и парни просто не смогли бы хорошо провести время с
непривлекательной девушкой. Ковбойша! Что она знает о романтике или
управлении делами?”

“О, я думаю, тебе следует спросить ее”. Это был голос Хелен Вирджинии,
дружелюбный и протяжный. «Ей даже не выделили киоск на ярмарке. Почему бы не поставить её у киоска с помадкой? Она наверняка сможет продавать сладости».

 «Ракель Дэниелс не смогла бы продавать марки Красного Креста! Кроме того, Лоис — это
председатель, и она всё устроила. Ракель придётся помочь своей стране как-то иначе.
И все засмеялись.

 Ракель хотела заговорить, чтобы сразу дать им понять, что она здесь.
 Но инстинктивная доброта не позволила ей представиться, к смущению выступающих, когда о ней говорили недобрые вещи.
 Но последние слова — эти девушки явно переборщили. Слёзы жгли глаза
Ракель опустила глаза. Она не могла произнести ни слова. Затем её охватила ярость.


Значит, они даже не позволят ей продавать помадку? Старую добрую помадку! Да почему же
То, что они могли бы сделать и продать, не принесло бы столько, сколько один хороший бык. Что ж,
есть и другие способы помочь своей стране. Возможно, она не знала,
как одеваться или вести себя. А зачем ей это знать? Но она _могла бы_ вернуться и пасти скот, чтобы прокормить армию.


 Говядина прокормит их гораздо лучше, чем помадка. От этой утешительной мысли
 Ракель смогла улыбнуться.

В кармане у неё было письмо от папы. Кастер записался в армию в один день, а
 Грант — в другой. Они уже были в тренировочном лагере. А старый добрый Джимми,
который не смог отправиться на службу за границу, преподавал в одном из новых тренировочных лагерей.

“Но все в порядке, малышка”, - писал папа. “Ты нам не нужна - по крайней мере,
пока нет. Ты просто остаешься и получаешь как можно больше знаний и веселья. Я
дам тебе знать, когда ты нужна мне”.

Папа всегда говорит, что она была так же хороша, как пара рук; она сгорела бы
показать ему, что она может сделать сейчас.

 * * * * *

В конце концов, Ракель не пришлось терпеть ярмарку, на которой она ничем не могла помочь.  На следующий день она вошла в свою комнату в унынии, чувствуя себя, как она сама выразилась, «как опунция».
Анна встретила её, размахивая письмом от матери.

“Ты поедешь со мной домой на День благодарения. Да, поедешь. Вот
письмо от мамы, в котором говорится об этом. Я не знал, найдется ли у нее комната или нет
и поскольку она всегда освобождает комнату, если кто-то из нас просит привести кого-нибудь
домой, я ждал. Давай, Рэйки, пойдем туда сегодня вечером.

Это было возвращение домой, которое Ракель никогда не забудет. Отец Энн, сверкая глазами, пробасил: «Ну вот и наша маленькая техаска». Мать Энн крепко обняла Ракель, по-матерински заботясь о ней, так что она сразу почувствовала себя окружённой любовью и пониманием. Она восхищалась тем, как по-человечески они относились друг к другу.
Изящество матери Энн, едва уловимый аромат кружев на её груди, так не похожий на запах лучшего фиалкового мыла Ракель по десять центов за кусок.
У матери Энн были седые волосы, но она была одета так же красиво и мило, как юная девушка, а её волосы были уложены так же искусно.

Роскошный дом с хрустальными люстрами, стенами, обитыми дамастом, и вазами с цветами навсегда остался в памяти Ракель как невероятное видение,
слишком прекрасное для повседневного использования. Если школа и казалась роскошной, то теперь она меркла в своей простоте по сравнению с изысканной элегантностью дома Марвинов, где жизнь была превращена в настоящее искусство.

На следующее утро в постель принесли завтрак на подносе, который выглядел как
поднос с мамиными букетиками, конечно же. Прислуживала горничная, которая налила ей ванну,
надела на ноги красные кожаные туфли и накинула на плечи бархатный красный халат.


«Подарок от миссис Марвин, мисс», — объяснила она.

 Ракель не видела Энн до десяти часов, когда та вошла в приподнятом настроении.


«Покупки. Ты и я, Раки. Пойдём, машина будет здесь через десять минут.


 Там были магазины и вещи, о которых Ракель даже не мечтала. И
Энн разглядывает всевозможную одежду! Этот розовый жоржет с огненным отливом — о,
Ракель никогда раньше не хотела носить такую одежду!

 Деньги, которые дал ей папа, она потратила совсем немного, купив костюм для верховой езды.
Сейчас самое время это сделать. Она купит новую одежду, чтобы носить её в доме Энн.
Как только Энн поделилась с ней этой новой идеей, к ним поспешили продавщицы, и вокруг появились стеллажи и стулья.

Примерять их? Но, конечно же... У мадемуазель была отличная прямая спина... Но она не должна быть напряжённой. Вот так, уже лучше. Расслабься.
 Итак!

Час спустя из магазина вышла совсем другая Ракель — в простом костюме из золотисто-коричневого твида, в задорной шляпе из тёмно-коричневого велюра и в пальто из шотландки.


А на следующий вечер, в День благодарения, по лестнице дома Марвинов спустилось видение в бледно-розовом и огненно-красном атласе.
 У подножия лестницы её ждал Барри Марвин, приехавший домой на праздники.
Он был красив и элегантен в своей униформе и ждал, когда она спустится, чтобы пригласить её на ужин.

 «О боже, — искренне взмолилась Ракель, — я могу оседлать брыкающегося мустанга, я могу связать и зашнуровать латинский глагол, но, о боже, пожалуйста, не дай мне оступиться».
«Я буду мыть полы и опозорюсь перед семьёй Анны».

 «Как жаль, что девочки в школе не могут сейчас увидеть Ракель», — подумала Анна.
 Если бы Лоис могла это увидеть, она бы либо позеленела, либо великодушно приняла Ракель такой, какая она есть, как это делали её подруги, и признала бы Ракель равной себе, даже если бы не видела её превосходства
когда она не была при параде.

Но Лоис не суждено было увидеть Ракель в шифоновом платье. Цветение было
ночным. И здесь судьба тоже вмешалась. Для Барри
Марвин увёз с собой, когда на той неделе отплыл во Францию,
воспоминание о ярком смуглом лице, освещённом изнутри свечами счастья,
которые, казалось, пробуждали к жизни неожиданный юмор... Или это было просто
удивлением от такой проникновенной честности, такой простой откровенности?

 Барри, обаяшка, весёлый и безрассудный Барри, которого никогда не увлекали девушки! Но это было не так. «Маленькая девочка», — сказал он себе.
всего лишь маленькая техасская девочка. Но какая находка! Воспоминание, которое любой парень захочет сохранить!


Энн, сидя на корточках на кровати Ракель, говорила и говорила, смеялась, строила романтические планы, предавалась весёлым фантазиям, за которыми Ракель с её буквальным мышлением едва поспевала. «Принцесса Ракель, с которой сняты чары. Она была заколдованной принцессой, запертой в Башнях».

«Хм. Ты больше похожа на неё. Я всегда представляла тебя такой, — нерешительно подумала Ракель, — когда мы читали то стихотворение, _«Принцесса»_. Я никогда не видела никого красивее, чем ты сегодня вечером, Энн. Ты точно была прекрасна»
прекрасно выглядишь в этой переливающейся тафте, голубой и серебристой. И твои волосы
, заплетенные вокруг головы, так блестят.

“Я просто подумал, как мальчики, Грант и Кастер, и Рассел, и
Джами - это наши канатоходцы, о которых я тебе рассказывал, - сели бы и смотрели, если бы
они могли тебя видеть. О, Энн, ты должна когда-нибудь приехать в Лос-Ранчос.
Мы, конечно, будем обращаться с тобой как с принцессой.

«Что касается меня, то я всего лишь пустынное растение. Я создана для того, чтобы стойко переносить тяготы жизни и цвести раз в пятнадцать лет. Завтра я снова буду прежней уродливой Ракией».

 * * * * *

Когда три дня спустя они с Энн поставили свои сумки в большом зале «Башен», Ракель ждал длинный жёлтый конверт.
Это было ночное сообщение от папы.

«Сегодня зачислен в армию. Направлен в отдел транспортировки животных, — говорилось в сообщении. —
Ты нужна мне, чтобы управлять ранчо». Он должен был уехать, как только она вернётся домой. Папа записался в армию! А она должна была стать _боссом_ «Ленивого Л»!

Как ни странно, мисс Хетти Картер почти в тот же момент читала
сообщение от мистера Уэйнрайта. Лоис не вернётся в школу, с сожалением
должен он был сказать. Врачи прописали ему ехать на запад; у него было мало времени
Он был жив, хотя Лоис об этом не знала. И он чувствовал, что не вынесет разлуки с ней, — поэтому она уезжала с ним.

 Когда девушки собрались в актовом зале, мисс Хетти Картер вышла к ним, чтобы сделать объявление. Что-то в её поведении заставило всех замолчать ещё тише, чем обычно.

 «Я должна сделать два объявления, которые, я знаю, вам всем будет жаль слышать».

Известие об отъезде Лоис было встречено шёпотом удивления и разочарования, который прокатился по всему залу.

Мисс Картер подождала немного, а затем тихо произнесла: «Мы приняли у себя
В этом году у нас появилась ещё одна одноклассница, с которой некоторые из вас не очень хорошо знакомы, — Ракель Дэниелс. Ракель сейчас в своей комнате, собирает вещи, чтобы уехать от нас.
Её вызвали домой, чтобы она управляла ранчо, пока её отец и братья на войне.

«Это серьёзное и важное дело. И оно ложится на плечи шестнадцатилетней девушки. Я был бы рад, если бы вы
выразили Ракель свои наилучшие пожелания и признательность за то, что она делает для своей страны».

 * * * * *

 Ракель всегда приводила в замешательство память об этом
прощание в "Тауэрс". Глубоко в старом сундуке, пока Энн разбирала свою дорожную одежду.
она поднялась на стук, чтобы увидеть всю школу,
очевидно, пытаясь набиться в свою комнату. Девочка за девочкой, они
протискивались внутрь, и затем яркая маленькая Лилли Мэтьюз заговорила за
них.

Они слышали, что она уезжает. Им всем было очень, очень жаль. Но разве это не было
великолепно? И Башни так гордились ею; любой, кто мог быть по-настоящему полезным, был им дорог. И вот знак их уважения. И искренняя маленькая
Лилли, у которой внезапно на глаза навернулись слёзы, поцеловала Ракель в щёку.

А потом на колени и в сундук Ракель посыпались книги, шарфы, коробки конфет, девичьи безделушки.
Ракель встала перед ними.

 «Я рада, что вы пришли. Спасибо вам. И за подарки. Я... я их не заслуживаю, но я очень рада, что не стала преступницей... что мы остались друзьями».

В тот же день два поезда, следовавших на запад, умчались навстречу заходящему солнцу,
увозя двух девушек - одну обратно в страну, которую она знала и понимала;
другую подальше от всех мест, где ее знали и понимали, в
странная страна, где жизнь может обойтись не слишком мягко.




ГЛАВА II

СНОВА ДОМА


В дальнем конце загона, под палящим полуденным солнцем, Панчито
Эскибаль энергично вылизывал своего ослика.

 «Это необходимо, потому что приезжает _падронсита_. Но ты будешь самым красивым, мой маленький; так что не двигайся».


Он говорил ободряющим тоном, не сомневаясь, что у ослика были те же возражения против этой процедуры, что и у него самого.

«Успокойся», — посоветовал Панчо-старший, наблюдавший за сыном из тени навеса для скота. С его губ свисала лениво тлеющая сигарета. «Он не сбежит. Для этого нужно нечто большее, чем подхалимство».

“ Эй, ты, Панчо Эскибаль, - прокричал голос из сарая. - Хотел бы я знать,
Что заставило тебя когда-то бежать или работать. Ты не получишь ни копейки
в этом месяце, пока не получишь вот эти седла, над которыми все работали.

“Вот. Закрепи подпруги на седле Ракель. Они будут здесь
с минуты на минуту.”

Рассел — если у него и было другое имя, то никто его не знал — во время разговора полировал серебряные детали красивого седла из испанской кожи.
От усердия его красное лицо раскраснелось ещё сильнее.

 «Рассел, конечно, не красавчик», — часто говорил о нём мистер Дэниелс.
долговязый ковбой, «но он такой же верный, как та старая гончая, и чертовски хороший работник».


В бараке царила необычайная суета: все сновали туда-сюда и застилали кровати.


«Засунь эти грязные рубашки под свою койку, Анг-хель», — крикнул Джейми
Джеймисон. «Хочешь, чтобы босс их увидел?»

Джами мылся и ещё раз мылся на веранде барака, пока даже его ногти не стали чистыми. Теперь он с трудом натягивал новые сапоги, которые так плотно облегали подъём, что эта операция была мучительной.
 Но сапоги были завершающим штрихом великолепного костюма из воловьей кожи
Ковбойские штаны, вельветовая рубашка цвета буйволовой кожи, бобровая шапка, надетая с живописной небрежностью, и сине-оранжевый шелковый шейный платок — непринужденная элегантность всего этого искусно дополняла образ невероятно худого ковбоя ростом шесть футов два дюйма.

 — Мне кажется, — заметил Оле Хоссфут Кэнтнор, который, намазав волосы маслом, теперь сидел на краю койки и смазывал ружьё, — ты слишком много хлопочешь только ради того, чтобы снова увидеть Ракель. Он прищурился, глядя на
ствол пистолета, симпатичного маленького «двадцать второго», который он сам подарил
Ракель два года назад.

 «Брр-рр, — фыркнул Джами, — я вижу, ты впервые за двадцать лет побрился».
Годы, а не то, что можно скосить парой ножниц для стрижки овец». И, наконец, примерив сапоги, на которые он потратил всю свою зарплату за последние два месяца, а именно сорок долларов, Джейми осмотрел свой подбородок в поисках случайно выпавшего светлого волоска, который мог остаться незамеченным в первый раз. Он не обратил внимания на новую красную фланелевую рубашку Хоссфута и его лучшие вельветовые брюки.

В доме на ранчо царила атмосфера «_de fiesta_», как призналась Марикита
Эскибаль своей младшей сестре. Миссис Дэниелс, в зелёном фартуке поверх клетчатого платья, стояла на коленях перед открытой духовкой и переворачивала противень с
хлеб. На длинном кухонном столе остывали двенадцать больших золотисто-коричневых буханок, источавших восхитительный аромат. В Лос-Ранчос никогда не пекли меньше двадцати четырёх буханок за раз, и пекли их через день.

 Веранды были подметены и вымыты с помощью лавового песка и вёдер с горячей водой, а пол на кухне был натерт свежим маслом. Кухонный стол был накрыт чистой красной скатертью. Из кухни выходили три комнаты поменьше: столовая, буфетная и кладовая.
В одной из них на массивном столе лежал целый окорок оленины, который Оле Хоссфут
Он принёс его с гор накануне.

 Рядом с ним лежало около трёх десятков пухлых маленьких птичек, уже ощипанных и готовых для жарки. Это были поздние перепела, которых Рассел подстрелил на рассвете в то утро.
Миссис Дэниэлс встала и прошла через три комнаты в
внешнюю, где над источником, бьющем из цельного камня, висели полки для молока. Подняв одну из синих кастрюль, она сняла с поверхности молока тонкий слой сливок толщиной в полдюйма,
переложила их в стеклянный кувшин, стоявший рядом, и вернулась на кухню с блендером.

«Думаю, я приготовлю имбирные пряники», — объяснила она
великолепной Джейми, которая как раз вошла в кухню. «Ракель всегда
они нравились. Думаю, у меня есть время до того, как они придут».
Она улыбнулась терпеливой улыбкой, прищурив глаза. «Этих пирогов с черносливом надолго не хватит».

 Миссис Дэниелс была невысокой, пухлой женщиной с мелкими чертами лица. Её щёки были круглыми и румяными под смуглой кожей, тонкой и гладкой, как у младенца,
за исключением области вокруг глаз, где крошечные морщинки протестовали против палящего солнца пустыни.


Она наклонилась, чтобы достать вторую буханку хлеба, и в воздухе запахло
жарить оленину сбежал, как дверца духовки была открыта. Смешение
запахи мяса и свежего хлеба привезли собак, собака нюхает в
кухня экраны. На дальней стенке плиты варилась неизбежная фасоль фрихоле
.

“Фиеста”, - сказала тринадцатилетняя Марикита, которая сидела в углу.
чистила горку картошки. Рядом с ней на полу сидела её младшая сестра.
На коленях у неё стояла миска с алым перцем чили, который она разминала голыми руками.


— Дай мне этот перец, Хосефита, а то обожжёшь свои маленькие ручки этой старой горячей штукой. — В голосе миссис Дэниелс слышалась ласковая протяжность, характерная для Оклахомы
родилась. Она забрала у девочки блюдо и дала ей мешочек с маленькими кедровыми орешками, чтобы она их расколола.

«Они идут! Они идут!» — крикнул Джами с передней веранды, и из загона и барака донеслись ответные крики. Миссис.
Дэниелс поспешила на площадь, где Джами, не отрываясь от бинокля, смотрел в сторону перевала, через который проходила дорога в город.

«Они всего в шести милях отсюда. Только что проехали перевал, — крикнул он. — Думаю, я встречу их у ворот пастбища», — и он швырнул стакан на стол и бросился к своей лошади.

Но Рассел опередил его и уже с грохотом выехал из загона.

 Когда большой «Патфайндер» достиг вершины перевала Орган и начал спускаться по горному склону, перед возвращающимися путниками открылось ранчо Дэниэлсов.


Внизу дорога уходила вниз, и, когда двигатели «Патфайндера» заглохли, им показалось, что они плывут по чистому воздуху. Внизу
располагалось ранчо, раскинувшееся на восточном склоне одного из крутых отрогов самых южных Скалистых гор.


Вдали, насколько хватало глаз, простиралась миля за милей равнинная местность.
огороженные акры ранчо Ленивого Л. В те дни Лос-Ранчос мог похвастаться тридцатью пятью квадратными милями, не считая десяти тысяч акров арендованных пастбищ, — феодальных владений, которые были намного больше, чем у многих баронов или принцев прошлого.

 На этой земле слово Дэда Дэниелса было законом, хотя мало кто его соблюдал, а у диких тварей, которые воевали с крупным рогатым скотом и скотоводами, был свой закон.

На протяжении тридцати пяти миль к северу или востоку вы могли бы путешествовать, не видя дыма из труб и не разговаривая с людьми. Потому что там не было ни того, ни другого
Ни трубы, ни человека, и на двадцать миль к югу — только ковбой или
автомобиль; но на запад было всего восемь миль до маленького шахтёрского городка за перевалом. Оттуда было пятнадцать миль до ближайшей
железнодорожной станции, банка и автомата с мороженым.

 — Ну вот и дом, Рэки. Старик Дэниэлс наклонился вперёд с заднего сиденья, где он сидел с Джорджи, чьё круглое лицо не вязалось с пистолетом в кобуре на бедре. «С этого момента он твой.
По праву принудительного отчуждения».

 Свежий аромат с плато ударил ей в лицо, и она увидела знакомую картину
Дом на ранчо и прилегающие к нему постройки с кремовыми оштукатуренными стенами, ярко освещённые послеполуденным солнцем, становились всё ближе и ближе. Ракель довольно вздохнула. Её глаза заблестели, когда она крикнула через плечо:
«Я почти забыла, как выглядит солнце там, в прошлом».

 «Что?!» Джимми Хови, вернувшийся на три дня в отпуск, просиял, сидя на водительском сиденье рядом с ней. «Что, солнце не пошло с тобой?» Почему,
стало намного темнее с тех пор, как ты уехал. Это особая иллюминация
в твою честь.

“Ой, прекрати, Джимми”, - прорычала Джорджи. “У Рейки гонта ужасный
В любом случае, у тебя раздутое самомнение. Слушай, сестрёнка, я думал, ты наденешь что-нибудь по-настоящему красивое, бархатное, шёлковое или что-то в этом роде. Он с презрением посмотрел на её домотканую одежду. «Это пальто выглядит точно так же, как у Джимми».

 Они приближались к верхнему пастбищу, где их ждала сияющая Джами. Она широко распахнула ворота, чтобы пропустить Следопыта. Если бы не глубокий овраг между верхним и нижним пастбищами, машина
могла бы по инерции доехать прямо до дверей ранчо, но Джимми ловко
выжал сцепление и завел двигатель как раз в тот момент, когда они наехали на что-то тяжелое
песок. С хвастливым рёвом своих восьмидесяти лошадиных сил машина проехала через
внешние ворота и тихо остановилась перед дверью во внутренний дворик.

 «Привет, привет, Ракель». Хитрый Рассел, раскрасневшийся ещё больше,
вернулся коротким путём, чтобы первым пожать руку Ракель, которую он теперь неуклюже тряс. И
 старина Хоссфут. И если бы не Анхель и Панчо Эскибаль, которые первыми из всех приветствовали его «_muy
querida padroncita_».

 «Где мама?» Ракель с нетерпением смотрела вперёд, через открытый внутренний дворик
дверь, через двор и в дом.

“О, эта бедная старая женщина-мать, ” ответил мистер Дэниэлс, - скорее всего“.
она прячется, как всегда, когда кто-нибудь возвращается домой. ’Боюсь,
она будет плакать. Полагаю, мне придется пойти и вытащить ее из ледяного дома ”.

И на самом деле они это сделали. Даже когда папа и Ракель появились в дверях ледника, вглядываясь в темноту, мама была так занята своими воображаемыми обязанностями, что не слышала их.

«Мама, ты там?» — позвали они.

«Да, — отчаянно ответила она. — Ты вернулась, Ракель? — У тебя было...»
хорошо провели время? Зима здесь выдалась засушливой.

Ракель обвила руками шею матери и расцеловала ее в щеки, а
Миссис Дэниэлс натянула фартук на голову и заплакала.

Позже, когда они вместе шли в гостиную ранчо, миссис
Дэниэлс сказала: “Ты привезла очень красивый костюм и пальто.,
Ракель, милая. «Ты купила себе красное платье, пока была в отъезде?» — спросила она.
Это была самая заветная мечта Ракель с детства.

 «Да, мэм». Ракель вспомнила розовый шифон цвета пламени,
неземную реализацию той красной мечты, о которой она мечтала в детстве, и как
Он был так же далёк от неё, как и тот другой мир, который она на мгновение вспомнила, — настолько далёк, что уже казался сном.

 В поезде она постоянно думала о своей школьной жизни, но теперь эти мысли полностью улетучились из её головы, когда отец позвал её на веранду, чтобы показать, какая сухая трава на плоскогорье у их ног. Солнце садилось, окрашивая небо в сплошную малиновую полосу, которая постепенно переходила в тёмно-синюю.
На востоке ещё один горный хребет сиял, как живые опалы
отражённый цвет. Перед ними простиралась бескрайняя равнина, уходящая вдаль на тридцать пять миль.

«Я надеялся завтра прокатиться с тобой по прерии, Ракель, — сказал мистер.
Дэниелс, — но я должен отплыть с минуты на минуту. Всё в порядке, но... корма мало. И, похоже, семян на весну не хватит».
Мистер Дэниелс говорил с сожалением. «Кажется, мне пора отправляться на поиски кораблей, которые
идут прямо туда и перевозят скот.

 «Пора гнать эту ораву скота к Руидозо. Там их пять, шесть, сто. Они должны принести хорошую прибыль»
эта хорошая трава - семьдесят пять долларов за кочан. Я прибрался этой осенью,
продал двадцать тысяч голов на откормки по цене от сорока пяти до пятидесяти долларов
долларов за копыто, что вернуло каждый цент, который мы задолжали по банковским акциям,
и то стадо чистокровных лошадей, которое я купил в прошлом году. Не больше, чем пять
тысяч, сейчас осталось”.

“А где все мальчики?” - спросила Ракель.

«О, мне пришлось их отпустить, когда Кастер и Грант записались в армию. Их было одиннадцать
в казарме. Думаю, ты могла бы замутить с Расселом и
Джейми.

 У бедного Расса были плоскостопие, проблемы со зрением, фурункулы и всё такое, что не
похоже, ничто не мешает ему быть таким же хорошим верхолазом, как и все, кто когда-либо носил седло. А Джейми — ну, даже высокий подъём и хорошо сидящий ботинок не помогли ему. Говорят, он слишком худой, даже с патронами, зашитыми в карманах, и он самый драчливый и крепкий молодой кот в этих краях.

 «Панчо Эскибаль, как обычно, в столовой. От него нет никакой пользы
для легальной стрельбы, от Панчо нет, и в армию его ещё не призвали.
Следи за этим вороватым койотом — но я так и не нашёл его слабое место в том, что касается брендинга, работы с седлом и тому подобного.

«И Оле Хоссфут всегда готов прийти на помощь, чтобы присмотреть за моей девочкой. Но, думаю, тебе не нужна помощь, Рэки. Ты и сама прекрасно справишься. Женские мозги ничем не хуже мужских, а ты выросла на ранчо. В скотоводстве для тебя нет ничего нового».

Папа с нежностью и сентиментальностью посмотрел на Ракель. Суровый хозяин, проницательный скотовод и финансист, старик Дэниелс был нежен, хоть и строг, со своей семьей.
Он гордился, особенно своей единственной дочерью.

 «Я не говорю тебе, что ты должна быть мужчиной, Раки. Я не хочу, чтобы ты была мужчиной. Мы
у мужчин достаточно в семье живем. И Джорджи вот человек место
ухаживать за женщинами людей. Он был так хорош, как двумя руками, так
Грант и Кастер слева”.

Это правда, что Ракель знала каждый прием выпаса, клеймения,
дело облавы, лошадей. До того как она уехала в школу, она вела бухгалтерские книги для своего отца, используя собственные примитивные методы.
Три месяца обучения бухгалтерскому делу, которые она прошла, значительно облегчили ей задачу.

Она знала упаковочные цеха и комиссионеров, с которыми работал её отец.
Отец занимался торговлей; она следила за рыночными ценами на говядину, которые он каждую неделю с трудом вычитывал из воскресной газеты, как другие девушки следят за распродажами шляп. Она разбиралась в вопросах транспортировки, от поездки на железнодорожные станции до телеграммы, сообщающей об отправке скота.

 Но этот год должен был стать особенно тяжёлым. Перед Ракель стояла задача
присматривать за оставшимся стадом, в котором было всего четыре мальчика вместо двенадцати или четырнадцати, как обычно бывало летом. Она отводила более тощих или слабых животных в загоны, чтобы их откормили, и объезжала стадо.
Весной нужно было присматривать за телятами, особенно если сезон выдавался холодным или поздним. Затем, после родео и клеймения, нужно было продать скот, откормить его перед отправкой и благополучно доставить на скотный двор. Но со всем этим мог справиться хороший управляющий. Сегодня папин бизнес разросся до таких масштабов, что финансовая сторона дела составляла половину работы.

— Главное, с чем тебе придётся справиться, Ракель, — сказал папа, пристально глядя на неё, — это с нашими записями. Тридцать тысяч долларов в Долине
Грант, земля должна быть возвращена до первого апреля, а проценты по двум другим нашим кредитам...

 «Это значит, что в начале марта ты отправишь как минимум тысячу голов скота.
 Март.

 «Я бы не стал так расширяться, захватывая дополнительные территории, если бы знал, что в итоге оставлю всё тебе.

«Поскольку мы по уши в долгах, если случится что-то непредвиденное, нам придётся быстро распродать скот. Этой осенью все банки выдали скотоводам кредиты по максимуму, и хотя я рассчитывал заработать целое состояние, я боюсь, что скотоводов ждут неприятности.

»«А. Б. Мейерс стал директором нашего банка и сменил меня. Ты же знаешь,
он поклялся отомстить мне за то, что я отозвал его вексель два года назад?» Папа
пожевал свои длинные усы. «На самом деле, если бы ему не пришлось
вложить деньги и продать часть своих акций, он бы разорился и, скорее всего,
сегодня угонял бы скот, чтобы создать новое стадо.

«Но от этого ему не легче. И он может устроить неприятности. Так что помни: к первому апреля у тебя должно быть тридцать пять тысяч долларов. Лучше отправить их в первую неделю марта».

 «Не волнуйся, пап. Предоставь это мне. Мы отправим их. Я уже снял их с
раньше. Я могу сделать это снова.
А. Б. Мейерс, известный в той части страны как «А. Б.», сам был старожилом.
Вместе со Стариком Дэниелсом он считался одним из крупнейших скотоводов в той части Техаса. Он двадцать лет спорил с отцом из-за открытых пастбищ, и во времена Великой войны вражда между скотоводами всё ещё была острой.

Пастбища А. Б. в двух местах граничили с землями Лос Ранчос. И Эй Би боролся
тайно и открыто за каждую вещь, которая могла понадобиться Дэниелсу.
 Это была борьба не на жизнь, а на смерть, и в двух третях случаев верх брал папа.

Двумя годами ранее Земельный департамент передал Старому Человеку Дэниелсу Вэлли-Грант — богатый участок, за который Мейерс боролся пять лет.
Ни его популярность, ни его влияние не помогли ему получить этот новый участок, но дело было в том, что он был более успешным бизнесменом, чем А. Б., и вёл дела абсолютно честно.

 Затем папа занял денег в банке, чтобы приобрести прилегающую землю, и таким образом значительно расширил свои владения. Он также купил несколько новых
голов скота и в течение двух лет не продавал его, чтобы увеличить поголовье
скот на новом пастбище. Потом началась война, и ему пришлось начать продавать свой скот.


 «Но когда дело доходит до продажи, не связывайся с этими разъездными торговцами, — в сотый раз внушал папа Ракель.
— Во время этой войны их будет полно, или я сильно ошибаюсь.
Остерегайся их.

“Ты продаешь прямо в Cudalow's в Канзас-Сити или Shift в Чикаго,
а остальное довольствуешься рыночной ценой. Все откладываешь и не торопишься. Думаю,
это все.

“ Джимми, ” когда Джимми сам вышел из-за угла веранды, “ Джимми здесь, говорит
Он сможет выбираться оттуда, может быть, раз в пару месяцев, и он будет приезжать и поднимать вам всем настроение».

 В неподвижном декабрьском воздухе, пронизанном пронизывающим холодом, который с заходом солнца пробирает до костей на такой высоте, раздался долгожданный звон обеденного колокола.

 Не во всех домах на ранчо есть столовая, но в Лос-Ранчос были свободные комнаты. Старинное здание, некогда бывшее фортом, а затем постоялым двором, было высоким, с толстыми стенами, шириной в три полных саманных кирпича, и построено вокруг внутреннего дворика площадью пятьдесят квадратных футов в стиле, характерном для этой местности.

Старик Дэниелс провёл их через дом во внутренний дворик, а затем по веранде в столовую. Когда он открыл дверь, их обдало волной тепла и света. Там, где когда-то был камин, теперь стояла большая печь, и вместе с теплом, идущим из кухни, и светом от ацетиленовой лампы, висевшей над столом, большая комната казалась уютной.

Феодальный стол с трудом выдерживал количество еды, которую мама Дэниелс приготовила в честь возвращения Ракель и последнего вечера папы дома.
На одном конце стола красовалась сочная оленина, на другом — блюдо с золотисто-коричневыми перепелами
с другой стороны, с пикантным беконом. Огромные миски с хрустящим картофелем,
чили и фасолью, зимней тыквой и маринованными персиками от Mother Daniels стояли на столе вперемешку. Горы хлеба
привели бы в ужас лагерного пекаря. А блюда с подливкой
казались неиссякаемыми, как кувшины с вином «Баусис» и «Филемон».

Через мгновение все они уже сидели за столом, брали салфетки с бахромой, лежавшие рядом с бокалами, и с неумеренным аппетитом наваливались на еду.

 «Боже мой, — подумала Ракель, когда Оле Хоссфут взял кусок хлеба и ловко перегнулся через Джимми, чтобы дотянуться до него. Гладкая щека Джейми вздымалась.
а на лице Джорджи лежал целый кусок хлеба с маслом.
 Энджел с любовью смотрел на миску с фасолью, которая, не останавливаясь, двигалась по столу и теперь оказалась в руках у папы.


— Похоже, кого-то не хватает. — Мистер Дэниелс окинул взглядом стол и насчитал десять голов. — Где Рассел?

В стуке вилки и ножа по тарелке на мгновение воцарилась тишина.
Она длилась ровно столько, чтобы снизу донёсся стук по полу столовой.


 «Он в бункере», — и мистер Дэниелс, отодвинув стул, направился к внутренней стене, остановился и поднял люк
в полу. Это было похоже на то, как если бы вы выпустили из коробки джина.
Одновременно с этим появилось красное и взволнованное лицо Рассела, и он выбрался наружу, держа в руках большой и маленький кувшины.

Все расхохотались, кроме Рассела и Джорджи, который опустился на своё место.
«Я забыл его выпустить», — пробормотал он.

Рассел принёс свой вклад в угощение — немного игристого крепкого сидра и персиковый бренди, который он закопал в землю больше года назад.

 Несмотря на то, что гости были очень голодны, запасы Матушки Дэниэлс почти не пострадали.  Когда трапеза закончилась, Ракель
и Джорджи бросились к матери и схватили её за руки.

 «Нет, мам, не надо. Давай. Мальчики помоют посуду сегодня вечером».

 «Ну, смотри, не разбей их, Анг-хель, — предупредила мама, — и не натирай золото слишком сильно».
Ведь мама достала лучшую посуду с золотым ободком и большой золотой буквой «Д» на каждом предмете. Это был элегантный набор,
и папе определённо нравилось, как выглядит это золото.

Они вошли в гостиную, где папа уже сидел, сняв обувь, и грел ноги у открытого камина.

При свете камина гостиная в ранчо выглядела великолепно. Она была длинной и
довольно широкий, с тяжелыми, неправильной формы балками на потолке. Мескит
корни и сушеный тулас горели в необычайно большом камине, сооруженном
с выступающей вытяжкой каким-то искусным мексиканским мастером.
От костра взыграл ruddily на крем оштукатурены стены, и на
трофеи охоты на ранчо висит.

На полу лежали ковры навахо, чёрно-белые, серые и красные, а также ангорские овечьи шкуры, выкрашенные в немыслимые мексиканские цвета. Мебель была разной, в основном уродливой, за исключением ивового гарнитура, который смотрелся уместно
веранда, кушетка, покрытая прекрасным старинным ковром чимайо, бело-голубым
такие умеют делать только индейцы, и потрепанный старый испанский стол,
сделана вручную, но, увы, не оценена никем, кроме Джимми Хови.

Ракель опустилась на диван, и Джимми сел рядом с ней, закуривая
сигарету.

“ Только одну, старина Джим, ” предупредила Ракель.

Джимми ухмыльнулся. “ Ты сразу начинаешь мной командовать, не так ли? Но, честно говоря, Большой Босс, я не кашлял уже полгода.

 — Это потому, что я заставил тебя бросить.

 Джимми мягко улыбнулся и кивнул. Джимми был очень мягким человеком. Возможно
Он бы тебя не обманул, если бы ты не видела, как он разозлился в тот раз, когда брат Панчо Эскибаля ударил кобылу Алезан по голове. Фу-у-у.
От одной мысли об этом её бросало в дрожь. Но с тех пор она симпатизировала Джимми.
Теперь она впервые заметила, какой он красивый. Его голова была такой круглой и так ровно сидела на плечах. И он казался выше, чем она его помнила, крупнее.

«Знаешь, с прошлого года я поправился на девять килограммов». Джимми подмигнул. «Ракель, не стоит говорить всё, что думаешь, одними глазами».

У Джимми были густые волнистые светлые волосы и голубые глаза.
Он был очень голубоглазым. Когда он улыбался, у него на подбородке появлялась ямочка, а улыбался он часто. Да, решила Ракель, это был всё тот же Джимми, и единственная причина, по которой она не задумывалась о том, как он выглядит, заключалась в том, что он был таким милым, что она не могла думать ни о чём другом. А ещё он был худым и очень больным, когда только приехал.

 Джимми задумчиво и с одобрением разглядывал Ракель. С тех пор как она вернулась, он почти ничего не делал. Боже мой, как всё изменилось за три месяца!
Во-первых, одежда. Городской житель Джимми с трудом мог
не удалось сразу принять их во внимание. Клянусь Джорджем, правильная одежда, ткань, покрой,
цвет и все такое, безусловно, выгодно подчеркивали привлекательность красивой девушки!

Но сейчас он изучал другую перемену, внутреннюю. Во многом та же Ракель.
Ее улыбка была такой же теплой и искренней, как и тогда, когда она уходила.
Но она не говорила так много, как можно было бы ожидать Ракель на получение
обратно из школы. И она, казалось, как-то избегала его, отвечая уклончиво.


— Расскажи мне немного об этом, Ракель, — умолял он, — о школе. Как всё прошло? Знаешь, я получил от тебя только одно письмо, и оно было в основном
занялась описанием различий в подготовке лошадей в восточных
школах верховой езды и в наших западных школах верховой езды!»

«О, Джимми, я тоже написала тебе ещё одно письмо!»

«Да, в нём говорилось о том, насколько мы продвинулись в изучении
средневековой истории. Но ни слова о тебе». Джимми затушил сигарету.

«А что с моей маленькой кузиной?»

Ракель не разбиралась в искусстве. Три месяца назад она бы сказала: «Ну, мы с ней держались по разные стороны загона».
Но за три месяца она научилась смягчать свою откровенность деликатностью. Три месяца совместной жизни
Общение с Анной сделало её манеры более непринуждёнными.

 «Лоис стала ещё красивее, чем когда ты её видел, Джимми, — ответила она, — и она очень популярна. Все девочки в школе были от неё без ума».

 «Так и должно быть, так и должно быть, — кивнул Джимми, как будто в этом не было ничего удивительного.
От чего-то резкого у Ракель закололо в груди. «Я давно не получала вестей от дяди. Интересно, как они там».

Ракель начала говорить. По дороге к поезду Энн рассказала ей, что
Лоис уехала и почему.

Но пока она колебалась, Джимми настаивал: «Она была хорошей соседкой по комнате?
Вот что я хочу знать. Она не ответила на моё письмо, но дядя написал мне записку, в которой сказал, что, по его мнению, Лоис сделает всё, что в её силах.


— Джимми, у меня была самая милая соседка по комнате во всей школе, — Ракель посмотрела на Джимми с обезоруживающей искренностью.


И Джимми, будучи всего лишь человеком, был сражён этой внезапно проявившейся проницательностью. Ракель стало стыдно. Никогда прежде она никого не обманывала, разве что ненамеренно, храня молчание. В голове у неё смешалось множество важных причин. Если они не считают нужным сообщить об этом Джимми, то почему она должна это делать? Может быть, он получит письмо в любой день
теперь ему придётся отправиться прямо туда, где они были. О, он не должен этого делать! Он не должен снова идти к Лоис. И она услышала, как говорит о войне, о своих каникулах в День благодарения, об Энн и семье Марвинов.

 «Их дом внутри был просто дворцом. Но ты к этому привык.
Ты бы их тоже понял. Они были обычными людьми. Когда ты привык к
их повадкам, ты смог увидеть, что в глубине души они такие же люди, как и мы, техасцы
.

Джимми рассмеялся. “Ну, я думаю, что под кожей мы все очень похожи".
кожа.

“ Нет, Джимми, мы не такие. Возьми, к примеру, папу. Он думает, что честь дороже
чем жизнь, и что правосудие принадлежит ему, а не Господу и не государству.
Когда он пристрелил тех троих, которые убили его отца, он заявил, что собирается
получить их таким же образом они получили его-в спину. Что он и сделал. Каждый
из них.

“Когда ему пришлось отсидеть три года, он не жаловался. Сказал, что это того стоило
оно того стоило. Но он считал, что год его жизни принесёт обществу больше пользы, чем любой из живущих мужчин».

 «Так и было», — согласился Джимми.

 «Что ж, я считаю, что люди должны платить за то, что они делают». Она произнесла это с такой яростью, что Джимми посмотрел на неё с притворным изумлением.

Они говорили шёпотом, но папа предавался воспоминаниям, и его рассказ наполнил комнату.

 «Да, — вспоминал он, — я сделал эту страну пригодной для жизни белых людей.
Индейцы, вредители, плохие люди и убийцы почти исчезли. Я никогда не думал, что нам придётся возвращаться через эти равнины и океан в страну, где коровы, как я слышал, являются домашними питомцами, привязанными в гостиной, а мужчины носят с собой ножи вместо ружей, чтобы не привлекать внимания.

 «Сражения будут выглядеть совсем не так, как в старые времена, когда мы сражались с индейцами и угонщиками скота.

«Я помню, как отец взял меня с собой в Карризозо, штат Нью-Мексико. Мне было около одиннадцати лет. У горячих источников на нас напала самая хитрая шайка навахо, которую я когда-либо видел. Мы шли и шли три дня, не останавливаясь, чтобы съесть что-то большее, чем кусочек табака (вот почему я с тех пор не могу переносить жевание), и пили только ту воду, которую могли зачерпнуть из кипящих источников и охладить на солнце.


Потом мы вышли из воды, и Эверетт Имс — он был хорошим старым скаутом — после наступления темноты легко ускользнул к источникам.  Мы услышали всплеск и
раздался испуганный визг, и По сказал: «Бедняга Имс, эти твари сварили его заживо».


 «И тут в комнату вполз старина Имс, мокрый до нитки и обезумевший, как дикая кошка.
 Вода впервые за много лет коснулась его шкуры, да ещё и горячая!

«К утру у нас не осталось ничего, кроме дроби для кроликов, и мы
стреляли по кустам, где ещё держались несколько индейцев, как вдруг
вывалился молодой парень, весь утыканный дробью, и бой был окончен,
как и наша стрельба.

 «Что ж, остаток утра я провёл, вытаскивая дробинки из этого парня
Я погладил Навахо по спине и отвязал поводок, и он был самым благодарным индейцем, которого вы когда-либо видели. Раньше он каждый год приносил мне подарки, пока пару лет назад не перестал. И я тоже был ему благодарен, потому что нам нужен был выстрел, чтобы выйти и раздобыть себе завтрак.

 «В каком-то смысле это были жестокие времена. Когда этот дом ещё был чем-то вроде укреплённого отеля, я останавливался здесь, и там останавливался больной
«Симпатичный молодой парень, настоящий денди, у которого был надрывный кашель.
 Туберкулёз в последней стадии, — сказал я себе.

 — Он был с Востока, — сказал он, — и боялся стрелять из ружья. В сторону
На третий день с запада приехал шериф округа Донья-Ана
, а с востока — шериф Аламогордо, округ Линкольн.

 «Они решили, что их человек был там, и начали обходить дом.
Молодой парень как раз выходил из загона, когда они его увидели, а он увидел их и, наверное, сильно испугался. Он свернул за угол. Мы
выглянули в окно столовой и увидели, как два шерифа
начали обходить дом, один с одной стороны, другой с другой.

 «Парень вбежал в дом, напуганный до смерти. У него никогда не было при себе оружия, он
— сказал я и спрятал его в том самом подвале, где сегодня вечером заперли Рассела. Шерифы обежали дом и перестреляли друг друга из своих двустволок, а когда я открыл дверь в подвал, Билли Кид уже был на свободе. Хотя мы так и не поняли, как ему это удалось, ведь я всё это время сидел на крышке, а других выходов не было.

“Что ж, сэр, ” сказал Джимми среди всеобщего восторга по поводу рассказа, “ я
никогда раньше не слышал, чтобы вы рассказывали это о знаменитом мальчике-бандите из Нью-Мексико
”.

“О, у меня есть куча историй, которые ты от меня еще не слышал”. Старина
Глаза Дэниэлса блеснули.

«Я когда-нибудь рассказывал тебе о Пекосе Билле и о том, как он проехал на циклоне из Канзаса через эти места и добрался до Аризоны? Он ехал так быстро и поднял такую пыль, что часть Техаса унесло в Нью-Мексико.
 Ты ещё можешь увидеть это место, в углу». Пекос Билл мог бы перешагнуть вон через ту вершину и даже не заметить этого, по словам тех, кто знал его в то время. А ещё он приправлял свои бобы тарантулами.

 Под смех собравшихся Оле Хоссфут Кэнтнор заговорил со скамьи у камина, где он, как всегда, работал над куском кожи.

“ Я мог бы рассказать тебе историю еще более странную, чем эта, и правдивую. Ты
помнишь, Джим, что последняя награда, которую правительство назначило за Кастера
волк довел цену за голову этого разбойника до пятисот долларов.
Ну, Билл Марсден, владелец бара х, ругается, или поклялся, что в Git
животное в течение шести или семи последних лет.

«Билл убил пару волчат старого Лобо, но самого волка поймать не может. Он загрыз больше призовых овец Билла и больше годовалых ягнят, чем они могли сосчитать. За одну ночь этот чертов дьявол загрыз шестьдесят овец, а сам не съел ни кусочка.

»“Но он слишком милый для всех них, охотников и трапперов. Не тронет
пицена, не позволит своей стае клюнуть на приманку. Под снегопадом чует ловушку.
Множество ловушек, в которые он попадал передней лапой. Я рассматриваю его в полевой бинокль.
он бьет легко и мощно, как кошка, а затем отпрыгивает’
прочь.

«У него четыре дюйма между глаз, а лапы размером с мою ладонь, и ему не составляет труда в одиночку завалить двухлетнего быка.


У Марсдена есть маленькая девочка, единственная из шести детей.
 Прошлым летом, во время засухи, она была в загоне у рейнджера
домик. Играет со своей полицейской собакой. Однажды сбился с пути и заблудился. Но
той ночью из-за разразившегося облака началась засуха, и рейнджер уехал.
они ушли за горы и не узнают об этом до следующего утра.

“Они отправляются на охоту, боясь надеяться, что из-за дождя и
волков, и Билл испугался, что она попала в ловушку, которую он устроил для Лобо.
Ловушка была расставлена как надо, но ни Лобо, ни Люти там не оказалось.

 «Ну, если вкратце, они нашли её спящей в пещере, а рядом с ней лежал волк Кастер.

 «Билл выстрелил, думая, что она мертва. Но с ней всё было в порядке. Она очнулась
Волк выпрыгивает из пещеры, взбирается на скалы и убегает. А маленькая девочка плачет, зовя своего «пёсика»; кажется, она играла с ним в лесу. Она дала ему воды, когда он попал в ловушку; он скатился с бревна, которое приготовил Билл, и освободился; а когда начался дождь, Лобо унёс её в зубах в своё старое логово.

«Билл клянется, что больше никогда не поднимет на него руку».

 «Ну, я всегда говорил, что в лобо больше от собаки, чем от койота», — заметил папа. «Давайте, ребята, спойте нам что-нибудь. Давайте послушаем музыку в память о нем. Маме что-то грустно».

Покраснев и смутившись, Джейми и Рассел достали мандолину и гитару и, настроив их, начали играть. Рассел пел удивительно приятным высоким тенором, а Джейми — сбивающим с толку голосом, который пытался звучать как глубокий баритон и будет звучать так, когда он вырастет и станет настоящим мужчиной. Захватывающая ковбойская баллада, эпос о временах Дикого Запада; _The Cattle
«Дочь угонщика скота» — печальная песенка, полная нежной страсти, которая
поражает сентиментальных ковбоев. Рассел и Джейми проникновенно исполнили её.


Затем Ангел с добрыми глазами, сидевший позади остальных и игравший на
Звонкая гитара пела «Ла Палому» и «Sobre Las Olas» («Над волнами»), и это была такая прекрасная баркарола, что мама покачивалась в кресле в такт, папа махал ногой, и все покачивались в такт.

Снова дома. Ракель, сидевшая рядом с матерью, смотрела на всё новыми глазами. И всё же всё было по-прежнему. О, это было дорого ей; близко — да, вот оно.

Вот она, мама: её простые волосы, зачёсанные назад, её ситцевое платье, её молчаливость. Конечно, теперь она видела разницу между мамой и такой женщиной, как миссис Марвин. Разница была в том, что у неё было!
Чего только мама не пережила за все эти годы! И всё же она была такой милой, такой милой.
 Ракель почти завидно стало за маму. Кто бы променял
маму на что-то другое? И что бы стало с Лос-Ранчос без мамы? Да весь
мир вращался вокруг мамы на её кухне, и каждая тропа вела прямо домой.

 А папа был таким же, каким она всегда его видела, когда закрывала глаза, и слышала его голос таким, каким он был сейчас. Ты любила папу — и слушалась его. Конечно, ты ничего не могла с ним поделать, когда он что-то решал.
Ракель начала смутно осознавать, что в этом есть доля предрассудков.
Его мнение она всегда принимала как истину в последней инстанции. Но он был крупным мужчиной; в папе не было ничего мелочного. Его разум видел всё издалека, так же как его голубые глаза орла, привыкшие к дальним расстояниям, видели всё, что происходило на плоскогорьях, и отличали настоящую водопойку от миража.

 Сегодня всё это казалось более похожим на настоящую жизнь, даже более счастливым, чем в тот далёкий день, когда она уехала в школу. И всё же как сильно это отличалось от той жизни! Да что там, Оле Хоссфут никогда бы не прошёл дальше ворот гаража.
Он бы и шагу не ступил в гостиную.

И никто никогда не узнает, каким замечательным наездником он был, не услышит его интересных историй и не обратится к нему за советом практически по любому вопросу, потому что, если бы он не знал об этом из первых рук, он бы обязательно прочитал об этом, когда это только изобрели, ещё в год Всемирной выставки.

 Джимми был единственной неизменной величиной, единственным человеком, который связывал её с тем другим миром, новые знания о котором требовали от неё внимания. Конечно, когда-нибудь она хотела бы, чтобы в Лос-Ранчос всё было по-другому, ведь она _вернулась туда_. Джимми мог её понять.
И всё же он «не вернулся бы туда сейчас, чтобы жить, даже если бы мог».

 Ракель вдруг повернулась к нему с застенчивой улыбкой, означающей взаимопонимание.
 Джимми улыбнулся в ответ и погладил её по руке.

 «Я весь вечер ждал этой улыбки, Ракель, — сказал он. — Я уже начал бояться, что она не появится».

 «Ракель, сыграй нам что-нибудь, дочка, а? Давайте послушаем что-нибудь милое и грустное.
Папа вспомнил, что это будет его последний вечер дома в течение долгого времени, возможно, очень долгого.  Действительно, это осознание тяготило всех, хотя никто не говорил об этом и никто не упоминал, что Грант
Корабль отплыл накануне.

 «Ракель ужасно устала, папа; она проделала долгий путь, — сказала мама. —
Думаю, она ещё даже не была в своей комнате, и я считаю, что ей пора ложиться спать». Это были первые слова, которые она произнесла после ужина. Но когда мама говорила, это было законом.

 Они сонно поднялись с мест у догорающего камина. Джорджи уже пожелала всем спокойной ночи и исчезла. Миссис Дэниелс пошла с Ракель в её комнату, освещая путь керосиновой лампой.

 «Всё так, как ты оставила, Ракель, за исключением одной вещи», — сказала она
— сказала она, смущаясь перед этой новой Ракель, которая, как ей казалось, сильно изменилась за время учёбы «на Востоке».
— О, мам! Здесь так красиво.

 Большая комната с высокими потолками, которая принадлежала ей с детства, была одновременно и незнакомой, и привычной. В угловом камине, таком уютном, с приподнятым очагом, где можно было высушить ботинки или согреть замёрзшие пальцы ног, горел огонь. Треск пламени отбрасывал розовые отблески на расписной потолок спальни.

Да, он был таким же красивым, даже красивее, чем она его помнила. Прекрасный яблочно-зелёный цвет — ох, подождите, пока его увидит Энн, — с цветочными гирляндами и тусклыми
желто-золотые тени. И теперь на окнах, которые всегда были пусты,
висели ситцевые занавески, нежно-желтые, с зеленым и черным, и штрихами
хитрого вишневого цвета.

“Мама! Вы сами их сделали?

“Да, мэм. Мисс Сперри, в городе, в торговом центре, вы знаете, она вышла
и посмотрела на мебель, а затем отправила мне товар. Подолы не
так хорошо.... Я не ожидал, что доставлю их до весны. Я... я не думаю.
полагаю, они чем-то похожи на занавески Энн, о которых ты писала
?

“Мам, они такие же красивые, как все, что я когда-либо видела”.

После того как мама пожелала ей спокойной ночи, подоткнула одеяло и погасила свет,
Ракель уютно устроилась в постели, наслаждаясь отблесками огня, и посмотрела по сторонам, на высокий потолок, где в углу всё ещё висело старое гнездо земляной белки, и на стену над головой, где на старом мушкете была закреплена пятифутовая шкура гремучей змеи. На ней было двенадцать погремушек, и она могла пересчитать их все, не вставая с кровати. Затем она громко рассмеялась. Это действительно выглядело забавно:
змеиная кожа на кровати от Louis Quinze. Раньше она думала, что это от Louis
Kahn’s, после магазина в Сан-Антонио. А эти оленьи рога по бокам
рядом с её туалетным столиком! Они тоже не очень-то подходили.

 Удивительно, что Джимми никогда ей об этом не говорил. Старый добрый Джимми. Он всегда давал парню шанс разобраться во всём самому. Как он вообще мог вести себя за столом в Лос-Ранчос? Особенно Рассел, хотя Оле Хоссфут был не лучше.

 И как она вообще собиралась занять место папы, Кастера и Гранта — всех троих. Но маме пришлось заменить троих... Она
выполняла работу трех женщин - без водопровода, так долго,
и ... с этого момента маме должно быть легче.

Ракель погрузилась в сон без сновидений.




ГЛАВА III

ПРОБЛЕМЫ


Они ушли. Ракель и мама стояли в конце длинной веранды,
идущей вдоль дома, и смотрели, как машина поднимается вверх
к перевалу.

Мама выглядела как обиженное существо; она не сознавала ничего, кроме
того, что они ушли, и пыталась скрыть свои чувства. Они с Ракель пошли
бок о бок обратно в дом, Джорджи последовала за ними.

Ракель обняла маму за талию. Она чувствовала себя сильной и нежной, и это успокаивало маму. Слов и ласк было мало, но было понимание.


— Джорджи. Мама протянула руку и притянула к себе единственного оставшегося у неё ребёнка.
Она посадила его к себе на колени и крепко прижала к себе. Она укачивала его до тех пор, пока напряжение не спало и они не начали говорить о том, сколько молока даёт Рут и сколько работы придётся взять на себя Джорджи.

 Джорджи в свои двенадцать лет был круглолицым, с тонкими ногами, курносым носом и множеством веснушек. Два его передних зуба достигли зрелости раньше, чем все остальные, из-за чего он получил ненавистное прозвище «Зуб».
Но для мамы он ещё не потерял свои жемчужные молочные зубы.


«Присматривай за мамой и сестрой, Джорджи», — вот и всё, что сказал папа
его, когда он прощался. “Помни, что ты из мужской породы”.

Папа выглядел странно в костюме из магазина с белым воротничком, который расстегивался.
он бесстрашно держался по обе стороны от своего кадыка. В его красном галстуке поблескивал
как кошачий глаз, огромный желтый бриллиант, купленный у мексиканца
беженец.

Такой наряд папа обычно надевал на встречи директоров банков. Теперь, когда его не стало, его фланелевая рубашка безвольно висела на гвозде на кухонной
веранде. Рядом с ней висела его знаменитая шляпа-двугоршка, без которой он никогда не выходил из дома. Там она и будет висеть до его возвращения.

 Ракель, глядя на неё, печально усмехнулась.

«Хотел бы я, чтобы то, что папа хранил под шляпой, было сейчас там».

 Старик Дэниэлс за свою жизнь нажил немало врагов, но во времена, о которых мы рассказываем, не было никого, кто предпочёл бы прострелить его шляпу и то, что было под ней, и получить дырявую шляпу, чем «А. Б.» Мейерс. Дело было не только в том, что он лишился пастбищ, но и в том, что этот проклятый кредит в банке наполнил «А. Б.» такой ядовитой ненавистью, что он был готов на всё, лишь бы отомстить боссу «Ленивого Л.».

 Когда «Следопыт», на котором папа ехал на железнодорожную станцию, пролетел над Ред-Догом и пронёсся мимо салуна, «А. Б.» выглянул.

“Дэниелс взять стоимость перевозки крупного рогатого скота за границей”, - сообщил
Красный Бейли, владелец салуна, как машина скрылась в
облако пыли. “Привез свою девчонку домой из школы на Востоке, чтобы управлять ранчо
”.

“ Чтобы заниматься скотоводством, требуется нечто большее, чем навороченные веревки и трюки верхом.
бизнес, ” сухо заметил “А. Б.”.

“ Ты это сказал, ” согласился Ред. “Немного денег может пригодиться”.

«А. Б.» сердито покраснел и нетерпеливо махнул рукой. Затем на его лице появилась зловещая улыбка его лицо. И в этот момент он понял, как он отомстит
Биллу Дэниэлсу. Он нанесет удар по нему через его девушку. Отличный шанс
поквитаться, если Дэниэлс хотел быть таким дураком.

Ракель, между тем, все бессознательные силы, которые готовились к
бороться с ней, вспомнил ее прощальный разговор с Джимми.

Они вместе зашли в маленькую классную комнату, чтобы Джимми мог
показать ей школьные задания, подготовленные для Джорджи на ту зиму. На Ракель было зелёное трикотажное спортивное платье — милое, как раз в её стиле
она... она надела его в последнюю минуту вместо того, чтобы натянуть свою ковбойскую одежду. Как же она была рада, что Энн наконец уговорила её купить его!

 Джимми с важным видом занял место за учительским столом, а Ракель втиснулась за одну из изуродованных старых парт, которые папа привёз из города, когда Грант и Кастер были маленькими, чтобы у его детей были все преимущества настоящей школьной атмосферы.

«Что теперь будешь делать, Ракель?» — спросил Джимми. «О, я знаю, что ты вернулась, чтобы выполнить работу, которая освободит трёх здоровых мужчин для того, чтобы они отправились в
война, — на лице Джимми на мгновение отразилась горечь, — но как тебе всё это, если не считать того, что здесь нет такой жизни, как на старом ранчо? Я хочу сказать, что ты привезла с собой с Востока, из школы, помимо потрясающей одежды и трёх месяцев хорошего обучения? Есть какие-нибудь новые идеи?

 Ракель выглядела озадаченной. Что имел в виду Джимми? Она не была склонна к аналитическому мышлению; она принимала всё таким, какое оно есть. Она собиралась управлять ранчо, и этим всё ограничивалось. Если бы она только могла продержаться до возвращения папы, это было бы всё, о чём она просила.

“Ну, я точно не могу получить какие-либо новые идеи о разведение назад
На восток, я мог? Но я могу думать только об одном улучшении. Мне кажется, я вроде как
мечтаю о хорошей душевой кабине и паре больших фарфоровых ванн
вместо той зеленой жестяной лодочки, которую мы тащим на буксире к самому теплому огню.
Кажется, что если Ленивый L мог позволить себе ванну для скота и пару
пианино, то она должна была выдержать по крайней мере одну настоящую ванну ”.

Джимми взревел от восторга.

 «Что ж, скажу я тебе, Джимми, это был действительно потрясающий опыт, но мне почему-то показалось, что ни у одной из этих девушек никогда не было...»
Они не несли никакой реальной ответственности, кроме ежемесячных отметок, и из-за этого то, что они изучали, не имело для них особого смысла. Я имею в виду... ну, пожив здесь, можно понять, что чувствовали первооткрыватели и первопроходцы, когда находили новые страны в Америке. И это пробудило во мне интерес к истории; люди казались мне более реальными, а развитие страны — чем-то, связанным с людьми, а не просто сухим текстом на странице.

«И я только тогда понял, как легко ты мне всё объяснил, Джимми.
Ты рассказывал мне такие интересные вещи об исторических личностях, пока мы
пошел дальше. Так что я получил отличные оценки по истории, и это только потому, что я
знал их жизнь ”.

Лицо Джимми расплылось в улыбке, которая мгновенно завоевала его.
ранчо ленивого Л.

“Мне очень дорого слышать это от тебя, Ракель; я... о, ну, ты знаешь.
Я ничем не могу отплатить за то, что это ранчо и эта семья
сделали для меня”.

Ракель охватило смутное чувство разочарования. Что ж, Джимми был так добр к ней, что, конечно, хотел сделать всё, что в его силах. Но ей хотелось бы, чтобы он не говорил о том, что должен отплатить ей, или о том, что он учил её, потому что ему так хотелось.

И Джимми, как ни странно для него, пытался подобрать слова, чтобы выразить свою признательность более личностно; сказать, что она сама значила для него и что он готов на всё ради неё. А потом...
пришло время уходить, а он так ничего и не сказал.

 Снаружи сигналили. Они с Ракель поспешили к «Следопыту», где папа уже укладывал свой чемодан, тот самый, который Ракель забрала с собой в школу и второпях распаковала для папы прошлой ночью.

 Расстроенная расставанием с папой, Ракель забыла о том, что Джимми тоже уезжает.

Но сам Джимми всю дорогу до города думал о том, что упустил свой шанс, и ругал себя за скованность и болтливую глупость.





Глава IV
Подведение итогов

Ракель была дома уже две недели. Как назло, с той минуты, как папа ушёл, дел было невпроворот. Джейми отвёз мистера Дэниелса и Джимми в город и вернулся через полтора часа на бешеной скорости — почти 60 миль в час.
Даже с учётом того, что ему пришлось пересекать арройо, ему пришлось резко затормозить «Патфайндер», из-за чего Рассел и Ракель выбежали из загонов.

Джейми, опьяненный свободой, которую дарила машина, небрежно вышел из нее и, не оглянувшись на дымящийся радиатор, зашагал в сторону барака.


Ракель быстро подошла к машине. Двигатель сильно дымил.
Шины были горячими и изношенными из-за резкого торможения и заноса.
Задние шины были сильно повреждены камнями, и, пока они с Расселом стояли там, одна из них лопнула. В нём была дыра, проделанная острым камнем.

 Ракель была в ярости. Она быстро пошла в сторону барака.

 — Джами, — тихо позвала она, — Джами. Подойди-ка на минутку, ладно? И она обратилась к
Рассел, «Сходи в дом и отнеси маме эти пакеты, ладно, Расс?»

 «Джейми, — смущённо подошёл он, чувствуя, что что-то не так, — как ты думаешь, разве можно так обращаться с имуществом, как только папа отвернулся? Посмотри на радиатор. В нём не осталось ни капли. И это в зимний день.
Посмотри на шины. Они пролежали здесь полгода, чтобы ты мог на них ездить, ковбой, ездить на них.

 «Двигатель дымит, заднее колесо спущено, нужно подкачать.  В этом нет необходимости.  А теперь, Джейми, — он сурово посмотрел на него, — ты же не первый раз с этим сталкиваешься, тебя предупреждали и вежливо просили».

И это было чистой правдой. Джами, удручённый, начал набирать воду для двигателя, но было уже слишком поздно.

 Джами был хорошим механиком, но ему просто нельзя было доверить управление машиной, подумала Ракель, немного расстроившись. И теперь некому было вести машину, кроме неё самой.

Когда она спустилась с Рассом, чтобы осмотреть гараж, то обнаружила, что
щедрый запас масел, который был там, когда она уходила в школу,
почти закончился. Также не хватало пары запасных шин.

Ракель была в ужасе. “Почему, Русс, где ... что случилось с поставкой
магазин”?

— Ну, мэм, вы же знаете, какой он, этот старик. Все приезжают сюда, от океана до океана, любители оловянной посуды, короткорогие спортивные лошади, охотники, политики, друзья, — дайте им то, что они хотят. Конечно, незнакомец, не стесняйся. А потом, когда они заправятся нашим бензином и накушаются стряпнёй твоей мамы, они уедут. А когда дамы соберут пыль,
Лос-Ранчос стерли с их лиц, а hombres стерли это со своих ботинок.
Это последние из нас ”.

Ракель не могла не рассмеяться над яростью Рассела. “Но, Расс, тебе не следовало бы
так волноваться из-за того, что здесь едят незнакомцы. Где еще они могли
поедите в радиусе пятнадцати или двадцати миль?»

«Ну, вы, жители Запада, гостеприимны, но я янки, родом из
Канзаса, и мы не верим в то, что нужно разбегаться. Пусть они заправятся, прежде чем придут».

«Что ж, с этого момента мы будем экономить каждую копейку, и первого марта мы отправим тысячу голов, помните, или не позднее седьмого».

«Нам это понадобится», — сказал Расс. «В этом году так мало семян, а перепелов много...  На этой неделе Энджел и Панчо проверят всю кожу на ферме, а Джейми обойдёт ветряные мельницы.  Кошачьи горы
В этом году койоты совсем распоясались, а та ангорская коза, которой ты так дорожила, Ракель, попалась горной кошке, и она задрала её и её летних козлят — дай-ка вспомнить, это было в прошлом месяце.

 — О, Расс, она была такой красавицей!  Что ты сделал с шкурами?

 — Ну, козлята были немного подпорчены, но Энджел сшила из них красивый коврик для гостиной твоей мамы. У меня почти достаточно шкур лобо,
чтобы сшить для тебя новую накидку для кареты. Они висят позади дома, где мы храним продукты.


Они спустились вниз, чтобы Ракель могла увидеть толстые, блестящие шкуры рыжевато-коричневого цвета с чёрными вкраплениями.

— Знаешь, — сказал Расс, — этой зимой мы потеряли слишком много скота. Он выглядел зловеще.

 — Что ты имеешь в виду, Расс? Дикие животные?

 Расс кивнул. — И не только они, я думаю. Прошлой весной я убедился, что на той равнине осталось по меньшей мере двести телят.
 Этой осенью я не вижу и половины. Койоты прикончили не всех.

Ракель рассмеялась. “ Да ведь в этой стране никто не стал бы красть теленка
на Лос-Ранчо. Пойдем, Расс, я хочу показать тебе, как я хочу очистить рощу
. Если весна будет сухой, нам понадобится водохранилище
там.”

Тополиная роща в долине к юго-востоку от дома была оазисом в травянистой пустыне. Массивные белые стволы возвышались на фоне голубого неба.  Летом роща была зелёным убежищем от палящего солнца, а осенью сияла золотом, как будто листья были чудесным образом выкованы из чеканного золота.

Но теперь роща превратилась в нагромождение хвороста, старого железа и всякого хлама с ранчо:
старый плуг, старая повозка, древняя телега с деревянными колёсами. А
огромный резервуар в центре был завален листьями и ветками. Когда
Начался сезон дождей, и крошечный ручеёк, протекавший через поляну с гор позади неё, наполнил резервуар. Было время, когда
мальчики использовали этот резервуар как место для купания, и скот, похоже, не возражал.

 Ракель собиралась провести трубу от резервуара ветряной мельницы к дому и в долину, а затем положиться на ветер и дождь, чтобы вода в резервуаре оставалась свежей и обновлялась. Она уже несколько лет хотела навести порядок в доме, но пока папа тратил деньги на машины, музыкальные инструменты и содержание дома, ему было не до ремонта.
Они были вне поля зрения из дома.

 Сам дом был недавно побелен ранней осенью, а на стену патио нанесли свежий слой розовой штукатурки, приготовленной из розового кремнезема, который добывали в горах за ранчо. Все остальное было в отличном состоянии — насосы, ветряные мельницы, сараи.

 Мама всегда ухаживала за патио — маленьким бархатным оазисом, защищенным от пустынных ветров розовой стеной, на которой росли яркие мальвы. Квадратный участок «нездоровой» травы, как считали мальчики, потому что она была такой мягкой и нежной.
Здесь также были клумбы со старомодными цветами, с
Жимолость и бугенвиллея густо оплетали крытые галереи.

 В маминых пальцах была _gracia_, которая заставляла растения расти, как тесто поднимается, часто думала Ракель, с отвращением глядя на чахлую виноградную лозу, которую посадила сама.


«Но Ракель умеет красиво шить. Её швы и подгибы настолько тонки, что их почти не видно», — защищала её мама.

«Но я не умею шить, мам! Посмотри, как сидит это чёртово платье!» Они всегда получались какими-то странными, это правда.


Поэтому после этого Ракель стала покупать платья в городе. Они не
Их было много, ведь ей было всего семь лет, когда Оле Хоссфут принёс ей крошечные шерстяные штаны, которые можно было носить поверх мокасин. И ещё до того, как она стала подростком, она уже участвовала в облавах в своём ковбойском наряде. Так что Джимми привык видеть её стройной девочкой с копной тёмных волос, в сомбреро, ярком шейном платке и кожаной куртке.

В три года Ракель уже ездила без седла, а в пять забралась в ковбойское седло, вцепившись в луку и упираясь босыми ногами в ремни над стременами. Её тёмные волосы развевались, а глаза горели.
круглые с дерзких. Отец запретил ей ездить без седла, как она выросла
старше. Он боялся, что она будет лазить по плохой бронхо-нибудь. Она
сделал так, но не быть брошенным. Это, однако, отдельная история.

К тому времени, когда ей исполнилось четырнадцать, ее дар "приручать” лошадей стал
известен по всей округе. Бывали времена, когда Ракель заменяла взрослого мужчину, а в некоторых видах работ она была лучше мужчины. Её гибкое, неутомимое тело могло преодолевать большие расстояния, не утомляя лошадь, в отличие от тяжёлого мужского тела. И неважно, было ли животное
Будь то кусака или жеребец, если он был пригоден для работы в качестве хорошей верховой лошади,
Ракель могла заставить его слушаться, когда ездила на нём.

 Иногда она оставалась дома и помогала маме готовить для работников, а
иногда мама приглашала из города китайца, чтобы он помог. Иногда, как сейчас,
она общалась с маленькими мексиканскими девочками, потому что во время сезона отгрузки и клеймения скота
требовались все работники, чтобы присматривать за ним.

 У Дэниелов давно не было столько денег. Шли годы и десятилетия.
Мама делала всё по дому на ранчо и сама носила воду с ветряной мельницы, пока мужчины были в поле.
Папа сам себе был начальником, иногда проводил в седле по двадцать часов из двадцати четырёх.


А потом, однажды осенью, папа сказал: «Мам, у нас в банке лежит семьдесят пять тысяч долларов.
 Давай съездим в Китай или Калифорнию».
Он снял пять тысяч долларов в банке, и они остались в
Калифорнии, пока деньги не закончились.

 * * * * *

Хозяйка Лос-Ранчос не стала сама звонить в колокол на следующее утро после отъезда папы. Папа или кто-то из мальчиков всегда звонили в колокол
каждое утро в шесть часов зимой и в пять летом.

Теперь Ракель разбудил треск огня в очаге.
 Панчито Эскибаль тихо выскользнул из дома, когда она открыла глаза.
Разведением огня занимался Джорджи, но сейчас он доил корову, и молодая молочная корова никому не отдавала своё молоко.


Ракель в мгновение ока всё вспомнила и так же быстро окончательно проснулась, ощущая восхитительную бодрость здорового молодого организма. Вскочив, она подошла к ковру из овечьей шкуры, лежавшему перед открытым камином. Потрескивающие поленья давали
необычайно много тепла, но в углу, у умывальника, она могла
видеть своё дыхание.

Охваченная волнением, которого она не испытывала на уровне моря, она
обрызгала себя ледяной водой и через пять минут уже натягивала
сапоги перед камином. Не такие сапоги для верховой езды,
какие можно найти в модных городских обувных магазинах, а ковбойские, искусно сшитые и, возможно, немного причудливые из-за выреза на носке, но тем не менее красивые.


Когда она открыла дверь в столовую, завтрак уже был на столе.
Горячий хлеб, жёлтая кукурузная мука и солёная свинина, тушёные курага и
кофе. У Ракель был небольшой кувшинчик со сливками.

«Это от Рут, — с гордостью объяснила Джорджи. — С этого момента я буду позволять ей спать в сарае рядом с летней кухней. Там для неё слишком холодно».


«Ну уж нет, — усмехнулась Ракель. — Оттуда всего один шаг до кухни. Следующим ты захочешь поселить Старого Уайти во внутреннем дворике».

Джорджи с отвращением отвернулся. Его кожаные штаны скрывали тот факт, что его ноги ещё не были согнуты в коленях, как подобает настоящему ковбою.
 На его пятках звенели устрашающего вида шпоры.
Реальность была настолько суровой, что в лучшем случае они могли лишь погладить шкуру Старого Уайти.

 На самом деле шпоры были всего лишь дружеским намёком для Уайти, как между
друзьями. И, будучи верным ковбойским конём с многолетним стажем, Уайти всегда старался угодить Джорджи, когда тот подавал сигнал, и срывался с места. Возможно, он пробегал всего несколько шагов, прежде чем перейти на извиняющуюся рысь. Но стоило Джорджи щёлкнуть шпорами, как Уайти снова срывался с места.

 «Джорджи, ты поедешь с Энджел ко второй ветряной мельнице и посмотришь, всё ли там в порядке.  Мам, почему Елена не поднялась в дом?» Я
был там вчера, и никого не было дома. Я иду туда
прямо сейчас. Я хочу увидеть Панчо.”

Елена Esquibal, жена Панчо, жил в Лос Ранчос тех пор, как она
была девушка. Где-то там был сорт гордой испанской крови, и ее
отец был владельцем собственного ранчо. Он был другом старика
Дэниелса, и когда после его смерти выяснилось, что ранчо, на котором
Папа уже одолжил ему денег, влез в долги по ипотеке, а потом вернул девушку и дал ей кров.

 «Я не знаю, что на неё нашло, — сказала мама. — Она какая-то странная
в наши дни. Но маленькие девочки такие милые, а
Панчито ещё слишком мал, чтобы быть злым.

 «Мне никогда особо не нравился Панчо Эскибаль, хотя у него очень красивые манеры, — добавила мама. — И было немного жаль, что Елена не смогла сохранить ранчо своего отца. Но твой отец не виноват, что банку пришлось забрать его из-за долгов. Похоже, Эскибал этого не почувствовал
похоже, он думает, что в чем-то виноват папа. Они думают, что
влияние должно повлиять на все. ”

“Ну, я пойду туда сейчас, Мама, я хочу пойти на некоторые вещи с
Панчо”.

Эскибальская _касита_, глинобитный дом с плоской крышей, располагалась у
подножия холма, ниже загона для скота, и выходила окнами на Аламос,
тополиную рощу. Дома, казалось, никого не было, но позади дома
Ракель увидела Панчито, который спал на солнце, прислонившись спиной к пустым бочкам из-под масла.

 Пока она смотрела на него, Панчито проснулся, протёр глаза и встал, застенчиво ухмыляясь. Его папа и мама уехали на повозке навестить больного _tio_ [дядю]. Они вернутся завтра, может быть, сегодня вечером.
“_Si Se;orita._”

На какое _ранчито_ они поехали? Кажется, они называли его Ла-Больса.

Ракель подтолкнула одну из канистр с маслом носком своего ботинка. «Для чего это твоему папе, Панчито?»

 «О, это просто пустые канистры. Он уже продал масло»,
 — невинно ответил Панчито. «С тех пор как ворота под Аламосом закрыли, мимо нашего дома проезжает много автомобилей».

 Ракель задумчиво вернулась в большой дом. Панчо Эскибаль был
плохим парнем, это правда. И вот так взять и уйти, не сказав ни слова. У него всегда был повод. И ничего не оставалось, кроме как пожать плечами в ответ на
институт латиноамериканской семьи и требования родственников
во времена двоюродных, троюродных и четвероюродных братьев.

Но эта история с нефтью — неудивительно, что они не могли удержать нефть! Что ещё продавал Панчо? Проходя мимо барака, где Анхель с нежностью выметал сор из-под кроватей, она позвала его оседлать кобылу Алезан. Лошадь была пугливой и нервной,
Ракель сама вылечила её от страха и никому, кроме себя и Джами, не позволяла на ней ездить. Джами был суров с машиной, но мягок с животным.

 Ракель быстро вскочила в седло. За ней было приятно наблюдать
mount. Бывали случаи, когда она просто запрыгивала в седло, словно инстинктивно находя ногами поводья. Но сейчас она не хотела
впустую тратить время.

Левой рукой она плавно перехватила поводья у основания шеи лошади,
левую ногу просунула под стремя и быстро взлетела в седло.
Её стройное тело двигалось вверх, ноги были вместе, пока правая нога не взмахнула быстрее, чем глаз успел моргнуть, над седлом — казалось, она даже не коснулась бока лошади.  Она ехала с несколько более коротким стременем, чем обычно ездят профессиональные нищие, и не отклонялась назад при рыси или медленном беге.  Это
Утром кобыла помчалась как ветер по дороге, ведущей к перевалу.


За ручьём Ракель повернула направо и поехала по дороге, которая вела мимо тополиной рощи, огибала развилку и снова соединялась с главной дорогой за Аламосом.
Внутренняя дорога всегда была закрыта воротами, но теперь новые ворота закрывали главную дорогу, а внутренняя дорога, которая вела мимо дома Панчо, была открыта. Теперь машинам придётся ехать этим путём, а объездную дорогу не будет видно из большого дома.

«Лёгкий способ подзаработать». Ракель злилась, возвращаясь обратно.
«Но я бы никогда не подумал, что это дело рук Елены».

Панчо никогда бы не взяли на работу в «Лос Ранчос», если бы не
Елена. Когда она вышла замуж, папа взял Эскибала на работу из-за неё, а не из-за того, что он был опытным ковбоем и клеймарем.

Что ж, с продажей нефти можно было бы легко разобраться. Но что ещё задумал
Панчо Эскибал?

В тот момент Панчо завершала очень выгодную сделку по продаже Лос-Анджелеса
Болса, ранчо дяди Елены, “А. Б.” Мейерсу за сумму, удовлетворяющую обе стороны, и на наиболее приемлемых условиях.
В "А. Б." Мейерс заплатил сумму, удовлетворяющую обе стороны. В
престарелые дядя и тетя должны были продолжать жить там до конца своих дней
а Эскибал должен был работать на "Эй Би” на паях.

Ла Больса была тем, что подразумевалось под названием, клочком земли, лежащим в крошечной
долине, которая спускалась к хребту Дэниэлс и была полностью окружена
собственностью Лос Ранчос, за исключением северо-западного угла.




ГЛАВА V

СПУСТИВШИСЬ С ГОР


Наступили холода, и Рассел, Джейми и Ракель отправились в резервацию, чтобы
спустить скот с гор. Большая часть стада всегда оставалась на горных хребтах как можно дольше, чтобы
чтобы воспользоваться прекрасной травой и пощадить нижние склоны. Их
снесли до того, как зима стала слишком холодной или возникла опасность
метелей и снега, и в этом году их оставили слишком надолго.

Рассел не хотел Ракель так далеко ездить, так как она не была в
седло на три месяца.

“Но я езжу верхом, Рассел, все равно два или три раза в неделю”.

Рассел не допустил бы, чтобы там снова начались настоящие скачки.
Но Ракель собиралась туда поехать.

Они выехали из Лос-Ранчос в шесть утра, а сейчас был полдень. К
В десять часов они добрались до предгорий и, свернув с плоскогорья, с тех пор неуклонно поднимались в гору. Они пробирались через скалистый каньон, крутые склоны которого были покрыты низкорослыми пиньонами, кедрами и дубами.
Они шли по тропе, которая вела вверх и огибала большой округлый склон — высокогорный луг, поросший редкими соснами.

В горах было очень холодно, и чем выше они поднимались, тем сильнее становился ветер.  Ракель поплотнее застегнула свою дублёнку,
прикрыв горло, и порадовалась, что надела «шерстяные»
штаны из овчины с начёсом.

Часть скота была загнана на огороженные выгоны в начале лета
ее отцом. Обычно он делил стадо на несколько партий и размещал их
на разных огороженных пастбищах, чтобы было легче их загонять
поскольку несколько человек могли легко справиться с сотней одновременно.

“Не возьмут нас больше, чем на час,” Рассел, едущий впереди, называется
обратно. “Думаю, нам придется смириться с Пиви сегодня после того, как мы найти
они вальщик леса. Затем мы можем собрать их и перегнать на пастбища
с подветренной стороны вон того пика.

Пиви был альпинистом, которому удавалось зарабатывать на жизнь самому и
Он зарабатывал на жизнь охотой на пушного зверя. У него также было несколько голов крупного рогатого скота. Он жил с женой, шестнадцатилетней дочерью и десятилетним сыном в бревенчатом домике на высоте более двух с половиной тысяч метров. Старик Дэниелс разрешил ему «сесть на корточки» на земле, примыкающей к арендованному пастбищу, потому что старик прожил там двадцать лет, никому не мешая и ничего не платя.

Дом Пиви располагался в сосновой роще у подножия высокого утёса.
Он был настолько слит с лесом, что его можно было не заметить, пока не подъедешь прямо к нему. Они проехали сквозь деревья и внезапно оказались у дома.
Увидев хижину, мальчик бросился прочь и скрылся за скалой.

 «Это Бой Пиви, — сказал Джейми. — Разве не забавно, как он убегает, словно олень, при виде любого, кто попадается ему на глаза? Он настоящий дикий мальчик, не боится ни одного четвероногого, но пугается человеческого голоса».

 «Ну, он никогда не разговаривал ни с кем, кроме своей семьи, так что это естественно», —
Ответила Ракель. Она знала Пиви много лет и помнила, что Бой
всегда был таким.

“Ма Пиви говорит, что он почти не разговаривает со своей семьей”, - сказала
Рассел. “Вообще не разговаривает со своим отцом, почти не разговаривай с его
сестра, а не придет никто, кроме его матери. Он устанавливает магазине кучу
по ней”.

Они добрались до кабины и старые Пиви человек вышел им навстречу. Он
был странный человек, угрюмый и страстный по очереди, выцветшие до
к шапке. “Заборы сняты, ворота открыты, весь скот в сборе”, - таково было его
приветствие, произнесенное обвиняющим тоном. Он должен был следить за воротами и заборами.

 Рассел мгновенно пришёл в ярость, услышав эту новость, и Ракель повернулась, чтобы спросить Пиви, но в этот момент в дверь вошла миссис Пиви, взволнованная тем, что видит Ракель, дочь босса.

Миссис Пиви, выбегая, позвала: «Лена, иди сюда, это Ракель Дэниелс».

Лена Пиви иногда приезжала на ранчо Дэниелсов на несколько дней.
Однажды зимой она училась в школе в Аламогордо, когда её мать, которая хорошо готовила, устроилась на работу в городе. Зима выдалась холодной и суровой, и миссис Пиви пришлось запастись беконом, мукой и крупой.
Папа слёг с ревматизмом и всю зиму не выходил из хижины.

 Лена прибежала посмотреть на гостей, и её прыщавое лицо сияло от радости.
восторг. Они спешились и, оставив своих лошадей корма и
найти свой путь вниз в небольшой овраг, где бежал горный поток,
трое вошли в кабину, чтобы согреться у огня, пока Миссис
Пиви и Лена засуетились, раздобывая что-нибудь поесть.

Не прошло и часа, как на столе уже стояло блюдо, от которого шел пар. Рагу из зайца--“мальчик
ketched их в руках,” Миссис Пиви говорит,--горячие булочки, кофе с
сгущенное молоко. Было почти четыре часа, когда Ракель снова отправилась в путь с Расселом, а за ними последовали Джейми и Поп Пиви.

«Злая работа, — подумал Поп, — но, может, это были осенние охотники, которые...»
Он перерезал колючую проволоку, чтобы пропустить их машины. Скорее всего, так оно и было, если подумать. Он собирался спуститься на прошлой неделе и сообщить об этом мистеру Дэниелсу, но до этого момента сам ничего не знал. Парень видел скот Ранчо на нижнем склоне, когда расставлял ловушки. С тех пор у него начался ревматизм, и он не мог пошевелиться.
Джейми подмигнул и толкнул папу локтем в бок. Приступы ревматизма у Пиви, как известно, случались из-за бутылки.

Что ж, ничего не оставалось, кроме как пойти за ними всеми. Рассел
Они направились прямиком к горе Корона, с которой открывался вид на окрестности.
Час пути через еловый, сосновый и кедровый лес, такой свежий и прекрасный, что не верилось, что на дворе зима; затем мрачная поляна тсуги, таинственная, неприступная, — и они оказались на вершине мира.

В каньонах далеко внизу уже стемнело, но здесь, в этих высоких
горах, солнце ещё стояло высоко над горизонтом, и они могли видеть
на многие мили вокруг: свет и тень, свет и тень, гребни и вершины, долины; граница леса, где он резко обрывается у
жест творения.

 Ракель молчала, поражённая величественной красотой. Она не была на
Короне больше года, а ведь тогда было лето. Холод и тишина
сейчас ощущались особенно остро. Воздух был странно неподвижен, как это часто бывает перед закатом, и всадники не чувствовали холода.

У каждого из них был полевой бинокль; Рассел уже высматривал в долинах внизу белолицых — скот Ранчо, который невозможно было спутать ни с чем даже на расстоянии в несколько миль.  Ракель очнулась от своих грёз и почувствовала себя виноватой.  Она была хозяйкой Ранчо; ей следовало бы самой искать свой скот!

Подняв бокалы, они с Джами осмотрели нижние уровни в разных направлениях.
 Да, они были там, целых пятьсот голов вместе взятых.,
Подумала Джами. Да, Рассел допускал такое количество. Они не двинутся с места до тех пор, пока
к утру не утихнет метель, и это было не похоже на то, что было сейчас.
чистое небо.

Солнце с неожиданной скоростью опускалось за край мира. У вас было ощущение, что мир там, наверху, круглый; он изгибался и уходил за горизонт. Там, наверху, казалось, что это не такой уж большой шар, потому что вы могли видеть его со всех сторон и находились на его вершине.

Они вернулись к Пиви меньше чем через час, но в лесу уже стемнело
и ветер печально шелестел в голых ветвях
бледных осиновых рощиц. В бревенчатой хижине было приятно, тепло и пахло
соленой свининой и фриколесом. Их снова можно было есть.

“Да, вот эт и лег спать на чердаке,” Ма Пиви обозначается как они
пришел. “Он чист закончатся. Пришлось лечить ему ноги. Охотится на кошек, говорит он; но он дружит с прутьями, а также с быками и оленями».

 «Зима выдалась суровой, — проворчал Поп Пиви, пережёвывая пищу. — Всё застыло
Много ночей подряд без снега, и дальше будет ещё хуже. Остерегайтесь медведей и пум, говорю я, а также койотов и волков на равнинах.


«Была такая же зима, как эта, когда ранней весной молодой инженер привёз свою невесту к плотине на Рио-Гранде, и её загрыз гризли. Он охотился за беконом, а у них не было бекона, поэтому медведь забрал её». Он мрачно жевал свою солёную свинину.

 «Никогда ничего не бросайте в барсука, особенно в гризли», — назидательно произнесла Ма Пиви. «Я всегда даю барсуку то, что он хочет. Вспомни, Лена,
когда прошлой весной в дверь вошёл здоровенный негр в поисках бекона,
он взял его с полки и забрал деньги; мы его не трогали,
а он не трогал нас. Просто ушёл без проблем.


— Как бы вы с Леной хотели приехать на ранчо на весеннюю
сходочку и помочь маме с готовкой, мисс Пиви? — спросила Ракель.

Миссис Пиви начала отвечать утвердительно, но затем вопросительно посмотрела на мужа.


 «Ей не нужно работать, — решительно заявил он. — Я бы сам пошёл работать, если бы она раньше вышла на работу».

— Это очень благородно и великодушно с твоей стороны, пап, — Джейми подмигнул Расселу.

 Пап Пиви слишком любил стряпню своей жены, чтобы с ней расстаться, пока в доме была полоска бекона или кролик в капкане Боя.
 Бой Пиви, маленький дикий оленёнок, действительно обеспечивал семью едой, каждый день принося матери свою дань.

«Мне не хочется уезжать, граф О’Бой, — решила она, — но Лена может поехать, если хочет».


Лена выразила своё желание широкой улыбкой.

В ту ночь Ракель спала в комнате Лены, а Рассел и Джейми — на
выяснение отношений перед пожаром в гостиной. Лена настояла, чтобы Ракель
заняла кровать с комковатым матрасом из сосновых иголок, пока она спала
на подстилке на полу рядом с Ракель.

Лена сняла только платье и туфли, и вытащил немного грязен
фланелевая ночная рубашка на ее нижнее белье. Ракель развернула платье, достала из красного шейного платка, который всегда носила в седельном кармане, гребень, зубную щётку и кусок мыла в маленьком футляре. Она так устала от долгой скачки и холода, что с удовольствием устроилась поудобнее.
в углублениях её соснового матраса, пахнущего лесом, который окружал
крошечную хижину.

Меньше месяца назад она спала напротив Анны в
красивой большой комнате, свежей и благоухающей. Какой чистой и опрятной была Анна,
какой красивой была её кожа, такая чистая, розовая и нежная! Они были
ровесницами, Анна и Лена. И посмотрите на бедную Лену!

 «Я хочу стать школьной учительницей». Неожиданные слова Лены, закончившиеся глупым хихиканьем, прервали размышления Ракель.

 «Почему, Лена, откуда ты взяла эту идею?»

 «Из районной школы».  Лена с энтузиазмом преодолела смущение.
хотя она всегда смеялась над всем, что говорила Ракель, потому что бедная Лена
была так рада быть с другой девушкой, что могла выразить свое счастье
только смехом.

“Тамошний учитель сказал, что я могу учиться. Я думаю, что быть учителем ужасно приятно
. Я закончила шестой класс.

“Я думаю, это было бы чудесно, Лена”, - ответила Ракель. «Может быть, ты могла бы поработать этим летом и накопить немного денег, а потом, если ты найдёшь работу в Аламо,
этой зимой ты могла бы подготовиться к поступлению в педагогическое училище штата».

 Ракель открыла маленькое окошко, и хотя Лена смотрела на неё с
К своему удивлению, она почувствовала, что всё, что делает Ракель, должно быть идеально.
Подул свежий ветер и задул их свечу, и, пока Ракель засыпала,
она думала о том, как жалка и как сильно жизнь Лены отличается от её собственной или от жизни Анны.


Ну, и как сильно её собственная жизнь отличается от жизни Анны, хотя до поступления в школу она никогда об этом не задумывалась.
Она гадала, сможет ли Лена когда-нибудь стать учительницей.

«Я хочу сделать всё как надо», — неожиданно раздался из темноты голос Лены.


И Ракель смутно беспокоилась во сне, видя свою чудесную
Энн с дипломом в руках со смехом отказывается преподавать в маленькой школе горного района, когда её об этом просят, в то время как Лена, с трудом поднимаясь по склону горы, кричит: «Подождите, я иду. Я буду учительницей».

 * * * * *

 На следующее утро, когда они вышли из хижины Пиви, было ещё темно. Пока они быстро бежали, где-то за горой взошло солнце, и сквозь сосновые иголки пробился зелёный рассвет. Джами шёл впереди.
Это была овчарка, принадлежавшая Кастеру, которую он оставил наверху
Пиви, которого взяли с собой на верхний участок, бежал вместе с ними,
прыгая вокруг лошадей, чтобы показать, как он рад снова быть со своими
хозяевами.

 Когда они поднялись на половину склона Короны, внезапно
выглянуло солнце, хотя до того, как оно заглянет в долину внизу, оставался
ещё час.  С выгодной позиции на холме Рассел сложил ладони рупором и
прокричал: «Ку-и-ку-и-и.  Ку-и-и-и». Он летел по разреженному воздуху,
находя отклик на далёких горных склонах, разносясь по горным лугам, каньонам и чащам.

Ракель затрепетала от волнения, вызванного этим зовом, и её собственный чистый пронзительный голос подхватил эхо и разнёс его яркое послание по далёким полянам, до которых было целых четыре мили.


С того места, где они находились, было видно, как скот бежит со всех сторон на открытое пространство под ними, куда уже направлялся Рассел, продолжая звать: «Ку-и, ку-и-и». Внизу раздавалось такое мычание и ржание, что оно могло бы напугать даже
неженку.

 Огромные быки, молодые бычки, беломордые коровы, телки палевого цвета с еще короткими рогами толкались и кипели от желания добраться до
Рассел рассыпал соль на «солончаках» — в углублениях, которые образовались в плоских камнях на лугу от грубых языков бесчисленного множества коров.


Джами объезжал стадо на краю загона, возвращая отбившихся или тех, кто наелся соли и возвращался на свои пастбища. Овчарка скакала перед ним в седле, спрыгивая вниз, в толпу животных, чтобы укусить за пару скакательных суставов то тут, то там, и отпрыгивая обратно в безопасное место, когда на неё угрожающе опускались рога.

 Ракель и Поп Пиви объезжали стадо и медленно гнали животных
в сторону долины аутлидинга. Если бы это было на равнине, а не в горах.
четверо не смогли бы погонять стадо на "диком стаде". Но
холмы окружили их, крупный рогатый скот постарше по привычке откликнулся на крики
, и молодой скот последовал за ним.

Тем не менее, это заставляло их быть занятыми, чтобы поддерживать движение огромной массы, и
двигаться в правильном направлении. Хриплые крики Рассела, пронзительный, но чистый, как флейта, голос Ракель, эхом разносившийся то с одной, то с другой стороны.  С одной стороны, одновременно проходило пять состязаний
между множеством пар молодых быков, которые фыркали и разбрасывали грязь копытами,
сбиваясь в большие комья на спинах, в то время как их головы были опущены и прижаты друг к другу,
они яростно толкались вперёд и назад.

С другой стороны, стадо коров сбивалось в кучу, и в конце концов они забирались друг другу на спины в этой давке. Скот сбивался в кучу, теснился. Казалось, что они не выйдут оттуда ещё несколько часов. Джами с помощью колли и остроконечного шеста ездил взад и вперёд, пытаясь
разделить их, проталкивая сквозь медленно движущуюся массу.

Было время, когда, когда они приближались к узкому выходу на луг,
царил хаос. Близился полдень, солнце стояло высоко, и в этом
перевернутом кармане, расположенном так близко к небу, незащищенном от яростного света, который
бил прямо на них, было невероятно жарко.

Неужели они никогда не выберутся?

Затем внезапно суматоха утихла. Мычание и мычание стали менее неистовыми.
казалось, что скот легко следует за ними. Вдалеке, в центре стада,
Ракель увидела крошечную фигурку, похожую на маленького старого горного гнома, на великолепной спине Биг Кэпа, вороного жеребца
бык, патриарх стада.

 Это был Бой Пиви, ноги его были выпрямлены, а руки крепко сжимали рога большого быка, на котором он скакал по поляне. Большой Кэп поднял голову и издал долгий, глубокий, величественный и властный рёв, призывая стадо следовать за ним.

 Мощные вибрации наполнили поляну грохотом, который внушал уважение даже огромным кошкам Короны.

— Это музыка для моих ушей, — обратилась Ракель к Расселу. — Посмотри, как Бой
пригоняет домой коров.

 Он прекрасно говорит на их языке. Он дикий. Ю-и-и-и.
И Рассел бросился за отбившейся от стада коровой, размахивая верёвкой.

И вот они спустились с вершины горы и к четырём часам дня благополучно загнали свой скот за ограду Дэниелсов, оставив между собой и ранчо двадцать миль.


Воодушевлённая, сияющая от радости, вызванной свежим воздухом и успешным завершением дела, Ракель была готова вернуться на ранчо той же ночью.
Поэтому, помахав Попу Пиви и подтянув подпруги, они тронулись в путь. Лошади, судя по всему, были такими же свежими, как и в то утро, когда они отправились в путь.


Хотя до заката оставался всего час, на небе уже зажглись звёзды
наступили сумерки, и именно в их ярком сиянии все трое побежали рысью.
быстро пересекая открытое плато, они направились к тому далекому месту на склоне горы
, которое называлось Лос-Ранчос.

Даже прежде чем они увидели огни в окнах бледный, блестящий Луны
поднялись над вершинами Скалистых гор, чтобы направлять их по
сторону.




ГЛАВА VI

ОХОТА


Плохие новости ждали Ракель, когда они собрались на кухне ранчо вскоре после полуночи. Пума задрала телёнка Рут. Джорджи была безутешна.


В ту ночь температура опустилась ниже нуля, и две недели спустя
За горной перегонкой скота последовала череда чрезвычайно холодных дней. Каждое утро землю покрывал иней, серебривший полынь и кактусы и сверкавший под ярким солнцем, которое не давало тепла.

 Через неделю после исчезновения телёнка Рут Джейми наткнулся на изуродованные останки беломордого быка в овраге за большим домом. Судя по следам, это был лев — шкура была разорвана в клочья кошачьими когтями.

Затем две овцы, за которыми ухаживали эскибалы, пропали. Все хотели отправиться на охоту.

 «Что ж, думаю, мы можем пойти за этими парнями прямо сейчас, пока
— Холодно, — неохотно согласилась Ракель. Она отправила Джами в Лос-Пасос за двумя гончими, которых её отец осенью одолжил другу.

 В тот же день Ракель и Джорджи отправились на север, к хижине для клеймения скота, которая использовалась только в сезон. Из источника в горах за Ла Бокой вода по трубам поступала в круглый резервуар, который теперь был покрыт тонким слоем льда, за исключением тех мест, где скот проломил его по краям.

Недалеко отсюда они нашли упавшую телку — ещё одну жертву диких животных, которые оспаривали их право собственности на землю и скот. Разорванное
глотка рассказала свою историю.

Веснушчатое лицо Джорджи побледнело. Он поднялся с того места, где стоял на коленях рядом с
телкой. “ Это сделал Лобо с "Магдалены". Это убийственно....
Но послушай, Рейк, - глаза мальчика чуть не вылезли из орбит, “ это не Ленивый
Я корова”.Он коснулся фирменная фланге телка с носком
загрузки.

Большое и жестокое наклоненное "Н" отмечало животное. Ракель кивнула. Она
Наклонилась и пристально посмотрела на шрам, ее рука ласкала бархатистое ухо.

“Этой марке около шести месяцев, Зуб. Такой глубокий бренд требует всего
примерно столько времени, чтобы выглядеть вот так. Да, он принадлежит нам, всё верно. Видишь ту маленькую выемку в нижней части его уха? Это был телёнок, которого я принёс домой и вырастил на молочной смеси, когда он потерялся от своей матери.
Помнишь? И я хотел пометить его, он был таким упитанным и милым.

«Мне показалось, что я узнал эту тёлку, как только увидел её. Гладкая
Работа для того, кто прикроет «Ленивую Л». Но им это с рук не сойдёт!
Интересно, скольким им это сошло с рук? И кто бы мог такое сделать?

— _Quien sabe!_ Я не знаю, кто бы осмелился. Эх, если бы папа знал!

«Что ж, кому-то не повезло с бизнесом».

 Ракель была так расстроена этим свидетельством кражи скота, что на время забыла о более удачливом воре, которому _удалось_ избежать наказания за кражу.
Такие убийства означали, что владелец ранчо ежегодно терял тысячи долларов.

— Что ж, похоже, нам придётся поохотиться на два вида вредителей, старина Зуб, — сказала Ракель, когда они повернули лошадей обратно к дому на ранчо. — На четвероногих _и_ двуногих.

 — Папа сказал, что всех _лошадников_ поймали, — проворчал Джорджи, — но
Думаю, они оставили нам несколько угодий, которые нужно очистить от угонщиков скота».

«Мы начнём утром, после того как прогоним кошек, если только не пойдёт снег.
Сейчас слишком холодно, чтобы заниматься чем-то ещё, и это даст мне хорошую возможность осмотреть территорию за домом».

Вернувшись в дом, они нашли Джами с собаками, которые растолстели и не хотели бегать после сытного пребывания в городе. Они лаяли и крутились вокруг
в собачьей будке.

Ружья были вынуты, очищены и смазаны. Ракель собиралась взять с собой свою маленькую
двадцать вторую. Рассел и Джейми собирались пойти с ними, Энджел и Джорджи. Миссис Дэниелс
она приготовила сэндвичи размером почти с тарелку, с солёной свининой и ветчиной собственного приготовления. К восьми часам все уже лежали в постелях и спали. Мама должна была разбудить их в четыре утра.

 На холодном тёмном рассвете Ракель тихо проскользнула к загонам.
 Над головой сверкал миллион звёзд с таким великолепием, какого никогда не бывает на востоке. Расс сам седлал лошадь. Зимние
стропы кружились в темноте, удаляясь от звука вращающейся верёвки.

 Когда Ракель подошла, Расс вывел на свет маленького пони с глупым выражением морды.
«Ой, да ладно, ты мне вообще не нужен», — и всё пришлось начинать сначала. Ракель выбрала себе одного из табуна Кастера, быстрого и выносливого
пони, который мог и укусить, если ему было тесно.

 Ракель легко остановила его, когда он проезжал мимо, и, быстро обернув
поводок вокруг столба, поймала его. «Ты же не собираешься меня кусать,
старина». Её ласковый голос заставил маленького негодника прижать уши, но, когда она провела рукой по его носу, его губы скривились в презрительной усмешке.


— Эй, смотри, Рейки, у тебя что, совсем нет мозгов? Он собирается укусить.
Отведи его в загон для переодевания”.

“Ты сумасшедший, Расс; он улыбается мне, вот и все. Рад видеть старого друга
не так ли, малыш? Да и сама пони, казалось, лишь для того, чтобы
представим себе в удовольствие, как Ракель быстро зачистили ее седло одеяло
и за седло за его спиной.

Ей нравилось самой седлать лошадь: подпруга была затянута туго, но на дюйм дальше назад, чем обычно, а попоны были сдвинуты вперёд.
Тогда, когда седло ослабевало при спуске с холма, не было натирания,
а слезть и поправить попону было невозможно.

Собаки уже были упасть примерно в будках, предчувствуя охоту.
Как Ракель и ребята пошли обратно в сторону дома запах горячего
кофе пришел восхитительно туда, куда дует ветер. Подкрепившись невероятным образом
на завтрак, состоявший из мамалыги, свиных отбивных, кукурузных лепешек и патоки, охотники
снова поспешили в загон.

Как только восток стал багровым, Расс вывел двух ведущих гончих на поводке
. Четверо других участников группы с нетерпением последовали за ними к дому Панчо, откуда должен был начаться забег.
 Эскибал ждал их и сразу же сообщил Ракель, что может
он не пошёл на охоту, потому что получил от дяди Елены весточку о том, что нужно ехать в Ла-Больсу сегодня, но он обязательно вернётся вечером и зайдёт в Лос-Пасос, чтобы купить связку масляных лепёшек для кормления телят.

 Ракель была раздражена, но, поскольку это ничего не меняло, кроме того, что им будет не хватать одного человека, она кивнула, потому что собаки рвались с поводка.

Скуля и дрожа от возбуждения, могучий вожак стаи
бегал кругами, прижимая нос к земле, пытаясь учуять запах,
который уже три дня как выветрился. В замешательстве он задрал голову, чтобы понюхать воздух
снова и снова прыгал на старую повозку, стоявшую во дворе.

«Никогда не видел, чтобы он так себя вёл», — обеспокоенно сказал Расс и отстегнул поводок.

С громким лаем пёс помчался к подножию холма и через минуту скрылся из виду, а за ним и вся стая. Ракель была на втором месте, и её пони не нужно было подгонять.

Когда первый луч солнца осветил плоскогорья под ними, из каньона впереди донеслось тявканье гончих. Их протяжный лай эхом разносился вокруг.

 Охота продвигалась вперёд, лошади мчались навстречу утреннему ветру. Ракель
как обычно, впереди. Ветер обдувал её лицо, кровь пела в жилах, она наслаждалась погоней и пружинящей под копытами лошади землёй. Её лёгкое тело и ещё более лёгкая рука безошибочно направляли коровьего пони.

 Хороший коровьей пони обычно полагается только на свой быстрый глаз и ещё более быстрые ноги, но в такой погоне, как эта, он в некоторой степени доверяет всаднику, который помогает ему избегать нор сусликов и неровностей на каменистой дороге. И там, где
Джами ставил свою лошадь у забора или кустарника, Ракель мчалась спасать своего пони.

“Эй, ковбой, пощади этого жеребца”, - крикнула она, проходя мимо Джами. “Это
ты едешь не на вороне. Обогни несколько гор.

Далеко слева, а теперь и справа, послышался звон колокольчика вожака
стаи.

“_Gato grande_”, - позвал Ангел. - “Он всегда так поет, когда чует
большую кошку”.

Лошади замедлили ход у входа в глубокий каньон, и охотники
остановились, чтобы отдышаться. Лай прекратился, и через пять минут они снова двинулись вперёд.
Ракель свернула направо вместе с Рассом и Джорджи, а Джейми, Панчито и Энджел пошли налево.

Они будут идти по двум хребтам, пока не встретятся снова
недалеко от вершины.

 Поднимаясь тихо и осторожно, они потратили на это больше часа.
Время от времени они слышали похожие на звон колокольчика
лаи вожака гончих и более резкий и звонкий лай своры.

 «Можно подумать, что этот старик заткнётся и не будет так шуметь, —
ворчал Джорджи, ехавший рядом с Ракель. — Как он вообще может
рассчитывать подкрасться к такому льву!»

— Пусть сам охотится, Зуб, — прорычал Расс. — Ты не гончая, так что заткнись. Я заметил, что мы чаще попадаем в цель, когда идём по следу гончей и её лаю, чем когда идём по следам индейцев
— Давайте прогуляемся по лесу сами.

 — Да замолчите вы все! — выдохнула Ракель. — Посмотрите, какое место для индюка.

 Лошади уже поднимались на поросшую соснами вершину, покрытую толстым слоем рыжевато-коричневых иголок.

 Пока она говорила, над хребтом послышалось глухое «пидл-идл-идл» дикой индейки. Охотники тут же остановились как вкопанные, и через несколько мгновений над гребнем холма пролетела стая из полудюжины красивых птиц.

 В эту минуту Старый Белый почувствовал, что должен взмахнуть хвостом, и от этого свистящего шлепка индюки испуганно закрякали и бросились наутёк.
Они с поразительной скоростью скрылись в лесу.

Но не раньше, чем раздался пронзительный свист пули из винтовки Ракель, который усилил их ужас и заставил бежать ещё быстрее. На красновато-коричневой лесной подстилке лежала красивая молодая индейка, «жирная, как масло, красивая, как павлин, с полным зобом шишек», — ликовал Расс, преисполненный гордости за то, что Ракель подстрелила такую непростую птицу.

Как будто выстрел послужил сигналом, из каньона внизу донёсся оглушительный шум.  Поспешно собрав индейку, они поскользнулись и скатились вниз по крутому склону каньона.  Сквозь сосны ничего не было видно.
но они услышали, как лай всей стаи, бросившейся в погоню, сменился
резким тявканьем в разгар схватки.

 Ракель, с щеками, похожими на тёмные ягоды падуба, с трудом спускала танцующего
мустанга по скользкому склону. Позади шёл Расс, а ещё дальше —
Джорджи. Старый Уайти неохотно пробирался вперёд, как толстая старуха, его
бедра раскачивались из стороны в сторону, пока под неистовыми ударами
Джорджи он не сел и не заскользил вниз.

— Они посадили на дерево кота, — крикнула Ракель через плечо, — льва. Он собирается прыгнуть... Расс, быстрее!


В ветвях внизу виднелась угрожающая фигура, отливающая рыжим.
Хвост льва бился, как у кошки, пока он ждал возможности наброситься на древнего врага своего вида, чтобы разорвать ему путь к свободе и безопасности.

 Расс выстрелил, но пуля лишь задела хвост большой кошки, приведя её в ярость. Лошади дрожали, потому что они ненавидят и боятся пуму или большого медведя.

 Трое охотников подкрадывались всё ближе и ближе. Огромная гончая Эль
Капитан прыгал на добычу над своей головой, бесстрашно нарываясь на схватку с кошкой.

 Он стоял спиной к скале, на которую не мог взобраться, каким бы отчаянным ни был его прыжок.
Кот настороженно огляделся. Если бы охотники не появились на месте происшествия,
добыча ждала бы, сидя на дереве, несколько часов или дней,
пока не сдались бы либо собаки, либо она сама. Но запах человека и
звук выстрела привели её в отчаяние, и, пригнувшись в ужасной позе,
она внезапно совершила поразительный прыжок, перемахнув через прыгающих собак,
и набросилась на Сиса, отважного, но лёгкого на подъём члена стаи.

Две собаки набросились на бок льва, а Эль-Капитан вонзил клыки в его рыжую глотку. Кот сражался яростно и умело. Ракель, её
Сердце бешено колотилось у неё в груди, когда она схватила «Винчестер» Расса и стала тщательно прицеливаться — но не стреляла. Если бы она выстрелила, то наверняка попала бы в Кэпа, или в Белта, или в сэра Галахада (так его назвал и полюбил Джимми).

А потом с дальнего конца каньона раздался выстрел, и пуля просвистела мимо.
Кошка медленно расслабилась, а затем безвольно упала под натиском преследователей, раненная и окровавленная.

Джейми и Энджел с триумфом скатились по противоположному склону.
Подбежав к возбуждённым собакам, они оттолкнули их и осмотрели трофей.


 Ракель наконец удалось успокоить собак с помощью голоса и рук. Она
Он спустил Эль Капитана с поводка, потому что в нём пробудилась жажда крови, и, несмотря на раны, он был готов охотиться несколько дней подряд, не возвращаясь в Лос Ранчос.

 Пока они осматривали льва, мексиканец на тощей, измождённой лошади
спустился по узкому каньону и подъехал к группе людей, окруживших зверя.
 Это был Мануэль, полубезумный двоюродный брат Елены Эскибаль.

Он дружелюбно ухмыльнулся и спешился, чтобы посмотреть на добычу, потому что его лошадь не могла подойти ближе.  Когда он развернулся и животное взметнулось вверх по склону горы, чтобы присоединиться к другим лошадям, Ракель увидела на его боку большую  наклонную букву H.

От потрясения она на мгновение потеряла дар речи, и, прежде чем она смогла прийти в себя, чуть не произошла трагедия. Большая собака на поводке
бросилась на смутно улыбающегося мексиканского юношу, вырвав поводок из
руки Ракель и обжегши запястье, вокруг которого он был обмотан.

Он прыгнул на юношу и вонзил клыки в его рукав, прежде чем остальные набросились на него и оттащили. Но Кэп, казалось, был в ярости.
Он напряжённо принюхивался даже после того, как перепуганный Мануэль бросился к своей лошади и поскакал вверх по склону.  Судя по всему, он не был
Он был ранен, но напуган до смерти.

«Никогда раньше не видел, чтобы Кэп нападал на человека, — пробормотал Расс. — В этом есть что-то очень странное».

«Ты заметил клеймо на его лошади, Расс?» — спросила Ракель, которая к тому времени уже отдышалась и смогла говорить. Мальчики ничего не заметили.
Что-то помешало Ракель рассказать об этом подробнее. Она посмотрела на льва.

Это было длинное, худое существо, семь футов от носа до хвоста, с изорванной шерстью и такими тощими боками, как будто всю зиму оно питалось только костями.
Тощие, уродливые челюсти были разжаты;
с длинных клыков все еще капала вода.

Ракель вздрогнула. Впервые за всю ее дикую, вольную жизнь в пределах
пустыни и гор все это показалось ей ужасно жестоким. Она отвернулась
с нескрываемой неприязнью; весь утренний восторг и ее
великолепная поездка испарились.

“О, продолжай, Рэйки. Вы HAF, чтобы сделать это”.Джорджи читать его сестры
выражение. «Подумай обо всём том скоте, который этот парень увёл с нашего пастбища.
Да один из этих львов за сезон съедает тридцать коров, шестьдесят овец и бог знает сколько телят».

 Энджел остался, чтобы принести шкуру после того, как снимет с неё кожу.
В каньоне уже темнело. Было уже больше четырёх часов, но
казалось, что они отправились в путь всего два или три часа назад.
Все сразу же вспомнили о сэндвичах, о которых раньше не думали.


 Эти большие ломти хлеба очень подкрепили их, но всё же, пока они спускались по каньону, Ракель была молчалива и подавлена. Тогда верные и отважные парни, её рыцари, устроив
весёлую пирушку, воспели славу Ракель на слова из песни
_The Pecos Queen_, распевая её во весь голос, пока ехали:

 «Там, где река Пекос петляет на пути к морю,
 среди белых скал и песчаных дюн, стремящихся к свободе,
 Рядом с самым высоким железнодорожным мостом, который только видел этот мир,
 живёт прекрасная юная Ракель Дэниелс, королева реки Пекос.
 
 «Она известна каждому ковбою на берегах реки Пекос,
 они прекрасно знают, что она умеет стрелять, лазать по канатам и ездить верхом,
 Она без исключения ходит на каждую перегонку, на каждую дойку.
 Она следит за тем, чтобы её скот был заклеймён и «ходил по рельсам».
 
 «Она начинала с крупного рогатого скота, да, начинала с верёвки,
 могла привязать любого строптивого быка, прежде чем он сорвётся с места,
 она могла привязать и заклеймить его так же быстро, как любой мужчина,
 все ковбои считали её лучшей наездницей».

 И вот, напевая, охотники вернулись на ранчо, а уставшие лошади
пустились в безумный галоп, как только увидели загон.

На следующее утро Панчо Эскибаль пришёл к Ракель, которая разминалась, бросая верёвку в загон для кормления скота, готовясь к весенним работам.

“Могу я взять ключи от гаража, сеньорита?” он вежливо осведомился
. “Я думаю, было бы безопаснее повесить шкуру льва в
там.... Что является лучшим местом”, - добавил он, спустя несколько мгновений, в течение
Ракель, которая, извиваясь и бросая ее реата, не дали никаких доказательств того,
слышал его вообще.

Эскибал ждал. Нет ничего более неприятного, чем быть проигнорированным.
Ракель хорошо это знала, отчасти благодаря инстинкту и природному чутью в общении с людьми, отчасти благодаря опыту.

 В глазах Эскибаля мелькнуло любопытство.  Он посмотрел на
_падронсита_ с подозрением. Ракель хранила ключи от склада и гаражных боксов у себя в кармане с тех пор, как произошёл инцидент с канистрами из-под масла.


Теперь она внезапно повернулась, пока Панчо был застигнут врасплох, и быстро взглянула на него.


— Почему бы не повесить _куэро_ в старом сушильном сарае, Панчо? Расс починил двери и окна, и ни скунсы, ни собаки туда не проникнут.

Панчо кивнул. Когда он уже собирался уходить, Ракель небрежно спросила:
«Кстати, Панчо, Рассел сказал мне, что «А. Б.» купил Ла-Больсу,
ранчо тёти Елены, что у нашего северного водохранилища. Это правда?»

— _Да, сеньорита._ Это было никчёмное место, и его продали ему.
Ракель кивнула и продолжила наматывать верёвку, накидывая широкие петли на
ослика Панчито.

— Почему они не продали его моему отцу в прошлом году, когда он предложил купить?

Панчо пожал плечами. Когда он отвернулся, на его лице появилось раздражённое
выражение. Ракель усмехнулась. Она была довольна собой
за то, что поставила Эскибаля в неловкое положение, но знала, что однажды ей
придётся с ним разобраться.

Но хотя в Ранчос считали, что если ты позволил
У плохого парня достаточно верёвки, чтобы повеситься. Ракель не хотела, чтобы
Панчо украл верёвку или добился желаемого за её счёт, если этого можно было избежать. Она не могла быть уверена, что он как-то связан с перекупленной, украденной тёлкой. Если бы она тогда знала или хотя бы подозревала, что произойдёт дальше, она бы не стала ждать, пока события решат этот вопрос.




  Глава VII

РОЖДЕСТВО

Рождественская неделя наступила для Лос-Ранчос внезапно, и, хотя в этом году праздновать было почти не с кем, Джами, Ракель и Джорджи всё же вышли на улицу
в машине собрать омелу, согласно обычаю. Низкорослый дуб
был покрыт симпатичным паразитом, и они собрали большие пучки,
густо усыпанные жемчужными ягодами, смешав их с побегами серебристой ели и
молотым падубом с гор.

Ракель упаковала большие коробки и отправила Рассела в город за посылками по почте.
отправила Марвинам и в Тауэрс на попечение мисс Картер.

Остальным она украсила дом, а за три дня до Рождества они с матерью поехали в город за рождественскими покупками. Для
Оле Хоссфута, который, как обычно, должен был прийти в канун Рождества, она купила
Кожаная куртка, состоящая в основном из карманов. Для матери она купила стёганый атласный халат на флисовой подкладке, чтобы та могла элегантно сидеть у камина зимними вечерами после того, как будет высушено и поставлено на стол последнее блюдо для завтрака, после того, как будут накормлены, выгуляны и снова впущены в дом кошки.

 Ракель никогда не приходилось долго раздумывать над чем-либо, и вскоре у каждого, кроме Энн и Джимми, появился подарок. Подарок от Энн, конечно же, запоздает.
Шагая по главной улице, Ракель увидела в витрине ювелирного магазина _тот самый_ подарок — нитку полированной бирюзы
Вампум — прекрасная вещь, которую Энн могла бы носить с удовольствием.

 А что для Джимми? Ракель импульсивно указала на красную кожаную рамку и, вынув из сумки свою большую фотографию на кодокаме, вложила её в рамку вместе с рождественской открыткой: «С любовью, Джимми».

 Выйдя на улицу, она столкнулась лицом к лицу с мужчиной, который стоял там и смотрел в витрину с сувенирами. Это был «А. Б.».

— Приветствую вас, мисс Дэниелс. — Голос владельца ранчо был учтиво-вежливым.
Он махнул рукой в сторону своей шляпы, низко поклонился и сплюнул в знак приветствия.

— Здравствуйте, мистер Мейерс, — вежливо ответила Ракель и зашагала дальше по улице.


Но он преградил ей путь.

— Послушай, Ракель, — сказал он, не глядя на неё и перекатывая сигару из одного уголка рта в другой, — я так понимаю, у твоего отца был опцион на тот участок в долине, который находится рядом с моими северными границами.

Не думаю, что ты захочешь сейчас его сохранить. Просто решил тебе сообщить
Я хотел забрать его у вас.

 — Нет, спасибо, мы хотим сохранить эту землю.  Мы позаботимся о ней, когда придёт время.

«Не стоит быть в этом слишком уверенной, моя девочка. Финансовые условия сейчас довольно плохие и даже опасные».

«Ну, прежде чем я смогу продать, мне нужно получить разрешение от отца, а он сказал, что хочет сохранить эту землю». Ракель повернулась, чтобы уйти.

«Вот как?» «А. Б.» не мог сдержать гнев, который он испытывал из-за того, что какая-то девчонка так с ним обошлась. — Что ж, позволь мне сказать тебе, — сердито крикнул он ей вслед, — что тебе лучше держать скот своего отца подальше от моих земель. Следующее животное, которое я обнаружу на своей территории, я заклеймлю. С этой угрозой он развернулся и зашагал в другую сторону.

Это была неприятная встреча, и Ракель вошла на почту злая и непокорная. Для них не было писем. Ракель и не
думала, что будет так разочарована. Ничего от Джимми? Неужели Энн так быстро её забыла? Она ничего не слышала о ней с тех пор, как вернулась в Лос-Ранчос почти месяц назад.

 Не было ни строчки ни от Кастера, ни от Попа. Мама, похоже, не возражала, ведь письма были для неё чем-то почти неизвестным.

 Если бы не Джорджи и Оле Хоссфут, это был бы печальный
сочельник. Все мальчики ушли в город. Мама, Джорджи и
Ракель допоздна сидела у маминого камина и неохотно отправилась спать, как будто они чего-то ждали.

 В девять часов утра в Рождество, когда они наслаждались праздничным завтраком из блинчиков, тростникового сиропа и свежей свиной колбасы, за воротами послышался громкий крик.
Затем на веранде раздались тяжёлые шаги.
 Дверь распахнулась, и на пороге появился Кастер.

 Все радостно закричали. Мама, не в силах вырваться из объятий своего двухметрового сына, спряталась у него на груди, и оттуда она в конце концов вышла преображённой.

 «А Ракела, младшая сестра, хозяйка «Ленивой Л»!» Кастер взмахнул ею
Он обнял её одной рукой, а другой продолжал удерживать маму. «Не делай их ещё лучше!» Он тепло поцеловал её.

 Он был мужчиной, который стремился завоевать сердце девушки, — и не только девушки. Весёлый, неустрашимый искатель приключений, который, казалось, умел всё, даже вязать узлы. Но увы душевному спокойствию девушки,
которая на балу на ранчо или на вечеринке в Ла-Крузе приняла близко к сердцу его смешливую лесть или поверила тому, что говорили его глаза! И увы несчастному ковбою, который понадеялся на чью-то ещё меткость или репутацию в окрестностях Кастера!

Кастер был храбрым и красивым, и теперь его дух закалился в белом пламени преданности делу, за которое он, как и другие молодые люди в стране, взялся с такой лёгкостью.

 Ракель в своих шароварах была бы для Кастера младшей сестрой,
но теперь он снова смотрел на неё с изумлением. Неужели это Ракель в
городском зелёном платье?

 «Горные кошки! Но разве она не самая красивая девушка по эту сторону Сан-Антонио!

 Он подхватил её на руки и одной рукой поднял под омелой, где от души шлёпнул её.  Джорджи тогда была
Надев на собак подходящие по размеру ошейники, он протянул Энджел пачку _сигаритос_, в то время как Джейми и Расс расплылись в улыбках, выпуская дым из больших и устрашающего вида чёрных сигар.

 «Только мама получит подарок, настоящий подарок».  И он достал из кармана тусклый свёрнутый шёлковый квадрат, который развернулся в великолепную  испанскую шаль, редкую и необычную, с золотисто-коричневой вышивкой из бледно-жёлтых и малиновых роз. Янтарь и нефрит переливались на его поверхности, как солнечный свет в затенённом пруду.

 «Оно слишком прекрасно для меня, сынок», — дрожащим голосом произнесла миссис Дэниелс. «Я
Я танцевал в чём-то похожем в ту ночь, когда встретил твоего отца».

 «Что ж, я расскажу тебе кое-что странное о том, как я это нашёл», — сказал Кастер.


Он сказал, что искал подарок для своей матери и бродил по лавкам с диковинками в Эль-Пасо, как вдруг увидел лицо, самое прекрасное лицо девушки! Он знал, что видел её раньше, а потом до него дошло, что она была похожа на ту фотографию кузины Джимми, Лоис, от которой он всегда был без ума.

Он мог бы поклясться, что это была она; поэтому он зашёл за ней в магазин и увидел её
Он подошёл посмотреть на шаль. Это была она. Она была с пожилым мужчиной,
и Кастер уже собирался подойти и заговорить с ней, когда
они внезапно развернулись, вышли через боковой вход и, прежде чем он успел выйти на улицу, сели в машину и уехали.


Поэтому он вернулся и купил шаль. А на следующее утро он зашёл в тот же магазин в надежде снова увидеть её. Но продавец сказал, что она вернулась в тот же вечер и была в ужасном состоянии, очень злая, что шаль пропала, и они с отцом ушли
к поезду. Они сказали, что уезжают этой ночью.

 Ракель вздохнула с облегчением. Должно быть, это была Лоис!

 «Я совсем забыл про почту, — сказал Кастер. — Заехал на почту пораньше и попросил мальчишек передать её мне. Принеси её из машины, Энджел».

 Так что Рождество всё-таки почти удалось. Там была открытка от
Папа собирался отплыть на транспортном судне. Грант написал, что он «_в безопасности_ на другом берегу». Джимми прислал пятифунтовую коробку конфет, а Энн — длинное письмо и коробку.

«Не думай, что я забыла тебя, моя драгоценная Раки», — написала Энн. «Я
Я не была в школе с той недели, как ты уехал. Вернулась домой, чтобы помочь с ужасной работой, связанной с войной, которой становится всё больше. Если я когда-нибудь ленилась, да простит меня Небеса... Я почти не спала, и мама тоже... Барри спрашивал о тебе и просил, чтобы ты обязательно о нём помнила.

 Ракель почти не осмеливалась думать об элегантном Барри с тех пор, как вернулась домой. Но от этого послания по её телу разлилось приятное тепло.


В коробке лежали пять прекрасно переплетённых томов по истории, гравюра и несколько носовых платков.

После ужина Ракель рассказала Кастеру о своей встрече в городе с «А.
Б.»; о покупке Ла-Больсы и о мёртвой телке, которую они с Джорджи нашли, а также о случае с лошадью полудурка и её клеймом.

«Боже, — сказал Кастер, — не так давно это означало бы убийство.
Но сейчас в мире и так слишком много стрельбы. И
_я_ сейчас не могу тратить время на то, чтобы выяснять отношения со старой змеёй. Не
волнуйся, сестрёнка, просто следи за всем, а мы позаботимся об этом, когда вернёмся домой!


— Уезжаю сегодня вечером, мам, — продолжил он. — Должен. Увидимся с Джимми в Канзасе
В среду мы отправимся в город, а через неделю уже будем в море».

День пролетел незаметно. Но даже после того, как арендованная Кастером машина скрылась в фиолетовой тени перевала, они были воодушевлены его непоколебимой уверенностью и оптимизмом, которые он всегда излучал.




Глава VIII
ЛОИС
Жизнь Лоис не была особенно захватывающей с тех пор, как её так внезапно забрали из школы. Поначалу ей было приятно освободиться от рутины и побыть с отцом, которого она любила глубоко и искренне, пусть и несколько эгоистично.

 Когда они добрались до Эль-Пасо, то обнаружили, что Джимми которого Лоис отчасти боялась
снова увидеть, перевели в Канзас.

 Через друга своего отца Лоис получила приглашение на танцы в Форт
Блисс, и, очаровательная в серебристом бальном платье, она сразу же оказалась в окружении офицеров. Это было вполне удовлетворительно, как и «свидания», которыми был заполнен её календарь на неделю вперёд.

Но, увы, через два дня лечащий врач её отца решил, что
климат Колорадо будет для него более благоприятным, и они сразу же отправились в Колорадо-Спрингс.

 На рождественской неделе они вернулись в Эль-Пасо. В Колорадо оказалось слишком холодно;
и как раз в тот момент, когда Лоис начала заводить знакомства и хорошо проводить время в шикарном отеле в Спрингсе! Но мистеру Уэйнрайту было гораздо лучше на юге.


«Я бы хотел найти то ранчо, где так долго жил Джимми, — сказал он Лоис на следующее утро после их возвращения. — Если там комфортно, не хочешь ли ты пожить какое-то время на ранчо? Думаю, это было бы интересно».


Лоис тут же разозлилась. — Ранчо Дэниэлсов! Боже правый, нет, папочка! Там совершенно нечем заняться. Мы бы заскучали до смерти. О,
пожалуйста, не говори об этом, папочка.

Мистер Уэйнрайт нежно и немного устало улыбнулся. «Хорошо, дорогая.
Я не хочу, чтобы моя малышка скучала больше, чем это необходимо».

Однако в тот же день он вернулся в отель с предложением
поехать на несколько дней на другое ранчо. В компании Cattlemen’s Loan
and Trust Company, где он занимался банковскими операциями, он познакомился с владельцем ранчо, который пригласил их погостить у него на рождественской неделе. Владелец ранчо хотел, чтобы мистер Уэйнрайт
Уэйнрайт хотел осмотреть свою собственность, так как собирался взять кредит на развитие ранчо.

Лоис надула губы, но, поскольку папа действительно этого хотел, а другого выхода не было, она согласилась.
«Здесь совершенно нечего делать», — согласилась она после того, как сделала рождественские покупки.

 В магазинах Эль-Пасо было много красивых вещей.  Лоис была поражена и, поскольку отец дал ей столько денег, сколько она хотела, отлично провела время. В порыве энтузиазма она купила мисс Изафине Картер веселую испанскую шаль,
узорчатую розами и яркими цветами, которые скорее напоминали
о кокетливых глазах и балконе в Севилье, чем о близоруких глазах мисс Изафины.


В том же магазине была ещё одна шаль, которая понравилась Лоис.  Она колебалась
поверх этого она обратила внимание на симпатичного парня в форме, который, казалось,
пристально наблюдал за ней. Она намеренно затягивала осмотр
коричневой шали, которой суждено было сыграть такую роль в ее жизни, пока мистер
Уэйнрайт воскликнул, что у них всего три минуты, чтобы добраться до отеля
чтобы успеть на встречу.

Лоис взглянула на счетчик на молодого офицера, и оказалась
глядя на веселый, насмешливый лицо. Затем она развернулась и побежала за отцом. Позже она настояла на том, чтобы вернуться за шалью. Она почти не сомневалась, что там будет тот же молодой офицер. Она
На самом деле ей, конечно, было совсем неинтересно, но... а потом она обнаружила, что шаль пропала!


Долгая поездка на ранчо, которое они собирались посетить, прошла для Лоис
безразлично. Она молчала, пока её отец и мистер.
 Мейерс (так звали этого человека?) говорили о скоте, пастбищах и военном рынке. Это было очень глупо.

А канун Рождества на ранчо с сестрой мистера Мейерса, мисс Энджи
Мейерс из Тексарканы, в роли радушной хозяйки был просто уморительным.
Ковбои были одеты так, как она видела их в Мэдисон-Сквер-Гарден в Нью-Йорке
Йорк, ревя, толпился вокруг неё и танцевал непристойные танцы. Мисс
Энджи, полная южного лоска и изящества, была до смешного
современна в своих нарядах. Да что там, на ней было платье с
длинными рукавами и глубоким вырезом, совсем как у Лоис!
Но она была такой добродушной и ласковой, что в конце концов Лоис её зауважала.

Тем не менее она испытала облегчение, когда на следующий день они были готовы сесть в машину.
По этой причине она смогла попрощаться с мистером
 Мейерсом с искренним энтузиазмом. Он подумал, что у молодой леди всё хорошо
Он ехал уже некоторое время и был доволен собой, потому что мистер Уэйнрайт согласился вложить деньги в его ранчо. Это дало бы ему средства на расширение, которое местные банки не могли профинансировать из-за чрезмерной закредитованности.

 Они ехали уже некоторое время после наступления темноты, когда их кучер остановился и сказал, что каким-то образом свернул не на ту дорогу. Он знал, что они едут не в том направлении. Они направлялись к тем горам, а он знал, что Эль-Пасо находится _там_. Все дороги в этих пустынях были похожи друг на друга.
Он не очень хорошо знал эту местность ночью. Они свернули
Они развернулись и поехали обратно к последней развилке, выбрав хорошо накатанную дорогу, которая, судя по всему, была главной магистралью. Но когда она повернула на восток, они остановились, поняв, что действительно заблудились.

 Мистер Уэйнрайт, который плохо переносил усталость и холод, начал кашлять, и Лоис, которая до этого была безучастна к тому, заблудились они или нет, стала очень заботливой. Именно её нежность и
ласки в такие моменты наполняли сердце отца счастьем.

Водитель уже собирался снова завести двигатель, когда услышал звук
Послышался звук другой машины, и через мгновение в поле зрения появился качающийся прожектор.
 Их водитель вышел из машины и поднял руку. Другая машина остановилась. Из неё выскочил молодой человек и вышел на свет.

 Это был офицер, которого Лоис видела в магазине два дня назад!

 Водитель объяснил, в каком они оказались затруднительном положении. Молодой человек подошёл к ним со шляпой в руке и поклонился. Подняв глаза, он не смог сдержать возгласа удивления. У этой кукольной блондинки была невероятно милая улыбка! А голос был сладок, как мёд из люцерны, подумал романтичный Кастер.

Результатом встречи стало то, что Кастер, вернувшись на свой пост в Форт
Блисс после отпуска с Ракель и своей матерью, присоединился к Лоис и
ее отцу на заднем сиденье. Он указал водителю нужную дорогу,
и арендованная машина последовала за ними.

Они поговорили о том о сем, но вскоре Кастер сказал
смело: “Разве я не видел тебя в антикварной лавке в Эль-Пасо за день до
Рождества?”

— Возможно, так и есть, — ответила Лоис с наивным видом. А потом добавила: — Я была там.


 — И я купил шаль, на которую ты смотрела, — рассмеялся Кастер.

“О, это был ты, негодяй! И я ужасно хотел эту шаль”.

“Ну, я ужасно хотел поговорить с тобой”, - ответил Кастер. “Я ... я думал,
вы были кем-то, кого я знал; то есть, я знал о вас. Вы не Джимми
Двоюродная сестра Лоис Хови?”

Лоис была совершенно ошеломлена. Но ей и в голову не приходило, что этот привлекательный парень, младший лейтенант, когда-либо был кем-то иным, кроме лейтенанта.
 «Какой-то друг Джимми из форта», — подумала она и улыбнулась.

 «Да.  Откуда ты это знаешь?»

 Но Кастер снова смеялся и поддразнивал её.  Он не стал ей отвечать. Он
Он подумал, что было бы забавно, если бы она не знала, что он брат Ракель.

 Лоис была необъяснимо счастлива.  Кастер был очарователен, подумала она.  И он был очарован.

 «Похоже, сама судьба свела нас», — сказал он ей.

Мистер Уэйнрайт заговорил с ним, и они некоторое время обсуждали скотоводческие угодья, их нынешнее состояние и войну. Мистер Уэйнрайт рассказал об их рождественском визите на ранчо А. Б. Мейерса. Он говорил об инвестициях. Кастер вежливо слушал, но эта информация несколько охладила его пыл и немного испортила ему настроение. Они были
Они приближались к городу, и остаток пути прошёл в молчании.


Доехав до заправочной станции, они остановились, и Кастер повернулся, чтобы попрощаться. Мистер Уэйнрайт протянул ему свою визитную карточку.


«Надеюсь, мы ещё увидимся, когда весной вернёмся в Эль-Пасо.
 Утром мы уезжаем в Калифорнию, но мы вернёмся.
 Я очень благодарен вам за то, что вы всё уладили».

— Спасибо, сэр. Я Кастер Дэниелс, и если я когда-нибудь смогу быть вам полезен, я буду горд. Жаль только, что вы обратились в «Лос Ранчос», а не в «Даймонд Бар» у Мейерса. Вы должны приходить, когда
возвращайтесь этой дорогой».

 Лоис наклонилась вперёд и любезно улыбнулась. Пока Кастер говорил, на её лице отразилось недоумение. Затем она всё поняла, и на её лице отразилась тревога. Что-то всколыхнуло в ней, что-то, на что она давно не обращала внимания.

 Кастер повернулся и протянул руку. «Моя сестра будет очень рада снова увидеть вас, мисс Лоис», — улыбнулся он.

Непостижимая Лоис внезапно стала какой-то отстранённой.
Она выглядела совершенно спокойной и утончённой, её серая беличья шубка была подбита
под подбородок, который она холодно вздёрнула.

 «Спасибо, но, скорее всего, у нас не будет времени по возвращении».

Она не осмеливалась встретиться взглядом с Кастером, но и не могла отдёрнуть руку, которую он протянул ей. Рука была такой вялой, что на мгновение задержалась в крепком рукопожатии Кастера.

 Он с удивлением и недоумением смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. Ну и что в этом такого? Кастер пожал плечами и забрался обратно в свой автомобиль. Это было разочарованием для всех, кто был в приподнятом настроении в тот день. Неужели она так себя вела из-за того, что он был братом Ракель?




 ГЛАВА IX

МЕТЕЛИЦА


В ясную солнечную погоду на Западе не так холодно
Пронизывающий, по крайней мере днём, но ночью он пробирает до костей.
 Стояли долгие вечера с сильным сухим холодом, иногда шёл снег.
Ракель сидела напротив Джорджи и заставляла его заниматься.


От папы и мальчиков больше не было писем. Мама, молчаливая и непритязательная, проводила время, помогая Ракель и Джорджи.
В большом доме никогда не было ни идеальной чистоты, ни даже порядка, за исключением кухни. Работы было много, и мама была одной из тех западных женщин, которые устают бороться с непрекращающейся
пыль пустыни проникла даже на верхние полки шкафов.

“Успокойся, милая. Когда наступит весна, у тебя будет много тяжелой
работы. Просто подожди, пока не наступят холода ”.

Но он не прекратился. Однажды днем в конце января после темного дня
с неба большими хлопьями пошел снег. К ночи поднялась метель.
Она неслась по плоскогорью с непоколебимой силой, которая, казалось, возрастала с каждой милей, пока не обрушилась на крутые склоны гор у них за спиной.

“Ну, если мы не потеряем нам кучу Бычков вечер, этот снег будет сохранить
трава может”.Рассел, тает от огня, ударила
руки, чтобы принести кровь. Он начал напевать:

 “О, я техасский ковбой",
 Вдали от дома,
 Если я когда-нибудь вернусь в Техас
 Я никогда больше не буду бродяжничать.
 
 “В Монтане для меня слишком холодно
 А зимы здесь слишком долгие...»

 К сожалению, его прервал Джорджи, который ворвался в комнату с сообщением о том, что обе девочки Елены заболели и Панчо с Еленой просят маму и Ракель приехать.

— Я пойду, — Ракель уже надевала дублёнку и выбегала за дверь, крикнув на прощание: — Если понадоблюсь, мам, я вернусь или пришлю за тем, что нужно. Пойдём, Зуб, _быстро_.

 Она выбежала в замёрзший внутренний дворик и, протискиваясь через заваленные снегом ворота, почувствовала, как резкий порыв ветра перехватывает дыхание. То обгоняя ветер, то спотыкаясь и падая, они с Джорджи спускались с холма.

 Пробежав половину дистанции за несколько минут, они остаток пути преодолевали с трудом, спотыкаясь и падая под порывами ветра.

В маленьком глинобитном домике у подножия кораля десятилетняя Жозефита
сидела, дрожа, у огня, терзаемая одним ознобом за другим. На
тюфяке у стены лежала четырехлетняя малышка, крошка Луизита, с
остекленевшими глазами, ее губы были жалко растянуты, обнажая зубы и десны. Хрупкая.
маленькие пальчики теребили покрывало.

“ И давно она в таком состоянии? - Что? - резко спросила Ракель, чувствуя тошноту.
у нее перехватило горло.

“Весь день, сеньорита”, - едва слышно прошептала Елена, в ее глазах были мольба и мука.


“Почему вы не сказали нам раньше?” Ракель остановилась, глядя на жалкое лицо Елены.
— _Ойга_, — сказала она по-испански, — слушай. Моей матери придётся попытаться спуститься. Я пойду в «Рыжую собаку» за доктором. Возьми тот жир, что стоит на плите, сразу же разогрей его и наложи на грудь и горло Хосефиты, а сверху положи фланель. Приготовь ей горячий напиток из твоего _мескаля_, воды и сахара, Панчо. Опусти её ноги в горячую воду; укутай её в тёплое одеяло.

Именно так на кухне ранчо лечили больных животных. Но малышка, Луизита!

 «Эта малышка, тебе следовало бы...» Не стоит ругать бедную мать.
Похоже, было уже слишком поздно. Она видела больных ягнят, но это было выше её понимания.

Выходить на улицу в такую бурю казалось безумием. Но «Следопыт» ещё ни разу их не подводил. И через двадцать минут они отправились в путь.
Она и Джейми, закутанные в куртки, в перчатках и варежках, шли
в свете мощных фар «Следопыта» сквозь метель, которая кружилась и
просеивалась между сомкнувшимися штормовыми тучами, пока они с
Джейми не стали похожи на две снежные фигуры.

Они ехали, толкались, буксовали, буксовали снова, останавливались.
Руки Ракель окоченели, вцепившись в руль, а ведь они пробыли в пути всего двадцать минут. А там, позади, лежал младенец, боровшийся за свою жизнь.

«Только не через пастбище», — крикнул Джами.

Но в конце концов они добрались до верхних ворот, и, как только они оказались на склонах, а под колёсами замелькала чисто выметенная замёрзшая дорога, машина, казалось, поймала ветер в зубы и с рёвом помчалась прямо к перевалу.
 Порыв ветра, ударивший в них, когда они достигли вершины, заставил их почувствовать себя так, словно они поднимались в тёплую погоду.

Слёзы боли от холода покатились по лицу Ракель и застыли на нём.
На мгновение ей пришлось передать руль Джами, который с радостью вёл бы машину всю дорогу.


 Спуск с другой стороны прошёл быстро и довольно легко. Они
Казалось, что самолёт летит над суровыми арктическими просторами, но когда они
прибыли в крошечный шахтёрский городок, сугробы стали выше, они душили,
задыхали их. Двигатель работал с перебоями, ревел, как сбитый с толку
гигант, и только когда его напоили горячим кофе из термоса, он собрался
с силами и взревел, поднимаясь над застывшими снежными массами.

 Они долго стояли в доме Дока Меррика. Он подвёл их к
пылающему огню. Часы на каминной полке показывали десять — прошло почти полтора часа с тех пор, как Ракель в последний раз взглянула на больного ребёнка в доме Эскибаля.

— Ребёнок Эскибала, док. Похоже на пневмонию. Боюсь, она умирает,
а ты так долго не приходил.

 Док Меррик, высокий, широкоплечий и загорелый, жил на перевале
благодаря милости Божьей и редкому воздуху на вершине горы, с одним
рабочим лёгким, двумя рабочими собаками и тремя неработающими слугами. Он уже застёгивал пальто одной рукой, а другой протягивал Ракель чашку с горячим кофе.

А потом, взяв с собой две грелки для «Следопыта», они снова вышли на улицу. И им пригодилась горячая вода, потому что сила
Ветер сбил их с курса на длинном спуске с перевала, и они добрались до ручья без всякой скорости и с холодным двигателем. Им пришлось
остановиться, сдать назад и пробираться через высокие сугробы.

 Казалось, прошла целая вечность, прежде чем машина вползла в свой гараж и остановилась. Когда они добрались до _каситы_, доктор переходил от одной койки к другой, а затем принялся за малышку Луиситу.

Ракель и мама, которые пришли без приглашения, стояли рядом с ним.
Елену и Панчо отправили в соседнюю комнату, где мирно спал Панчито.  Если бы Елена снова начала рыдать, это было бы
вышло из-под контроля.

 Было семь часов утра, когда доктор позвал Ракель на улицу. Миссис Дэниелс ушла домой на рассвете. Внутри тихо спали две маленькие девочки. При должном уходе они поправятся.

 Мир представлял собой сверкающее снежное пространство, повсюду простиралась ослепительная белизна, ясная, холодная и безмятежная под ослепительным солнцем.
 Горы были похожи на рождественскую открытку с морозным узором.

Ракель устал. Даже ее юное лицо было обращено в этом поиске
свет.

“Ну-ну, юная леди, вы не должны смотреть так грустно. Подумайте, что вы есть
за последние двенадцать часов. Пойдёмте, небольшой завтрак взбодрит вас, — и доктор Меррик подставил ей локоть. — Что это у вас там?


 — Просто клеймо для скота. Ракель подняла тяжёлую железяку. На снегу у её ног была вырезана большая буква H. Она стёрла её ботинком и, взвалив клеймо на плечо, пошла с доктором вверх по склону.

Значит, Панчо и был тем самым угонщиком! Он жил прямо здесь, на папиной земле! Она заметила утюг в углу за кухонной плитой, когда сидела ночью у огня и кипятила воду. Что ж, в любом случае...
Панчо заботился о своих детей, чтобы у таких забытых
компромат. Он оставил его прямо там, где его не было видно.
Обычно такое открытие привело бы в бешенство любого владельца ранчо, но
сейчас, так или иначе, ночная борьба за жизни детей заставила
другие вещи казаться неважными.

Когда она проходила мимо барака, из него вышли Расс и Джами.

«Мы собираемся проверить, как быки на плоскогорье пережили бурю».
Расс посмотрел на босса в поисках подтверждения, и Ракель кивнула.

 «Расс, ты когда-нибудь видел белых быков из Lazy L или скот, который выглядел
как у ранчосских белолицых, вот так заклеймённых?» Она подняла утюг.

«Около месяца назад мы с Джорджем нашли телку у источника под Ла Больсой. Это была та самая телка, которую я заклеймила прошлым летом, и она была вот так обожжена».

Расс выругался. «Прошу прощения, мэм, но...» и он замялся.

«Не говори ни слова, Расс. Я нашла его сегодня утром в хижине Панчо. Подожди, пока девочки поправятся, и мы выгоним его из Лос-Ранчос.
 Папа всегда говорил, что он подлый, но я не думала, что он ворует.

 После завтрака Ракель проскользнула в свою ледяную комнату и забралась под одеяло
Мама согрелась на кухне и проспала шесть часов. Она проснулась
отдохнувшей, настолько бодрой после бодрящего воздуха, что совсем не чувствовала усталости после прошлой ночи.

 Джорджи был на кухне, стоял на коленях за печкой и держал на руках двух ягнят-близнецов, бедных маленьких детёнышей, которых Расс спас из сугроба. Тело их матери, накрывавшее их, спасло их от её участи. Мама и Джорджи вливали им в рот тёплое молоко с помощью ложки.
Их маленькие розовые носики начали дрожать от возвращающейся жизни.  Они неуклюже ворочались в своём мягком гнезде, и
Они вслепую приняли бутылочку с молоком за свою мать.

 Метель нанесла серьёзный ущерб всей этой части штата. Но Лос-Ранчос пострадал меньше, чем большинство пастбищ, потому что скот был в отличной форме и лучше переносил такие погодные условия. Мудрость мистера Дэниелса, проявившаяся в приобретении нового участка пастбища, была очевидна, поскольку за месяц до метели у скота был свежий корм. Кроме того, этот участок земли был защищён от северных ветров и располагался в предгорьях, где было много укромных каньонов.

Ракель, Панчо Эскибаль, Энджел, Расс и Джами за неделю объехали
все низины и нашли не более двадцати погибших.

«Нам не составит труда собрать нашу тысячу голов или даже больше», — сказал ей Рассел.
Тогда была середина февраля.

Однажды холода отступили. Солнце светило на удивление жарко,
дороги подсохли. Ракель поехала в город за почтой. Её не было дома целый месяц, хотя кто-то каждую неделю ходил за почтой.

 Там был большой пакет, но Ракель не стала его открывать, увидев
письмо матери, лежащее сверху. Она развернулась и полетела прямиком на ранчо. Мама была на кухне с ягнятами, которые теперь беззаботно резвились в лучах живительного солнца, проникавшего в комнату через дверь. Два других ягнёнка, родившихся в снежную ночь, Луизита и Хосефита, были более вялыми, но не такими белыми. Они играли рядом с ними.

 «Прочти это, Ракель». Рука мамы дрожала, когда она протягивала письмо.

Папа уже во второй раз перевозил скот. Оба раза они чудом избежали нападения подводных лодок, и папа был полон
негодования по поводу глупости некоторых людей, когда дело касалось перевозки скота.

«Я не виню бедняжек за то, что их укачивает, — писал папа.
— И я много раз жалел, что Ракель не помогает мне успокаивать их тем способом, который она использует, когда они пугаются.


Теперь, Ракель, как только ты получишь записку, доставь правительству как можно больше быков.  Этой весной ты получишь запрос, так что будь готова. Эти парни должны есть, если мы хотим выиграть эту войну. Я разговаривал с солдатом, который сказал, что уже неделю не ел ничего, кроме помадки!


Ракель смеялась до упаду. Но письмо задело её за живое
Она отнеслась к этому серьёзно, со страстным желанием действовать. Зима, казалось, никогда не закончится. Но теперь приближалось время, которого они так ждали. Через две недели они начнут отбирать скот для отправки.

  Теперь её ждало настоящее испытание. Она почему-то чувствовала, что это будет испытание, что её ждут непредвиденные препятствия. Но если другие
женщины и девушки по всей стране заменяют мужчин и делают то, чего никогда раньше не делали, то она, Ракель Дэниелс, выросшая на ранчо и всю жизнь занимавшаяся выпасом скота, вполне справится
Она бы ничего не добилась, если бы не могла внести свой вклад.

А потом она открыла письма от Энн и мисс Картер, которые пришли в одной пачке.


«Мы не забыли о тебе в Тауэрсе, — писала мисс Хетти. —
Омела всё ещё зелёная, как и твоя память. Я вижу, что правительство возлагает большие надежды на западные ранчо в плане военных поставок, и я завидую тебе, что ты можешь помочь».

Как мило со стороны мисс Картер было написать ей. Но боже, как же далеко теперь была школа! Она могла думать только о весенней перегоне скота и о том, что скот нужно будет отправить из Лос-Ранчос.

Однако письмо Энн, прочитанное мамой вслух, пробудило яркие и нежные воспоминания.
 Энн любила индейское ожерелье и омелу, «которая
дарила поцелуи многим влюблённым на прощание на большой вечеринке, которую мы устроили здесь в новогоднюю ночь.
 Ты получила книги, дорогая, и всё остальное?
 Гравюру прислал Барри, знаешь ли.
 Он отплыл на прошлой неделе».

— Ты ещё не ответила на письмо Энн, милая? — укоризненно посмотрела на неё миссис Дэниелс.


 — Конечно, ответила, мама, на следующей неделе. Тус передал мне его.
Джорджи незаметно встала и вышла из комнаты. Ракель
Она догнала его, схватила за шерстяной воротник и вытащила из грязного внутреннего кармана его дублёной куртки письмо, которое написала Энн шесть недель назад.

 Она шлёпнула его и вернулась к письму Энн, испытывая странное разочарование из-за того, что Барри уехал за границу, не получив от неё благодарности, не прочитав хотя бы её письмо семье, потому что она была слишком застенчивой, слишком «провинциальной», как сказала бы Лоис, чтобы самой поблагодарить Барри.

 «Девочки в школе пишут, — закончила Энн своё письмо, — что никто не
Я не получал вестей от Лоис Уэйнрайт с тех пор, как она отправила несколько открыток из Эль-Пасо. Интересно, где она и почему не пишет.
Насколько я понимаю, мисс Картер предложила вашему Джимми, чтобы, если отец Лоис не поправится, она вернулась в школу, где сможет быть среди старых друзей. Адвокаты мистера Уэйнрайта в Бостоне даже не получали от него вестей и понятия не имеют, где он, ведь он говорил, что может поехать в Калифорнию или на Восток. Вы знали, что они какое-то время были в Эль-Пасо после того, как вы вернулись домой?


 Ракель сидела неподвижно.  Она смутно ощущала, что её переполняет чувство огромной
что-то не так. Только вот что именно, она поначалу не могла понять.
О да, ей нужно было рассказать Джимми, тогда бы он узнал, где находятся Лоис и её отец; он мог бы увидеть их, пока находился так близко к Эль-Пасо. Он всё это время был всего в нескольких милях от них!

Никогда в жизни Ракель не испытывала такого мучительного стыда, как в тот момент. Однажды, когда ей было восемь лет, она стояла
рядом и смотрела, как её домашний енот высасывает дюжину маминых импортных яиц леггорнов, которые она накануне положила под наседку.  Ракель почувствовала
теперь она выглядела примерно так же, как после того выступления.

 Рассел стоял в дверях и ждал, пока Ракель оторвёт взгляд от письма, на которое она так долго смотрела.


— Могу я поговорить с тобой минутку наедине? Он кивнул в сторону кладовой.


— Так вот, этот Панчо, — начал он, когда дверь за ними закрылась, — этот Панчо, пора его убрать. Скоро начнётся «Раундап», и если он решит, что мы его не раскусили, то снова попытается клеймить скот.
Если он это сделает, я буду рад набить его свинцом.

«Я рекомендую нам договориться с ним, теперь, когда с малышкой всё в порядке, и чтобы ты, как босс Lazy L, поддержала меня как бригадира и начальника верховой езды и уволила его».
«Да, — безучастно согласилась Ракель, — да. Это будет справедливо по отношению к папе».

Разговор в шорной мастерской не задался. Панчо, обходительный, уверенный в себе, правдоподобный, с долей наглости, мог бы всё объяснить.

Клеймо для скота было найдено на скотном дворе накануне, его принесли домой, но из-за болезни _muchachitas_ о нём забыли.
Вот почему он тогда не упомянул об этом.

— Но почему не с тех пор? — спросила Ракель.

 Эскибал задрожал от праведного гнева. Что! Они сомневаются в нём? Никогда прежде слово Эскибала... Что может значить случайное клеймо?


— Ничего особенного, кроме того, что практически все клейма в этой части страны хорошо известны, — ответила Ракель, — как ты знаешь, а это, похоже, новое. И, как вы, вероятно, тоже знаете, его использовали
вместо Lazy L. На самом деле он очень хорошо его заменяет».

При этих словах Панчо Эскибаль невольно вздрогнул.

«Вы же не думаете, что подозреваете меня... меня... в краже скота?»

“ Забудь об этом, Панчо, ” холодно посоветовал Рассел. - Какие у тебя есть доказательства,
что это не твоих рук дело?

“ Какие у тебя есть доказательства? Esquibal отстреливался, пока Ракель отмахнулся
обсуждение с нетерпеливой рукой.

“_Oiga_, Панчо. Это может быть, как вы говорите. Но вопрос с газом, который вы
продали, выглядит для вас не очень хорошо ”.

Похоже, сеньор Дэниелс велел ему продавать бензин, когда он кому-нибудь понадобится, и что он может либо отдать деньги, либо вычесть их из его зарплаты. Там были канистры. _Падронсита_ могла подсчитать, сколько было продано, если хотела вычесть эту сумму.

Ракель едва ли знала, что делать. Она поделилась с семьёй своими чувствами к Елене и детям. Панчо был ценным работником, и без него было бы трудно справиться с уборкой урожая. Скорее всего, он всё равно ещё какое-то время будет оставаться на месте.

 «Что ж, Панчо, я не хочу быть несправедливой, и мы подождём, пока папа вернётся домой, прежде чем приводить в исполнение приговор о выдворении. Посмотрим, какой перекупленный скот всплывёт весной.


 Эскибал поклонился и, не взглянув на Рассела, развернулся на каблуках.

 «Лучше бы мы его остановили. Этот змей опаснее гремучей змеи. Он не предупреждает».

 * * * * *

“Дорогой Джимми”, - храбро начала Ракель свое письмо в тот вечер. Но
после двухчасовой борьбы она сложила написанное и быстро запечатала
оно было вложено в конверт. Это было тяжело, и она закончилась
говорить ему явно:

“Я очень злой, нечестный поступок. Я знал, что Лоис была на Западе с ней
отец. Она бросила школу, когда мне сделали. Но я не сказал тебе, потому что, наверное, не хотел, чтобы ты с ней виделся. В школе я ей был безразличен, и в конце концов мы не стали жить вместе.

“Я, конечно, не любил ее, и это правда. Но я должен был
сказать тебе, и тогда ты мог бы посмотреть их, пока был в Форт-Блисс.
Блисс. Я слышал от Анны Марвин, что никто не знает, где они просто
сейчас. Но, полагаю, вы увидите их на обратном пути, и, может быть, вы
слышал от них себя.

“Ну, я полагаю, ты будешь ужасно разочарован во мне, Джимми. Я думаю
Я злая и мстительная — ничего хорошего. — Как всегда,

 «Ракель Дэниелс.
P. S. Она прекрасна, как никогда».




 ГЛАВА X

 ЭТА ДЭНИЕЛС ГАЛ


«Завтра великий день, Матушка Дэниелс. Мы начинаем сбор урожая. Четыре недели — не так уж много».


В феврале ветер по-прежнему был пронизывающим, он дул с замёрзших сугробов на высоких склонах и из тени глубоких каньонов. Но полуденное солнце было тёплым, а земля — сухой, как будто её и не покрывал снег две недели назад.


Три недели изнурительной езды — и сбор урожая был почти завершён. Это означало тяжёлую работу для шести ковбоев, которые сгоняли скот в одно место.
Они перегоняли животных по одному, по двое, по шесть, выводя их из каньонов, с открытых пастбищ и поднимая на
Они спускались по склонам и гнали скот к большому огороженному загону, который находился в десяти милях от дома.

 Оле Хоссфут спустился, чтобы помочь, и решил пасти скот ночью вместе с Рассом. Эскибал работал так усердно и эффективно, что подозрения Ракель рассеялись, и она была готова простить ему почти всё.
Когда он отобрал пятьдесят бычков из большого стада годовалых
телят и коров, которые должны были отелиться этой весной, и сделал
это всего за один день чудесной скачки, она была в восторге.
Скот был в удивительно хорошем состоянии: чистый, крупный,
хорошо откормленный.

“Прекрасная порода, этот белолицый”, - сказала Ракель Оле Хоссфуту.

“Мм-мм, ” согласился он, “ этот рыжий окрас хорош. Но, по правде говоря, я
не вижу в коровах ничего красивого. Кажется, не испытываю энтузиазма по поводу них.
Ни одного. «Возьми сейчас же лошадь...» — и он продолжил разглагольствовать о красоте диких лошадей, которые размножаются на севере, в Колорадо, Монтане, Небраске.

«Как только закончится эта облава, я куплю себе новую лошадь»,
решила Ракель, воодушевлённая его рассказами.

В первую неделю облавы Ракель вернулась в дом на ранчо
чтобы поспать. Но в начале второй недели, когда отряд работал уже далеко от дома, она подъехала на своем пони с вьюком к двери «Ракелиты», ранчо в двадцати милях от дома, где теперь ночевали мальчики. Из облака пыли, поднятого ее пони, выехал «Форд» под управлением Джами с миссис Пиви и Леной на заднем сиденье.

«Вот, Расс, мама говорит, что тебе нужно есть эти сухофрукты, иначе ты никогда не избавишься от фурункулов». И она бросила на пол мешок с провизией.
 «Теперь мы будем жить на широкую ногу, а готовить нам будут мисс Пиви и Лена».

В первую неделю работы с коровами Ракель отправила телеграмму в
комиссионную фирму в Канзас-Сити, сообщив, что к первому марта она сможет отправить тысячу голов скота. Затем она сообщила железнодорожной конторе в Эль-Пасо, что к этому дню ей нужно подготовить вагоны. Однако она обнаружила, что получить вагоны раньше пятнадцатого марта будет невозможно, так как ранчо в Аризоне и Нью-Мексико тоже отправляют скот.

Она поехала в Ла-Крус, чтобы позвонить экспедитору в Эль-Пасо
по междугороднему телефону, и он заверил её, что сделает всё
Он сделал всё, что было в его силах, чтобы она получила свои машины раньше, но она должна была получить их не позднее пятнадцатого марта. Поэтому она уведомила Канзас-Сити об изменении сроков и, не дожидаясь ответа, вернулась на пастбище.

 Казалось, что продление сроков было провидением, потому что на них обрушились всевозможные неприятности и задержки. Дважды ночью случались панические бегства, когда животные «пугались» неизвестно чего.
Однажды ночью стайка трёхлетних малышей снесла загон и проволочное ограждение
и убежала в холмы; их пришлось догонять и собирать вместе.

К измученным лошадям пришлось добавить полдюжины свежих скакунов из большого дома. Расс ехал в ночном дозоре и заснул в седле.


Если бы не бдительность Оле Хоссфута и его истории, которые поднимали им настроение, они не смогли бы снова собрать стадо за такое короткое время. В конце концов с равнины, из каньонов и долин, где они прятались, было собрано двенадцатьсот голов.

Рано утром следующего дня их должны были отвезти в загоны для скота на ранчо.
 Был зажжён круг из факелов из мыльного дерева; как только один из них сгорал, на его месте тут же загорался другой
Он подносил спичку к другой спичке. Вспыхивающее пламя согревало холодный воздух и давало понять маме, которая была в пятнадцати милях отсюда, что всё в порядке. Они освещали море белых лиц и отпугивали зловещие, скрывающиеся в тени собачьи фигуры, которые бродили широкими кругами вокруг отряда.

 Джорджи спал, грея промокшие ноги у умирающего костра. Ракель дремала рядом. Казалось, удача была на её стороне, потому что не было ни давки, ни беспокойства. Между одиннадцатью часами и полуночью, как обычно, коровы встали, чтобы немного пощипать траву, которая росла
под их ногами. Они проглотили его, не разжёвывая, развернулись и снова легли, слегка ворочаясь и похрюкивая.

 С молитвой в сердце о том, чтобы больше не случилось ничего плохого, Ракель погрузилась в сон без сновидений, вызванный усталостью мышц и бескрайним чистым воздухом прерий. Пять или шесть часов спустя, когда начало светать, она проснулась от мычания и рёва скота, ищущего новое пастбище.

 Той ночью они были в четырёх милях от дома, поэтому Ракель поехала дальше, к Эль-Ранчо, а мальчики должны были загнать скот в безопасное место.
На следующий день был полдень. До пятнадцатого марта оставалось ещё два дня.

Но на следующий день в Ла-Крусе Ракель узнала, что бизнес — это не только отдавать приказы, отправлять телеграммы и добиваться обещаний. «Пятнадцатого числа свободных машин не будет», — сообщила ей по телефону транспортная компания из Эль-Пасо. От фирмы из Канзас-Сити не было никаких вестей, поэтому она поспешила обратно в Лос-Ранчос, чтобы посоветоваться с Рассом.

«Впервые за две недели я опустила ноги под стол», — сказала она, сидя за обедом с мамой.  Послышался звук подъезжающей машины
снаружи. Панчито вошёл и сказал, что _un caballero_ хочет видеть
падронситу.

Ракель вышла и увидела спортивного вида джентльмена в клетчатом пальто,
сидящего в арендованной машине. Он выскочил и представился как покупатель
фирмы из Канзас-Сити, с которой она имела дело.

«Я был в Эль-Пасо, мисс Дэниелс. Я покупаю, чтобы поставлять товары правительству. Просто
подумал, что стоит забежать сюда и повидаться с вами лично по поводу вашей телеграммы.
Он показал ей копию ее телеграммы в его фирму.

Кормушки, по его словам, принесут всего тридцать пять долларов за копыто.
Фидеры, как известно всем, кто занимается разведением крупного рогатого скота, — это животные, которых отправляют прямо с пастбища на откормочную площадку, где их откармливают кукурузными лепешками и сеном до тех пор, пока их мясо не затвердеет и не будет пригодно для продажи.

 Ракель была встревожена и разочарована, но быстро подсчитала, что, поскольку они привезли на две сотни голов больше, чем планировали, они могут отправить на убой каждое животное, заработать достаточно, чтобы покрыть все расходы, и при этом получить сорок тысяч долларов чистой прибыли. Это позволит погасить кредит, выполнить опцион и выплатить проценты.

«Но я всё равно не смогу получить машины раньше пятнадцатого», — сказала она ему.

«О, думаю, я мог бы это для вас устроить, мисс, — легко ответил он. — Если вы просто скажете «да» и заключите сделку прямо сейчас, думаю, мы сможем получить эти машины пятнадцатого».

 Из осторожности она отказалась заключать сделку, пока не обдумала всё и не навела справки. Она согласилась встретиться с ним в Ла-Крузе через два дня.

 Вечером того же дня, открыв страницу с акциями в своей газете, она увидела фидеры
Цена за голову на следующей неделе составит пятьдесят пять долларов. Рост цен на говядину, который наблюдался во время войны и который впоследствии привёл к
Цена за голову скота выросла до 75 и 90 долларов за копыто.

Ракель была поражена. Она первым делом отправила Джорджи в Ла-Крус на следующее утро, чтобы он отправил телеграмму в Канзас-Сити и написал в Эль-Пасо
снова по поводу вагонов для скота. Он должен был ждать ответа до трёх часов.

Джорджи вернулся в четыре, и Ракель, которая с самого утра была в загоне для отправки скота, встретила его у больших ворот. Она
взяла протянутое им письмо. Оно было от экспедитора из Эль-Пасо.
В нём говорилось, что он не может выдать ей машины до первого апреля.
Из-за войны все транспортные средства были перегружены, и каждый свободный сантиметр пространства был занят по приказу «сверху».

 В Ракель вскипела кровь. Она с самого начала чувствовала, что «что-то происходит».


«За этим стоит А. Б.», — сказала она, поджав губы.

 «Он в Канзас-Сити, сестрёнка, — ответил ей Джорджи. — Я слышал, как они говорили по радио Red Dog. Отправили в начале марта вместе с его скотом».

«Что ж, я поеду в город и выясню, почему я не могу получить свои машины, которые заказал за месяц до этого».

Это было немыслимо! У неё должны быть какие-то средства к существованию. А что, если она
неправильно управлять вещами - потерпеть неудачу? Она отогнала от себя эту мысль. Конечно же,
грузовая контора и комиссионер не пытались воспользоваться
ею только потому, что она была девушкой! Подожди до завтра.

Наступил чудесный день, и старая машина не сбавляла скорости шестьдесят миль
в час, пока они не добрались до Ла-Круса. Ракель сейчас не думала об
разбитых камнями шинах.

Она позвонила в Эль-Пасо.

«Мистер Мэсси? Мы уже много лет сотрудничаем с вашей компанией. В чём дело с нашими вагонами для перевозки скота? Это правда? Почему нам их не дают?»

— Мисс Дэниелс? Я не могу сказать, мэм. Это кажется странным, я знаю. У меня были забронированы для вас места на пятнадцатое марта; потом я получил приказ освободить место для груза «А. Б.» Мейерса; потом по приказу сверху на пятнадцатое марта были забронированы два ранчо в Аризоне, и эта дата была указана для вас. Если только вы не сможете добиться этого на более высоком уровне, это окончательное решение.
Боюсь, что да, — сказал он с сожалением, ведь мистер Дэниелс и Los Ranchos были популярны.

 Ракель вышла из кабинки в ярости.  Но на сердце у неё было неспокойно, потому что она чувствовала, что в этой неразберихе что-то не так.
Что, что ей делать? Она должна была встретиться с представителем комиссии по пересменке в 14:30. Он возвращался в Эль-Пасо в 16:30. Возможно, ей придётся принять его предложение, чтобы не допустить ошибки. Она была готова сама поехать в Эль-Пасо, но отложила решение до половины четвёртого.

 Она зашла на почту и забрала свою корреспонденцию, надеясь найти там какое-нибудь вдохновение. Среди бумаг было письмо от Джимми.

«К тому времени, как ты получишь это, — писал он, — Ракель, моя дорогая, я уже вернусь в Форт-Блисс. Разве это не здорово? Я буду совсем рядом с Эль-Пасо, в нескольких милях от него»
Я могу бывать там довольно часто. Почему бы тебе не спуститься и не развлечься? Я умираю от желания сходить в кино!


 Быстро! Она помчалась обратно в телеграфную контору. Вскоре по проводам полетело сообщение лейтенанту Джеймсу Хови в Форт-Блисс.
«Что задерживает мои машины?» — был задан вопрос. «Подумай, что ты можешь для нас сделать, и сообщи, стоит ли мне приезжать».

Пока она ждала ответа, она повела маму на обед, а потом позвонила в другую фирму в Канзас-Сити. Она отправила сообщение старому другу своего отца, Эдварду Лайлу. Вскоре пришёл быстрый ответ.
Канзас-Сити. В два часа, когда она склонилась над телеграфной стойкой,
ей вручили следующее сообщение:

 “Не могу предложить рыночную цену для государственных поставок
 кормов, но 50 долларов за голову при доставке и
 75 долларов за откормленный скот сорта Lazy L.”.

 “Эдвард Лайл”.

Какое предложение! С радостным возгласом Ракель бросилась через дорогу к машине, где она оставила маму с её пакетами.

 «Я думала, что дела в скотоводстве совсем плохи, мам, но всё в порядке!
Просто дай мне разобраться с этой заявкой, и правительство может
все, что мы делаем потом выше расходы. Что-то не так
где-то, правда. Я не знаю, что или почему. Но я думаю А. Б. получил
что-то с этим делать. А теперь, если Джимми сможет, достаньте нам несколько машин!

Ровно в два тридцать, в вестибюле маленького грязного отеля "Эмпорио"
Магнифико, она сообщила комиссионеру, что не может заключить сделку
с ним на его условиях.

— Что ж, мисс, — сердито ответил он, — поступайте по-своему. Но _я_ мог бы достать вам машины, и вы бы быстро их продали. Что лучше?
 Тридцать пять тысяч наличными, когда вам будет нужно, или промедление? Говорю вам
Прямолинейно, моя девочка, ты столкнёшься с тем, что в ближайшие два месяца тебе будет довольно сложно найти хоть какой-то транспорт без какой-либо поддержки.
_Я_ знаю.

— Хорошо. Это моя проблема, — ответила Ракель, — но я не продам скот моего отца на пятнадцать долларов дешевле, чем могу выручить. Я скажу вам «до свидания», сэр. И она оставила его стоять там.

Но на улице её радость улетучилась, когда она вдруг вспомнила, что
теперь ей как никогда нужны машины. Сможет ли Джимми что-нибудь для неё сделать?
Он не упомянул ни о её письме, ни о Лоис. Может быть, он его не получил.

Что ж, он всё равно сделает всё, что в его силах, ради отца. И, отбросив
свои страхи, она покачала головой, снова перешла улицу и
вошла в банк. Все в городе знали Ракель Дэниелс, а она знала
всех. Но сегодня она не ответила на множество приятных
улыбок и лишила нескольких молодых людей возможности приподнять
свои сомбреро.

В святая святых президента, за маленькой дверью с табличкой «Для своих», она пожала руку полному мужчине, чьи нервные манеры странно контрастировали с её невозмутимостью.

— Дело в чеке и процентах, мистер Патни, — сказала она, думая про себя: «Боже, теперь он боится чего-то ещё — своих новых директоров; вероятно, «А. Б.»».

— Да, да. Через две недели не будет, моя дорогая мисс Ракель. — Мистер Патни никогда не забывал о своих восточных манерах.

— Нет, сэр. Я как раз собиралась сказать, что встречу его вовремя. Но я просто хотела узнать, не было ли каких-то задержек с доставкой моего скота, если я могла бы получить отсрочку на несколько дней?

 Мистер Патни выглядел обеспокоенным.

 — Я надеюсь, что ничего подобного не произойдёт.  Это было бы крайне досадно, мисс
Ракель, в самом деле, даже для владелицы активов вашего отца. Потому что новые директора — ну, э-э-э — дали понять, что о продлении не может быть и речи.

 Ракель вышла из банка с таким же невозмутимым видом, с каким вошла, но в душе у неё всё кипело.
 Она отправилась обратно в телеграфную контору.

Она с нетерпением вскрыла жёлтый конверт, который ей в конце концов передали через стойку.

«Не волнуйся, — говорилось в письме, — я выясню, в чём дело, и приму меры.
Сейчас я не могу уйти, но появлюсь при первой же возможности. Джимми».

Ракель вдруг почувствовала, как же здорово, когда рядом есть мужчина, который может за тебя заступиться и иногда помочь.  Оставив оператору сообщение о том, что все дальнейшие сообщения следует передавать в Ред-Дог, она развернула машину и поехала по песчаной равнине, которая плавно поднималась к подножию пурпурных гор.

  Ей понадобится пять дней, чтобы переехать до первого апреля.  Два дня, чтобы погрузить скот на железную дорогу; два дня на транспортировку; один день на немедленную оплату.
У неё было четыре дня отсрочки. Почему она вообще кому-то доверяла? Погружённая в свои мысли и механически управлявшая автомобилем, она не
Они шли молча, пока впереди не засияли маленькие освещённые домики Ред-Дог.

 Их дружелюбное мерцание, казалось, озарило Ракель.
 Её дальнейший план был предельно ясен. Но она никому не расскажет о нём!


Она поступит так же, как папа. Несмотря на то, что он так много и открыто говорил о своих делах, если задуматься, он никогда по-настоящему не рассказывал никому ничего такого, что они не смогли бы узнать сами.

 Когда она вспоминала последующие дни, они казались ей сном — напряжённое ожидание и ежедневные поездки из большого загона в Ред
Дог или Ла-Крус, чтобы найти редкие обнадеживающие весточки от Джимми.

Затем, в ночь на двадцать пятое, рейнджер сообщил ей, что мистер
Хови звонит ей из Эль-Пасо. Она поехала в Ред-Дог, чтобы поговорить с ним по телефону.


«Завтра перегоняйте свой скот. Завтра утром с шести до семи на скотопригонных дворах Ла-Крус будут машины для перевозки тысячи двухсот голов.


Не спрашивай, как я это сделала! Просто потяните — это может продлиться не больше
двадцати четырёх часов. Будет готово на следующей неделе. —
Далёкий голос Джимми закончил фразу довольным смешком.

На рассвете, под звон колоколов Лос-Ранчос, все работники спустились к большим загонам. В течение последних десяти дней скот отдыхал и набирался сил за ограждением длиной в полмили. Пока их сгоняли в стадо для перегона в Ла-Крус, было несколько красивых моментов с верховой ездой и лассо, а также с работой с коровами.

 Самым сложным в перегоне было поднять их на перевал и провести через него. Но к четырём часам дня они добрались до места и спустились на плоскогорье за Ред-Догом.

 «А вот и девчонка Дэниэлса, — сказал владелец салуна, выглянув наружу.
 — Похоже, она продолжает идти, несмотря на старого А. Б.».

“_La Raquelita_ еще не до конца. В _ganado_ не _shipped_,”
сказал смуглый питьевой пастух там. “Многие вещи происходят на
дороги”. Была издевательской улыбкой на лице.

“Что за ... ты, желторотый загонщик женщин, ты!” - прорычал Рыжий Пес.
и вытолкал мужчину за дверь, прежде чем тот успел спросить его.
что это значит, если вообще что-нибудь.

И, будучи сам изрядно пьяным, Рыжий Пёс заснул, положив голову на стол, вместо того чтобы скакать за отрядом девушки Дэниэлса.

Лагерь разбили в трёх милях от Ла-Круса, и никогда ещё не было
Перевозка скота казалась Ракель чем-то грандиозным.

«Это самая важная перевозка, которую когда-либо осуществляла компания Los Ranchos», — ухмыльнулась она, глядя на Рассела, сидящего у костра из мыльнянки.

«Что ж, самое страшное уже позади, — заверил он её. — Почему бы тебе не поехать в город на машине и как следует не выспаться? Ничего не случится, а утром мы будем на месте и в шесть часов будем готовы начать перевозку».

С тех пор как они покинули Ред-Дог, непрекращающийся холодный дождь лил как из ведра.
Ред-Дог — одно из тех жалких мартовских явлений, которые приходится терпеть даже стране солнечного света, если на пастбищах должна быть трава. Ракель была
Она промокла до пояса. Она не снимала сапоги уже три дня.
И теперь она сушила их на ногах перед костром, чтобы снова надеть после того, как снимет. Ей не хотелось сейчас снимать одежду, но она смертельно хотела спать; к тому же в городе ей нужно было кое-что сделать.

«Хорошо, ребята, я сделаю это. Завтра вторник. Мы отправим наш скот». Они
приезжают в четверг. А в пятницу утром, первого апреля — и, кстати, в мой день рождения, ребята, — как будто они этого не знали, — я вступаю в Первую
Национальный банк на несколько минут, а когда я выйду, вы сможете отпраздновать.

Они галантно улыбнулись, и Расс почувствовал огромное облегчение. Никто не знал
что претерпел верный ковбой во время всех этих переговоров
о машинах. Очевидная уверенность Ракель сохранила моральный дух всей компании
, хотя они ничего не знали о финансовой драме, которая разыгрывалась
.

Итак, “Ла Ракелита” уехала под проливным дождем. Её лихорадочно горящие глаза были прикованы к выбоинам на дороге впереди, потому что по ним текли реки.  Она не видела лошадь и всадника, закутанных в пончо.
Он прятался за кустом мескитового дерева всего в пятнадцати футах от того места, где она проехала.
Это был смуглый пастух из салуна «Рыжая собака». Он ехал верхом на лошади, на которой было клеймо в виде большой наклонной буквы H, которая на мгновение стала видна, когда луч фар машины Ракель отклонился в сторону, когда машина заскользила по грязи.

«Что это было?» — удивилась Ракель. Но поскольку её взгляд был устремлён на дорогу
перед ней, то и мысли её были сосредоточены на том, что ждало её впереди, и она продолжала идти.


Наконец она добралась до города и до мощеной улицы. Как же она была благодарна за жёсткую маленькую кровать в El Emporio Magnifico и за жаркую маленькую комнату,
с раскалённой докрасна печью!

 Восемь часов спустя Джорджи стоял у кровати Ракель и тряс её, чтобы разбудить. Он тряс и тряс её. «Что это было? _Что?_ Быки
_в панике бежали_? — Погоди-ка, давай разберёмся. Прошлой ночью, после того как я
ушёл?

 — Ох, перестань хлюпать, Джорджи. Что может помешать вернуть их сегодня вечером для поздней отправки?


— Почти половина родео? — Что ж, пусть Расс сам мне расскажет!

 Ракель вскочила с кровати. Она дрожала от потрясения, вызванного этим несчастьем. Это было больше, чем просто невезение ковбоя. Это была... катастрофа. Просто
пропустить сумму банкноты! Бесполезно пытаться торговаться в банке. Она
быстро одевалась, когда эти мысли пронеслись у нее в голове. Шесть
сотни голов на пятьдесят долларов в голову, было тридцать тысяч долларов. Где
она могла бы получить десять тысяч?

Раздался стук в дверь и жира письмо толкнули под.
“Вчера вечером пришло заказное письмо для мисс Ракель Дэниэлс”, - объявил голос.
хриплый голос, который прозвучал для Ракель как музыка. _Что-то_ должно было произойти. Должно быть, это оно. Она почти забыла...

 * * * * *

«И на этом всё закончилось, Джимми», — ликующе сказала Ракель неделю спустя.
 Она дошла до этого момента в своём рассказе о сделке, пока они с
Джимми сидели у камина в гостиной на ранчо.

 Прошла неделя с того воскресенья, когда Ракель отпраздновала свой день рождения.  Джимми приехал на денёк.

 «Продолжай», — прорычал он. — Может, для тебя это и так, но ты мне ещё ни слова не рассказал о том, что на самом деле произошло между ними.

 — Ну, когда я спустился во двор, там были Джейми и Расс, и выглядели они так, будто потеряли последнего друга на земле.  У них было шестьсот голов
Скот был готов к отправке, но ещё шестьсот голов паслись на плоскогорье. Они
решили, что на то, чтобы собрать их, разбросанных по всему плоскогорью, уйдёт неделя.

 «Кто-то намеренно спугнул их, и только мама знала, кто это был».
Мама вошла в дом и принялась раскачиваться в кресле с
выразительным удовлетворением. Обычно по тому, как быстро мама раскачивается в кресле, можно понять, что она чувствует.

«Кажется, в ту же ночь, около восьми часов, — продолжила Ракель, — Елена пришла сюда и расплакалась. Она только что вернулась из Ла Больсы и не знала, что мы уехали со скотом. Она хотела знать, где я
было и когда мы гнали _el ganado_ в город к железной дороге.

«Она сказала, что Панчо — плохой человек, и хотя он угрожал ей, она больше не будет молчать. Папа всегда был добр к ней, и
мы вылечили её маленьких девочек всего несколько недель назад.

«Ну тогда она всё расскажет. Панчо работал не только здесь, в Лос-Ранчос, но и на «А. Б.», и всегда сообщал ему, что собирается сделать Лос-Ранчос. Именно Панчо устроил давку среди скота, чтобы максимально затянуть процесс.

«И когда я уже был готов продать скот кому-то другому, а не тому человеку, с которым имел дело «А. Б.», и мне удалось раздобыть машины, которые, по словам Панчо, я не скоро получу, Панчо получил сообщение от «А.
Б.», в котором говорилось, что скот не должен быть отправлен.


Он и её двоюродный брат — пастух из Ла-Больсы, брат того полудурка, которого мы встретили в день охоты, Джорджи, — ну, они это сделали. «Мы собирались это сделать», — сказала она.

 «Это был бедный невинный полудурок, который отвёл овец в Ла Больса. Их вовсе не украл лев! Панчо сделал
Габриэль привёз их на старой повозке, запряжённой волами. Помнишь, Джорджи, как вёл себя Старый Кэп в начале охоты и как он хотел растерзать Габриэля?


 — Да, да, но продолжай и расскажи про _банк_!


 — Я подхожу к этому! Джимми! Постой минутку спокойно! Бедняжка Елена, она чуть не _впала в истерику_, когда узнала, что мы уже уехали. Говорю вам, я _добираюсь_ до банковской части!


Поэтому я сказал ребятам, чтобы они отправлялись и везли всё, что там было, потому что у ребят на станции был приказ не задерживать вагоны дольше двенадцати часов. Джейми и Энджел поехали с ними и прибыли в Канзас-Сити
В четверг всё было в порядке.

 «Думаю, даже это стало разочарованием для некоторых, потому что это означало
тридцать тысяч долларов, а любой может собрать пять или десять тысяч
тем или иным способом. Но мне это было не нужно! Да, некоторые были явно разочарованы
в тот день».

 Джимми взорвался от нетерпения, но Ракель продолжила,
спокойно проигнорировав его выпад.

«Когда я вошёл в банк в 10:30 утра 1 апреля,
выглядел я очень угрюмо и протянул чек на Национальный городской банк в Нью-
Йорке на 35 тысяч долларов, подписанный Барри К. Марвином,
Сэр, из Бостона, конечно, был несколько удивлён. Хотел бы я, чтобы вы видели лицо мистера А. Б. Мейерса, а мистер Патнэм выглядел довольным, несмотря ни на что, хотя на самом деле он извинялся перед «А. Б.».

 «Видите ли, эта идея пришла мне в голову в ту ночь, когда мы с мамой возвращались домой из Ла-Круса. Я сказал себе: «Я расскажу обо всём отцу Энн. Может быть, он одолжит мне денег». Он не может проиграть в долгосрочной перспективе. Может быть, только может быть, он поможет. Поэтому я сразу же написал ему письмо.

 «Я не смел надеяться на это и даже думать об этом. Я пошёл
Мы заранее договорились отправить наш скот, так что, что бы ни случилось, с нами всё будет в порядке.


Потом, когда им наконец удалось разогнать наше стадо тем утром, я пытался собраться с мыслями в отеле — я просто не мог признать поражение, хотя оно, казалось, было у меня перед носом, — и тут под дверь просунулось это чудесное письмо от мистера Марвина.

«Это означало, что я не подвёл папу и что мы можем оставить половину наших пастбищ нетронутыми на следующий год. Что даже если будет ещё один засушливый год, у нас будут свежие пастбища. И у нас будут телята, которых можно будет туда пасти, а это ещё больше
чем у "А.Б.". И если эта война затянется, эти телята будут
крайне нужны следующей зимой ”.

“Рэйки, ты финансист! Я теряюсь в чистом восхищении. И
тебе тоже сопутствует удача. Рынок вырос. Джимми указал на место, которое он
отметил в газете.

“Я знаю. Мы можем отправить тысячу голов на следующей неделе, включая шестьсот заблудших. Расс вернул всех, кроме нескольких. Они просто оказали нам услугу, сохранив половину нашей партии для продажи по более высокой цене.
 На самом деле задержка с отправкой машин принесла нам по пятьдесят пять долларов за голову
те, что мы отправили, вместо пятидесяти, а за следующую партию мы получим шестьдесят».


«Ну, я подозреваю, что этим ты тоже обязан «А. Б.», — сказал Джимми.
— Я имею в виду задержку с вагонами. Я узнал, что это он перерезал провода
над головой экспедитора, не сказав ему, что, конечно же, он имел в виду ранчо Дэниелса. Просто отправил своих друзей вперёд. Я также выяснил, что в его банке в Эль-Пасо хранится пара банкнот агента.

 «Ваш заказ на автомобили мог быть выполнен в любое время, если не считать обычных задержек, как я полагаю, до тех пор, пока мой друг майор не получил
на следующее утро после того, как вы телеграфировали мне, заказ был получен.
от самого агента без каких-либо затруднений. В то же время в офисе был крикливый
парень в клетчатом пальто, который бушевал
о чем-то таком, но агент просто отмахнулся от него ”.

“Этот жалкий комиссионер!” Ракель воскликнула. “Разве папа меня не предупреждал?
Он предложил мне на пятнадцать долларов меньше, чем на рынке, и попытался убедить меня, что может достать мне машины, если я сразу заключу сделку.
Знаете, какое-то время я был почти готов принять его предложение.
Все выглядело таким обескураживающим ”. Она смущенно призналась.

“Он думал, что может переложить на тебя все, что угодно, потому что ты девушка
и он просто прикарманил бы разницу. Он думал, что ты у него в руках в любом случае
. Если бы ты согласился продать, ты бы никогда не получил свои деньги вовремя
вовремя, чтобы оплатить записку. Интересно, знала ли Панчо что-нибудь обо всем этом?”
Джимми вопросительно повернулся к маме. “ Где он? - спросила я.

«Он не вернулся. Елена не знает, где он. Наверное, в Ла-Больсе, готовится клеймить всех бродяг и скитальцев из
Колорадо, который он может заполучить, со своим старым «Летающим H». Никто, кроме Панчо, не был бы настолько мил, чтобы сделать его таким удобным брендом».
 Мама, как обычно, молчала, но она ничего не упустила из происходящего или сказанного.

 Если бы они могли увидеть Панчо в тот момент — а жаль, что не могли, — они бы увидели очень расстроенного hombre. Склонившись над маленьким столиком в баре в Ла-Крусе, он сердито смотрел на скотовода, сидевшего напротив.

 «Я сделал всё, как ты сказал. Возвращайся к работе с коровами через три-четыре недели; я
прекратите это скотство. Я хочу свои деньги. _Моя эспоса_, моя жена, она со мной не разговаривает. Она хорошая _амига_ для _эль падрона, ла падроны_; она думает, что он не может не забрать ранчо её отца. Я _беру_ то, что мне причитается. Я хочу свои деньги сейчас.

 Ковбой невозмутимо покачал головой.

“Когда я получу свое, ты получишь свое, понял, сэйб? Я ничего от этого не получил.
Сделка расторгается. " - сказал он. - "Когда я получу свое, ты получишь свое, сэйб_? Я ничего не получил от этого. Парень, который должен был заплатить и тебе, и мне по сделке со скотом
сделка не удалась, хотя я починил машины для ...”
и он выругался отвратительным ругательством.

“ Продажа не состоялась. Понимаете, он не получил никаких комиссионных. А вы
пусть эта девчонка все равно отгружает половину. Ты вообще по какому поводу пинаешься? Тебе ведь нужно работать на
ранчо, не так ли, где можно завести стадо? В чем дело
с Flying H, твоей маленькой частной маркой?”

И со смехом и ругательством, которое лишь слабо выражало его отвращение к ситуации
“А. Б.” отмахнулся от Эскибала и встал из-за стола.

Казалось, что Ракель и Джимми тоже подошли к переломному моменту в вопросе о Лоис. Джимми не упоминал о письме Ракель, но теперь, когда они снова сидели вдвоём у камина, а мама
Когда она приготовила ужин, а мальчики ушли по своим делам, Джимми сказал ей, что он
_получил_ весточку от своего дяди.

Он сказал, что это было, когда он был в Канзасе. Дядя всё равно скучал по нему в Эль
Пасо. Они были в Колорадо, но там оказалось слишком холодно.
Они уезжали в Калифорнию и собирались навестить его на обратном пути.
Вполне возможно, что они отправятся дальше на Восток.

Было видно, что Джимми очень расстроился из-за того, что не застал своего дядю и Лоис, а также из-за того, что она подвела его и была недобра к Ракель. Его также беспокоила неопределённость в отношении их планов.
Он был совсем не похож на своего дядю, сказал он. Но он был похож на Лоис, не могла не думать Ракель.





Глава XI

Дикий конь

Однажды они вдруг оказались посреди весны. Невозможно было
поверить, что всего шесть недель назад бушевала такая метель.
Солнце светило не по-апрельски жарко, ручьи пересохли, открытые
просторы манили к себе.

Теперь, решила Ракель, пришло время отправиться в путешествие в верховья реки Пекос, где уже несколько лет свободно бродит табун диких лошадей. Эти лошади пришли из Монтаны и
Говорили, что Вайоминг находится через Колорадо и Нью-Мексико и что там много диких лошадей.


 Оле Хоссфут сообщил, что там гибнет табун прекрасных лошадей, частично мустангов.
 Дикие лошади использовали пастбища, которые были нужны для мясного скота, и скотоводы были настроены против них.


 Поймать их было практически невозможно, а если скотовод и брался за это, что он мог с ними сделать? На скотопригонных дворах за них давали меньше, чем за корову, а «неприрученного» мустанга нельзя было продать ни за что. И
так много этих прекрасных, свободных животных погибло от пули, попавшей им между глаз.

И всё же они были здесь, готовые стать призовыми пони для любого, кто возьмётся за дело. Это было бы как раз то, что Ракель хотела бы сделать, — поймать несколько быстрых, неукротимых созданий.

«Я пойду туда и возьму себе лошадь, мам. Нам понадобится больше лошадей для перегона скота, а в дикой природе можно найти не менее хороших лошадей, чем те, которых я знаю сегодня.


Миссис Дэниелс вздохнула.

— Похоже, ты никогда не успокоишься, пока не обзаведёшься чем-то новым
Дикая, брыкающаяся скотина под тобой, Ракель.  Это было самое близкое к упрёку, что она когда-либо говорила.

 Но она больше ничего не сказала, увидев, что они собираются в путь.

 «Если я правильно помню местность, — сказала Ракель Расселу, — там есть как минимум два каньона, где можно перекрыть выход и загнать в загон несколько животных.  Если это займёт больше недели, мы не будем медлить. Но я твёрдо намерен заполучить лошадь с равнин, в которой есть немного дикой крови мустанга, немного арабской крови жеребца и немного местной крови, — настоящую дикую лошадь.

 Джами, Джорджи и Энджел, который хорошо управлялся с лассо, должны были отправиться в путь.  Джами и
Энджел поехал верхом, а Ракель и Джорджи доехали на машине до ранчо Шэнди, расположенного в шестидесяти милях от «Ленивого Л.». Там они оставили машину под навесом, а сами отправились осматривать окрестности верхом на лошадях, одолженных у соседей по ранчо.

 Старый Шэнди, которому было не больше сорока, но который выглядел на все шестьдесят, поехал с ними, указывая путь к дальним пастбищам, где бродило дикое стадо.
Они стояли на гребне холма и смотрели вдаль, на холмистую местность, ограниченную с севера и востока невысокими предгорьями.

 Холм был великолепен: молодая трава, грамматока и густые заросли
скошенная трава. За кустом дрока испанского, где земля была ещё мягкой после недавно сошедшего снега, виднелся след от неподкованного конского копыта.


Дальше они наткнулись на след от копыта, который был больше, чем у любой дикой лошади, которую они когда-либо видели. Ракель и Джорджи были в восторге. Но уже темнело, и было слишком поздно осматривать местность, поэтому они повернули обратно к дому Шэнди, где им предстояло переночевать.

Шэнди и его старушка — увы, действительно старушка, ей было тридцать восемь, и она была бездетна — были так взволнованы необычным для них обществом
они, без сомнения, проговорили больше, чем за последние полгода.

 Ракель привезла продукты в машине и, несмотря на протесты миссис Шэнди, настояла на том, чтобы занести их в дом. Они не собирались есть у Шэнди на улице и в доме без предупреждения.

 Она помогла миссис Шэнди поджарить бекон и почистить картофель, а они тем временем замочили фасоль на следующий день. Там был мешок кукурузной муки, один
мешок сушёных персиков и банка сгущённого молока, потому что Шанди, как и большинство владельцев ранчо, не держали молочного скота.

 Они плотно ужинали в пять, а к восьми уже ложились спать.
Они слишком устали, чтобы разговаривать, лёжа на жёстких кроватях, укрывшись такими же жёсткими «одеялами», которые дала миссис Шэнди, и ковриками навахо, которые Ракель положила в машину.


Ракель и Джорджи спали рядом в крошечной комнате рядом с кухней, которая служила гостиной, спальней и столовой. В соседних комнатах спали Джейми и Энджел, которые приехали как раз к ужину. Все двери были открыты, чтобы в комнату проникал жар из кухни, и вскоре послышался разнообразный храп.

 Ракель хихикнула и натянула чугунное одеяло на свою вздёрнутую
беззащитное ухо. Она заснула под приглушённый храп, доносившийся из дома, тявканье койотов и протяжный вой луговых собачек снаружи, на плоскогорье.

 День выдался чудесным. В бирюзово-голубом небе громоздились огромные кучевые облака. С холмистой прерии дул лёгкий ветерок, колыхая высокую траву у подножия рыжевато-коричневых предгорий. На пригорке неподвижно
сидела в седле группа разведчиков, глядя на северо-запад.

«Это не лошадь, Джами. Это обугленная тула, а рядом с ней — белолицая телка».
Ракель была уверена в своей правоте.

— Простите, мэм, но это тёмная пальма и букет маргариток.
 Джами ухмыльнулся, демонстрируя свою мудрость, и протянул Ракель подзорную трубу.

 Даже опытного наездника можно обмануть на расстоянии трёх миль.  Диких лошадей нигде не было видно, и после двух дней прекрасной ясной погоды охотники за лошадьми не стали богаче.

 Но удача шла по пятам за ветром. По вершине плоскогорья показались
Энджел и Джорджи, которые бежали изо всех сил, и через несколько минут они поравнялись с
Ракель и Джейми.

— Заметили, — выпалил Джорджи. — Следуйте за мной. — Он развернулся и помчался прочь, преследуемый кентаврами.

Они поднялись на поросший травой холм и едва успели оказаться на вершине, как раздался грохот копыт, поднялся ветер, как при панике среди скота, и прямо у них над головами пронеслась стая лошадей, обжигая воздух своим высокомерием и радостью.


Во главе стаи был крупный чалый жеребец, в основном это были молодые лошади, несколько кобыл и полдюжины двухлетних жеребят. Рядом с ними
свободно, словно паря над своими собратьями, скакал молочно-гнедой пинто, который предстал перед Ракель как раскрашенная тигровая лилия.

 От этого зрелища у неё перехватило дыхание. И только когда вихрь утих
вдалеке они зашевелились и заговорили.

«Это моя лошадь. О, я хочу _его_». Ракель едва могла говорить громче шёпота.

«Что ж, думаю, нам просто придётся ускользнуть веревку через его голову для тебя,
Ракель, ” пообещала Джами с подчеркнутой уверенностью. “Я собираюсь заполучить себе
тот гладкий коричневый "мустанг". Я всегда хотел, и я мог бы также взять
мой бронхо Бастин сейчас, потому что после того, как я нажмите тридцать я буду ставить дальше
бежать в любом случае”.

Ракель серьезно повернулась к мальчикам. «Ребята, у нас здесь два хороших наездника,
Джами и Энджел, и нам нужно раздобыть несколько новых пони из этой
отары. Но — мне не нужно вам говорить — пожалуйста, не бросайте
их слишком сильно. Не ломайте лошадей. Пусть они скачут
легко и непринуждённо или не скачут вовсе.

«Если среди них есть убийцы, оставьте их в покое. Мы не готовимся к государственному родео; и у нас дома полно мустангов, которых ты можешь царапать сколько душе угодно прямо в домашнем загоне. Помнишь
 Снейки и Диабло? А на облаве будет достаточно быков, чтобы удовлетворить даже Джами. И, Энджел, давай посмотрим, как твоя верёвка справится со своей задачей».

Затем началась настоящая работа. Разбившись на пары, они разными маршрутами добрались до устья северного каньона, где предгорья образовывали амфитеатр. В конце каньона был естественный загон, скала
связаны тюрьме, и самую узкую часть этого мальчики строили
частокола жердь, с узким отверстием. К этим воротам вела
взлетно-посадочная полоса, по верху и низу которой натянули колючую проволоку.

Сразу за частоколом соорудили загон для верховой езды. На это ушел весь день
и пока мальчики работали, с помощью мистера Шэнди,
Ракель и Джорджи объезжали стадо, которое паслось примерно в двух милях от входа в каньон, чтобы не подпускать к нему диких лошадей.

 С высокой скалы Ракель увидела в овраге табун кобыл.
Они лежали вместе, и два крошечных жеребёнка, которым было не больше двух-трёх дней от роду, грелись на жарком солнце. Они ковыляли и подпрыгивали на своих неуверенных ножках, маленькие мустанги. Казалось, с каждой минутой они становились всё сильнее, впитывая солнечный свет.

Когда солнце наконец начало клониться к закату, вожак стада с грохотом подъехал к своей кобыле, и они все вместе направились к предгорьям, но, к счастью, не в тот узкий каньон, который Ракель выбрала для их загона.

 Ракель казалось, что она не может дождаться утра и что она
Той ночью она ворочалась с боку на бок несколько часов, мечтая о расписной лошади, пока наконец не уснула. На самом деле она заснула почти сразу, и все эти сны приснились ей за те несколько беспокойных минут, пока её будили звуки из соседних комнат.

 Они снова были на равнине, высматривая дикую лошадь и её табун. Был уже полдень, когда Ракель заметила хоть какой-то след их пыли, далеко на востоке. Но они не смогли подобраться к стаду ближе чем на милю.  Всякий раз, когда кто-то из них появлялся поблизости
На склоне или на скале отряд уже рассредоточился или переместился в какое-то место, скрытое от посторонних глаз. Однако они всегда держались с наветренной стороны от этих чутких ноздрей.

 Они договорились, что могут подождать ещё два дня. Но утром удача была на их стороне. Было тепло и безветренно, ни один порыв ветра не доносил ни запаха, ни звука до трепещущих ноздрей и настороженных ушей. Сам воздух благоприятствовал их замыслу.

Вот они, эти энергичные создания, кормятся в той лощине. И по сигналу пять ковбоев перемахнули через край и образовали летучий кордон вокруг испуганной и почти мгновенно устремившейся прочь группы.

Жеребята бежали рядом со своими матерями, совершая отчаянные и мужественные прыжки, но скорость была слишком велика, и через несколько мгновений они оба отстали.
Кобылы отчаянно ржали, сбивались с шага, спотыкались, но острые зубы на их боках и плечах заставляли их бежать дальше.
Одна из них, однако, развернулась и бросилась за своим детёнышем, и гонка продолжилась.

Учитывая, что вокруг простиралась целая прерия, было почти слишком хорошо, чтобы быть правдой, что вороной жеребец направился к каньону.

 «Но мудрый старик, возможно, знает дорогу», — предположила Ракель.
она прижала своего пони к западному флангу. Джейми ехал так близко, что перекинул поводья через трёхлетнего жеребца. Там они обвились вокруг
выступающей груди мустанга.

 Коренастый, хорошо обученный ковбойский конь, на котором ехал Джейми, готовился к полной остановке, как будто собирался сбросить быка. Но Джами подстегнул его и медленно, но верно начал отставать, пока изумлённый трёхлетний мальчик не был вынужден приотстать, а его дикие приятели не скрылись из виду.

 Ракель, которая догоняла их, не сводила глаз с
бока пинто молочного цвета с красными пятнами. Когда она подъехала ближе к бегущим
лошадям, она смогла разглядеть его отчетливо. Красивое горло вздувалось,
дико вскинутая голова, длинный пушистый хвост поднят в вызывающем полете и
развевается на ветру его скорости.

“Ты красавица”, - пропела она про себя. “О, если я смогу заполучить тебя, я заставлю тебя
любить меня!”

Они были у устья каньона. Пути назад не было.
Главный жеребец рванул вперёд. Джами пытался обогнать отстающих: двухлетнюю кобылку, старую кобылу, годовалого жеребёнка, которых они
Он не хотел этого делать, но в конце концов ему удалось проскакать между ними и основной группой, и они снова поскакали вниз по каньону.

 Это было почти слишком просто.  Дикая лошадь, не обученная человеческим повадкам,
направилась к своему ближайшему убежищу и, прижатая к длинному жёлобу, не увидела другого выхода.  Она свернула в ловушку.

 Только когда края жёлоба коснулись её бока, убегающая лошадь
впала в ужас. Он остановился среди взлетающих комьев земли, сильно дрожа.  Его невероятная скорость подвела его; он должен был сражаться.  Встав на дыбы, он ударил копытами по преграде из молодых деревьев.
словно руки, которые с ужасающей силой и ловкостью тянут и дёргают за столбы, которые не ломаются.


Затем он внезапно подпрыгнул почти вертикально вверх и оторвался от них — только для того, чтобы почувствовать, как на его шее сомкнулся горячий обжигающий обруч (reata Ангела).


Тем временем пинто помчался вперёд, а за ним последовали трое из банды.
 Ворота быстро закрыли, и дикие лошади в бешенстве заметались по загону.

На улице на несколько мгновений воцарилась ужасающая опасность: разъярённый жеребец взмыл в воздух, чтобы сбросить то, что висело у него на шее, и
существо, тянущее его. Как черный конь поднялся на него с убийственной
копыта, шкуры воздух, Ангел бросил свою спиртное и, потянув его пони
почти над отсталой, бить быстрое отступление и спас обоих пони и
сам на волоске, а Джорджи с неожиданными наличии
разум заложен жгучей плетью вдоль дикого коня по боку. Большой жеребец
развернулся и с грохотом помчался обратно по каньону.

Все было кончено в одно мгновение. Тем временем Ракель скакала вдоль ограды загона, тяжело дыша от бега и волнения. Пинто не собирался сдаваться
привязанный. Снова и снова ее ловко брошенная реата парила, чтобы с ней боролись.
уклонялась, кусалась и корчилась от нее.

Ни Энджел, ни Джами, которые вскоре подошли со своим призом, не смогли
поймать молочно-гнедую лошадь. Но Энджел привязал и бросил хорошенькую
маленькую кобылку, которая застряла на взлетно-посадочной полосе, и в течение часа был
ее оседлал и взнуздал. Он сразу же покатал ее вверх и вниз по каньону.

«Вот что я вам скажу, ребята, просто оставьте меня здесь. Оставьте меня наедине с пинто.
 Я справлюсь с ним сама и приведу его обратно. Просто дайте мне попробовать», — взмолилась Ракель.

И вот, против своей воли, мальчики вернулись на ранчо Шэнди, а Ракель осталась с пинто. В течение часа после того, как затих звук удаляющихся шагов, Ракель тихо сидела у забора загона.
Затем она начала ходить вдоль забора, ласково разговаривая с
пони, на котором ехала, чтобы настороженное животное, дрожащее у каменной стены, привыкло к звуку её голоса.

Она то подходила, то уходила, а дикий мустанг наблюдал за ней из дальнего конца загона. Она перекинула через ограду пучок травы и стала ждать. Она заговорила
к пинто и стала ждать. И, наконец, она проехала на своем пони через
взлетно-посадочную полосу в загон.

Маленькая дикая лошадка стояла совершенно неподвижно. Ему было любопытно. Но он
не позволил им приблизиться к себе, и, когда странное существо приблизилось
, он резко обернулся только для того, чтобы обнаружить, что внезапно что-то жужжащее
опустилось у него над головой. Хотя он отчаянно сопротивлялся, пятился и
отступал к другому краю загона, то и дело поднимаясь на
прямых ногах и округляя спину, он так и остался там.

Когда его страх и ярость немного утихли, он услышал голос
снова это существо. В нём было что-то такое, что завораживало его. Его дрожь прекратилась. Но, почувствовав, как верёвка тянет его за шею, он снова яростно забился и поднялся, чтобы сорвать её с себя передними копытами.

 В его глазах читалась угроза. Но верёвка резко потянула его вниз; он быстро развернулся вокруг столба и обнаружил, что, несмотря на бег, атаки, нырки и укусы, он всё ещё был связан.

На то, чтобы научиться этому, ушёл час. Существо с мягким голосом ласково говорило с ним время от времени, когда он замирал на месте. Она спешилась и
стояла неподалёку. В этом состязании между девушкой и лошадью таилась опасность. Но если бы в нём не было чего-то завоевательного, пинто не значил бы для Ракель так много.

 Наконец, хоть он и дрожал, он замер, когда она подошла ближе. Она положила руку на верёвку и натянула её, а другой рукой потянулась к его бархатной морде.

Пальцы девушки снова и снова скользили вверх по верёвке, и солнце уже клонилось к закату, когда наконец её мягкая ладонь коснулась его пятнистого носа.
 Дикие ноздри расширились, из груди вырвался громкий вздох страха, но
Ободряющее прикосновение Ракель, нежное, как дуновение ветерка, не исчезло. Её рука скользнула по его шее и похлопала по крепкому плечу.


Наступали сумерки, когда Ракель подъехала на диком коне прямо к двери дома Шанди. Его бока были мокрыми, но Ракель не надела шпор и управляла своим скакуном с помощью уздечки из верёвки. «Мне даже удила не понадобились», — сразу же сказала она. «Пони Кастера привязан там, в загоне в каньоне.
 Ты не могла бы съездить туда и привести его ко мне, Джейми?»

 Она отвела пинто в огороженный загон и привязала его двенадцатифутовой верёвкой. Она погладила его по носу и пожелала спокойной ночи. Он отпрянул.
но представляется странным расширением глаза. Он имел веревку
о голову, перенес вес на спину, но теперь он не
хотите бороться с этим существом, которое было его победил. Что-то от этого
доверие, которое лошадь может испытывать к человеку, проникло в его свободное, дикое сердце.

Три дня спустя Ракель въехала в домашний загон на своем
молочно-гнедом скакуне. Они провели одну ночь на открытом лугу, другую — в Ла-Ракелите, преодолевая около двадцати миль в день. С трепетом
Ракель соскользнула со спины пинто.

«У тебя будет свой загон, _querido_, не бойся». Она тихо говорила ему на ухо, пока ловко ослабляла подпруги, снимала седло и клала его и попону на землю позади только что приручённого животного.
 Поводок был брошен на землю, чтобы пинто понял, что там, где он лежит, он и останется. Ракель направилась к воротам. Умные глаза лошади устремились к этому новому существу, которое так сильно влияло на его послушание и преданность. Он пробежал несколько шагов за ней, но ворота задели его за грудь, и он отпрянул с выражением безумия на морде, которое ему предстояло забыть.
Затем тихий голос, который уже так сильно на него подействовал и который он должен был так сильно полюбить, остановил бешеное биение его сердца.

 «_Adios, compadre._ Мы ещё не раз отлично проведём время вместе, маленькая Кисточка. Так тебя зовут».

 Мама стояла в дверях кухни, и её глаза блестели от удовольствия.

 «Так ты завела себе маленькую пинто, милая? Всегда хотел лошадь не просто какого-нибудь цвета, а любого, верно?


И за столом много говорили о красоте и силе этого удивительного мустанга и о его аллюрах.


«Да он скачет рысью, как волк, и вытягивается, как олень, и может
связанный с антилопой. Говорю вам, ребята, Кисть срисовала
каждое бегущее существо, и она сделает это для меня, когда я полностью завоюю её.





Глава XII

 ДРОТ


 — Получается триста, Расс, — подсчитала Ракель, пока извивающийся длинноногий телёнок, отчаянно мычавший, зовя свою мать, застрял в «прижимном механизме», пытаясь проскользнуть через загон для скота.

Расс вытащил телёнка и через мгновение уложил его на бок в загоне.
Послышался запах палёной шерсти, разъярённый стон ожидающей коровы и, когда её детёныш попытался встать на ноги,
Маленькая Ленивая Л с клеймом на боку яростно набросилась на него.

Все разбежались, и Джорджи успел спрятаться под оградой загона как раз вовремя, чтобы избежать столкновения с парой внушительных рогов. Телёнок дико огляделся,
увидел, что его мать яростно набрасывается на весь мир, и с
криком врезался в её бок.

И тут же её ярость исчезла. Она стала
спокойная, умиротворённая и любящая, она начала энергично вылизывать своего сына, пока он залечивал раны.

 «Ох, ты, старая корова.  Я чувствую себя таким же: умиротворённым и любящим».  Ракель улыбнулась Расселу.

Это был чудесный день, первое мая, хотя солнце припекало уже в восемь утра.


— Знаешь, Расс, «Ленивый Л» заработал всего шестьдесят пять тысяч долларов на той партии скота, которую мы отправили две недели назад.  Цена выросла с пятидесяти до шестидесяти пяти долларов за голову и продолжает расти.  Если бы мы отправили их всех сразу, то потеряли бы — дай-ка подумать — всего девять тысяч долларов.

«Все это теперь вложено в облигации Liberty. Мы вернули деньги мистеру Марвину с процентами, а остальное лежит в банке на операционные расходы.

«Но вопрос в том, где мы возьмём ещё скота для правительства? После следующей партии мы не сможем отправлять ничего, кроме телятины, до сентября».

 «Я не знаю, мэм. Из-за этой войны скота становится всё меньше и меньше. А если не будет дождей, то тот скот, который у нас остался, будет непригоден для заморозки».

Сбор скота, который был почти завершён, уже принёс Лос-Ранчос около 2500 телят. Поскольку многие обширные пастбища
Лос-Ранчос были огорожены, скот клеймили партиями.
Настоящая перегон скота, которая проводится раз в год и только с одной целью — заклеймить весь скот, — это удел открытых пастбищ, где нет ограждений и скот приходится перегонять на расстояние до пятидесяти миль. Это требует много времени, большого количества людей и занимает больше времени, чем перегон скота по пастбищам. В былые времена папа пропадал на пастбищах по пять-шесть недель подряд, и из его стада приходилось вырезать скот, завезённый из Колорадо, — «бродячих» животных, которые преодолели пару сотен миль.

 Мрачное предсказание Расса почти сбылось в те жаркие недели, когда
Последовали жаркие недели, и на этом бесподобном голубом небе не появилось ни единого облачка. Молодая трава, выросшая после дождя в ту ночь, когда они гнали свой первый скот в город, уже пожухла. Плоскогорья, которые в другие годы были цветущими лугами, по колено в траве, теперь сливались с пустыней, были жёлтыми и сухими, за исключением нежной зелени мескитового дерева.

Ракель стояла на краю рощи аламо и смотрела на пустыню. Над её головой блестели молодые листья аламо.
Зелёные. Ракель с восхищением посмотрела на них.

 «Вы просто продолжаете искать воду, пока не найдёте её, не так ли, старые деревья? Интересно, насколько глубоко уходят ваши огромные корни? То же самое с вон тем мескитовым деревом. Большая часть этого маленького куста находится под землёй, может быть, на глубине сорока футов, чтобы эти красивые маленькие листья оставались такими же зелёными.

»[Иллюстрация: РАКЕЛЬ ЕДЕТ НА ЮГ К ВЕТРЯНОЙ МЕЛЬНИЦЕ]

«Вот бы трава могла сама о себе позаботиться!» Она говорила с грустью, потому что за последние две недели исчезли последние небольшие водоёмы.
А в больших резервуарах было мало воды. За несколько недель не дунуло ни одного достаточно сильного ветра, чтобы
запустить ветряную мельницу. И теперь маленькие блестящие
листья над головой висели неподвижно.

 Джами и Джорджи вышли, чтобы собрать разбредшийся скот, который
приходил на водопой. Предусмотрительность Ракель в отношении резервуара в роще оказалась мудрой, потому что в густой тени деревьев сохранился целый пруд.

Теперь, когда она смотрела на это, растянувшаяся вереница коров поднялась по небольшому склону, отделявшему рощу от пустыни, и неуклюже вошла в
Они бросились бежать, увидев воду, запах которой так долго чувствовали. Они нырнули в неё, погрузившись с головой в эту божественную влагу.
Одна старая корова так выбилась из сил, что не могла подняться с колен и
утонула бы на месте, если бы Ракель не позвала на помощь, чтобы вытащить её.


В тот день Ракель поехала на юг к ветряной мельнице, которая сейчас не работала, но всё ещё капала несколькими каплями, которые за несколько часов наполнили бы небольшую ёмкость. Здесь стояла вереница терпеливых коров, которые слизывали капли так же быстро, как они падали.

 Этот колодец всегда был одним из лучших.  Ракель была несчастна.
она увидела измученных жаждой существ, которые так терпеливо ждали. Раньше
позади хижины рядом с ветряной мельницей была небольшая труба,
по которой вода поступала из одного из крошечных источников в _каньончито_ наверху.

 Вспомнив об этом, Ракель бросилась туда. Она ехала верхом на пинто,
который стал её неразлучным спутником и следовал за ней по пятам,
как только она спешивалась. Покопавшись в опавшей траве и листьях, она
наконец нашла конец трубы, но из забитого пылью отверстия не вытекло ни капли. Она была забита, это точно.

Поднявшись наверх, Ракель обнаружила, что под выступающей скалой есть
влага. Ее пальцы ощутили воду в глубокой расщелине,
невероятно прохладную в естественном каменном фильтре.

Потребовался лишь длинный кусок проволочной сетки и несколько минут, чтобы очистить
трубу, чтобы соединить ее с другой длиной, которая криво доходила до
корыто, и смотреть, как вытекает крошечный ручеек - быть засосанным в
измученные жаждой, запекшиеся от жары морды, прежде чем он упадет.

Пока она ждала, мимо неё нескончаемым потоком тянулся скот,
приходящий на водопой. И вот случилась одна из тех печальных коровьих трагедий
Перед глазами Ракель пронеслась вся страна.

 К кормушке, спотыкаясь, подошла измученная жаждой корова. В десяти футах от неё она остановилась, подняла нос, чтобы вдохнуть запах воды, затем, сделав несколько неуверенных шагов, уткнулась мордой в пыль, жадно её облизала и упала замертво.

 Невозможно было постоянно держать кого-то у каждой кормушки, с грустью подумала Ракель, возвращаясь домой. Она впала в депрессию не только из-за страданий, но и из-за того, что это означало огромные потери для скотоводческого региона. Это означало, что спрос правительства на говядину не может быть удовлетворён.

Как она ехала глаза Ракель с тревогой путешествовал по равнинам в поисках
блуждания складе. Какой-то скот, который она видела, направлялся к водопоям,
некоторые из них держали спотыкающихся телят у своего вымени, пытаясь смочить
их детские рты, когда они следовали за ними. Маленький трубопроводчик будет
заботиться о них, с благодарностью подумала Ракель, пока мальчики не смогут
привести их в домашний загон.

Не далее чем в миле от дома она наткнулась на крупную самку мула, которая нежно тыкалась носом в детёныша _буррито_, тщетно бодавшегося в поисках ужина.


“ Значит, ты украла себе ребенка, бедная старая бездетная тварь, ты.

Ракель спешилась и подобрала маленький пушистый сверток с кроличьими ушками,
ослабев от голода. Она положила ее на свое седло к "Пинто"
отвращение.

“Эй, там, кисть! Медленно, мальчик. Все в порядке”. Она сводчатый
Она быстро вскочила в седло и поскакала прочь с _буррито_ на руках, а убитый горем похититель последовал за ней по пятам.

 «Кто-нибудь из вас, ребята, видел мать этого ребёнка?»  Они прибыли в загон для скота.
 Ракель подняла на руки маленькое пушистое существо, которое было совсем не похоже на
Он положил его, похожего на гигантского зайца, на руки Джорджи и отнес в дом, чтобы напоить теплым молоком.

 Когда Ракель вошла в кухню, мама протянула ей письмо от папы.  Он гордился тем, как она распорядилась кредитом.

 «И постарайся, моя девочка, сохранить каждую говяжью тушу этим летом.
 Эти мальчики-солдаты сейчас нуждаются в мясе больше, чем когда-либо».

 * * * * *

Июнь подходил к концу, июнь, в котором розам отводилась незначительная роль; и только самые выносливые цветы цвели во внутреннем дворике у мамы.

«Матушка Дэниелс» — когда Ракель говорила таким тоном, дело было серьёзным, — «я не верю, что мы сможем отправить с этого ранчо больше восьмисот тощих, очень тощих животных, даже если попытаемся. Так что у меня есть план. Я расскажу тебе, когда вернусь».
 И она села в машину к Рыжему Псу.

 «А вот и эта Дэниелс», — протянул Рыжий Пёс, стоя в дверях.
«Я видел её в городе на днях». Он откусил кусочек табака и посмотрел на «А. Б.», которая прислонилась к барной стойке. «А. Б.», судя по всему, ничего не слышала.

 «Похоже, у неё было много дел в банке, раз она положила туда деньги»
прибыль и тому подобное”. Рыжий пес наслаждался, делая это
общение и было ничуть не смущало, что он был получен в
тишина.

“Я слышал, она собирается пересечь границу вслед за stock next ....” По-прежнему безрезультатно
эффекта. “Похоже, у вас у всех не так уж много дел по отношению к
Ла Больса в эти дни была совсем недавно. Разве ты больше не в хороших отношениях с
Эскибалом? Я думал, он торгует — то есть работает — в La Bolsa.

 Стальной взгляд впился в глаза Рыжего Пса.

 — Некоторые люди не понимают, когда нужно не лезть не в своё дело, — заметил «А.
Б.» с опасной мягкостью. — Кажется, они не понимают, когда нужно замолчать
здоровый.--Но раз уж ты сегодня такой разговорчивый, то мог бы просто
добавить, какой скот собирается купить Дэниэлс.”

“Ах, как, что я ничего не знаю точно”, - ответил Рыжий Пес
невозмутимо. “Все, что я знаю, это то, что я слышал, как старый дон Хустино Чавес говорил, что она
была единственным человеком, который мог позволить себе пригнать стадо скота из
Сонора, что его _primo _ там, внизу.

— Вот как? — ответил ковбой. — _Вот_ как?

 — И какого чёрта я ему это сказал?
— сокрушался Рыжий Пёс, наблюдая, как «Эй Би» садится в свою машину и уезжает.
Он двинулся в сторону города, даже не оглянувшись. «Я ещё навлеку на себя неприятности, хвастаясь этой девчонкой».


В городе хозяин «Ленивого Л» как раз обратился с просьбой, которая привела мистера Патни в ужас.


«Но пять тысяч наличными, дитя моё! Деньги нужно хранить в _банках_! Зачем подвергать себя опасности, беря с собой столько наличных?»

Ракель так решительно отмахнулась от его сомнений, что уже через пятнадцать минут вышла из главного банка Ла-Круса с нужной ей суммой в банкнотах и золоте, спрятанной в поясе для денег.
её тонкая талия. В Мексике не говорят ни о чём, кроме денег, так всегда говорил папа.


И вот так получилось, что Ракель с Джорджи в качестве первой помощницы приготовилась отправиться к мексиканской границе в жаркий, ослепительный июльский день.


Они въедут в город. Оттуда они отправят своих лошадей на границу, а сами поедут в товарных вагонах, потому что Ракель решила взять с собой пинто. «Возможно, придётся много ездить верхом», — объяснила она.
 Но на самом деле она не хотела, чтобы Пейнбраш расстался с ней, забыл её и всё, чему она его научила.

“ Мы вернемся максимум через две-три недели, так что не волнуйся,
Милая мама. Я узнал об этом прямо от дона Хустино, который только что приехал,
что у его кузена на ранчо несколько тысяч голов, которые ждут его там.
как раз напротив. Дон Хустино пообещал ему найти покупателей
, как только он доберется сюда.

“Он говорит, что на границе сейчас все спокойно, и проблем не будет
. Беспокоятся только богатые беженцы.

 «Золото, американские деньги — вот что имеет значение в Мексике, и я вернусь с целым стадом, если всё будет так, как говорит дон Хустино. Когда вы получите моё письмо
пусть мальчики встретят нас на границе».




 ГЛАВА XIII

 ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ


 Оформить паспорта не составило труда. Консул в Эль
Пасо сделал это с необычайной готовностью, когда понял, для какой цели они нужны молодым _американцам_.

 Ранчо, куда они направлялись, находилось примерно в десяти милях от Агуа
Приета, крошечного приграничного городка. Они бы проехали на поезде столько, сколько смогли бы.
Если бы Ракель не захотела участвовать в экспедиции на «Пейнбраше», поездка на машине была бы намного быстрее.

Но как же удачно обернулось это, казалось бы, непрактичное желание!
Пинто прекрасно перенёс поездку и изящно спустился по трапу товарного вагона на небольшой заправке, их последней остановке.
 Пони Джорджи следовал за ним с видом бывалого путешественника.

 И вот в жаркий июльский день по пыльной улочке Агуа
Приета (что означает «грязная вода») ехали два мальчика, которых легко можно было принять за местных.  Это были Ракель и Джорджи.

 «Эй, вы, ребята! Что вам нужно в Мексике?» Дородный, но далеко не опрятный чиновник, который проверял паспорта в глинобитной хижине, посмотрел на них с лёгким подозрением.

“ Купить скот? Очень, очень хороший. _Muy bien._ Но вам лучше заняться делом
и вернуться туда, куда вы направляетесь, _pronto_! ” резко бросил он им.
- Предоставьте это нам.

Джорджи говорила уверенно. Ракель была только
все-таки девушка и в ее голосе могло бы ее выдать. Она решила
выдать себя за мальчика, поэтому Джорджи была поручена приятная обязанность
привести всё в порядок, насколько это было возможно.

 Они выехали из пыльного городка и поскакали через пустыню с полными седельными сумками и лёгкими сердцами. Длинные солончаковые равнины
Впереди виднелись низкорослые пальмы и огромные испанские кинжалы.


 Ранчо дона Мартина Амадора, двоюродного брата дона Хустино, который
договорился о покупке с Ракель, оказалось примитивным и грубым местом,
станцией для местных ковбоев, не более того. Они добрались до него
согласно указаниям, поскольку на многие мили вокруг не было видно
ни одного другого места. Там были две ветряные мельницы, много прекрасных загонов и хлевов, но скота не было видно.

 Когда они подъехали к воротам из колючей проволоки, не было видно ни одного слуги, и только когда они постучали в ярко-синюю дверь глинобитного дома,
они получают какой-либо ответ. Послышались движения, затем шаги. Синяя дверь
открылась, и появился веселый и пьяный кабальеро.

“Дон Мартин Амадор? Но да. Я дон Мартин Амадор. Вы пришли от дона
Хустино? Он снисходительно улыбнулся. Его самый бесценный примо. Какая жалость
больше не было скота на продажу.

Ракель была в ужасе. У него не было скота на продажу? Она задала вопрос
недоверчиво. “Но я пришла только потому, что дон Хустино заверил меня
, что вы ждете здесь покупателя, которого он пришлет”.

“_Si, si._ Да, да”. Присланный им "компрадор" прибыл через три дня
Прошло уже два дня с тех пор, как скот, тысяча голов, был угнан к железной дороге. Это было видно невооружённым глазом: загоны были пусты.

«_Эль Американо_, который их купил, дон сеньор Мейерс, был весьма достойным джентльменом, и у него было весьма достойное виски».

В этом не было никаких сомнений. Враг её отца был там первым. Он
избил её. На этот раз Эскибал не мог рассказать ему о скоте.
 Должно быть, это сделал сам дон Хустино, которому она всегда верила.


 При виде её явного огорчения дон Мартин сразу же проникся к ней сочувствием. Если
им оставалось только ждать, пока его сын вернётся из Эль-Пасо, куда он отправился вместе с доном сеньором Мейерсом, чтобы собрать остаток денег и положить их в банк. Сын должен был сопроводить их на большое ранчо на юге, где были сотни — тысячи голов прекрасного скота.

«Когда это будет?» Ракель ухватилась за луч надежды.

Через неделю, может, через две. Дон Мартин уютно устроился в кресле, вытянув ноги, и потягивал виски.
Кто бы мог подумать, что молодой человек, приехавший в город с этого засушливого _ранчо_, будет так пить.
пить, и смотреть, и на прекрасных дам.

Джорджи скорбно закатил глаза и издал красноречивый стон.

Но Ракель соображала быстро. Вот они. Зачем возвращаться с пустыми руками
если есть другой скот, который она могла добыть?

Разве дон Мартин не мог сам направить их к _rancho_, о котором он
говорил? Их время было ограничено; они рассчитывали вернуться в город не позднее чем через десять дней. Учитывая, что дон Хустино дал честное слово вернуть им скот, и это разочарование...?

 — Но да, — сказал дон Мартин, — сам я больше не езжу верхом. Но я могу дать
«Направляйтесь туда, где вы легко найдёте _Эль-Ранчо-дель-Десиерто_ (Ранчо в пустыне), где у некоего Фаустино Мирабаля более двух тысяч голов очень хорошего скота». Это было в двадцати лигах от того места. Они не могли его не заметить.
«Что ж, тогда хорошо», — сразу же решила Ракель.

Дону Мартину пришло в голову предложить своим гостям что-нибудь выпить. Он
внезапно взревел, и наконец из задней части дома появилась
очень древняя старуха, которая принялась накрывать на стол.
Пришёл мальчик, чтобы напоить их лошадей и отвести их в загон.

После того как они поели и разочарование немного улеглось, настроение Ракель снова поднялось. Она не вернётся без скота. Это может занять немного больше времени, чем она рассчитывала, но ей не так-то просто помешать. И она внимательно слушала указания дона Мартина, старого слуги и мальчика.

Они снова были в седле — то рысью, то галопом, то шагом, то снова рысью —
через раскалённые пустыни, поросшие кактусами, с миражами,
раскинувшимися перед ними на равнинах.

 На закате они добрались до разрозненной гасиенды, где их встретили любопытные, взъерошенные
из грязного дверного проёма выглядывали головы и испуганные лица. Старик спал, прислонившись к стене. Во дворе был колодец, и
симпатичная девушка лет восемнадцати принесла полную _олью_ прохладной воды.
Она сначала предложила её красивому молодому сеньору, покраснев и опустив глаза. Такие молодые _кабальеро_ нечасто заходили в их пустынный двор.

— _Ранчо Фаустино Мирабаля?_ — Но, сеньоры, это оно и есть.
Фаустино — его там не было. Скот? Он был разбросан по пустыне и вон там, в восточных предгорьях. Понадобится много, очень много
В те дни многие _вакеро_ участвовали в родео.

Как жаль! Но молодой господин мог бы легко найти весь скот в мире недалеко от Накосари. _Эль-Ранчо-Эскондидо_, Скрытое ранчо, было богатым, охраняемым и располагалось в холмах, где было много пастбищ.

Ракель собралась с духом. Она и не думала возвращаться. Эль-Ранчо-Эскондидо и некоторые другие _rancho_, это будет.

“Мы будем ездить всю ночь, Джорджи, после того, как лошади отдыхали”, - она
решено. “Легче ехать верхом в ночной прохладе, чем спать на горячем песке
после дня, проведенного на солнце, и когда мы останавливаемся позавтракать, мы
Вы можете отдохнуть до полудня, а затем отправиться в Накосари».

 Она повернулась, чтобы отвязать пинто. Мексиканская сеньорита подошла к ней вплотную.

 «_Ойга_, сеньорито Ракель, — прошептала она, — послушайте, молодой господин, Ракель; не ездите ночью; не ездите по дороге. Останьтесь здесь — во дворе вы сможете отдохнуть, а на рассвете я проведу вас коротким путём через холмы в Накосари. Вы будете лучше отдохнувшие, и это сэкономит время, — убедительно добавила она, — и... — она замялась, но, увидев ободряющую улыбку Ракель, быстро добавила: — _солдадос_, молодые
Сеньоры, солдаты, формируется новая армия Мексики, и, если вы не свернёте с их пути, вам наверняка придётся идти с солдатами
которые тайно собираются где-то между здесь и Накосари.

 «К завтрашнему дню они будут дальше на юге и востоке, — добавила она, когда Ракель и Джорджи замолчали, на мгновение опешив и не зная, что сказать или сделать, — и путь снова будет свободен». Она остановилась и театрально огляделась по сторонам, хотя Ракель и Джорджи могли бы поклясться, что в радиусе двадцати миль никого нет. Затем она закрыла
Она с трудом разомкнула губы и, казалось, испугалась того, что так много сказала.

«_Muy bien_, сеньорита, очень хорошо», — ответила Ракель, сразу приняв решение. «Если вы будете так добры, мы остановимся здесь и рано утром отправимся в Накосари. У нас есть еда в седельных сумках, так что не беспокойтесь о нас».

Но девочка принесла белоснежную вышитую скатерть, расстелила её на мыльнице у колодца и угостила их горячими бобами фариоле и тортильями.
А они в ответ дали грязным черноглазым детишкам сушёный инжир и финики из своих запасов.

Сон пришел к ним на их сложить пончо; под Ракель
голова ее деньги ремня; выше, блистательные звезды те, ясное небо. На
рассвете мексиканская девушка встала на колени и потрясла их, пока оборванные малыши
дети и старик еще спали. “Выпейте и возьмите эти лепешки”.
Она намазала на них тонкие кукурузные лепешки. “Я пойду с тобой до
Я могу указать дорогу”.

Она вывела маленького пушистого ослика из комнаты без окон, которая выходила во двор.
Все трое направились к холму на юге. Через час они расстались, и девочка указала им путь через
двигайтесь на юг.

Оглядываясь назад, Ракель понимает, что все это было похоже на сон. Это был
гей поездка в Накосари-что она и Джорджи провела тот день,
такую же страну, где они выросли--на сотни миль
его! Только этот был еще горячее. А потом мы внезапно въехали в Накосари,
маленький мексиканский городок, похожий на декорацию к фильму:
зелёная площадь, статуя в центре, отель с глубокими галереями, утопающий в алых розах. Ужин и прохладные белые кровати в прохладных белых комнатах после
беседы на веранде в темноте с несколькими отдыхающими там мексиканцами.

«Вы ищете скотоводческие ранчо?» — спросил бригадир шахты, который был склонен к общению. (Казалось, никто больше ничего не знал.)
 «Плохие времена». Ракель привыкла к такому отношению. Люди здесь, похоже, были по своей природе унылыми.

«В основном они разбежались по холмам, — продолжил бригадир, — но
там, на юго-востоке, есть хорошая местность, а на Эль-Ранчо-Эскондидо
у старого дона Сеньона Торреона до сих пор больше скота, чем он может сосчитать. _Си,
сеньор._»

За небольшое вознаграждение он сам мог бы даже проехать так далеко с
юные сеньоры, есть ли у вас американские сигары? Нет? Жаль. Но за два доллара золотом он с радостью расскажет вам, как добраться до Эль
Эскондидо, и даже проводит вас часть пути.

 С осторожностью всадника, для которого седло ценнее лошади, Ракель и Джорджи отнесли свои седла и сумки в комнаты.
 Ракель проверила, всё ли готово к завтрашнему путешествию. На дне её сумки лежал небольшой свёрток.
Она обнаружила, что он сделан из двух банок «Сторно» и крошечной банки
растворимый кофе. Мамин вклад! «Сторно» всегда казался ей чудесным. Не нужно носить дрова, не нужно разводить огонь.

 Ракель улыбнулась. В этом нет необходимости. Она достала три маленькие баночки,
а затем импульсивно положила их обратно.

 «Они зашли так далеко. Пусть остаются».

 Уже стемнело, когда они добрались до отеля, и с первыми лучами рассвета они уехали. Никто их не заметил. Старый китаец, который, шаркая ногами,
подал им хороший и обильный завтрак, даже не взглянул на симпатичного юношу и мальчика помладше, которые так много ели и так дорого платили.
быстро. В Мексике было много красивых юношей с добрыми глазами и длинными ресницами.


Поэтому никто их не расспрашивал и не задерживал. Добросовестные
американские чиновники из крупной горнодобывающей компании в Накосари так и не узнали, что американская девушка прошла прямо у них под носом в самое пекло бандитизма и революции. Ракель тоже не подозревала о силах, которые уже стягивались вокруг неё и Джорджи.

Ей нравился всё более тропический вид местности, по которой они скакали рысью, галопом, шли пешком и ехали иноходью по покрытым пальмами плоскогорьям, через
Пальмовые рощи у ручьёв, обмелевшие от жары, тянулись до самых сумерек, пока они не приблизились к Эль-Ранчо-Эскондидо.


Именно тогда на Ракель нахлынули чары старой Мексики, окутав её романтикой. Даже Джорджи не осталась равнодушной к очарованию открывшейся перед ними картины:
обветшалые стены, увитые пурпурной бугенвиллеей, кремовые розы, ласкаемые более мягким лунным светом, чем те, что бывают в северных ночах.

И в ту ночь, лёжа в своей спальне с балконом, на прохладных льняных простынях, манящих к отдыху, Ракель мечтательно вспоминала о том, как их приняли
хозяин, учтивый дон Нестор Торреон. Она знала, что такое изысканная испанская учтивость — это было достоянием и пеонов, и принцев, — но этот человек был аристократом, который в своем уединенном поместье хранил обычаи и манеры былых времен. Резной стол, уставленный старинным серебром ручной ковки; тихое, ненавязчивое обслуживание. Казалось, что у каждого дела есть свой слуга, к чему крепкие молодые американцы не привыкли.

Несмотря на то, что Эль-Эскондидо был в запустении, обветшал и покрылся паутиной,
постельное бельё было безупречно чистым, серебро сияло, а еда была изысканной и вкусной.
Дон Нестор учтиво склонил свою благородную седую голову и внимательно выслушал рассказ Ракель о её миссии.

 «У меня действительно есть скот, — сказал он им. — Я даже не знаю, сколько его.
Он разбросан по холмам, подальше от революционеров.  За два года мы ни разу не сгоняли его в одно место; мы клеймили его по мере того, как находили.
Некоторых так и не заклеймили.

— Если не считать потерь от краж, бандитизма, несчастных случаев, а затем вычесть десять процентов, то, по моим оценкам, сеньоритос, — он поклонился сначала Ракель, а затем Джорджи, который напыжился от важности, — по моим оценкам, у меня есть
здесь, в Соноре, по меньшей мере тридцать пять тысяч голов крупного рогатого скота с клеймом
”Эль Ранчо Эскондидо".

Ракель ахнула. Какое княжеское владение! И пастбище принадлежало ему.
Завтра Эстебан, его бригадир, выедет вместе с вакеросом, чтобы привезти
несколько сотен голов. Дон Нестор полагал, что потребуется некоторое время,
чтобы собрать тысячу. Им лучше немного подождать там и дать им возможность собрать как можно больше скота. Он был бы рад продать по их цене.

 У дона Нестора, увы, не было семьи! Богатство ничего для него не значило. Как они
планируете выгнать скот? Он слышал, что революционеры
снова собираются в Соноре. Он был настолько изолирован, что не обращал на это внимания.

“Всегда слышит, что сеньор” Ракель ответила со смехом, “но бизнес
в Мексике продолжается. Я тоже слышал слухи пока мы ехали, пока все
было тихо. Я думаю, мы можем ехать прямо через холмы, в сторону
мы пришли. Нам понадобится _vaqueros_ отсюда. А мой брат — это два человека в одном.


 На следующий день было так приятно отдыхать в этом очаровательном старинном доме, слушать рассказы дона Нестора о прошлом, испанских легендах и преданиях ацтеков.
и старинным мексиканским традициям, а также послушать, как местные жители играют на гитаре и скрипке в укромном дворике или на балконе. Было приятно
ощущать ленивую, сладкую полноту всего сущего.

А потом, в ту ночь, на третий день, внезапно раздались выстрелы.
Дон Нестор, дрожа, поднялся по маленькой лестнице, выходившей во дворик, и постучал в их двери. Он был в ночной рубашке и колпаке, со свечой в руке.

«Проснись, — им не нужно было этого делать, — одевайся, одевайся, моя дорогая сеньорита. Но, конечно, я с самого начала понял, что ты не мужчина!» — взорвался он
раздражённо. «_Бандиты_, разбойники, революционеры уже здесь! Позор! Мануэль, надсмотрщик, поедет с вами в убежище в горах. _Pronto_, Квик, сеньорита!»

 И старик в последний раз мелькнул перед ними, спускаясь через люк в потайной погреб с корзинами фамильной посуды и сундуком с какими-то драгоценностями. Он отказался ехать с ними. Он сказал, что всё равно не смог бы проехать так далеко.

 Поспешный побег из загона на беспокойных, ждущих лошадях — Ракель никогда этого не забудет. Джорджи схватил свою лошадь, а Мануэль
Она седлала лошадь дона Нестора для Ракель, но та уже накинула одеяло на пинто, вставила ему в рот удила и надела собственное седло.

Они проскакали через ворота как раз в тот момент, когда группа мародёров подъехала к передней части гасиенды и окружила её. Они, задыхаясь, скакали всю ночь по каменистой тропе, ведущей к предгорьям. Лошади, тяжело дыша, поднимались так, как это может сделать только животное, охваченное паникой. Последовала короткая погоня и стрельба, но Мануэль оторвался от преследователей, резко свернув вверх
в холмы по этой малоиспользуемой дороге.

Наконец они достигли большой дороги, идущей вдоль вершины плато.
Лошади резко остановились, тяжело дыша. Джорджи прижался к своей
сестре.

“Ракель”. Бессознательно он заговорил по-английски, хотя они договорились
в Мексике всегда говорить по-испански, ради соблюдения правил. “Не волнуйся. Я
ни на минуту не оставлю тебя. Я несу за тебя ответственность”.

“Ш-ш-ш, Джорджи. Это я привёз вас сюда. Мне следовало лучше изучить условия... Всё получится.

 — Мануэль, куда мы едем?

 — На небольшое _ранчо_, сеньоры, примерно в миле отсюда. Там мы сможем
оставайтесь здесь, пока не станет безопасно возвращаться в Эль-Эскондидо».

«Какое варварство!» Мануэль благочестиво перекрестился. «Я боюсь, как бы _падрон_ не был шокирован... Нам лучше ехать дальше».

«Он мне не очень нравится», — тихо сказала Джорджи.

«Дон Нестор ему полностью доверяет», — ответила Ракель. Теперь, когда стрельба прекратилась, её охватил дух авантюризма. Всё всегда получалось как надо.


Они добрались до заброшенного дома, стоявшего на краю отвесной скалы, высоту которой невозможно было разглядеть в темноте. Мануэль
Он жестом велел им спешиться. Он отвел лошадей в загон,
расположенный где-то в задней части дома, а Джорджи и Ракель вошли
в дом.

Они выбрали большую из двух комнат в передней части дома и уже собирались закрыть и забаррикадировать дверь, когда Мануэль вернулся и быстро вошел в дом.


— Мы будем спать здесь, — сказала Джорджи. Там стояли две койки, покрытые овечьими шкурами, которые они едва могли разглядеть в свете звёзд. «Вы можете позвать нас, если понадобится».

 «Дон Нестор велел мне не отходить от вас, — вежливо, но твёрдо ответил Мануэль, — а его приказы никогда не обсуждаются. Я буду лежать
перед дверью, чтобы любой, кто войдёт, сделал это только через мой труп.
Мануэль расстелил одеяло и приготовился лечь на пол.

«А любой, кто выйдет, должен будет переступить через твой живой труп, да?»
подумал Джорджи. Он инстинктивно придвинулся ближе к Ракель. «Мой брат может защитить меня, Мануэль, — лукаво сказал он. — Мы не хотим лишать тебя кровати. Нам бы действительно было спокойнее, если бы кто-нибудь был снаружи».

 «Что это за свет там?» — внезапно указал он через окно на далёкий склон холма, где на мгновение вспыхнул, а затем погас огонь.

Мануэль пожал плечами. «_Quien sabe?_ В этих холмах, наверное, водятся пастухи, _vaqueros_, и даже бандиты». Не потрудившись оглядеться, он лёг на своё одеяло.

 Ракель и Джорджи тихо легли рядом. Они оба были начеку; им казалось, что они никогда не смогут уснуть. И всё же после их безумной скачки тишина дома, должно быть, подействовала на них, потому что вскоре и брат, и сестра потеряли сознание.

Сколько времени прошло, пока она спала, Ракель не могла сказать.
Она почувствовала, как кто-то возится рядом с ней. Завернутая в это тяжелое
Оцепенев от первого сна, она не могла пошевелиться. Затем чьи-то руки коснулись её, скользнули по талии. От прикосновения она мгновенно очнулась, но инстинкт заставил её оставаться неподвижной; руки нащупали карманы её пояса для денег.

 Она изо всех сил старалась не вскочить, но всё равно притворялась, что крепко спит. Фигура, стоявшая на коленях рядом с ней, поднялась и, на мгновение мелькнув в тусклом свете за окном, выскользнула за дверь. Ракель
быстро села и вытащила из ботинка маленький автоматический пистолет, а затем потянулась к Джорджи, лежавшей рядом.

Его там не было. Ее шарящие руки не могли нащупать рядом с собой мальчишеской фигурки
рядом. Испуганная таким страхом, какого она никогда раньше не испытывала, Ракель встала.
ее руки и колени дрожали, она ощупывала каждый дюйм земляного пола.
Затем, пригнувшись, она направилась к двери, ее глаза уже привыкли к
темноте, и она проскользнула внутрь.

Ею овладела безумная пытка. Что стало с Джорджи? Причинил ли Мануэль ему боль
? Ночь была настолько тёмной, что ориентироваться можно было только по инстинкту. Даже звёзды погасли. Ракель, прижимаясь к стенам дома, медленно шла
Она пошла в сторону загонов — или туда, где, как она предполагала, должны были быть загоны.

Но она обошла это убогое маленькое здание по кругу и вернулась к входной двери, так и не попав ни в один загон.

«Почему я не осталась в комнате? — подумала она. — Я вернусь туда, и когда этот зверь Мануэль вернётся, я выстрелю в него, хорошенько его напугаю или раню и свяжу. А потом я найду Джорджи».

Её левая рука осторожно потянулась к дверному косяку. Крепкая мужская рука бесшумно накрыла её. Ракель выстрелила от бедра. Она могла убить гремучую змею, не поднимая руки. Выстрел, должно быть, прозвучал как
Это стало неожиданностью для крадущейся фигуры в тёмной комнате. Послышался стон, а затем наступила тишина, когда Ракель снова прижалась к стене.

 Мгновенный страх, что она могла «поднять на крыло» Джорджи, сменился
ясным «ку-и», донесшимся до неё из темноты, со стороны холма, —
неизменным коровьим зовом Джорджи с повышающейся интонацией в конце.

Тогда он был жив и находился рядом. Она едва осмеливалась пошевелиться, потому что Мануэль мог просто затаиться. Она целилась ему в правое плечо — или туда, где оно должно было быть.

Попятившись от этого ненавистного дома, она стала пробираться в темноте в ту сторону, откуда доносился голос Джорджи. Примерно в пятнадцати метрах от дома, на склоне холма, она наткнулась на загон. Она услышала ржание лошадей и издала звук, которым всегда подзывала пинто. Это был знак для Джорджи и лошади. В награду она получила то, что пятнистый пони уткнулся носом в её протянутую руку, а где-то в тридцати футах от них раздалось ещё одно тихое «ку-и-и».


Наклонившись над распростёртым телом Джорджи, Ракель обнаружила, что он связан по рукам и ногам.
нога, и только тот, кто умеет обращаться с верёвкой, мог бы ослабить лассо в такой темноте.

 «О, какой удар по голове, — застонал Джорджи. Он вырубил меня, пока я спал, этот койотище Мануэль. О, Рэки, ты в порядке?
 Пощупай, есть ли у меня в ботинках деньги. _Gracias a Dios._ Мы должны бежать, сестрёнка».

— Тише, не ори! — едва слышно выдохнула Ракель, помогая брату подняться на ноги и направиться к загону. На склоне холма, где они впервые заметили свет, теперь регулярно вспыхивало пламя.

— Сигнал, — прошептал Джорджи прямо в ухо Ракель. — У Мануэля здесь был небольшой костёр, который он потушил перед тем, как вернуться в дом.

 Они нашли своих лошадей и сели на них. Ракель осторожно открыла ворота загона. Из темноты внезапно выскочили двое мужчин и одновременно бросились на лошадей.

Но так же быстро пинто встал на дыбы и захлопал копытами, а затем яростно встряхнулся.
Ракель нанесла точный удар носком ботинка в подбородок нападавшему, и они вдвоём скрылись в ночи.
Затем послышались крики и несколько выстрелов.

После этого всё стихло, если не считать стука копыт их собственных лошадей.
Им позволили ехать своим ходом, пони Джорджи шёл впереди.

«Они вернутся в Эль-Эскондидо», — подумала Ракель, когда они, казалось, повернули в ту сторону. Но через несколько минут в темноте она поняла, что безнадежно заблудилась.

Животные наконец замедлили шаг и начали осторожно спускаться. Склон был не очень крутым, но, по мнению пинто, спускаться нужно было осторожно.

Небо светлело. Внезапно они увидели всё вокруг.
Они спустились в глубокий каньон, по дну которого протекал чистый ручей.
 Каньон был покрыт растительностью: пальмами, кустарниковыми дубами и яркими цветами райского дерева.  Лошади не останавливались, пока не добрались до русла ручья на дне каньона, вне поля зрения тех, кто мог наблюдать за ними сверху.

  Они спешились и напоили лошадей, которые предусмотрительно выбрали для себя небольшой водоём ниже по течению. Джорджи выглядел ошеломленным, и бледная, под его глубоко
загар.

“Бедный Джорджи, дорогая,” душили Ракель в Swift беспокойство. “Скажи мне, что
что случилось? Ты выглядишь так, будто тебе нехорошо, дорогая.
— Он вырубил меня, Ракель, пока я спала. Очнулась я уже на склоне холма, связанная, как телёнок для клеймения, с раскалывающейся головой — чувствуешь эту шишку? — и с неприятным привкусом во рту. Я была в ужасе, понимала, что что-то не так, и затаилась, ожидая, что будет дальше.

«К загону подошли двое парней. Мануэль заговорил с ними. Я не мог расслышать, о чём они говорили. Но я уловил слова «_американцы_, выкуп, денежный пояс и
_мучача_». Затем Мануэль вернулся в дом, а я снова потерял сознание.

— Ну и ну, Раки, я за тебя испугался! На глазах у верного защитника Ракель выступили слёзы.
— Потом он вернулся, обыскал меня и не нашёл никакого пояса с деньгами. Думаю, он уже проверил и понял, что у тебя нет денег.


 К ним подошёл мальчик, который ждал их у загона, и они заговорили. Он сказал мальчику, что ты девочка, а значит, более ценная, и что он сам собирается оставить тебя у себя. Он сказал, что не отдаст тебя без более выгодных условий.

 «О, змеи, Раки, я не знаю, как я это выдержал! И всё из-за кучи коров…»

“Это было довольно скверно, ” признала Ракель, “ но в любом случае сейчас мы в безопасности. Расскажи
мне остальное”.

“И тогда Мануэль вернулся. Я слышал, что ваш автомат, и орал без
жду. Я должен был знать, если бы это был ты и чтобы ты знал, я был там
все в порядке”.

Джорджи устал от своего выступления и устало откинулся на спинку стула. Он хотел только
попить воды, но Ракель достала из
седельных сумок немного инжира и лепешек и съела их, пока лошади паслись неподалеку. Джорджи
спал, но Ракель с тревогой бодрствовала.

Когда он проснулся позже утром, она объяснила, что хочет
Она немного разведала обстановку и решила подняться по каньону пешком. Через некоторое время она вернулась. «Мы заблудились, Джорджи», — таков был её отчёт. «Но я думаю, что смогу найти дорогу обратно в Эскондидо, просто следуя по каньону к истоку ручья. Затем, когда мы минуем эту возвышенность, наше чувство направления должно привести нас к цели. Но ещё несколько дней это будет небезопасно».

В ответ Джорджи беззаботно рассмеялся.

 «Пока тебя не было, я четыре раза выстрелил в Мануэля, — сказал он, — и вот он снова здесь». Он резко указал куда-то за плечо Ракель. Она обернулась
Она невольно обернулась, но увидела лишь прохладную зелень пальм. Она взяла в руки
горячую голову Джорджи. Мальчик был в бреду, совершенно не в себе.


Даже сейчас Ракель не может вспоминать об этом дне и следующем без содрогания.
 Она двинулась дальше по каньону с лошадьми и Джорджи, который был без сознания, потому что боялась, что её преследуют даже здесь. Это место должно быть известным из-за воды. И всё же они должны остаться здесь. Она не могла вывести Джорджи на палящее солнце,
подальше от единственной воды и тени, в которых она была уверена. Она искупала его
Она омыла его лицо и тело в прохладном ручье и уложила на мягкий песок.

 На второй день Джорджи, тихий и бледный, очнулся от долгого сна. Он утверждал, что чувствует себя прекрасно и хочет есть.
 Ракель ждала этого, надеялась на это. Она поймала странное маленькое существо, похожее на опоссума, и уже несколько часов варила его в маленькой кастрюле.

Они напились родниковой воды, наполнили фляги, а затем съели оставшийся инжир. Они решили сделать привал в Эскондидо
ночь. Им нужно было поесть. Маленькое животное, которое она поймала, было единственным съедобным существом, которое видела Ракель.

 Лошадей оседлали, и они поскакали вверх по каньону, жадно оглядываясь по сторонам в поисках тропы, по которой они, должно быть, спустились в эту милую маленькую долину. Но за утро они так и не нашли места, где можно было бы подняться. Многие пологие склоны
начинались многообещающе, но заканчивались у обрыва или груды
непреодолимых скал. Вскоре после полудня они добрались до конца каньона.
Это был тупик, окружённый неприступными скалами, с которых в сотне футов над их головами низвергался кружевной водопад.
 Это обескураживало.  Им придётся выехать с другой стороны каньона, где маленький ручеёк впадал в пустыню и исчезал в жаждущих песках.

И вот ночь застала их, двух юных искателей приключений, бредущих по залитой лунным светом пустоши — совсем одних — затерянных в мексиканской пустыне.




 ГЛАВА XIV

 СКРЫВАЕМСЯ


 — Ты найдёшь для нас воду, _pintito mio_? — Ракель с трудом выговаривала слова
Она старалась не показывать виду, но в душе молилась. В фляге осталось совсем немного воды. Когда она встряхнула флягу, из неё вытекла всего одна тёплая капля.


Весь день, даже в невыносимый полуденный час, когда стрижи и жабы замирают в неподвижности, они продолжали упорно двигаться по потрескавшейся и покрытой волдырями земле. Они двигались как во сне, смутно осознавая, что у них горят плечи и сводит желудок, и чувствуя только сильную жажду. Казалось, что из их тел высасывают всю влагу. Сухость была сильнее, чем когда-либо.
Они никогда не знали такого даже в самые тяжёлые времена засухи.

 Они позволили двум миражам сбить себя с пути. Однажды слева от них отчётливо виднелась зелёная линия деревьев, означавшая русло реки, и они уверенно направились в ту сторону, но через час обнаружили, что зелень полностью исчезла. Затем они увидели дом, окружённый аламосами. Он исчез у них на глазах. Возможно
Пейнтбраш тоже увидел дом, потому что ускорил шаг, когда Ракель повернула в ту сторону.
Он вздрогнул, когда дом словно стёрли с лица земли, оставив лишь пепельно-белое небо.

Они снова увидели ветряную мельницу. Это было днём. Но Ракель знала, что здесь не может быть ветряных мельниц, поэтому она силой удержала Джорджи от того, чтобы он поехал в ту сторону. Красавчик послушно направился к зелёным деревьям, потому что Ракель направила его в ту сторону. Этого было достаточно. Но он нетерпеливо встал на дыбы, когда Ракель свернула в сторону Джорджи, чтобы оттащить его от ветряных мельниц. Острый нюх пинто не сулил ему ничего хорошего в этом квартале.

И теперь он навострил уши, как будто всё понял
Слова Ракель. Она бросила поводья на шею дикого коня.
Тот ускорил шаг и перешёл на плавную рысь.

Перед ними в лавандовой дымке пыли сливались воедино пустыня и небо. Пинто
продолжал идти прямо, и после часа или более мучительного, безмолвного
продвижения кактусы и агавы внезапно сменились новыми странными
кустарниками, появились нагромождения искривлённых скал, и они стали пробираться
среди валунов, которые становились всё больше и больше.

Они были в небольшом каньоне. Его дно иногда представляло собой русло ручья, и крупнозернистый песок затруднял передвижение. Лошади шли вразвалку,
Всадники, одуревшие от жары и яркого света, которого они никогда не видели.


Наконец Красавчик остановился в прохладной голубой тени высокого скалистого утёса.  Он поднял голову и принюхался, раздув ноздри.

Подняв глаза, Ракель увидела, что скала была странно гладкой, как лава, и пористой на вид.  В ней были странные углубления, отверстия и небольшие пещеры.

Она соскользнула с маленькой дикой лошадки и инстинктивно, доверчиво, пошатываясь, направилась к самой большой из ям. Это был
естественный настенный фонтан, в котором текла прохладная, чистая, сладкая вода.
Двенадцать дюймов в широком тазу!

 Лошади послушно и почтительно ждали. Ракель оттащила Джорджи от воды и заставила его лечь между глотками, пока она мыла ему голову и лицо.


Позже, когда лошади паслись на пучках сочной травы, растущей в расщелинах скал, она поднялась на _канончито_ и нашла много спелых тун, которыми уже лакомились птицы. Она
уронила клубнично-красную грушу на землю, чтобы не уколоться
о смертоносные иголки, которыми кактус покрыт даже на своей
плодоножке, и завернула их в носовой платок.

Джорджи был слаб, но уже почти восстановился и весело ухмыльнулся, проглотив двенадцатую опунцию.


«Но почему-то мой желудок требует чего-то твёрдого, сестрёнка», — признался он.

«Вряд ли ты получишь что-то твёрдое, мой мальчик», — Ракель расстилала одеяло на ночь.

Они спали, просыпались и снова спали всю тёплую ночь. Воздух был лёгким, как пёрышко, сухим, сладким и достаточно прохладным. Их беспокоили тревога, голод и усталость. Рассвет казался таким далёким,
и вскоре они снова отправились в путь по каньону. _Некоторые_
Жилище _должно_ быть найдено. Нельзя вечно питаться плодами кактуса.

 Затем, завернув за угол странной пористой скалы, из-за которой пейзаж напоминал другую планету, они увидели струйку голубого дыма и почувствовали восхитительный запах готовящейся еды.

 На склоне скалы стоял крошечный домик из веток, а маленькая мексиканка варила кофе на небольшом огне перед дверью и пекла тортильи на железном листе над углями. Она разминала в руках ещё несколько плоских кукурузных лепёшек, пока готовила.

— _Buenos dias, se;ora._ — Они подъехали к её маленькому домику.

 — Добрый день, — ответила она без всякого любопытства, как будто незнакомцы заглянули к ней позавтракать в любое другое время. Она не подняла глаз, а продолжила заниматься своим делом.

[Иллюстрация: МЕКСИКАНКА ПЕЧЁТ ТОРТИЛЛЫ]

 — Не могли бы вы дать нам что-нибудь поесть? В голосе Ракель послышалась лёгкая хрипотца. От запаха еды у неё вдруг заурчало в животе.

 Маленькая морщинистая женщина подняла голову и окинула их взглядом. Затем из её рта полилась настоящая птичья трескотня.
Она была похожа на маленького чёрно-белого дятла. Но
_pobrecitos_! Они вовсе не были _soldados_! И с ними нельзя было обращаться как с
_bandidos_! Они были совсем как девочки. Такие же хорошенькие. И голодные! «Садись сюда», — и она смахнула пыль с земли, чтобы было чище.
Она поставила между ними мыльницу и чудесным образом извлекла из домика из прутьев безупречно чистый кусок льняной ткани для скатерти.

 Они могли получить сколько угодно кофе и тортилий. Но бобы? Всего двенадцать или двадцать четыре на ужин или тридцать шесть на _ла
cena_. Вместо этого возьмите эту _пиноле_, свежемолотую. Она насыпала немного белой муки в кастрюлю с кипящей водой и вскоре предложила им крошечные порции самой вкусной каши, которую они когда-либо пробовали.

Перед этим блюдом всё остальное в мире, казалось, отошло на второй план. Но теперь они сидели счастливые, в безопасности, с приподнятым настроением и вспоминали обо всём.

Прежде всего Ракель достала из-за пояса монету, от вида которой глаза старушки расширились почти со страхом. Она яростно замотала головой. Нет! Она не хотела платить за еду. Когда Ракель добилась своего
Когда я дал ей понять, что она должна взять деньги и что там, откуда они пришли, их ещё больше, она приняла их с благодарностью.


Хорошее американское золото — его хватит ей и её _эспосо_ на долгие годы!
Они сидели и болтали, а старая сеньора курила одну сигарету за другой.
Её муж был где-то в горах с козами. Он должен был
заставить их двигаться дальше, подальше от бандитов, которые
появились здесь в последнее время. Брошенные существа съели весь её
сад ещё до того, как он созрел.

 Ближайший город? Это было место, где она родилась, её дом, где она жила, когда
В этом летнем домике стало слишком холодно. Там, на западе, было восемь, десять _легуэс_. Но сейчас Моктесуму заняли революционеры. Эль-Ранчо
Эскондидо? Она никогда о нём не слышала. Но, с другой стороны, она никогда не заходила так далеко. За все свои пятьдесят пять лет она побывала только между этим местом и Моктесумой.

Следуйте по каньону, и вы доберётесь до серебряного рудника наверху, где, без сомнения, есть комнаты для ночлега и еда, и где они смогут укрыться, пока солдаты не покинут Монтесуму.

 Поэтому они попрощались со старушкой-птицей. «Ступайте с Богом», — крикнула она им вслед.

В горах начался сезон дождей, и склоны холмов покрылись _lluvia de oro_, «золотым дождём». Земля под их ногами была усыпана лилиями и индейской кистью — маленькими красно-жёлтыми метёлками, в честь которых и был назван пинто.


Заброшенный серебряный рудник они нашли в нескольких милях выше: группа зданий на вершине высокого круглого холма, естественного укрепления. Когда они проезжали мимо гасиенды, оттуда выбежали несколько человек: двое мужчин и женщина.

“_De donde viene?_ Откуда вы?”

“Мы заблудились, убегая от бандитов. Мы сбежали ночью с Эль-Ранчо
Эскондидо. Можешь сказать нам, как вернуться? Ракель говорила как одна из них, и они приняли её за свою. Маленький мальчик с рыжеватыми волосами и голубыми глазами был _гуэрито_, светловолосым и чем-то похожим на сына мажордома.

Нет, они не знали о таком _ранчо_. Но они знали кое-что другое. Чтобы
избежать встречи с пустыней, нужно было _вернуться_ на север, в долину
Моктесумы, которую теперь до самого Накосари удерживали
_революционисты_ и _майторенисты_. Да, на этих холмах было много
скота, если его собрать. Продать? А почему бы и нет?
Что-то за просто так.

Мальчикам лучше спуститься и остаться там, в "мине", на некоторое время
пока путь не освободится. Но да, спускайтесь; хотя еды было немного
достаточно, учитывая бандитов и все такое. Может быть, они сами были бандитами
- вопросительно предположила женщина. Настоящие нены, младенцы
только что вылезшие из колыбели, были такими отчаявшимися и брошенными в наши дни.

Ракель почувствовала странную тошноту. От разочарования у неё чуть не брызнули слёзы. Она провела тыльной стороной ладони по горящим векам, а потом, потом...


— Это от жары, _pobrecito_, — сказала добрая старушка, собирая
Она заключила поникшую фигуру в объятия, а Джорджи застыла в ужасе и беспомощный от
этой внезапной слабости со стороны Ракель. Он последовал за пожилой женщиной внутрь.
в главном здании было почти так же жарко, как на улице.

Крыша из рифленого железа над ними потрескивала и шипела, как печка.
Там на чистую раскладушку с простынями пожилая женщина уложила Ракель. Она сразу увидела
, что симпатичный мальчик - девочка. Она была в шоке. Что! Езда
верхом, носить _pantalones_! Она слышала, что девушки-гринго так делают!

 «Тише», — прошептал Джорджи, который к тому времени уже взял себя в руки. «Мы _ранчеро_. Моя сестра приехала покупать скот, и когда
_ранчо_ было атаковано солдатами, нам пришлось бежать ночью.
Конечно, мы заблудились.

 «Но мы скоро выберемся», — добавил он с самоуверенной развязностью. «Думаю, они уже подняли там шум из-за нас. Мексиканцам лучше
оставить нас в покое».

В доме старуха омывала голову Ракель, и когда та на мгновение устало приоткрыла глаза, мексиканка поднесла к её губам тыкву с каким-то освежающим напитком. Выпив его, она снова погрузилась в тяжёлый сон, который продлился до наступления ночи. За дверью их дома стоял молодой
Мексиканец прислонился к столбу. Когда никто не смотрел, он пошевелил своей
ногой и, наклонившись, подобрал серебряную монету, которую прикрыл, когда она
выпала из кармана Ракель. “ Фройлан, - позвал чей-то голос, - Фройлан. И он
неторопливо удалился.

Джорджи отвел Браша и его пони в загон на склоне горы,
и дал им зерна. Затем он вернулся, чтобы посидеть возле дома и поговорить с мужчинами и женщинами. Они рассказывали удивительные истории, сидя на корточках у стены.
Как несколько дней назад пришли бандиты, ограбили инженера и управляющего шахтой и скрылись через
Горы угрожали вернуться через неделю и убить всех _американос_.
 Они застрелили человека за то, что он не дал им апельсин или не позволил своей внучке расцеловать их всех.


— Сколько ещё до Монтесумы? — снова спросил Джорджи. Около двадцати _легуа_,
— согласились они, а _легуа_ — это чуть больше мили.

Ракель разбудил треск железной крыши, остывавшей после захода солнца.
 Это было похоже на грохот от выстрелов. Она была слаба;
никогда раньше она себя так не чувствовала. Странно! Ведёт себя как маленький ребёнок!
Но после ужина она смогла сесть и прислушаться к
беседа группы, которые прошли там рассказы под звездным небом. Ее
мысли были о ее собственных проблемах, тем не менее, и она была несчастна в
ситуации. Она была не только дальше, чем когда-либо получить хоть какую-то
разведение в Штаты, но здесь они бежали бандиты.

“Не сомневаюсь, что мы выберемся безопасный ладно,” она находит свое отражение
мрачно. “Мы можем спрятаться здесь столько, сколько потребуется. Я полагаю, они пришлют
для нас в итоге. Но, мам! К этому времени она уже сойдёт с ума. Давай посчитаем.
 Вчера было десять, одиннадцать дней, как мы уехали.

«Она будет думать о набеге на Колумбус и обо всех историях, которые она когда-либо слышала, о том, как американцев грабили и убивали. И правда в том, — призналась она себе, — что может случиться _что угодно_».

 Джорджи наклонилась и прошептала: «В этих горах много скота. А вдруг его будет слишком много, чтобы отогнать его к границе?»

— Я как раз подумываю о том, чтобы добраться до границы, — тихо ответила Ракель. — Что бы ни случилось, Джорджи, держись рядом со мной.
Если мы разделимся, то оба отправимся в Эль-Эскондидо. Помни об этом.

— Поверь мне. Но здесь мы в безопасности. Эти _gente_ очень дружелюбны.
 Боже, это так захватывающе. Это даже хуже, чем времена индейцев и войны за скот, когда папа был ребёнком. Ты бы не поверил, если бы услышал, как люди прячутся в горах.

«Думаю, в наши дни люди поверят во что угодно, ведь весь мир охвачен войной, хотя никто этого не ожидал», — с горечью ответила Ракель.

 Их внимание привлекли разговоры мексиканцев. «И это был парень, совсем как этот, молодой _гринго_ примерно того же возраста, что и этот мальчик».
Мексиканский _минера_ кивнул в сторону Ракель. «Они прижали его к песчаной
насыпи и застрелили за то, что он бросил им вызов. Они думали
захватить его ради выкупа, но когда американские войска
пересекли границу, они испугались и убили бедного юношу, чтобы
избавиться от него».
«Ну а чего ещё ждать от _американцев_? Они ещё не признали
Каррансу? На чью защиту они могут рассчитывать?» Заговорил человек с пылающими глазами
землистого цвета. У Джорджи вытаращились глаза. Он дрожал от
жары тропической ночи.

“_C;llate, pendejo viejo.- Успокойся, старый дурак, ” рявкнула старая _моза_,
«Разве ты не видишь, что пугаешь бедных парней до смерти? Они не такие, как те дикие горцы, которые вступают в банды, не успев отвыкнуть от материнского молока». Она покровительственно обняла Ракель за плечи и, поднявшись, жестом пригласила её в свои покои.

 Той ночью Ракель спала в доме старой Антонины, а Джорджи — на пальмовой циновке рядом с ней. В поварской с земляной крышей было прохладно, как в пещере, и
гораздо приятнее, чем в гасиенде с железной крышей. Ранним утром
Ракель проснулась и увидела, что Антонина сидит рядом с её кроватью и заплетает ей косу.
волосы, всё ещё густые и тёмные.

 «Ха-ха! — сказала старуха. — Тебе меня не обмануть, малыш, даже несмотря на то, что ты подстригся, как мальчик. Я не знаю, почему ты ходишь как юноша, но, поверь мне, Фройлан, который прошлой ночью сидел у двери, положил на тебя глаз».

 Она многозначительно замолчала. Старуха Антонина любила драматизировать.
— А Фройлан — плохой человек, без совести, без чести и без денег. Последнее, пожалуй, самое опасное в данном случае.
— Что вы имеете в виду, сеньора? — спросила Ракель.

 — То, что вам нельзя здесь оставаться, потому что Фройлан наверняка попытается получить выкуп
деньги из тебя вытягивают. Я ему не доверяю. Я думаю, что он скорее стал бы
бандитом, чем шахтером - скорее!”

“Но почему он должен представить, что он мог бы сделать любой выкуп за меня?”

“Брр”, - прорычала старуха. “Вы можете обманывать этих несчастных страна
народец, примерно вот здесь. Но я много путешествовал, я сам. Я был в Дугласе, штат Аризона, и видел гринго, а Фройлан был даже в Эль-Пасо.

 Пока они завтракали _пиноле_ и чёрным кофе, в дверях появилась молодая девушка.
 Ей было откровенно любопытно посмотреть на незнакомцев, и она завела разговор, который ни в малейшей степени не обманул циничного и
проницательная Антонина.

 «Солдаты пришли в Дивисадерос (небольшое поселение в нескольких милях от шахты) и увели дона Рефухио, чтобы расстрелять его. Но он поклялся, что он _Каррансиста_, и они пощадили его. Фройлан такой храбрый, — сказала она.
— Он отправился до рассвета в горы, чтобы убедиться, что бандиты не
покалечили и не обидели его скот».

 «Хм», — сказала Антонина.

Но когда девушка ушла, она быстро собрала небольшой узелок и,
бегло осмотревшись, поманила Ракель и Джорджи за собой. Они
медленно прошли мимо гасиенды, а затем свернули в
Они неспешно поднимались к шахте, не произнося ни слова.

 Прежде чем они добрались до главной шахты, старуха свернула в сторону и нырнула в узкий и невероятно крутой каньон. Она раздвинула низкорослый дуб, пробралась сквозь кактусы, а Джорджи и Ракель последовали за ней. Через мгновение они оказались у входа в заброшенную шахту.

 Атмосфера изменилась настолько резко, что молодые техасцы ахнули. Казалось, будто над входом в туннель нависла тонкая невидимая завеса,
отделяющая дневной зной снаружи от прохладного влажного воздуха,
поднимающегося из недр земли.

— Это, конечно, здорово, — Джорджи хранил молчание как можно дольше.
 Антонина предостерегающе покачала головой.

 — Говори тише.  Они не смогут тебя здесь найти.  Только один или двое знали о старых выработках в шахте.  И мой прекрасный Фройлан не из их числа.  Как я и подозревала.  Он улетел ещё до рассвета, чтобы найти какого-нибудь головореза и отправить его за тобой.

— Откуда ты знаешь, что он отправился именно за этим?

 Антонина пренебрежительно махнула рукой, не обращая внимания на вопрос.

 — Но когда он вернётся, тебя уже не будет. Ты должна оставаться здесь, пока я не решу, что делать.

“А где наши лошади? Я бы лучше в плен, чем ничего
случилось с моим Пинто”.

“Этот маленький внук мой муж, Хосе, он будет пасти их на
на склоне холма. Он знает как, и сегодня ночью он приведет их к туннелю
сюда.

“ Но куда нам идти? Ракель доверял старухе и был готов
быть на своем пути, даже если бегут бандиты и похитители практически. Но и она, и Джорджи устали после путешествия по пустыне, и она чувствовала, что несколько дней отдыха помогут им восстановить силы.

 «Ты можешь отдохнуть с моей старой _comadre_, Доротеей, в долине. А потом…»
чтобы Монтесума, из которого вы должны найти свой путь обратно на север, дитя мое.”

С палец к губам, она быстро нырнул и вышел в слепящий
блики Зари. Джорджи и Ракель сидели, подводя итоги.

“ Что ж, здесь лучше, чем в пустыне или в этой печи с жестяной крышей.
Мы можем отдохнуть здесь, ” весело заметила Джорджи.

Ракель беспокоилась о Кисточке. Она пошла в загон, чтобы
погладить его и поговорить с ним перед сном, но он и так должен был ждать её днём. Как он поведёт себя с маленьким мальчиком? Или он будет выслеживать её здесь?

По мере того, как тянулся долгий день, они дремали и отдыхали. Волны жары отступали.
вход в туннель становился все белее и мерцал. Они отступили
спустились дальше по наклонной шахте и исследовали ее, насколько осмелились.
Вернувшись к белому свету у входа в шахту, они обнаружили
Антонину с обедом и посылкой.

Она принесла самую вкусную энчиладу, пикантную с сыром и
диким луком, плавающую в красном остром чили. То, что она собрала все ингредиенты, было настоящим чудом, но она извинилась за то, что не хватило яиц для украшения блюда. Несмотря на погоду, они с удовольствием съели всё до последней крошки.

«Фройлан только что уехал с тремя злобного вида мужчинами в
направлении Дивисадероса, преследуя тебя, — сказала Антонина. —
Ты должна уйти сегодня ночью через скалы, куда тебя проведёт Хосе.
Но тебе, сеньорита, стоит оставить свою красивую одежду и надеть эти народные _панталоны_, эти _тегуа_». Она открыла свёрток и достала местные сандалии, хлопковую рубашку и брюки.

Хосе должен был отвезти их в дом Доротеи. Она должна была отправить их в путь к Монтесуме, когда они будут готовы отправиться в дорогу. Они должны были быстро доехать до дома священника и оставаться там, пока глупые солдаты не уйдут.
ушли играть в прятки в другие места.

 «Солдаты не причиняют друг другу большого вреда. Страдают _gente_, люди, их дома сожжены, посевы уничтожены». Она была возмущена, добрая Антонина.

 Она нежно обняла Ракель, прижала её к груди и расцеловала в обе щеки. Ракель вложила ей в руку золотую монету. Антонина заплакала от радости. Она заботилась о молодых американцах по доброте душевной.

 * * * * *

 Сбежать было так просто — пинто заржал после наступления темноты, когда они были
Он подошёл к устью старого туннеля, где они прятались, и почувствовал, что его возлюбленная где-то рядом.
Была тихая тёмная ночь, небо казалось чернильно-чёрным, и миллионы звёзд, казалось, отбрасывали искры и перебегали с места на место по небесам.

О, это чувство нервного ожидания, когда маленький проворный Хосе вёл их по странной тропе через холм! Но они беспрепятственно проехали через
рассветные сумерки, и солнце уже стояло высоко, когда они остановились у небольшого дома,
расположенного в предгорьях без всякой видимой причины.

 Хосе оставил их там с друзьями своей бабушки, пожилой женщины
и старик, который за весь день почти не заговорил ни с Ракель, ни с Джорджи,
но поселил их в маленькой комнатке рядом с главным залом. Там Ракель легла на
парусиновую койку и заснула, ее брат устроился на полу рядом с ней.

Они снова отправились в путь только после наступления темноты. Им оставалось пройти всего шесть или восемь
миль. Настроение у них поднялось, и они напевали, пока ехали дальше
. Они возвращались; возможно, им удастся найти Эл.
По мере продвижения на север они снова оказались в Эскондидо.

 Ракель вспомнила о доне Несторе и прекрасной возможности купить там скот. Теперь, когда они чувствовали себя в безопасности, им почему-то не хотелось
не стоит так переживать из-за того, что подумает миссис Дэниелс.

 «О, она знает, что с нами всё в порядке, — уверенно заявила Джорджи. — Она знает, что мы можем позаботиться о себе».

 Они проезжали мимо редких ранчо, и среди деревьев начали появляться огни. Внезапно поворот дороги открыл их взору поразительную картину. Перед ними возвышался большой и вычурный глинобитный дом, из ярко освещённых окон которого доносились музыка и звуки веселья.


Снаружи у дома стояли и слонялись несколько компаний
солдаты. К какой группировке они принадлежали, ни Ракель, ни Джорджи не могли сказать.
И прежде чем они успели отступить, из-за акаций, растущих вдоль дороги, выскочили двое часовых и схватили лошадей за головы.


«_Quien vive?_» — хрипло спросили они с обеих сторон. «Кто идёт?»


«_Dios y sus Santas!_ [Бог и Его Святые! ]» — дрожащим голосом ответила Ракель.
— Карранса, — одновременно с ним во весь голос выкрикнул Джорджи.

 — Ха, очень остроумный ответ, — ответил один из солдат, — но вы оба, марш в дом, пока _коменданте_ не увидел
Если ты ему ещё нужен».

 И под конвоем штыков они повели их к воротам загона, где их тут же окружили другие солдаты.

 Красавчик прижал уши и злобно поднялся на дыбы, когда один из солдат положил руку на его уздечку. Если бы тот не отпрянул,
пинто, несомненно, расправился бы с ним. Ракель быстро соскользнула на землю.

«Позвольте мне, сеньор. Он не мустанг, а всего лишь дикий конь, но недавно приручённый. Я единственный, кто может с ним справиться».

— Тогда поставьте его, — проворчал солдат, — и этого тоже, — указывая на Джорджи и его маленького коричневого пони, которого Джорджи заставлял
очень красиво вставать на дыбы и причудливо изгибаться,
тыча в него пальцем и показывая несколько трюков, которые хорошо знал этот добрый маленький зверёк.

Так им разрешили поставить своих пони в загон с высокими стенами, через которые нельзя было выбраться, и, выйдя оттуда, они с удивлением обнаружили, что их стражник куда-то исчез.
Зная, что через высокую стену с шипами не перелезть, он
вернулся к своей азартной игре у ворот. Рядом с ними было открытое окно без решётки.
Ракель инстинктивно подтолкнула Джорджи к окну и последовала за ним.

Они оказались в дальней комнате, тускло освещённой свечами и заваленной солдатским снаряжением.
Дверь напротив вела в большой внутренний дворик, вокруг которого шла галерея. Они проскользнули туда и выглянули. Они
находились в кухонной части дома, и виноградная беседка служила
крытым переходом через задний двор.

 В передней части дома шли танцы, а остальные
место казалось безлюдным. Они увидели пустую спальню через внутренний дворик.
Проскользнув через беседку, они заглянули в дверной проем. На кровати лежало
различная женская одежда. В открытом шкафу висели другие.

“Давай оденемся как девочки, ” прошептала Ракель Джорджи, - и тогда, возможно, у нас все получится".
Это показалось смелой идеей. Она въехала в Мексику
переодетая мальчиком; теперь она сбежит, “переодевшись” девочкой!

Протянув руку через окно, она достала из сундука кучу розовых оборок. Это была юбка, похожая на те, что носили во времена Гражданской войны. Нижняя юбка
лежала под ним. Ракель стянула с себя _панталоны_ и сандалии, стоя
там в темноте под звуки мандолин и скрипок и шум веселья, доносившийся
из зала.

Она надела юбку и вошла в комнату, чтобы завершить свой туалет. Она взглянула на себя в маленькое старое зеркальце, стоявшее на высоком комоде. Ужас! Какое грязное лицо! Но в комнате были таз, вода,
полотенца и пудра на бюро рядом с _колоретой_, которой той ночью пользовалась какая-то мягкосердечная красотка.

 Ракель бросила Джорджи мантилью. Он завернулся в неё и
вошла в комнату.

«Собери нашу одежду и спрячь её в углу беседки», — прошептала
Ракель.

Пока он это делал, она умылась, припудрила лицо, накрасила щёки румянами, а губы — красной помадой, которая лежала там же. На
кровати лежал чёрный кружевной шарф, который она схватила. Но что ей было делать с короткими волосами в этой стране длинноволосых сеньорит? Это не ускользнуло бы от её внимания.

 Заглянув в ящик за шпильками, она наткнулась на резную
высокую причёску.  Немного ловкости в обращении с расчёской и щёткой, и дело в шляпе.
Шпильки, чтобы закрепить гребень в спутанных волосах на затылке, — вот они!
Осталось только накинуть на лицо черный кружевной шарф.

 Эффект был волшебным. В маленьком колеблющемся зеркальце над крошечным розовым лифом и пышными юбками из органзы отражалось прекрасное лицо, редкое, пикантное, как у бабушки в молодости.
В шкафу лежала пара блестящих крошечных тапочек. Но они соскользнули.

«Должно быть, они были слишком большими или слишком маленькими для того счастливого ребёнка, которому они принадлежали», — предположила Ракель. Она надеялась, что владелец одежды её не заметит. Ей казалось, что она одета для маскарада
Она надела платье с пышными юбками, потому что дома, как она помнила, в моде были узкие юбки с разрезами.

 «Ты похожа на принцессу».  Джорджи наблюдала за последними штрихами.
 Но времени терять было нельзя, и она начала лихорадочно искать что-нибудь для Джорджи.


Не было ничего, кроме старого клетчатого платьица, которое могла бы надеть любая маленькая помощница на кухне. Итак, Джорджи втиснули в это платье, и с мантильей, зажатой под подбородком, он стал типичным маленьким _мучачей_.

 Они смело вышли за дверь, подыскивая наилучший способ
побег. В задней части внутреннего дворика были большие закрытые ворота. Они вели в ещё один двор, а за ним было открытое пространство. Но они не могли уйти без своих лошадей, а как им было вернуться в загоны?

 Хотя в загоне, где они были вынуждены держать своих лошадей, не было внешних ворот, он выходил в несколько других дворов.

«Возможно, мы сможем прорваться через переднюю часть, если сможем вернуться через то окно», — предположила Ракель.

 Им потребовалось больше получаса, чтобы переодеться в девушек.  Возможно,
Того самого солдата больше не было в загоне. Они проскользнули через двор в первую же комнату, в которую вошли. Окно было закрыто снаружи!

Все испанские дома построены почти одинаково.
Поняв это, они на цыпочках вышли и пошли дальше, чтобы проверить окна в следующей комнате. Они были открыты, но заперты на железный засов, потому что это было претенциозное заведение.

Выйдя во внутренний дворик, они на мгновение остановились в потоке света, лившемся из дверного проёма в _sala de baile_, танцевальный зал.
Стоявшая там фигура оглянулась через плечо как раз вовремя. Он
выскочил и низко поклонился Ракель, одновременно положив
задерживающую руку ей на плечо.

“Не так быстро, Сеньорита. Почему ты так поздно? Что! вы не думаете
уйти прежде, чем вы начали? В честь первого танца должна быть
шахты. Пойдем, это _chotess_.” И он с непреодолимой силой закружил её в танце.
Они вышли в зал, где дюжина девушек кружилась в танце, переходя от одного солдата к другому.

 «_Варшавянка, вальс._» — объявил главный скрипач.

Робкая маленькая девочка на несколько мгновений выглянула из-под чёрной шали,
а затем присела на корточки в тёмном углу двора.


Ничего другого не оставалось. Ракель должна была подыграть. Сначала она испугалась,
но всё же послушно застучала ногами по ступеням старомодной шотландской лестницы, которую так хорошо знала. Она собралась с мыслями. Она пришла в себя и резко обернулась. Эти парни, похоже, не собирались причинять ей вред; по крайней мере, сейчас они просто хотели хорошо провести время.

— Вы танцуете _divinamente_, сеньорита, — прошептал молодой мексиканец, который её заметил.
— Откуда вы? Вы ведь не из этой варварской местности? Что? Да? — Он пожал плечами. — Но вы не похожи на других девушек, с которыми я танцевал сегодня вечером.
Ему наскучили местные красотки, которые увивались за ними.

— Что ж, вам повезло, что вы живёте неподалёку, — продолжил _teniente_, — иначе вы бы никогда не вернулись домой сегодня вечером. Никто не может пройти через линии, охраняющие Моктесуму. Это невозможно.
связь с Севером - с Соединенными Штатами. Генерал
Карранса еще не признан этим правительством, видите ли, а мы
не слишком дружелюбны.

“Всех гринго задерживают, и с ними обращаются не слишком хорошо!” он рассмеялся.
“Но вас это не касается, Сеньорита белла". _commandante_
отдал приказ больше не беспокоить этот район. Я понимаю, что они
много страдали во время последнего рейда Вильи в Соноре».

 «Но скажите мне, — продолжил он, — ваша красота родом из южной части Соноры? Я сам из Чиуауа, где девушки очень
безразлично, но я слышал, что южные провинции, _el distrito_
Особенно Сахуарипа, славятся своими прелестными дамами.

Внимание молодого лейтенанта не осталось незамеченным. Другое
униформа собирались вокруг. Девушки пришли в восторг от любопытства.
Кто был этот Новичок? Что платье? Это было не совсем так, как один из
- Катерина? Но у этой, конечно, была _грация_ в одежде!

 Ракель уловила тихий ропот, когда проходила мимо других пар. В какой-то момент другой мексиканский юноша в форме
Он низко поклонился и взял её за руку, когда начался кадриль, и она весело улыбнулась, беря за руку одного за другим в такт танцу.


Действительно, Ракель хорошо проводила время. Но она всё время помнила о необходимости бежать. И хотя она очаровательно, хотя и сдержанно, в соответствии с этикетом того региона, улыбалась и почти ничего не говорила, она всё же слегка прижалась к чиуауа.

«Могу я проводить вас до дома, сеньорита?» — он убедительно наклонился к ней. «Мой помощник может подвести вашу лошадь к двери. Дуэнья может следовать за вами».

В её глазах мелькнуло согласие. «Я должна идти, — прошептала она. — Я пришла без разрешения» — и это была чистая правда, подумала она. «Моя маленькая
_sirviente_ ждёт снаружи. Пусть она пойдёт с вашим человеком, чтобы показать ему наших лошадей. Пойдёмте, я её позову».

 Лейтенанта унесли. Он вышел с Ракель во внутренний дворик. По зову Ракель из угла поднялась послушная маленькая фигурка с узелком под мышкой и вышла в соседнюю комнату, куда был вызван солдат. Всё сложилось как нельзя лучше!

 Ракель тихим голосом попросила лейтенанта привести лошадей.
подвёл к задним воротам. Было бы лучше, если бы её никто не заметил.
Почуяв интригу, глупый юнец согласился. Ему всё это нравилось. Он
почувствовал, что действительно одержал победу.

Она провела его через внутренний дворик, мимо беседки, где её достоинство удерживало его на расстоянии, а затем они прошли через ворота во внешний двор, через вторые ворота — и Ракель вздохнула с бесконечным облегчением. Лошади,
которыми управляла маленькая девочка в чёрной шляпке, а за ними следовал пеон _солдадо_,
вышли из-за угла и остановились перед домом.

Ракель заговорила с пинто, и он, навострив уши, подошёл ближе. Она
Она погладила его по голове и уткнулась носом ему в подбородок.

 «Пойдём, — сказал её сопровождающий, — я помогу тебе забраться».
 «Сначала девочка, — сказала Ракель, — она не очень хорошо держится в седле и должна ехать верхом». Что будет, когда её маленький дикий Красавчик впервые почувствует, как юбки хлопают по его бокам? Многие хорошие лошади сходили с ума и от меньшего, особенно ночью.

Она снова тихо заговорила с Краской, пока лейтенант поднимал её в седло боком.

Пинто подпрыгнул, когда юбка задела его бок, и, дрожа, опустился.

«Это бронко», — крикнула Ракель изумлённому _teniente_, когда
незаметно опустила плеть на другой бок лошади: «Он боится моей пышной юбки». И она поскакала вперёд в темноту, а её маленькая служанка последовала за ней и скрылась из виду прежде, чем испуганный и разгневанный юноша успел броситься к своему коню и схватить поводья. Он поскакал по их следам в сторону Монтесумы, но они исчезли, растворились в темноте, хотя он обыскивал улицы до полуночи и наводил справки.




Глава XV

Что стало с Ракель


Где была Ракель? Когда она поняла это, Палетка уже мчался прочь
В темноте она поняла, что обогнала не только лейтенанта, но и Джорджи.
Она остановилась и плотно подобрала тонкие юбки к талии,
чтобы они больше не пугали пинто. Сделав большой круг,
она вернулась в ту сторону, откуда бежала.

Но в темноте она не могла найти дорогу и через час вышла
к берегу реки, которая течёт к западу от Монтесумы. Здесь, среди деревьев,
она была вынуждена прятаться до рассвета. Как только рассвело,
она снова переоделась в одежду мальчика, найдя сверток, который
Джорджи сунул в седельную сумку.

Увы, когда наступило утро, она обнаружила, что находится к северу от города
и не может вернуться обратно, потому что весь день по окраинам туда-сюда разъезжал кордон солдат.

Она была голодна и с благодарностью подумала о ланчах, которые предусмотрительно положила в седельные сумки Джорджи и свою собственную накануне днём.
Её седельная сумка теперь выглядела странно раздутой. «Мамина сумка», — с сожалением подумала она. Но расследование выявило некоторые деликатесы, которые
Джорджи, очевидно, стащила с вечеринки накануне вечером - восхитительные
буханки из коричневого тростникового сахара и сладкие местные пирожные.

Как только стемнело, она прокралась в город пешком и вышла на улицы. Ни души не было на улице. Солдаты хорошенько напугали местных жителей, и Ракель грубо приказали вернуться в дом, когда она выглянула из тени дверного проёма.
Поэтому ей пришлось спрятаться в чужом доме, перелезть через стену и пробраться по тёмным переулкам к тому месту на берегу реки, где она оставила привязанную Кисточку.

Это было, пожалуй, самое опасное испытание за всё время нашего приключения — это осторожное, крадущееся путешествие, когда мы перебегали от куста к кусту; и что
Какая радость наконец-то услышать ржание пинто и броситься ему на шею! Она спала на земле рядом с ним; если бы он лёг, она бы положила голову ему на бок. Но когда она проснулась утром, он стоял почти над ней и охранял её.

 И так было каждый день: днём она пряталась, а ночью охотилась. В конце концов голод вынудил её отправиться на поиски еды, которую она без труда покупала в отдалённых домах, всегда возвращаясь в своё укрытие среди деревьев у реки.

 Наконец, вечером четвёртого дня отряд каррансистов покинул Монтесуму, и той же ночью она пробралась в город, чтобы
сделать тщательные поиски Джорджи. Первой в дом священника, из
конечно. Администратор был разгневан на проснулся в темноте.

Что, несчастный ребенок! Да, одна болталась там несколько дней,
три дня, но она отослала ее. Уродливая маленькая девочка в клетчатом
платье - да, _color-de-rosa_.

Что ж, тогда Джорджи не была в объятиях своего _тениента_. С некоторым облегчением Ракель дала женщине купюру, от которой та ахнула, и записку для ребёнка на случай, если он вернётся. «Он», — поправилась Ракель, признавшись, что это действительно мальчик и что он может одеться как девочка, если вернётся.

Едва понимая, что делать дальше, она добралась до отеля «Моктесума» и нашла там ночлег под увитыми цветами балконами. Пока она
ждала, когда слуга принесет воду в ее номер, она тихо спросила у _мосо_, не видел ли он за последние несколько дней мальчика лет двенадцати — _гуэро_, блондина с широко расставленными передними зубами.

При этих словах мужчина невольно вздрогнул, а затем тупо покачал головой, ничего не ответив. Ракель сунула ему в руку купюру, и это развязало ему язык. Он жестом пригласил её следовать за ним и, поднявшись,
Он взял её седло и сумки, чтобы отнести их в её комнату. Когда они вошли, он осторожно прошептал: «Что вы хотите узнать, _gracioso Se;orito_?»
 Да, такой парень был в отеле прошлой ночью и прислуживал офицерам и солдатам. Парень спросил у него, старого Пасифико, где находится Ранчо Эскондидо. Он никогда не слышал о таком месте. И в тот же день солдаты ушли, забрав мальчика с собой.

 Ракель легла в постель, дрожа от облегчения. Она сразу же уснула, но проснулась ещё до рассвета. На белом подносе был накрыт обильный завтрак.
Она расправила ткань при свете свечи, а затем отправилась в путь.

 Ей предстояло проехать семьдесят пять миль, чтобы добраться до Ранчо в пустыне, их тайного места встреч. Старый добрый Красавчик — как великолепны были его жилистые ноги! Время от времени она спешивалась, снимала с него седло, охлаждала его спину, разглаживала одеяло. Когда они подъезжали к ручью, она его мыла.

Ближе к вечеру следующего дня дорога вывела их к одному из тех разрушенных домов, которые остались после солдат и усеивали охваченную революцией землю.
 Вся передняя часть дома была снесена. Там он
стоял, его бедный изуродованный интерьер все еще украшали фотографии в рамках,
буфет все еще стоял в углу, стол в центре
на полу. Это было похоже на театральную декорацию, ее домашняя интимность была открыта прохожему
. Должно быть, когда-то это был хороший загородный дом, похожий на
комфортабельные крестьянские дома Европы.

“Я буду спать с другой стороны”, - подумала Ракель. Ей хотелось дотянуться до
Накосари должна была вернуться до полудня следующего дня, чтобы оттуда снова отправиться в Эль
Эскондидо. Как бы она нашла ранчо, если бы ей не встретился кто-то, кто мог бы снова указать ей путь?

С другой стороны дома она нашла остатки семейной жизни
в то, что осталось от дома. Она стояла на пороге, что осталось
без ограждающих стен.

“_Entra, entra_, заходите”, - старая карга варить на слабом огне в
угол называется гостеприимно. В дальнем дверном проеме Ракель заметила
на мгновение мелькнуло изящное лицо мадонны, его идеальный овал был обрамлен
длинными косами. Оно исчезло с ужасающей быстротой.

«Не могли бы вы дать мне что-нибудь поесть и приютить меня здесь на ночь?» — устало спросила Ракель. «Я направляюсь на север. Вы, случайно, не знаете, где находится Эль Ранчо Эскондидо?»

Пожилая женщина посмотрела на парня, одетого, как пеон, в джинсовую ткань
панталоны, в куртку альпиниста. Что-то в прекрасном
усталом лице, в приятном выражении, убедило ее в невиновности
их предполагаемого гостя, и она подметала место у очага.

Но конечно же! И что этот парень знал о Ранчо в Пустыне? Она сказала, что давно не слышала об этом месте, но прекрасно знает, где оно находится.


Разогрев всегда готовую фасоль, она поставила перед Ракель тарелку с едой и разговаривала с ней, пока та ела. Девушка с мадонной
Её лицо робко выглянуло из комнаты.

 И так странно, совершенно случайно, Ракель узнала дорогу к Скрытому ранчо.
 Старуха однажды побывала там много лет назад, когда жила в Накосари в качестве служанки у _падроны_.


_Мучачо_ должен идти по этой дороге вдоль русла ручья, сказала старуха, пока не дойдёт до каньона Накосари, что в двадцати _легуасах_ отсюда. Он должен был проехать через город, сказала она, и подняться выше того места,
где с тех пор были построены дома американских суперинтендантов.
Ракель увидела бы хорошую дорогу, ведущую на восток через холмы.

«Следуйте за ним через песчаные дюны, — сказала она, — и когда дойдёте до ручья, перейдите его вброд. Но остерегайтесь зыбучих песков. За ними простирается пустыня с песчаными дюнами, на которых нет ни пальм, ни кактусов, в отличие от большинства наших мексиканских пустынь. Идите прямо через неё, — продолжила она, — всего несколько миль. Держитесь так, чтобы деревья у реки были у вас за спиной, а две тёмные дюны впереди служили ориентиром. За последней дюной перед вами раскинулся Эль-Эскондидо — райский уголок, как вы и сами знаете, если бывали там.

 «Есть и другой путь. Но он намного длиннее, и только те, кто его знает
ну и прошел путь мог найти дорогу среди
деревья и холмы. Это было сделано после того, как эта дорога, и я не
знаю, что это. То есть там, где _rancho_ получил свое название. Это действительно
_escondido_.

“Вы устали”, - добавила старуха. “ Расстели свое одеяло вон в том
углу.

Ракель заснула, благодарная за то, что Джорджи была впереди нее
, а не позади. Но где же он был? И где же быки, которых она пришла
найти?




 ГЛАВА XVI

ДЖОРДЖ ПОТЕРЯЛСЯ


Через три дня после весёлого бала в военном городке
_Каррансиста_ отрешенность маленькая мексиканская девочка безутешно плакала в
дверях дома священника. Священника там не было; он так и не вернулся.
С того самого утра, когда маленькая девочка впервые представилась.
Но она настояла на том, чтобы вернуться. Экономка была очень раздражена. Она
накормила ее, и теперь уродливый костлявый ребенок плакал. Она грубо
втолкнула ее обратно в дом.

— Что тебе нужно? — спросила она.

 — Я жду своего старшего брата. Он был здесь с тех пор, как я пришла вчера днём?
Девочка вытерла испачканное лицо.

«Твой старший брат? Откуда мне знать, кто твой старший брат?
Многие мужчины и мальчики приходят сюда, но никто не спрашивает об уродливой маленькой девочке. Вот, возьми это на ужин и не возвращайся целую неделю».
И она вытолкнула ребёнка за дверь с корзинкой из пальмовых листьев, полной тортилий, сладких пирожных и фруктов.

Джордж Вашингтон Дэниелс удалился в тихую аллею за церковью
и набил себе брюхо едой, дополнив трапезу инжиром и виноградом, которые
удобно свисали через стену. Это был первый по-настоящему сытный приём пищи за
три дня. Успокоившись, он заснул, а когда проснулся, его горе было
Последние несколько дней остались позади, стёртые с его памяти с той чудесной лёгкостью, с которой молодость избавляется от слишком долго терзавшей её печали.

 Не было смысла и дальше ждать здесь Раки.  Должно быть, она уехала в Эль-Эскондидо. Последнее, что он видел, — это развевающуюся розовую юбку, когда она проносилась мимо окна.
И хотя он несколько миль — ну, по крайней мере, полмили —
следовал за стуком копыт пинто, оказалось, что это был лейтенант, а вовсе не Рэки, и ему пришлось бежать в другую сторону. Там были солдаты, и часовой спокойно
заставил его спуститься и прогнал без лошади. Это был пони Кастера — лучший из его табуна. Что бы он сказал? Чёрт возьми, конокрад! Он бы всё равно вернул это животное!

 Так Джорджи жил на улице и бродил вокруг дома священника.
Однако в ту ночь он отправился в путь, твёрдо решив прежде всего избавиться от ненавистного платья этой девчонки. Свёрток с одеждой, который он засунул целиком
в седельный карман Ракель.

Но он не стал полностью избавляться от своих вещей, хотя у него не было денег.
На поясе у него висел нож и несколько
маленькие сокровища, с которыми он никогда не расставался: карманный компас, часы, увеличительное стекло. Теперь, в сумерках, он смог договориться с парнем примерно своего роста, которого встретил на улице, и вскоре после этого вышел из-за стены, одетый как любой другой мексиканский подросток: в широком соломенном сомбреро, ситцевых панталонах и синей клетчатой рубашке, а розовое клетчатое платье валялось за стеной.

Он вышел в орхидеевый полумрак маленького мексиканского городка,
где на пыльных улицах стояли плоские крыши и бродили козы, нагруженные бурдюками с водой.
Возможно, это была деревня на Ниле, хотя он этого не знал.
 Тихие сумерки нарушал лишь крик попугаев
и щебетание птиц во дворах больших домов.

 Джорджи бродил по улицам, пока не остановился перед живописным зданием с балконами из кованого железа.
 Это была гостиница.  Здесь за ужином сидел офицер, командовавший войсками. Джорджи видела его в окно — крупного, грубого и пьяного парня.

 «На какую защиту могут рассчитывать _американцы_?»  Эти слова
воспоминания о горняке с горящими глазами вернулись к нему. Бесполезно
просить у него какой-либо помощи до границы. Он прижался лицом
с несчастным видом к решетке и уставился невидящим взглядом.

Где была Ракель?




ГЛАВА XVII

СУДЬБА ИГРАЕТ ЗЛУЮ ШУТКУ


Был почти полдень, когда Кисть быстро пробежала последний каменистый участок
дороги, которая вела через узкое ущелье в Накозари. По ту сторону
долины простаивали великие предприятия горнодобывающей компании Накозари. Там
не было ни малейших признаков жизни.

Веселая маленькая площадь, позеленевшая после сезона дождей, была пустынна,
но по вытоптанной траве и мусору, валявшемуся повсюду, было видно, что здесь биваком расположилась целая армия. Двери отеля были закрыты и заперты, ворота заперты на засов. На главной двери висела табличка с приказом не открывать отель и шахту до возвращения полка. Приказ был подписан полковником. Это было неподходящее место для ночлега.
Поскольку Красавчик уже насытился у реки, Ракель свернула
мимо фонтана и поднялась на холм, где чиновники компании построили свои резиденции. Это было похоже на пригород в Калифорнии
на холме — симпатичные бунгало, теннисные корты, примитивное поле для гольфа.
Там были рощи цитрусовых. Всё было очень красиво.

Ракель спешилась, сняла с Краски седло и попону, чтобы он мог поваляться на траве, а затем растянулась на земле под деревьями.
Здесь, в этом укромном месте, они с Краской могли отдохнуть так, чтобы их никто не увидел.

Она спала и видела сон — ей снилось, что кто-то жалобно, с разбитым сердцем плачет.
 Может, это мама? Эта мысль привела её в чувство, и она вскочила на ноги. Но вокруг не было слышно ни звука
В этом заброшенном месте не было слышно ничего, кроме тихого тявканья какой-то маленькой собачонки
на дальнем склоне холма, где, словно ласточкины гнёзда,
прилепились хижины шахтёров-пеонов.

 Тишину нарушало капанье воды из одного из домов.
 Ракель тихо подошла к тому месту, где из травы рядом с балконом торчали труба и кран. Когда она положила руку на кран, дверь на балконе перед ней открылась, и оттуда вышла хрупкая девичья фигурка.

Онемев от изумления, они на мгновение застыли друг перед другом.
Девушка на балконе слегка покачивалась из стороны в сторону. Затем она со стоном
она пошатнулась и упала вперёд. Ракель быстрым движением распахнула дверь и бросилась к девушке. Она подхватила её, прежде чем та успела упасть на пол.

 Это была Лоис Уэйнрайт! Она была худой и бледной, но всё равно красивой, хотя её закрытые глаза были красными от слёз, а на щеках виднелись синие тени. От потрясения Ракель едва не потеряла дар речи. Лоис! Как она могла оказаться здесь, из всех мест на свете!

Веки Луа задрожали, и Ракель, подхватив её на свои жилистые руки,
полунесла, полувытащила безвольную фигуру на траву. Она обмыла её
Она смочила белое лицо Лоис свежей водой из-под крана и стала энергично обмахивать её пальмовым листом. Глаза Лоис медленно, почти неохотно открылись, и она села, жадно вглядываясь в лицо, склонившееся над ней.

 «Ракель Дэниелс, — пролепетала она. — Так это действительно ты? Я боялась снова посмотреть. Я едва осмеливалась поверить в это». И она отвернулась, а по её щекам покатились слёзы.

— Ну же, Лоис, — тихо и терпеливо, как ребёнку, сказала Ракель. — Ну же, дорогая, не надо плакать. Скажи мне, неужели ты совсем _одна_ здесь? Где твой отец?

— Забери меня, спаси меня! Глаза Лоис расширились от ужаса. — Папа, папа...
Он умер. Он умер внезапно. Она больше ничего не могла сказать. Она была на грани нервного срыва от напряжения, страха и горя. Несколько бессвязных слов о чилийском поваре, который сбежал со всем имуществом, и о мексиканском мальчике, который возвращался, чтобы увезти её в горы, убедили Ракель в необходимости бежать.

Сможет ли она отвезти Лоис в Эль-Эскондидо? Как это возможно, если она такая слабая и разбитая? Аккуратно ведя её обратно в дом, Ракель оглядела привлекательное бунгало. Как было бы приятно остаться здесь, если бы
они только осмелились. Но она сама должна вернуться на Пустынное ранчо, чтобы найти Джорджи, и она не могла оставить Лоис одну. Нет, Лоис должна пойти с ней.


Но в кладовых было мало еды. Их разграбили; двери были приоткрыты, шкафы — распахнуты. Однако она нашла в тех местах, где женщины обычно ищут еду, цельнозерновые крекеры, немного сыра и баночку пасты из гуавы. Она бросила их в мешок, оставив консервированное молоко и морепродукты, которые, скорее всего, испортились бы. Она бросилась обратно к Лоис, которая с испуганным видом торопливо запихивала в мешок одежду и
туалетные принадлежности в чемодан.

- Ты не можешь взять это с собой, Лоис. ” Ракель говорила мягко. “ У нас нет возможности.
нести это, дорогая. Я сейчас выйду, пока ты надеваешь что-нибудь для верховой езды
- этот льняной костюм подошел бы лучше всего - посмотрю, не смогу ли я раздобыть
ослик или мул, чтобы нести то, что нам нужно, - если только я не найду другую лошадь
чтобы ты могла ездить верхом. Быстрее, Лоис! Мы должны поторопиться.

Лоис с трогательным послушанием и жалобной надеждой на Ракель
сразу же начала собирать свои вещи. Казалось, она боялась
говорить вслух, но не хотела, чтобы Ракель оставляла её одну.

— Не уходи, не уходи, — умоляла она шёпотом. — Подожди меня.

 Ракель помогла ей. Они оставили шкаф, полный милых, лёгких платьев, и ящики комода, полные ароматного нижнего белья. Лоис схватила с туалетного столика фотографию отца, а Ракель, поддавшись порыву, убрала серебряные вещи в шкаф и повернула ключ в замке. Это был прочный предмет мебели. Хозяева когда-нибудь вернутся и, возможно, вернут вещи, если их не украли.

 В загонах они не нашли ни лошади, ни даже ослика. И быстро
обследовав вершину холма, обнаружили одинокое животное. Делать было нечего.
оставалось только _подыскать_ какую-нибудь лошадь для Лоис. Они не могли уехать без
нее.

Это было опасно оставаться там, где они были. Войска могут вернуться на
в любой момент. Никто не знал, что лечение девочки может появиться. Они
не мог надеяться, чтобы спрятаться здесь навсегда. Бандиты искали выкупа
везде. Какой шанс был бы у хрупкого, милого создания с золотистыми волосами, такого как Лоис? Ракель была в отчаянии из-за этой дилеммы. Она рассуждала сама с собой: «Возможно, лучше остаться здесь. Здесь
здесь прохладно и уютно; здесь есть _что-то_ съедобное; не лучше ли рискнуть, пока мы живы, чем отправиться в пустыню с одним лишь пинто, который может нести нас двоих, а также с водой и едой?


Тогда она вспомнила угрожающий плакат на двери отеля; она подумала о Джорджи.  Это было ужасное решение, но они должны были уйти.

Она подвела пинто к крыльцу, где его ждала Лоис, и заговорила с ним. Она завязала пакет с едой и положила вещи Лоис в седельную сумку, затем наполовину посадила Лоис на спину пинто и взяла поводья.
чтобы успокоить лошадь, которая по-прежнему дичилась всех, кроме своей хозяйки.


 Поддавшись последнему порыву, Ракель снова свернула с холма в сторону площади,
надеясь увидеть какую-нибудь заблудшую лошадь. Возможно, какое-нибудь второсортное животное
осталось привязанным в загоне или стреноженным на склоне горы.

Словно в ответ на молитвы она услышала ржание и, в конце
площадь под пылающий рай дерево, она увидела большой Рон
лошадь, неуклюже прыгая в сторону фонтана в центре
квадрат. Его передние лапы были прикованы.

Она снова помогла Лоис слезть и оставила ее в тени деревьев. Затем
Ракель выбежала и подбежала к животному. Он был тщательно _manso_ и
предложите ей свои задние копыта для проверки. Он подкову, но что
не было, что сделало его хромым. Гвоздь вонзился в нежную часть копыта
достаточно сильно, чтобы причинить боль при надавливании на него.
Ракель вытащила его, и дружелюбное существо вытянуло шею и одобрительно зашевелило губами.

 «И тебя за это бросили, старичок!» Ракель заговорила с ним
она быстро развязала путы. “Слишком ленив, чтобы выяснить, что сделало его хромым".
"Ты можешь превзойти пеона с лошадью?" - спросила она. "Слишком ленив, чтобы выяснить, что сделало его хромым!" Вы были наиболее
конечно, в любом случае взял за границы, старина. Какая находка просто
теперь, когда я дал несколько королевств для нежного коня”.

Коричневая лошадь все еще хромала, но только слегка. Там не было ни седла, ни
одеяло, на виду. Они могли бы снова зайти в бунгало и взять одеяло.
Ракель вспомнила о старом, ветхом седле, которое висело в одном из
конюшенных сараев за домом.

Каждая минута казалась вечностью, хотя прошло всего десять минут с тех пор, как они ушли
Дом Лоис, прежде чем они вернулись; и через несколько минут Ракель уже была у
новой лошади, красиво укрытой и оседланной залатанным седлом,
скрепив кольца подпруги. Веревочная уздечка была сделана из
частей, которыми было стреножено животное.

Усадив Лоис верхом, они тихо поехали бок о бок через
грейпфрутовую рощу, срывая по пути несколько крупных плодов.
За последним домом должна быть тропа, которую накануне вечером описал хозяин дома, где остановилась Ракель. Она совершенно не могла вспомнить, что
направление, в котором они ехали раньше, - Эскондидо. Теперь она была слишком далеко
направо. “Над домами”, - сказала старуха. Ах, вот оно,
несомненно, хорошая тропа! И они были на нем, петляя над предгорьями в
северо-восточном направлении.

Все это время Лоис молчала, ошеломленная. Но когда они спустились в овраг, скрывшись из виду, она робко спросила:
«Куда мы идём, Ракель?»

 «На ранчо под названием Эль-Эскондидо, где я надеюсь найти своего брата Джорджи, и где мы будем в полной безопасности. Это недалеко,
а потом мы отдохнём у реки, к которой приближаемся, и перекусим, прежде чем идти дальше».

Там, на песчаных холмах, было очень жарко, и негде было укрыться от палящего солнца. Перед ними убежала самка пекари с выводком детёнышей. Лицо Луа было похоже на белый цветок _Lilia de la
Распятия_.

«Это всего лишь _coche Javalina_, дикая свинья из этих мест», — заверила её Ракель. Свиньи не казались Лоис опасными, и она расслабилась в седле. Ракель была рада, что свирепая старая свиноматка не напала на них, ведь лошадь убежит от пекари.

Еще через один холм! Но это был последний, и под ними бежал
вялый, мутный ручей, желтый и вздувшийся от дождей. Вдоль реки не было
деревьев, только кусты мескитовых деревьев, испанский кинжал и низкорослые
пальмы. Лоис уже устала, хотя они ехали всего час.
Ракель чувствовала себя счастливой, как ящерица на солнышке.

“ Сколько еще? Лоис ахнула.

— Пойдём, дорогая, постарайся взять себя в руки, — резко сказала Ракель, потому что, взглянув на Лоис, поняла, что та теряет остатки самообладания.


Лоис вздрогнула, как от удара, но плотно сжала губы и
Лоис отчаянно вцепилась в луку седла. Ракель подъехала ближе и обняла её. Они добрались до песчаных отмелей в русле реки, и Ракель спрыгнула с лошади, подняв Лоис. Она быстро нашла единственное
большое тенистое место под магеей и, закрепив мешковину и
попоны для седла на колючках, устроила себе уютное укрытие.

Она достала чистую рубашку, которую дала ей Лоис, и намочила её в ручье.
Затем она поспешила обратно, чтобы обмахивать Лоис. Дул лёгкий ветерок, и в тени у реки было на удивление прохладно.

Через некоторое время Ракель очистила апельсин и заставила девочку съесть его вместе с несколькими пшеничными лепешками.
Затем она сама съела столько тонкого хлеба, сколько осмелилась, и с большим аппетитом, ведь утром она позавтракала до пяти часов.


 К губам Луа вернулось немного краски. Она откинулась на спинку кровати, чтобы отдохнуть.

 Вскоре она посмотрела на Ракель озадаченным взглядом.

— Ты... ты ведёшь себя так, будто ничего не произошло. Я думала, ты меня возненавидишь. Я бы не винила тебя за то, что ты оставил меня там... в этом ужасном месте. При этой мысли её глаза снова наполнились слезами. Лоис была
совершенно расстроена. Через что она, должно быть, прошла, бедное дитя!

“Ну, ты не должна думать об этом”, - успокаивающе сказала Ракель. “ Ну, я же
не оставил бы лошадь страдать, не так ли? Не говоря уже о человеке.

Лоис помолчала, обдумывая это.

“И, возможно...” Это было на кончике языка Ракель, чтобы сказать, “я бы
лучше было оставить тебя там. Это может оказаться трудным путешествием». Но она вовремя спохватилась и вместо этого сказала:
«Наверное, тебе будет лучше в новой обстановке».

 Ракель оставила свои наручные часы в Эль-Эскондидо в ту ночь, когда они
Лоис поспешила убежать, но на её запястье была изящная маленькая игрушка, и теперь, когда Ракель завела её и установила на два часа, она храбро затикала.
Ракель определила по солнцу, что сейчас именно два часа.

 Ракель развесила мокрые тряпки на кустах над головой Лоис, чтобы немного
увлажнить воздух, который был ужасно сухим, а лошади довольно
взмахивали хвостами, стоя в прохладе под листьями мескитового дерева.
Вскоре девочки уснули. Тени стали длиннее, и маленькие часы пробили шесть тридцать, когда они постепенно очнулись.

 Лицо Луа было раскрасневшимся, и казалось, что она едва может прийти в себя.
оцепенение и истома от жары, овладевшие ею. Ракель окунула лицо в воду.
ручей, который теперь был прозрачнее, и, отпустив лошадей, она
повела их к водопою. Берег казался твердым, поблизости не было никаких зыбучих песков
.

Кисть чувствовала себя как дома и, когда воздух остыл, была игривой, как жеребенок
. Он снова и снова перекатывал свою красивую шелковистую спину в воде.

«Ты же не собираешься сбежать от меня и разыграть меня, старина, не так ли?» — сказала ему Ракель. «Я не стану рисковать из-за зова дикой природы», — подумала она и привязала Кисточку к столбу.
ее реата была рядом. Большая лошадь с благодарностью стояла в воде, но
казалось, что она не привыкла к открытой местности. “ Я знала, что ты воспитан в конюшне, старина,
ты, ” сказала ему Ракель. “ Теперь не попадайся в зыбучие пески.

“Ты просто разговариваешь с лошадьми, Ракель?” Слабо спросила Лоис.

“Конечно”, - засмеялась Ракель. “Иди сюда, Лоис, ты не можешь, и мы
можете принять ванну здесь, в реке, которые будут обновлять нами для езды этом
вечер”.

“ О, Ракель, ” в смятении выдохнула Лоис, “ я не смогла бы проехать и шага
сегодня. О, я не могу.

“ Ты почувствуешь себя лучше, когда примешь ванну и немного поешь, - сказала Ракель.
— ответила она ободряюще.

 После того как они искупались и переоделись в чистую одежду, им стало намного лучше. Лоис распустила свои длинные волосы и расчесала их. В
ярком свете заходящего солнца они казались сотканными из чистого золота. Но
её тонкая кожа была потрескавшейся и покрытой волдырями от непривычного воздействия солнца, в то время как лицо Ракель было словно бархат, хорошо напитанный изнутри. Ракель
вспомнила о крошечном пузырьке с оливковым маслом в своей седельной сумке и попросила
Лоис нанести немного масла на губы и лицо. Она отошла в пустыню
на небольшое расстояние и вернулась с маленьким пучком корня амола.

«Я его сорвала, — сказала она, — и мы положим его в воду. Попробуй и увидишь, какой он мягкий. Это мыльнянка, и она лучше любого мыла, которое я когда-либо видела».

Она выложила небольшую ямку в земле горячими от солнца камнями, и через несколько мгновений там уже был таз с пенящейся водой.

Лоис с благодарностью опустила в него руки. «О, это как бархат».

Они ели сэндвичи с крекерами, сыром и пастой из гуавы. Лоис ела с трудом, хотя, по её словам, это была первая еда за несколько дней.
Это было то, что Ракель дала ей в тот день. «Приготовить было не из чего», — объяснила она.

“Ты должна смириться с этим”, - сухо заметила Ракель. “Если мы должны сделать
отделил я не стремлюсь вернуться и найти вам все с голода
потому что вы слишком горды, или лень, или что-то, чтобы привести себя в порядок
что-нибудь поесть”.

“Расстались?” Воскликнула Лоис. “Не оставляй меня одну минуту, Ракель”.

Лоис не был зол на упрек, удивило только на идее получения
пищи для себя.

«Мне... мне не хотелось есть, — извинилась она. Я никогда раньше не ездила так далеко. Может, останемся здесь на ночь?»

Ракель на мгновение замолчала, а затем строго ответила: «Лоис, мы не можем
Остановимся в хорошем отеле, пока не захотим двигаться дальше. Выбора нет.
 Нам нужно идти. Я должен вернуться к матери и забрать её сына.
Это меньшее, что я могу сделать. Она вернулась домой и не знает, что стало со мной и моим младшим братом. Её муж и другие сыновья на войне. Она одна. У нас недостаточно еды и пресной воды, чтобы продержаться ещё один день. Ещё один жаркий день в пустыне будет означать... что ж, мы не справимся.

 И, не говоря больше ни слова, она встала и принялась методично седлать лошадей, потому что солнце уже село, а высоко в небе взошла молодая луна.

Она молча помогла Лоис подняться на ноги и сесть на лошадь, затем быстро оседлала Краску и направилась к самому узкому месту широкой реки. Пинто тщательно исследовал дно, отошёл от двух мест, которые ему не понравились, и в конце концов выбрал для переправы самое широкое место извилистой реки.

 Крупный конь послушно следовал за пинто, и это было хорошо, потому что его не нужно было вести на поводу. Ракель уже пыталась это сделать, но он отпрянул.  Когда они почти перебрались на другую сторону,
Ракель оглянулась, чтобы посмотреть, всё ли в порядке с Лоис. Она
одной рукой держалась за луку седла, а другая была закинута за голову,
глаза были плотно закрыты. Её лицо было белым как мел. Ракель
хотела подойти к ней, но переход через реку был слишком опасен, чтобы
хоть на мгновение отвлечься. Растворимая, скользкая, красная
почва, зыбучие пески этой страны слишком коварны, чтобы на них можно
было положиться.

Внезапно в центре ручья пинто опустился на брюхо, напряг великолепные мускулы, поднялся и прыгнул
Поднявшись со дна, он поплыл к основному течению.

Через мгновение он уже невозмутимо отряхивался на твёрдом участке берега.
Но лошадь Лоис встала на дыбы на дальнем берегу, отказываясь сдвинуться с места.
Поэтому Ракель пришлось снова переправлять Красавчика, что она и сделала
немного дальше. Лоис пересадили ему на спину, и он, похоже,
понял, что должен благополучно перенести её через реку.

Ракель без труда справилась с управлением большим коричневым жеребцом, хотя несколько минут он опасно балансировал.  Впереди неё плыл пинто с Лоис на спине.
Лоис наклонилась над седлом, и конь резко выпрыгнул из трясины
пески под ним. Сердце Ракель ушло в пятки от страха, что Лоис,
покачиваясь в седле, упадет. Но они прошли благополучно,
и поднялись на длинную дюну напротив реки, чтобы увидеть песчаную пустыню
, простиравшуюся перед ними, розовую в лучах заходящего солнца.

“ Ракель, Ракель, ” взмолилась Лоис. “ Дай мне слезть. Я не могу этого делать.
О, тогда оставь меня здесь, если тебе нужно идти дальше. Я лучше умру.

 — Лоис! Тише! — строго сказала Ракель. — Ты _можешь_ это сделать. Ты _уже_ это сделала, и теперь тебе будет легко ехать через пустыню, — добавила она, смягчаясь.

Поскольку пинто был слишком быстрым для Луа, Ракель снова села на своего _compadre_. На небе зажглись звёзды; ночь опустилась мягко и тихо, как бархатный лист; маленькая луна поднималась всё выше и выше.
 Позади них тёмная растительность вдоль реки служила ориентиром для
Ракель, а впереди виднелись два тёмных пятна, которые она старалась не упускать из виду.

 — Ракель, — сказала Луа через некоторое время, — пожалуйста, поговори со мной. Мы будем кататься всю... всю ночь?


 — О, я задумалась, — виновато ответила Ракель. — Я думала о
Джорджи, моём брате. Я не знаю, где он. Надеюсь, он будет в Эль
Эскондидо, когда мы доберемся туда.

“Ну, нет, Лоис, нам не обязательно скакать всю ночь, моя дорогая, но мы должны
как можно скорее пересечь эту гору сегодня вечером”.

“Да, я знаю, ты, должно быть, беспокоишься о своем брате”, - запинаясь, произнесла Лоис. “Я
тоже”.

Ракель была тронута, потому что никогда не слышала от него ни одной заботливой мысли.
Лоис раньше. Она начала ощущать то очарование, которым Лоис всегда пользовалась у девочек в школе.
В конце концов, от такой девочки, как она, нельзя было ожидать, что она выдержит какие-то трудности, ведь она была так воспитана.
А вот Энн — Энн, наверное, стойко перенесёт все испытания. Ракель громко рассмеялась.

«Должна сказать, я уже очень давно не думала о школе, — сказала она. — Но тут я вспомнила о ней. Разве они не удивились бы, увидев нас здесь вместе? Я имею в виду, так далеко отсюда».


Так они и ехали, разговаривая о том о сём. Школа — несущественные
вещи, которые на самом деле не имели отношения к драме их собственной жизни.

Но в конце концов история Лоис и её отца стала известна.
 Проведя зиму в Калифорнии, её отец внезапно решил, по словам Лоис, вернуться в Эль-Пасо. Но он остановился в Дугласе, штат Аризона.
Ему вдруг пришла в голову мысль отправиться на шахту в Накосари. Это было в апреле. Врач сказал ему, что климат там идеальный. Он
жаждал сухости и тепла. Он был крупным акционером компании и
близким другом двух высокопоставленных чиновников горнодобывающей компании в
Накосари. Было отправлено несколько телеграмм, и они отправились в путь.

Первые два месяца было очень комфортно, и там был симпатичный молодой инженер, с которым Лоис играла в теннис и крокет.
Её отец казался очень счастливым и дышал гораздо свободнее, чем в туманном климате Калифорнии.

Затем, в мае, все остальные вернулись на север, чтобы спастись от жары, но её отец _хотел_ остаться. И вдруг снова вспыхнуло это новое революционное движение, и войска вошли в эту часть Соноры. А потом внезапно — о, как внезапно — её отец умер. Мексиканцы похоронили его там, на склоне холма, и она не могла никому телеграфировать,
потому что все провода были перерезаны мексиканским генералом.

Она дождалась возвращения чиновников и написала письма, в том числе своему кузену Джимми, и отдала их нескольким мексиканцам, которые сказали, что отправят их по почте.

Тогда повар-китаец убежал; он всегда был так напуган, что
прятался, когда слышал выстрел. И мальчик-мексиканец ушел и забрал
все, и маленькая девочка, которая была ее горничной, больше не приходила
прислуживать ей.

“Что ты делал, когда позавчера армия вошла в город?”
спросила Ракель.

“Я все это время пряталась, - всхлипывала Лоис, - в холодильном погребе. Но мне нужно было выйти за водой, и всё было тихо — тогда-то я и увидел тебя. Сначала я подумал, что ты просто мексиканский мальчик, но я никогда этого не забуду
твое лицо. И потом-это _was_ вы”.Она закончилась глоток интенсивный
рельеф.

Большая коричневая лошадь начала хромать. Ракель посмотрела на часы Лоис при
свете луны. Было уже больше двенадцати, ясно и красиво. Они
ехали уже четыре часа. Они, должно быть, прошли по меньшей мере двенадцать миль,
возможно, четырнадцать, прикинула она. Но вокруг них простиралась только серебристая
пустыня. У старухи было обычное для местных представление о расстояниях.

 Оглянувшись на пройденный путь, она ничего не увидела, а два тёмных пятна впереди становились всё больше. Они были
очевидно, два скалистых предгорья, вдающихся в пустыню. Если они смогут
добраться до этого места сегодня ночью, подумала Ракель, то при дневном свете она сможет разглядеть
, где они находятся. Лоис больше не просила остановиться. Она не говорила по
все.

Прошло два часа более тихая езда, пока они стояли в тени
холма, у подножия которого песках пустыни мыть как
море. Там они остановились. Ракель спешилась и заговорила с Луизой, которая сидела в седле, понурив голову. Она была не в силах говорить, её глаза были закрыты.


«Бедняжка уснула в седле» малышка, — выдохнула Ракель.

Лоис мягко скользнула в объятия Ракель и была отнесена в укромное место, где она лежала, не шевелясь. Ракель наклонилась и
некоторое время прислушивалась к тихому дыханию. Затем она легла рядом со своей подопечной и заснула, а пинто склонил голову над своей хозяйкой.

Было почти семь часов, когда Ракель проснулась и огляделась. Она увидела, что
эти стражи пустыни не были настоящими предгорьями. Среди расщелин не
протекали небольшие ручьи. Лошадям придётся какое-то время обходиться без воды, хотя Ракель с трудом могла вынести то, что не могла напоить пинто
Они сделали по глотку из фляг. Однако, похоже, они не возражали, ведь прошлой ночью они напились вдоволь.

[Иллюстрация: В ПУСТЫНЕ БЫЛО ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРОХЛАДНО, КОГДА ОНИ ПОЕХАЛИ ПО ПЕСКАМ]

 С вершины холма она увидела далеко на востоке долину, поросшую деревьями, в центре которой, как она знала, должен был находиться Эль-Эскондидо, ведь за ними возвышались предгорья, какими она их помнила с той ночи. Всего три недели назад — даже меньше! Но она сбилась со счёта, сколько дней прошло с тех пор.

Она спустилась вниз и увидела, что Лоис не спит. «Лоис, когда я разожгу огонь из этой травы и веток, я приготовлю тебе самый вкусный завтрак, который ты когда-либо ела», — весело пообещала она.

 Огонь разгорелся от её горящего стекла. Она сложила вокруг него небольшую печь из камней и достала из седельных сумок крошечную сковороду, в которую налила немного масла. Из карманов она достала четыре крупных коричневых яйца в крапинку и разбила их на сковороду.

«Их снесла какая-то наземная птица. Я знаю, что они вкусные», — рассмеялась
Ракель. Они были очень вкусными и сытными, их можно было есть с крекерами и водой.

В пустыне ещё было прохладно, когда они поскакали по песку.
К девяти часам они добрались до края пустыни, где дорога уходила на восток.  Там пески сменялись низкорослым кустарником, который по мере продвижения становился выше.

  Но день становился всё жарче и жарче.  А гнедой конь хромал всё сильнее.  «Боюсь, у него загноилась нога», — подумала Ракель. Наконец животное остановилось и больше не двигалось.  Лоис сама была измотана и ослабела от жары.  Девушки спешились.

Ракель сняла седло с гнедого коня, налила немного драгоценного масла ему на ногу, перевязала её, чтобы туда не могли добраться мухи, и оставила его там. Он ни за что не хотел идти дальше. «Я пришлю за тобой завтра, старина, если смогу. До тех пор ты можешь обойтись без воды».

 Она посадила Лоис на пинто, который к тому времени уже немного привык к ней, и пошла рядом с ними по вязкому песку. Лоис посмотрела на Ракель, которая бодро тащилась вперёд и время от времени вставляла
 Лоис попыталась что-то сказать, но её душили слёзы, и она смогла выдавить из себя только
Она покачала головой и прикусила губу.

 Ракель и сама была напугана. Боже правый! Неужели они заблудились? «Только не теряй голову, не теряй самообладания, Раки, старина», — сказала она себе.
Её ноги начинали уставать. Она не привыкла ходить на большие расстояния.
Сандалии из воловьей кожи, которые она сменила на ботинки, когда сбежала из шахты, были недостаточно прочными, чтобы защитить нежные ступни от камней и палящего зноя на дороге. Несмотря на то, что она была равнодушна к усталости, боль в опухших, горящих ступнях становилась всё сильнее.
настойчивый, невыносимый. Они снова остановились, чтобы передохнуть, но когда она прошла ещё немного, дискомфорт вернулся с прежней силой.

 «Лоис, дорогая, думаю, я встану позади тебя, и пусть пинто немного нас подвезёт».
Красавчик никогда раньше не нёс на себе двойную ношу и поначалу немного заартачился, но по успокаивающей команде Ракель послушно затрусил вперёд. Но под тяжестью возросшей ноши он двигался всё медленнее и медленнее.
Его добросердечная хозяйка чувствовала, что просит слишком многого у верного животного.


Поэтому она снова соскользнула с его спины, когда они проехали меньше половины
миля, и, как ноги ее касались земли, причиняя мучительную боль, выстрелил
через него. Она наступила на колючку кактуса, которая прошла прямо
сквозь подошву из жесткой кожи _tegua_ и застряла в
подошве ее ноги. Услышав ее невольный крик, Браш остановился как вкопанный и
испуганно посмотрел на свою хозяйку. Лоис слезла с его спины и
подбежала к Ракель.

“ О, моя дорогая, что ты наделала? О, твоя бедная ножка! Ракель пыталась вытащить занозу через подошву сандалии.
Она не могла снять сандалию, не сломав занозу в ноге, когда
Плоть плотно обхватила его.

 Она объяснила это Лоис, и они обе по очереди пытались вытащить невероятный шип. Но они не смогли вытащить его из жёсткой шкуры _тегуа_, и в конце концов им пришлось его сломать, и Ракель сняла сандалию. Её тупые ногти не могли зацепиться за остаток шипа, который остался в её ноге, но длинные заострённые ногти Лоис смогли ухватиться за него, прежде чем он полностью вонзился.

Как ни старалась, Лоис не могла вытащить занозу, и в конце концов
она взяла в руки бедную распухшую ногу Ракель и поднесла её ко рту
Накрыв медленно кровоточащую рану, она вытащила шип своими острыми зубками. От боли глаза Ракель на мгновение потускнели, как у раненого оленя. Лоис рвала свой платок на полоски, потому что, когда шип вышел, хлынула кровь. Перевязав рану так ловко, как любая медсестра, она помогла Ракель отойти на обочину дороги, где была тень под цветущим деревом. Идти дальше было невозможно. Жара стояла невыносимая, и Ракель не могла идти.

 «Мы подождём до заката», — решила Ракель. «Лоис, что бы я делала, если бы ты не была такой умницей и не вытащила этот шип?»

Кисточка, радуясь возможности отдохнуть, спокойно жевала листья мескитового дерева
и нежную зелень незнакомого растения. Ракель
задремала, потому что боль отняла у неё силы и вызвала сонливость.

 Проснувшись через некоторое время, она отправила Луис за опунцией, которую мексиканцы называют «тунас», и объяснила, как сбивать плоды палкой. Лоис вернулась с полной шляпой сочных сладких фруктов, которые чудесно утолили их жажду и немного освежили.
 Но в седельных сумках не осталось крекеров, и их начал мучить голод.

Кролики с любопытством прыгали вокруг, и Ракель попросила Луис достать её автоматический пистолет со дна одного из мешков. К счастью, там осталось несколько патронов. Ракель подстрелила глупого молодого зайца прямо с того места, где лежала. Луис вздрогнула от звука выстрела, но подошла и подняла кролика, дрожа от страха, когда клала его рядом с Ракель.

 Она собрала мох и ветки и держала горящее стекло над кучкой, пока та не загорелась. Пока Ракель снимала шкуру с кролика, Лоис собирала хворост. Они сразу же приготовили мясо, и, хотя оба были почти голодны,
дождаться, чтобы вырвать куски из кастрюли. Прежде они никогда не были так близки к
Старк голода. Появился слабый цвет на щеки Лоис, как она съела почти
жадно. Девочки доели кролика и отхлебнули из фляжки.


“Боже мой!” - воскликнула Лоис. - “Смотрите, мы съели целого кролика!”

Ракель улыбнулась. Лоис была на подходе. Действительно, новый дух, казалось,
иди за ней. — Еда, конечно, меняет всё, не так ли? — довольно вздохнула она, откинувшись на спинку стула рядом с Ракель.
 — Давай начнём прямо сейчас. Становится прохладнее. Но её голос звучал сонно.

Ракель закрыла глаза. Она не ответила, и Лоис тоже замолчала.
 Когда над пустыней опустилась ночь, они обе спали, и ночь окутала их своей успокаивающей тьмой. В ту ночь они не поехали дальше,
хотя пинто терпеливо стоял рядом и в конце концов лёг в седло, чего раньше никогда не делал.

 Пронзительный яркий луч утреннего солнца пробудил спящую Ракель. Она испуганно выпрямилась и
взволнованно окликнула пинто. Он прибежал, благодарно заржав.
Девочки об этом не знали, но он имел дело с гремучей змеёй всего в нескольких шагах от них, и его молниеносные копыта оставили от неё лишь изуродованное тело, от которого койоты отвернулись.

 Он заржал в ответ на зов Ракель. Лоис не шелохнулась, продолжая крепко спать.
 Ракель не хотелось её будить, но выбора не было, и она настойчиво потрясла её за плечо. Лоис быстро села. Полностью придя в себя, Ракель рассказала
о планах продолжения путешествия. Это осложнялось тем, что у нее была
опухшая нога. Она знала, что не сможет выносить боль при ходьбе.

“Я пойду пешком”, - настаивала Лоис. “Знаешь, Ракель, мне так намного легче
ходить пешком, а не ездить верхом. Я привыкла ходить пешком, правда.

Ракель согласилась, потому что, действительно, делать было нечего. Лоис
собрала еще немного плодов кактуса. Они съели это, выпили остатки
воды из фляги и отправились в путь, Лоис тащилась так храбро, что
Ракель и не подозревала, каких усилий ей стоило поспевать за ней
Уверенная походка кисти.

Должно быть, было уже больше половины одиннадцатого, когда, спустя два часа или даже больше, они выехали на твёрдую дорогу. Тропа, ведущая из пустыни, резко вливалась в неё. Когда они свернули на неё, Ракель посмотрела вдоль дороги и с облегчением узнала
именно так они с Джорджи добирались сюда раньше, когда их вёл за собой бригадир. Удача была на их стороне, потому что Ракель знала, что никогда бы не нашла дорогу, если бы не наткнулась на неё, как это случилось. Её настроение, как и настроение Лоис, значительно улучшилось, когда Ракель сказала ей, что они уже на знакомой территории. Красавчик тоже почувствовал, что они приближаются к цели. Возможно, он знал, потому что был почти весел, когда маленькая группа остановилась. Лоис как-то неловко отвязала его и сняла с него седло и попону. Она делала это охотно, но неуклюже.

— Тебе больше не придётся идти пешком, дорогая Лоис, — сказала Ракель.
 — Красавчик провезёт нас обеих последние три мили до Эль-Эскондидо.

 Они отдыхали целый час, потому что Лоис была не такой выносливой, как ей хотелось бы думать. Затем девушки снова оседлали пинто. Лоис с трудом подняла тяжёлое седло и затянула подпруги после того, как Ракель расправила одеяло. Лоис забралась в седло с помощью Ракель, которая подсадила её.
Ракель забралась следом. Так они и преодолели последние изнурительные мили.

И вдруг они оказались там. Перед ними открылся прекрасный райский уголок.
Они проехали через рощу перед гасиендой. Ветряная мельница лениво качала воду, которая переливалась через резервуары и желоба и стекала в _асекиас_, оросительные канавы, питавшие поля Эль-Эскондидо.


Они проехали через арочные ворота во внутренний двор, где царила странная тишина и не было никаких признаков жизни. — позвала Ракель.
Мелькнула яркая юбка, и из гасиенды вышла молодая мексиканка.

“ Конча! ” воскликнула Ракель. “ Ты что, не помнишь меня? Это Ракель Дэниэлс.
Она произнесла это на испанский манер, Дан-и-эл, с ударением на
последний слог.

Конча поспешила вперед, улыбаясь с облегчением. Но на самом деле, она справилась хорошо
запомнила эль Сеньорито. Значит, он благополучно сбежал? Это было хорошо. Нет, — она сочувственно покачала головой, — младший брат не вернулся.
 У Ракель упало сердце. Он, должно быть, в армии. Должен быть.

 А дон Нестор? — спросила она. Как он? И где все
_сирвьентес_?

 Дон Нестор болен, — ответила Конча. Он болеет уже почти три
Он пролежал в подвале, где укрылся, несколько недель — с той самой ночи, когда случился набег. Он не мог сам подняться по
_escalera_, а кто она такая, Конча, чтобы нести его! И действительно,
_el padr;n_ в ужасном гневе накричал на неё, когда она предложила
подтолкнуть его сзади. Пьедад готовила для них, но потом
_сеньорито_ вспомнил, какая Пьедад толстая. Он едва мог передвигаться дальше кухонной двери и ничем не мог помочь в решении этой дилеммы.

 Все остальные ушли.  Мануэль не вернулся после той ночи.
Конча всегда подозревала Мануэля и эту распутницу Маддалену, которая тоже исчезла. Хуже всего то, что её _novio_, Конча, её _novio_, за которого
она должна была выйти замуж в следующем месяце, был схвачен солдатами и уведён, она не знала куда.

 Конча была готова говорить без умолку, но Ракель прервала её, попросив немедленно подготовить комнату для _сеньориты_.
Ракель предложила ту, что была у неё раньше. Конча исчезла за углом дома, и через мгновение послышался звук отпираемой изнутри прочной входной двери.

Девушки вошли в прохладный полумрак _загуана_ и прошли во внутренний дворик. Ракель взяла Луис за руку, потому что, как только они добрались до своего убежища, она начала терять сознание. С помощью Кончи Ракель отвела Луис наверх, к высокой белой кровати. Её лицо было серым от усталости, а светлые волосы висели сухими и ломкими прядями. Она была вся в пыли. Это была не та утончённая и прекрасная Луиза Ракель, которую она знала, и её сердце сжалось от жалости и беспокойства.

 — Конча, _ве_, смотри! Она падает в обморок. Быстро принеси мне воды, а лучше вина, если
Если он ещё не ушёл, скажи дону Нестору, что я буду там сразу же, как только помогу своей подруге.


 Конча с грохотом скатилась по лестнице, а Ракель плеснула водой на виски и запястья Лоис.
 О своей больной ноге она забыла.  Лоис теряла сознание уже во второй раз, а Ракель не привыкла к такому.  Она стянула с бедной девочки ботинки и положила её голову на мягкую подушку.

Когда Лоис сделала несколько глотков вина, которое принесла Конча, она пришла в себя.
 «Прости, что доставляю тебе столько хлопот, Ракель, — слабо произнесла она. — Возможно, теперь я смогу вести себя лучше».

— Тише, дорогая. — Ракель, которая никогда не была сентиментальной, даже с мамой, которую она так сильно и преданно любила, обняла эту девочку, как родную сестру. — С тобой всё будет в порядке. И она знала, что последние остатки обиды и ненависти растаяли.

 — Я должна пойти к старому дону Нестору, который лежит больной в подвале своего дома, — объяснила она Лоис. «Конча останется здесь, а я
вернусь, как только смогу».

 Затем она выскользнула из комнаты, несмотря на то, что её нога всё ещё горела и опухала.
Она даже не остановилась, чтобы вытереть лицо, а лишь сделала глубокий вдох.
каменная кувшина для воды, висящая в тени _галереи_.

 В винном погребе, где было только одно окно высоко под потолком, выходящее на какой-то скрытый внутренний двор, на свежевыделанном тюфяке лежал дон Нестор. Ракель заговорила с ним, стоя у люка.

 — Это я, Ракела, — сказала она. — Я благополучно вернулась, дон Нестор.

— _Gracias a Dios_, — ответил снизу пылкий голос. — Спускайся
скорее, дитя моё, я ужасно за тебя волновался. Как я мог отправить тебя с этим негодяем Мануэлем, которому я так доверял! Я лежал здесь
беспокоюсь. Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы никогда не простил
себя.

Он схватил ее за руку, когда она, прихрамывая, сошла с похожей на стремянку лестницы.
к его койке.

“Себя? Это ерунда. Мы поговорим об этом позже. Но парень?

Вопросы летели туда-сюда, пока дон Нестор узнавал от Ракель о ее
событиях той ночи, о ее последующих приключениях и находке
Лоис. Ракель, сама того не желая, постоянно возвращалась к мысли о том, что они с Джорджи договорились вернуться в Эль-Эскондидо, если потеряются. Она была рядом
Она расплакалась, не найдя там Джорджи.

 «Но пока нет причин отчаиваться, ведь _muchachito_
несомненно, будет вынужден какое-то время оставаться с солдатами. Но я
уверен, что они не причинят ему вреда», — заверил её дон Нестор. Он с
интересом выслушал рассказ об их приключениях с Мануэлем, на чью
голову он часто призывал священные проклятия.

Это Мануэль, — сказал он Ракель, подробно описывая свой опыт общения с солдатами.
Именно Мануэль организовал рейд. Мануэль, как выяснилось после его предательства, вообще не был честным человеком. Он
Он был мятежником — бандитом, который два года назад бежал из Чиуауа и нашёл убежище в Соноре. Он полностью подчинил себе дона Нестора. Пока он занимался делами в Эль-Эскондидо, он поддерживал связь с другими несчастными беглецами в горах и разжигал смуту среди довольных жизнью местных жителей. Известие о его подстрекательстве дошло до губернатора, и войска прибыли, чтобы арестовать его. После того как они в первый раз разозлились, узнав, что Мануэль сбежал, солдаты не трогали Эль-Эскондидо.

Дон Нестор объяснил, что узнал об этом от Кончи и старого Пьедада.
Они ежедневно беседовали с ним, стоя на верхней площадке _escalera_. Болен?
 Это была его несчастная лодыжка, дорогая сеньорита, которую он сломал, поспешно спускаясь в этот _soterreno_ в ту ужасную ночь. Да, он был немного не в себе от потрясения и волнения, ведь он был уже немолод, и ему было невозможно подняться по лестнице с этой бесполезной ногой.

Конча объяснила лейтенанту, что _падрон_ не может его видеть (Ракель могла себе представить, с каким достоинством дон Нестор держался даже в таких непростых обстоятельствах, как задержание в его винном погребе).
и солдаты ушли, рассыпаясь в извинениях, в самых искренних извинениях, забрав с собой этого парня Хосе, _novio_ Кончи, но не прихватив ни капли хорошего вина дона Нестора, _gracias a Dios_! На следующий день дон Нестор сам подвернул лодыжку, и теперь она почти зажила. Но он не хотел рисковать и подниматься, чтобы снова упасть и сломать ногу.

Солдаты не вернулись, и он чувствовал, что теперь, когда мисс Ракель вернулась с другой молодой леди, он попытается снова подняться в верхние покои.
Благородный старый кабальеро приложил все усилия, чтобы
Он попытался встать, но боль в повреждённой ноге подкосила его, и он побледнел.


«О, сеньор, не утруждайте себя, умоляю вас, — взмолилась Ракель.
— Мы должны немедленно перенести вас наверх, потому что вы очень слабы и не можете набраться сил здесь, на этом воздухе. Это немыслимо. Я сейчас всё устрою».
Старый джентльмен с благодарностью откинулся на подушки.

Вскоре всё было готово. Ракель и Конча нашли высокую стремянку, которую прислонили к перпендикулярной лестнице, ведущей из винного погреба, чтобы можно было легко подняться. С помощью Кончи
Дон Нестор, с одной стороны которого стояла Ракель, а с другой — Конча, с завязанной лодыжкой, наконец поднялся на самый верх, где чуть не рухнул на пол. Затем он не двигался с места, пока Ракель не принесла сундук, который он всё это время держал под своей койкой.

 Девушки усадили его в кресло и таким образом подвели к двери его спальни, которая находилась на том же этаже, недалеко. Конча даже не заправила постель. Всё было так же, как в ночь рейда, потому что _el padr;n_ был очень привередлив и не хотел, чтобы его
«Мои вещи трогали без разрешения», — многословно объяснила она. Ракель помогла ей застелить кровать свежим постельным бельём и помочь дону Нестору, слабому и посеревшему, лечь в постель.

«Поставь мой сундук с сокровищами под кровать, — распорядился он, причудливо улыбаясь.
«Уже много лет у меня не было очаровательной женщины, которая думала бы обо мне и предлагала бы мне свои услуги. Уже много лет, как умерла моя жена и моя маленькая дочь». Дон Нестор был глубоко тронут, и Ракель нежно погладила его по руке.


 «Тебе пора идти, моя дорогая, и отдохнуть», — сказал он. «Что! Нет
Обед уже готов? Даже без _рефреско_. Конча! Ах, что за место! И он
сразу же так разволновался и разозлился, что Ракель ушла, пообещав
сразу же что-нибудь съесть и лечь спать.

 Пьедад уже накрыл на стол в прохладном углу галереи под виноградной лозой. Ракель ела как во сне. Она
наконец-то почти исчерпала свои ресурсы. Она больше не чувствовала боли в ноге, едва осознавала, что поднимается по лестнице в свою комнату, а потом — ничего.

 Конча раздела обмякшее мальчишеское тело на кровати, но, конечно же, она
Она знала, что сеньорито — девочка, и заботливо укрыла её прохладной простынёй, а сама пошла в соседнюю комнату, чтобы посмотреть, спит ли ещё тот _побресито_, такой бледный.




 ГЛАВА XVIII

ВОЛШЕБНОЕ ПЛАМЯ


Прошло много дней, прежде чем Лоис и дон Нестор встали с постели.
Ракель оправились почти сразу же, хотя она по-прежнему хромал, но он был
повезло, что два инвалида держал ее в доме, потому что это давало ей
хромая нога заживет.

Лоис вяло лежала в постели, казалось, ее вообще ничего не волновало. Она
Она не доставляла хлопот, ничего не просила, ела без аппетита то, что ей давали. Ракель не могла этого понять и беспокоилась из-за безразличия Лоис. В тот последний день в пустыне она казалась совсем другой девушкой.


 По правде говоря, Лоис приходила в себя после шока, и добрая природа просто использовала благотворную анестезию, чтобы дать ей возможность прийти в себя. Пока она набиралась сил, Ракель разговаривала с хозяином дома, отвлекая его от боли и скуки.
К концу четвёртого дня он уже мог выходить на галерею, и лодыжка почти не болела.  Ракель
Она подробно рассказала ему о своём побеге.

 Услышав о танце в Монтесуме, он очень воодушевился и, когда она закончила, сказал:

 «Сеньорита, я давно хотел попросить вас оказать мне любезность и надеть для меня костюм андалузских дам. В моей комнате стоит большой сундук с красивой одеждой. Оно принадлежало моей жене; теперь оно твоё, если ты согласишься его принять, а также драгоценности, которые подходят к этим платьям». Он улыбнулся прекрасной, милой улыбкой и почтительно протянул к ней руку.

 «Я бы с удовольствием их надела, дон Нестор!» — воскликнула Ракель, вставая. «И я знаю
вам будет приятнее видеть меня в этом костюме для верховой езды».
 На ней всё ещё был запасной льняной костюм, который принесла Лоис. «Я пойду, — сказала она, — а потом вернусь за _refrescos_».

 Пожилой джентльмен откинулся на спинку стула, задумчиво прикрыв рукой с синими венами свои добрые глаза.

В благоухающих сумерках позднего лета они сидели _на свежем воздухе_, старый
_кабальеро_ из Мексики и _сеньорита_ из Старой Испании. В белой кружевной
мантилье, ставшей кремовой с годами, и нежнейшем шёлке с яркими цветами
едва ли можно было узнать нашу Ракель, любительницу верховой езды. Из её маленького белого
В ушах у неё висели серьги, усыпанные рубинами и кованым золотом. На шее и запястьях сверкали дорогие рубины и жемчуг.


«И я бы хотел, чтобы ты взяла с собой через _границу_ на своё _ранчо_ столько голов скота, сколько мы сможем найти _вакеро_ для выпаса». Дон Нестор говорил. «Этого мало, _querida_ _сеньорита_, после того, что ты пережила по моей вине, из-за моей ошибки». Нет
вопрос денег. У меня больше, чем я буду когда-либо использовать. Мне нужно не здесь.
Я счастлив, дремля мою жизнь с воспоминаниями, гости с того света”.
Он мягко кивнул.

“Но, дон Нестор, нет, нет! Я не могу принять это. Я буду партнером с вами, хотя, если хотите".
”Тогда почему бы не позволить этому стать подарком для союзников?" - спросил я. "Нет, нет!" - сказал я. "Нет, дон Нестор, нет, нет!"

“Тогда почему бы не позволить этому стать подарком для союзников?” предложил Дон Нестор. “Я
испытываю к ним огромную симпатию. Я хотел бы оказать небольшую услугу
миру. Тогда давайте скажем, что мы партнеры”, - согласился он.

«Твой приезд, мой дорогой юный друг, стал единственным светлым пятном за многие годы. Временами мне было очень одиноко. Я бы хотел, чтобы ты остался здесь, но знаю, что это невозможно. Иногда...»

 Его прервал стук молотка в парадных воротах, за которым последовал
тем, что Конча побежала отвечать. Конча тихо вернулась и, встав
за креслом дона Нестора, поманила Ракель. Во внешнем дворе она нашла
пыльный пеон, который смотрел на нее с изумлением.

“Но это был мальчик”, он возражал“, которому я был направлен, чтобы дать это
Примечание. И мне также пообещали, что я получу еще _peso duro_
[серебряный доллар] на мою поездку. Где сеньор Дан-и-ил?»

 Но Ракель выхватила у него из рук записку и начала читать.

 «Раки: забери меня. Я пять раз пытался сбежать от этой проклятой армии, но они всегда возвращали меня. Моя лошадь тоже здесь. Дай этому человеку
Доллар, если увидишь его. С уважением, Джорджи. P.S. Мы как раз над Накозари.
 — Мне нужно идти, — могла бы крикнуть Ракель. — Это от Джорджи. Он найден, он найден. Я должна начать сегодня вечером, прямо сейчас. И, возможно, мы сможем вернуться завтра вечером — или хотя бы на следующий день.

Мужчина ушел с запиской тем утром, после десяти часов, сказал он.
и он уже был здесь. Джорджи дал ему серебряный доллар носить с собой
сообщение и сказал, что его сестра могла бы дать ему еще больше, если бы он
руководство спиной к нему.

“Хорошо”, - согласилась Ракель и поспешила собраться, предварительно съев
Она извинилась перед хозяином.

 Дон Нестор не должен знать о её отъезде. Он расстроится и может возразить. Но она должна уехать немедленно.
Красавчик был оседлан, и она взяла с собой большого гнедого коня, которого сама нашла в кустах несколько дней назад. Его нога, похоже, полностью зажила, и она решила, что это хорошая возможность вернуть его в полк и заодно найти повод для своего визита.

Она снова проехала эти утомительные мили, только теперь путь был легче,
по ухабистой дороге, и её вёл пеон. Он был _вакеро_, сказал он.
и она пообещала ему работу в Эль-Эскондидо, если он захочет вернуться с ними.
 Рано утром они подъехали к Накосари. Ракель ещё не решила, что ей делать, чтобы увезти Джорджи. Внизу, в долине, она услышала звуки трубы. Полк был в городе. Она смело въехала на площадь, заполненную солдатами. Джорджи нигде не было видно, но он скоро заметит пинто, это точно. Она подъехала прямо к отелю, спешилась, бросила поводья слуге и вошла в столовую.
За столом завтракал _Коронель_ со своими помощниками и лейтенант. Он удивленно косились на юношу, который вторгся так опрометчиво.
“ Прошу прощения, Коронель, ” Ракель взмахнула сомбреро в знак приветствия, “ этот чалый мерин, который у меня снаружи, случайно не принадлежит вам? Его нашли рядом с моим _rancho_, хромым, с инфицированной ногой, которую я вылечил”._Коронель_ выглядел раздражённым, но прежде чем он успел что-то сказать, один из его помощников ответил:«_Коронеля_ нельзя беспокоить. Он ещё не выпил свой кофе.Но я выйду и посмотрю на лошадь. Там была чалая лошадь, принадлежавшая _генералу_, которую оставили неделю или две назад, и он был очень недоволен».
В _Coronel_ смотрит на Ракель aggrievedly. “У меня еще не было моего
кофе”, - посетовал он.
“ На такой высоте вода закипает медленно, ” посочувствовала Ракель.
“ Ты говоришь как туземец, ” отрезал Коронель. “Ты имеешь в виду каждый
передвигается медленно на такой высоте. Ты совсем не похож на родной,,” он
добавлено.“Я провел много времени в США”, - ответила Ракель. — Я вернулся всего несколько месяцев назад. — Вот как? _Коронель_ слегка заинтересовался. — Я сам в юности учился в Калифорнии. Не хотите ли присесть и позавтракать
с нами? То есть если мы вообще его получим! Мы уже три четверти часа ждём, пока этот подлый _кочинеро_ вскипятит для нас воду.
“Я умираю от жажды!” — взорвался он с новой силой.
“Ты хочешь кофе?” — спросила Ракель. Что за вопрос! Затем ей в голову пришла блестящая идея, хотя в тот момент она ещё не понимала, насколько она блестящая.“ Думаю, я могу подать вам превосходную чашку через минуту. Извините, я на минутку, сию минуту, сэр, ” и она выбежала из комнаты.

Она помнила о трех маленьких баночках, которые хранились во всех ее приключениях -они лежали на дне ее седельной сумки, мамин вклад. Будут ли они
все еще там? Б грудино будет никакой пользы, или же оно есть испарился или растаял, в тепло, через который они прошли? В любом случае кофе будет держать отлично.Сразу за дверью она споткнулась о Джорджи. Его благословенное веснушчатое лицо, его широкозубая улыбка! Подбородок Ракель нелепо задрожал.
— _Buenos dias, Se;or. Como le va?_ — Вы меня не узнаете? — с тревогой спросил Джорджи, потому что Ракель стояла рядом и сурово смотрела на него.
— Заткнись, — сказала она. Затем громко: — Ну что ж, _el Diente_ [Зуб]! Ну что ж!Мне придётся попросить _Coronel_, чтобы он позволил мне забрать тебя домой, юный беглец. Вот, стой рядом с моей лошадью.
Дрожащими пальцами она порылась в глубине своей сумки и, конечно же, нашла три маленькие баночки. Джорджи последовал за ней и встал рядом.
— Ракель, — прошептал он. — Джорджи, — хрипло ответила она. — Подожди.
Через несколько мгновений она вернулась к столу, на котором стояла банка с консервированной говядиной.
Открыв банку столовым ножом, она поднесла к ней спичку.
Жидкость заблестела, вспыхнула, а затем загорелась красивым голубым пламенем. Она поставила на неё маленькую баночку с водой.

 «Коронель» был очарован. И пока вода нагревалась, испарялась и кипела под его восхищённым взглядом, а мальчик насыпал в чашку кофейный порошок, он начал бешено жестикулировать. И вот уже перед ним стояла чашка с дымящимся кофе, чей неповторимый аромат согревал сердце.

Он схватил чашку и осушил обжигающий напиток. «Ещё», — вздохнул он, возвращая чашку Ракель. «Это восхитительно!» И это действительно было так.
«Что я могу дать тебе в обмен на этот маленький _apparato_, мой мальчик!»
 — просиял _Коронель_ после третьей чашки кофе, и вся его раздражительность исчезла. «Он твой, _Коронель_», — ответил Ракель. «Всё, что мне нужно, — это сбежавший юноша, который принадлежит нашей гасиенде, но, как я вижу, присоединился к вашей компании. Я бы хотел забрать его с собой».
— Разумеется, — согласился _Коронель_, сияя от радости, что у него появилась эта новая игрушка, эта восхитительная жестяная печка (ему, видимо, и в голову не приходило, что она когда-нибудь прогорит), которая всегда будет готовить ему кофе.
“ Если только это не забавный и незаменимый младенец по имени Зубик. С ним я
не могу расстаться ни ради кого.“Увы, это он, никто другой”, - ответила Ракель, улыбаясь с очевидным развлечения.
“Ну, тогда, если он принадлежит вам. Иди с Богом. Только поторопись.
“ И можно ему взять лошадь, чтобы ехать обратно? Она еще немного расширила свое преимущество.— Но, конечно. Дайте ему лошадь. Дайте ему его лошадь, — прокричал _Коронель_, махнув рукой в знак того, что он отпускает его.
 Адъютант вышел, чтобы дать Джорджи разрешение на отъезд.
 — Тебе лучше сматываться, сынок, — посоветовал он, — пока _Коронель_
меняет свое решение. Хорошо, что ты вернул ту чалую лошадь.

И это было делом очень мало моментов, прежде чем они с грохотом с
неприлично скорости уйти с площади и от отеля вверх по дороге. _quero_
выскочил с обочины, когда они проехали всего полмили, и все трое быстро поскакали прочь через холм в сторону Эль Эскондидо.

ГЛАВА 19.ПРИЗНАНИЕ

Ракель и Джорджи вернулись через два дня. Некоторые из пеонов,
бежавших из Эль-Эскондидо в ночь рейда, уже возвращались с холмов.
Они рассказывали о воодушевляющих речах и заманчивых обещаниях
Это сделал Мануэль, который также сказал, что Эль-Эскондидо будет конфискован или разрушен правительством.


Но они узнали, что он был всего лишь _puro bandido_, а не настоящим
_revolucionista_. Когда стало известно о его предательстве, все они, за исключением одного, вернулись, чтобы поддержать своего _padr;n_.

Таким образом, работа на ранчо постепенно возобновилась, и на долю Ракель выпала увлекательная задача — объезжать «скрытые пастбища», чтобы осматривать свой скот.Если бы она только могла вывезти его из страны, она бы всё-таки выполнила свою миссию.Оставалось только ждать подходящего случая.
Лоис повсюду ходила с Ракель. К ней вернулись силы. Когда
Вечером, когда Ракель прокралась наверх, на маленький балкон.
вернувшись с Джорджи, она обнаружила Лоис, сидящую у окна, одетую.
и ждущую.“Ракель!” Лоис радостно вскочила. “О, я так рада, что ты вернулся! Ты нашел Джорджи! Я вижу это по твоему лицу”.
“ Да, он внизу, ” улыбнулась Ракель. “ Надеюсь, вы с Доном Нестором
не слишком беспокоились из-за моего отсутствия. Мы вернулись, как только смогли.“ О, моя дорогая, ты, должно быть, устала. Позволь мне помочь тебе надеть свежее платье.Не ложитесь и у меня будет Конча принести тебе что-нибудь поесть. Она куриный бульон готов в течение нескольких часов, и тамалес”. Луис был занят тем Ракель комфортно.
“ О, я не так уж устала, ” запротестовала Ракель. “ Мы проспали по дороге около четырех часов, в полдень. Но я ужасно рада, что ты не спишь, Лоис.
Но Ракель устала; почти слишком устала, чтобы отдыхать. Наконец она выпила
горячее зелье, приготовленное Пьедадом и доном Нестором, и заснула.
Джорджи уже погрузился в беспокойный сон, наевшись до отвала к восторгу Пьедада.Когда Ракель проснулась в полдень следующего дня, Лоис сидела рядом с ней. С тех пор она редко отходила далеко от Ракель. Сначала Ракель казалось
странным, что рядом с ней постоянно находится девушка-компаньонка. Временами
это резко возвращало школьные дни в прошлое.
“Как по-разному все это,” Лоис сказала на следующее утро, как она смотрела
Ракель платье. “Я никогда не думал, что смогу здесь нравится, но вы
знаешь, Ракель, я люблю его.
«В последнее время я много думал; каким-то образом я стал другим; что-то изменилось во мне, Ракель, после той поездки по пустыне.
Ты была так прекрасна. Я не понимаю, как я могла так сильно тебя ненавидеть. Как будто это был другой человек.— Ну, думаю, я тоже немного изменилась, — неловко ответила Ракель.
— Видишь ли, Ракель, — в отчаянии продолжила Лоис, — я ненавидела тебя ещё до того, как увидела. Джимми Хови всегда писал о тебе такие замечательные вещи и ставил тебя в пример мне, а я этого не выносила. Джимми всегда меня баловал. А я его просто обожала. Но он и поддразнивал меня, и указывал на мои недостатки. Думаю, с папой я всегда поступала по-своему, но Джимми не стал бы
Он не поддавался мне. И это меня так злило. Я помню, как плакала от злости. А потом Джимми просто уходил и не обращал на меня внимания. И _мне_ приходилось уступать. Я просто ненавидела это. Но я всегда _уступала_, потому что была без ума от Джимми. И я хотела, чтобы я ему нравилась и чтобы он восхищался мной.«Когда я повзрослела и переехала в Тауэрс, то, наверное, только потому, что не могла обвести Джимми вокруг пальца, я стала так дорожить его мнением. Конечно, я знаю, что это принесло мне много пользы — его попытки
Накажи меня. Я немного попрактиковался в том, чтобы позволять кому-то поступать по-своему.Но Джимми не должен был так меня дразнить. Он должен был видеть, как это жестоко.
А когда он хвалил тебя, я начинал тебя ненавидеть. Потом, когда ты пришла в школу, мне показалось, что это единственный способ взять над Джимми верх.
Он не мог заставить меня полюбить тебя, если я сам этого не хотел.
— Я знаю, это было ужасно и отвратительно. О, Ракель, простишь ли ты меня когда-нибудь? Я испортила твою школу, твою единственную школу. — Лоис с тревогой повторила последние слова.
Ракель почти не разговаривала во время её признания.

— Всё в порядке, Лоис, — наконец с трудом выдавила она. Ей было
трудно понять сложную психологическую ситуацию, в которой оказалась Лоис.
— Наверное, я тоже была тебе неприятна, когда ты хотела поговорить со мной там, раз или два. И я ни слова не сказала Джимми о том, что ты на Западе. Это было очень плохо, знаешь ли. Потому что он мог скучать по тебе, насколько я знаю.— Но, Ракель, он ведь всё ещё там, не так ли? И мы увидимся с ним, когда вернёмся? Я расскажу ему, что я сделала. Потому что он должен знать. И, Ракель, я скажу тебе ещё кое-что. Я встретила твоего брата.
— Да, я знаю, — ухмыльнулась Ракель. — Он тебе рассказал? Когда?
 — Когда он приехал на ранчо на Рождество, он описал тебя. Ты смотрела на шаль, которую он тут же купил для моей мамы. Наверное, просто потому, что ты на неё смотрела.
 Лоис покраснела. — И мы случайно встретили его, когда возвращались с ранчо в рождественский день. Водитель потерял дорогу и Кастер, твоя ...
брат, вышел и поехал на нашей машине, и показал нам путь. Я не
знаю, это был он, конечно. Я не знала, кто это был.

“Но я была просто без ума от него! Я и сейчас без ума! Только когда я узнала его имя,Я не знала, как себя вести, поэтому, как обычно, снова вела себя ужасно. И я бы ни за что этого не сделала, если бы могла что-то изменить.
 Лоис заплакала, сморщившись, как ребёнок. Ракель откровенно рассмеялась.
— Перестань, глупышка. Тебе-то что? Это пойдёт на пользу старику Кастеру. Он так избалован девушками, потому что он такой красивый и умеет с ними обращаться.
Ему пойдёт на пользу, если рядом с ним будет девушка, которая будет с ним немного холодна. Это только подстегнёт его, вот увидишь. Кроме того, он без ума от тебя с тех пор, как увидел твою фотографию, когда ты
тебе было всего двенадцать лет. Я умирала от желания сказать тебе это, когда увидела тебя в «Тауэрсе». Но, конечно, тогда тебе было всё равно.
— О, Ракель, это он? Лоис была в восторге. — Конечно, если бы это был кто-то другой, а не твой брат, я бы не чувствовала себя виноватой и не вела бы себя так. О, мне нужно вернуться хотя бы для того, чтобы извиниться перед Кастером.— Ну и намучился бы ты! Извинись! — рассмеялась Ракель. — Кастер, ты даже Лоис достал! Не делай ничего подобного, иначе я больше никогда с тобой не заговорю и не возьму тебя с собой в Лос-Ранчос.
Лоис посмотрела на Ракель взглядом, полным любви.
«Ты собираешься забрать меня с собой _домой_?»
«Ну конечно, глупышка, до тех пор, пока ты сможешь терпеть нас, грубых старых ковбоев. И я собираюсь пригласить Энн на свидание».

«Твоя маленькая подруга становится на удивление красивой», — одобрил дон Нестор, принимавший солнечные ванны вместе с птицами во внутреннем дворике. «Первую неделю или около того она была бледной и
худенькой. Но теперь она похожа на прекрасных златовласых дам Кастилии».
И действительно, она была в платье из неиссякаемых сундуков с сокровищами.

Магнетическое очарование Лоис начало проявляться вместе с возвращением здоровья и бодрости духа. Вскоре она уже командовала всеми на своем ломаном
испанском и своими милыми манерами, и все отчаянно бросились наутек, чтобы
угодить Ла Лоисе. Толстый Пьедад сидел у ее ног, Конча привалилась к ее
локтю, а старый Мосо все время бросал на нее овечьи взгляды.

Даже Ракель было трудно не делать того, что Лоис хотела, и постоянно
умудряясь делать все, чтобы угодить ей. А сама Лоис в эти дни была нараспашку. Дом цвел от её стараний, и ей удалось очень развлечь дона Нестора своей пантомимой.
 С Ракель она была полна энтузиазма и стремления. На неё произвели впечатление, которое она никогда не забудет. Она приучила себя к долгим поездкам по холмам; она научилась седлать и расседлывать лошадь.
 «Но я не могу _поднять_ седло, Ракель». Лоис пришла в ужас от этой идеи, но, тем не менее, вскоре стала гордиться своим мастерством и приглашала всех на демонстрацию.
Она научилась находить воду, когда хотела пить, если поблизости была вода; приготовлять оладьи, кофе и даже тортильи. Хрупкая грудь,
стройные плечи, начали округляться. Ракель повела ее в горы,
и заставила лежать на солнце, пока ее нежная кожа не покраснела. В
легкий кашель, усталость, которая Лоис всегда казалось, вскоре начали
исчезнуть.
“Вы знаете, - сказала она, - у меня не было боли в спине или груди
недель. Я только вчера заметил, что это больше не причиняет боли ”.
“Почему, Лоис, у тебя всегда были боли?” — спросила Ракель.
 — Почти всегда, особенно зимой, и всё время после того, как папа умер.
 Однажды они заехали далеко от дома; они согрелись и раскраснелись.  Ракель нашла
душевая кабина в горах, естественный теплый и холодный душ. Горный поток
разделился в своем русле, один ручеек тек по горячим камням,
другой в глубокой тени каньона. Оба ручья образовывали красивый водопад, падающий в один и тот же бассейн. Здесь две девочки плескались и играли, наполняя водой хрустальный бассейн и вытираясь на солнце.

“Это самое веселое, что у меня когда-либо было в жизни, Ракель. Как мне будет этого не хватать!” Лоис вздохнула.Но это была их последняя вылазка в Эль-Эскондидо.Когда они вернулись на гасиенду на закате, Джорджи выбежал им навстречу поприветствовать их новостью о том, что _novio_ Кончи вернулся. Он ушёл из армии. В тот день начала работать железная дорога, и путь домой был свободен!

 Ракель поспешила на встречу с доном Нестором. Один из _vaqueros_ был отправлен в Накосари с письмом к миссис Дэниелс и телеграммой, которую нужно было отправить, если провода снова будут работать.
_Вакеро_, который первым принёс новости из Джорджии, оказался умелым
ковбоем и верным слугой, поэтому дон Нестор предложил назначить его
командующим отрядом из тысячи голов скота, чтобы начать с
однажды во время долгой поездки по суше к границе.

 «Путь неблизкий, — сказал дон Нестор, — но они доберутся туда со временем, а если железная дорога будет отправлять нам больше грузов, то посмотрим. Ах, Ракела! Значит, мой маленький камердинер покидает меня! Я буду одинок, пока ты не вернёшься».
“Но я обязательно вернусь когда-нибудь, дон Нестор”, - пообещала Ракель.
“Конечно, я вернусь... когда война закончится, и... и папа с мальчиками вернутся". ”вернусь".“Мой дом в вашем распоряжении”, - дон Нестор низко поклонился и повторил старую кастильскую поговорку “всегда. И все, что у меня есть, я оставляю вам, когда меня не станет".
ещё кое-что. Когда ты уедешь, я бы хотел, чтобы ты взяла с собой сундук с драгоценностями и платьями. Но земли должны вернуться к людям, которым они принадлежат по праву. И Ракель знала, что он говорит серьёзно.

В ясное утро, когда земля, казалось, трепетала от собственной красоты,
а аромат клематисов и жимолости доносился даже до высокого
балкона комнаты Ракель, она проснулась с осознанием того, что
это её последнее пробуждение в Эль-Эскондидо. «Лоис, —
позвала она через _corredor_, — Лоис, ты уже встала? О, как же я не хочу
уезжать! То есть я бы не хотела, если бы не мама. Я должен быть
бесстыдница, я два месяца бездельничал здесь, в Мексике».

 ГЛАВА XX. ДОМОЙ, К СТАДУ

Дымящийся двигатель, который с визгом и рёвом поднимался по склону, а затем с визгом и протестом спускался вниз, пока они милю за милей приближались к американской границе, казался Ракель измученным сердцем, которое могло остановиться или разорваться в любую минуту и сбросить их всех в солончаковую пустыню. Он извергал сажу и золу через открытую дверь кареты, которая опасно раскачивалась на хвосте угольного бункера.
Пассажиры жарились в жаре его котлов.

Среди мексиканских беженцев, заполнивших единственный пассажирский вагон, который с трудом тащился по пустыне, сидели Ракель в костюме пеона и Джорджи. Между ними была белолицая сеньорита — Лоис, которая крепко прижимала к подбородку свою чёрную _серапе_. Как и все остальные женщины, она не снимала её, несмотря на жару. Как и другие девушки и женщины, она нервничала и боялась. Все они были беженцами: _майторенистами_, _виллистами_, любыми «_истами_», кроме _каррансистов_. Они неделями ждали, когда отправится поезд
снова; и в течение нескольких дней они сидели на крышах товарных вагонов со своими узлами по бокам, боясь, что их оставят. Они были
бегут в Штаты, для безопасности, не рисковать, поставив нет
уверенность в мгновенном затишье революции.
“Повезло, что нам достались места внутри”, - сказал Джорджи удобно. “Боже, я бы не хотел сидеть на крыше автобуса под таким солнцем, не так ли, Лоис? Держу пари,мы бы тоже там оказались, если бы не имя дона Нестора;а, Ракель?

 — Я слышала, как полковник говорил, что они ищут каких-то американцев
что правительство и консулы были pesterin’ их, когда-нибудь
с телеграфных проводов были снова починили. Ha, ha! Но у него не было намерения так просто сдавать их. Пусть подождут, сказал он. Так было
легче ничего о них не знать.“Но скот? Конечно, они бы все равно подняли они наверх. Это означало ввоз американского золота в страну. Мексика для мексиканцев! Итак, вот мы и здесь, с тысячей лонгхорнов на хвосте ”.

“Джорджи, помолчи, пожалуйста. Здесь, позвольте мне тянуть юбка Лоис за
сундук с сокровищами немного больше.”

Она не поверила бы, что они едут домой, пока они не пересекли бы границу, подумала Ракель. Они рассчитывали, что в Дугласе их встретит верный _вакеро_, который был с ними с тех пор, как принёс Ракель послание от Джорджи. С ним был возлюбленный Кончи.
Они уехали на неделю раньше, перегоняя тысячу голов скота.
И... и, может быть, Джимми будет там, если мама получит сообщение.

Они должны были разгрузиться по эту сторону границы и сами перегнать скот через границу. Кисточка, пони Кастера и один из лучших скакунов дона Нестора
Кобылы, принадлежавшие Лоис, ехали в отдельном вагоне впереди скота.
 Лихорадочный день наконец подходил к концу.  Солнце было ещё высоко, хотя часы Лоис показывали шесть часов.  Они приближались к границе.  С громким свистом тормозов и жалобным скрипом колёс поезд из  Соноры остановился.
 Из задней части вагона выбежал лейтенант. Скот должен был
выгрузиться, объяснил инженер. _Да, да_, из Эль-Эскондидо, от
Дона Нестора Торреона, верного сторонника правительства, человека, который заботится о народе.

Джорджи У. Дэниелс был первым, кто ступил на землю. Ракель
следующей сошла на землю и помогла Лоис. Пастухи уже вели своих лошадей по взлетно-посадочной полосе. Удивительно, как быстро разгрузили скот. И вот они здесь, всего в полумиле от границы,
и у них еще есть час светлого времени, чтобы пересечь границу и попасть в Соединенные Штаты,
где они сразу же отправятся в загоны на железнодорожной станции.

С великой славой, окутанной золотой пылью, и благородным предзнаменованием в виде мычания и рёва, под крики загонщиков и вопли
Трое молодых искателей приключений, _вакеро_ дона Нестора, пересекли ту воображаемую линию в пыли между Мексикой и Аризоной, которую дядя Сэм провёл носком своего сапога, а Мексика — своим _байонетом_, в то время как природа беспристрастно воткнула испанский кинжал с обеих сторон.
Они шли, как армия завоевателей, с криками и песнями, и никогда ещё пейзаж не казался им таким прекрасным, как тот, что лежал перед ними.

Так показалось Джимми Хови и Кастеру Дэниелсу, которые остановили
дымящийся «Следопыт», чтобы встать и посмотреть на движущееся облако пыли.
— Это они, точно, виски лечит змеиные укусы, — тихо воскликнул Кастер.
 — Клянусь Юпитером, это они, всё верно. Они справились! Джимми был сам не свой.Вскоре две девушки уже прижимались к двум грудям в форме, которые испытали огромное облегчение... И, сама того не желая, Ракель заплакала при виде пустого рукава Кастера.
— Ты только посмотри на эту ораву скота, — сдавленно произнесла она и уткнулась лицом ему в плечо. — В Дугласе нас ждёт ещё тысяча.
 — Я смотрю не на скот, — он крепко обнимал её, — а на самую отважную, самую смелую маленькую скотоводку, о которой я когда-либо слышал!

“Но, о, Ракель, зачем ты это сделала? Влезла в такое осиное гнездо. Это
не стоило того, дорогая”.

“Я должен был, Кастер. Папа попросил еще скота. Я все организовал, чтобы
перегнать стадо сразу за границу - и тут появился старина А. Б. и увел
их прямо у меня из-под носа. Что еще мне оставалось делать, кроме как искать еще?” Она по-прежнему не могла смотреть на его пустой рукав.

 — Это и была та самая отара, за которой ты погнался? Кастер ухмыльнулся. — Ну, «А. Б.» даже не перегнал их через границу. Примерно в шести милях от
_фронтеры_ на них напали бандиты, и весь скот бросился врассыпную.
Мейерс поднял из-за этого большой шум и поговорил об этом с Вашингтоном, когда вернулся. Он сказал, что тот самый парень, который продал ему лошадь и помогал запрягать табун, развернулся и присоединился к ворам. Что ты думаешь об этом? Но, чёрт возьми, я рад, что это случилось с ним, а не с тобой.
 — Что ж, похоже, я в долгу перед мистером Мейерсом за несколько хороших дел. Я точно не потерял ни денег, ни скота во время этой поездки, даже
если потерял много сна».Через мгновение Ракель снова заговорила, её влажные глаза блестели. «Кастер, пойми, тебе нужно извиниться перед Лоис! Ты можешь сделать это после ужина. Я хочу добраться до отеля, чтобы телеграфировать маме Дэниэлс.”
 * * * * *
Вниз по перевалу пронесся старый автомобиль. Земля уходила из-под
их колес, как будто они летели. Под ними раскинулось ранчо
the Lazy L, его золотистые пастбища по колено в сочной траве и цветах.
«Вот и дом, Лоис».
 «Вот и дом». Какое чудесное и невероятное возвращение домой! Энн была бы там с Барри, которого отправили домой из Аргонны с отравлением газом
легких. И куда бы Энн принести ему, а Лос-Ранчос? Уже Барри
было легче дышать, - сказал Кастер.
И там была мама на передней веранде, размахивая скатертью! Джорджи
мог видеть ее через полевой бинокль, приклеенный к глазам.
“Я привез ее обратно, мам. Я привел ее обратно и скот, - сказал он.
радостно прокричал он через четыре мили, разделявшие их.
«Подожди, пока она тебя услышит. Подожди, пока она тебя услышит!» Теперь они все кричали.На заднем сиденье Кастер с огромным удовлетворением сжимал в своей здоровой левой руке маленький крепкий кулачок Ракель, а его взгляд был устремлёнЛоис с обожанием смотрела на светловолосую девушку, сидевшую перед ними.  Сможет ли она когда-нибудь сравниться с этими Дэниэлами, думала Лоис.  О, как она хотела понравиться им, заслужить их расположение!  Как же Джимми был прав насчёт Ракель.  Только он сказал далеко не всё!

И Джимми понимающе улыбнулся в ответ, когда, распевая и выкрикивая что-то, они спускались все ближе и ближе к этим сливочным стенам, таким золотым в лучах послеполуденного солнца; к этому развевающемуся знамени,приветствующему их возвращение домой.
***********************************************
 КОНЕЦ