Подопечный

Теплым июльским вечером, когда солнце только-только собирается падать за горизонт, а жители города передвигаются неспешно, чтобы лишний раз не потеть и завидуют бездомным котам, скрывающимся в прохладных подвалах многоэтажек, на одной из остановок в микрорайоне, который некогда считался спальным, а ныне претендовал на звание элитного места проживания, сидели двое — мужчина и женщина, на вид, лет 35. Он был одет в серую модную дырявую футболку без рукавов, темные бриджи и коричневые сандалии, она — в черные спортивные короткие шорты, бежевый топик и кроссовки. При этом оба выглядели отнюдь не атлетично, а скорее, как обычные городские обыватели, не чуждые фастфуда, что выдавали округлые формы рук и ног и немного выпирающие животы.

— Юдифь, хочешь мороженого? — с хитрецой в глазах спросил кавалер свою даму.
— Анхель, ты же знаешь, нам теперь нельзя ничего земного, так написано в последней директиве Канцелярии, — ответила его спутница.
— Да, брось! У нас там, как и здесь: пока запрет вступит в силу, пока в него внесут поправки и комментарии, пока поймут, на кого он, собственно, рассчитан, нарушай, сколько угодно! А я, между прочим, купил твоё любимое, то, где четыре шоколада. Угощайся, пока есть время.

Он дал ей мороженое, упакованное в красивую, выполненную в коричневатых оттенках обертку, помог ее вскрыть, затем произвел ту же манипуляцию со своим лакомством, и только потом, осторожно откусив от холодного брикетика, посмотрел на часы, на Юдифь и сказал: «Пора! Запускай! Вон он идет».

Несколько минут они сидели и следили за развитием событий, а потом синхронно поднялись с лавочки, как будто одновременно решили, что автобуса не дождутся и легче пойти пешком, перешли дорогу на зеленый сигнал светофора, а, оказавшись на другой ее стороне, свернули вправо и зашагали по тротуару, стараясь быть в тени растущих вдоль него кленов.

— Ну, что я тебе говорил, женщина? — спросил с торжеством в голосе Анхель. — Не так уж наш подопечный безнадежен. Да, грешит каждый день безбожно, прости, создатель, но в ситуациях, когда нужно проявлять сострадание и адекватность, действует, как предписано моралью.

Юдифь с ухмылкой взглянула на Анхеля. Тот слегка смутился.

— Чего ты так смотришь? Опять не про все детали мне рассказала?
— Ты, напарник, не видишь всей картины. Эти проявления, как ты ее назвал «адекватности», случаются с ним все реже в естественной среде, и если б не сегодняшнее испытание, смодулированное мной, я бы всерьез поставила перед Советом вопрос о скорейшем его изъятии из этого мира, где его талант, кстати, начинает стремительно угасать.
— Ты точно сейчас не шутишь?
— Нет, Анхель, но я думаю, что обстоятельства, в которые он попал с нашей с тобой помощью, должны дать ему какой-то эмоциональный всплеск. Не сможет он это удержать в себе, ни с кем не поделившись. И? чую, ждать придется не долго.
— Как в воду смотришь, Юдифь, вон уже что-то строчит на своей странице в социальной сети. Давай полюбопытствуем.

«Шел вечером из магазина на улице Германа Лопатина в сторону дома на Казанском шоссе. Спустился с недавно построенных ступенек, где когда-то была тропа по глине, к остановке, смотрю, пожилой мужчина с тростью хочет перейти дорогу, но не решается, поскольку светофоры (и пешеходный, и автомобильный) не работают. Ускорил шаг, подошел к пенсионеру, предложил свою помощь, он взял меня под локоть, я подхватил с асфальта его пакет с продуктами, и мы, не спеша, пошли.

Пока шагали по переходу, я смотрел по сторонам, чтоб заранее увидеть приближающиеся автомобили, а дед сначала посетовал, что слишком нагрузил сумку, поэтому ему немного тяжело ее самому нести, затем сообщил, что его сильно подкосил коронавирус в 2020-м году (лишился чуть ли не 60% легких), а потом с некоторой гордостью за себя рассказал, что до сих пор жив в свои 87 лет, потому что большую часть жизни посвятил любительскому катанию на лыжах. По его словам, он находил более 8000 километров. Я уточнил, мол, по всему Союзу, а он сказал, что по Нижнему Новгороду и окрестностям. Маршрут его пролегал от завода Ульянова (ныне «Термаль») к высоковольтной линии у больницы Семашко (я так понимаю, по берегу Оки либо по склонам «Швейцарии»), далее через Телячий (он же Савин) остров на борскую сторону, а затем обратно — в один конец 15 км.

Пока он рассказывал, я слушал, кивал и прикидывал, что это, в общем-то, хорошее расстояние, а когда дед, утомившись, присел на парапет у «Руси», то поведал мне о друге, который научил его так смазывать лыжи, что при одном толчке можно было проехать 12 метров. Весь секрет в том, что сначала надо нанести мазь для более холодной погоды, а поверх нее — для более теплой, и размазывать этот микс по скользящей поверхности нужно обязательно рукой, а пропорции при этом вовсе не важны.

Видно было, что лыжи — одна из его любимых тем, и я бы с удовольствием его и дальше слушал и до дома бы помог дойти, благо десяток-другой метров до него оставалось, но вот сливочное масло в рюкзаке за спиной по нынешней 30-градусной жаре начало угрожающе подтаивать, поэтому чтоб оно не заляпало другие продукты и верхнюю одежду сзади, извинился перед собеседником, что вынужден идти, предложил ему бутылку с водой (он отказался), пожелал здоровья и зашагал в приличном темпе в родные пенаты, по пути обдумывая всё, что рассказал случайно встреченный житель Верхних Печер, а также ситуацию, предшествовавшую описанным событиям, которую подспудно зафиксировал: до того, как я поспешил на помощь мужчине, прошел мимо сидевшей на остановке парочки — мужчины и женщины, на вид лет 35-и, которые ели мороженое, видели пенсионера в замешательстве, но никак не реагировали на него, а когда мы с дедом пошли по пешеходному переходу, они вдруг подорвались, как ужаленные, обогнали нас и проследовали в сторону седьмой поликлиники.

Возможно, это просто стечение обстоятельств, и нет никакой взаимосвязи между их поведением и отношением к пожилому человеку, а, возможно, имел место недостаточный уровень воспитания. У меня с этим делом тоже как-то не очень — могу сегодня не уступить женщине место в автобусе, потому что элементарно не хочу (пусть это будет кто-то другой или другая из чувства феминистической солидарности), а на завтра (и угрызения совести тут не при чем) первым предложить вынести из салона сумки или коляску. Но вот в случае с этим дедом среагировал, не раздумывая, чуть ли не на инстинктах. Предполагаю, что момент вытек из общей картины событий завершающегося дня, который и начался великолепно: не порезался, когда брился, на работу ехал в автобусе, в салоне которого в кой-то веки функционировал кондиционер, и продолжился не менее благостно: начальник, который частенько раздражает, был на удаленке, новостная повестка не сильно напрягла, и ничто не испортило настроения».

Осмысливая прочитанное, Анхель подумал, что в кое-каких выводах их с Юдифь подопечный палку, конечно, перегнул, а она, отвесив ему неожиданную оплеуху, грозно произнесла:
— Олух ты царя небесного!
— За что? — виновато ответил он, почесывая саднящий в месте удара череп.
— Он нас увидел! Ты понимаешь, что это значит?
— Нам за это достанется от канцелярии?
— Дурак ты, Анхель, теперь и я вижу, что он не безнадежен.
— Смотри, Юдифь, он еще что-то дописывает...

«P. S. Думаю, эта зарисовка ляжет в основу нового рассказа, а то что-то давненько я ничего не сочинял... так и талан растерять недолго...».

— Ага, сейчас! Как бы не так! — заговорщически подмигнул один ангел другому. — Ну, что, подруга, еще по парочке мороженого?..