Ч. 2. Под лезвием гильотины. Кинороман. Ист. тр-р

ВНИМАНИЕ! Все авторские права на кинороман защищены законами Российской Федерации, международным законодательством и принадлежат автору. Запрещается его издание и переиздание, размножение, экранизация, перевод на другие языки без письменного разрешения автора.

АННОТАЦИЯ
Нет, с этим нельзя больше жить. ОНО никогда не отпустит. Нужно разом со всем покончить: вновь отправиться в Париж и заново пережить то, что произошло 21 января 1793 года на площади Революции в Париже.

ПРЕДИСЛОВИЕ
К сожалению, в постперестроечную эпоху сформировалось устойчивое представление о том, что кинороман – «низкий» жанр, разновидность бульварной литературы, всего-навсего переложенные на литературный язык популярные сериалы, вроде «Рабыни Изауры», «Санта-Барбары», «Богатые тоже плачут» и т.д., позволяющие зрителям продолжить общение с полюбившимися «телеродственниками».

На самом деле, кинороман – беллетризованный, то есть оформленный в литературную (прозаическую) форму, сценарий потенциального игрового (художественного) фильма. Принципиальная разница заключается в том, что сценарий, как правило, позволяет лишь представить/обозначить/очертить будущий фильм, тогда как кинороман – увидеть его на «мысленном экране». Для этого автор должен уметь «включить» визуальное воображение читателей так, чтобы обеспечить созерцание/рассматривание «движущихся картинок» (кадров, сцен, эпизодов) – то, что известный кинорежиссер Александр Митта назвал «кинотеатром в мозгу».

Сценарии, как правило, довольно схематичны, чрезмерно лаконичны и оттого невыразительны для массового читателя. Это как раз тот случай, когда вместе с бельем выплескивают и ребенка: «он встал», «она села», «они легли» и т.д., а романы, особенно прошлых эпох, – пространны и затянуты. Поэтому задача создателя киноромана как раз и состоит в том, чтобы найти золотую середину между «скупым» сценарием и «многословным» романом (примирить их), взять из каждого жанра лучшее.

Вывод: кинороман – нечто среднее между сценарием и небольшим по объему классическим художественно-литературным романом. В идеале текстовой объем киноромана должен точно соответствовать экранному времени фильма. Если речь идет о полнометражной (прокатной) картине, то это от 2-х до 4-х часов. То есть от 120 до 240 страниц стандартного печатного текста.

Главный принцип киноромана – ничего лишнего. Поэтому в нем, как и в любом драматургическом произведении (пьесе или киносценарии), как правило, описываются только действия персонажей, их диалоги/монологи и обстановка, в которой происходят события. Проще говоря, что читатели-зрители видят и слышат.

Например, нет психологических описаний состояния героев, авторских рассуждений, если они не являются титрами, и всего того, что не присутствует в аудиовизуальном пространстве истории. Например, первое предложение из литературного сценария Рустама Ибрагимбекова и Валентина Ежова будущего легендарного кинофильма «Белое солнце пустыни» звучало так: «Бывший красноармеец Федор Сухов двигался по пустыне походным шагом, оставляя за собой лунки следов, которые горячий ветерок старался побыстрее засыпать песком». В данном тексте «видно и слышно» все, кроме того, что красноармеец – «бывший» и зовут его «Федор Сухов». Поскольку транслируется эта информация не кинематографическим, а сугубо литературным языком.

Кинороман, независимо от жанра (история это о серийном убийце или замухрышке, в которую влюбился прекрасный принц, он же престарелый олигарх), должен читаться с неослабевающим интересом от начала и до конца как самый захватывающий детектив. Как говорится, «на одном дыхании», без «скучных моментов/излишеств». С появлением цифровых технологий и Интернета цивилизация диктует быстрый темп, стремится, с одной стороны, к простоте (доступности), краткости и ясности понимания. С другой – к содержательной глубине. Поэтому у качественно сделанного киноромана как литературного жанра, по нашему мнению, огромное будущее. Автор посчитает свою задачу полностью выполненной, если после ознакомления с его историей каждый читатель вслед за известным французским кинорежиссером Рене Клером скажет: «Фильм готов, его осталось только снять!»

1

Париж, 21 января 1793 года.

Было раннее утро. Площадь Революции постепенно заполнялась народом.
Собиралось множество как военных, так и гражданских.
В центре площади находился эшафот с гильотиной.
Зрители замерли в ожидании.
Царила абсолютная тишина.

Но вот откуда-то сквозь тишину начал просачиваться все нараставший шум.

Наконец, на площадь въехала карета, окруженная двойным строем кавалеристов.
Она двигалась мимо людей, которые провожали ее изумленными взглядами.

Карета остановилась рядом с эшафотом.
Дверца открылась.
Изнутри вышел Людовик ХVI. За ним – аббат Эджворт.

Зазвучал бой барабанов.
Король поднялся на эшафот. Следом – аббат.

К Людовику подошел один из палачей.
– Я прошу вас, господин Капет, – обратился он, – снять камзол и позволить связать руки.
– Да как вы смеете… – возмутился король.
– В противном случае нам придется применить силу, – пригрозил тот.
Другие палачи решительно приблизились к королю.
Людовик вспыхнул:
– Вы осмелитесь поднять на меня руку?
Палач парировал:
– Вы не в Версале, а на эшафоте.
– Уступите, Ваше Величество, – примирительно предложил аббат Эджворт, – и вы пойдете по стопам Христа.

После некоторого колебания король снял камзол и вытянул руки.
Палач зашел за спину.
Отвел руки Людовика назад и связал.

Король сделал неуверенный шаг в сторону гильотины, но вдруг бросился к краю эшафота.
– Замолчите! – крикнул он барабанщикам.
Те повиновались.

Людовик обратился к толпе:
– Французы, ваш король умирает безвинно. Я не совершал преступлений, в которых меня обвиняют. Я прощаю всех, кто виновен в моей смерти. И молюсь, чтобы Франции никогда не пришлось отвечать за кровь, которую вы собираетесь пролить. Желаю, чтобы Франция...

Находившийся недалеко от эшафота верхом на лошади революционный генерал быстро поднял правую руку.
– Барабаны! – проорал он.
Вновь послышалась дробь.

Палачи схватили Людовика…
Тот начал сопротивляться. Произошла отчаянная борьба…

Наконец, короля привязали к доске так, что середина его шеи оказалась точно под ножом гильотины…

На площади в толпе гражданских находился и мальчик лет десяти.
Он держал в руках игрушечную повозку с разряженным в пеструю одежду паяцем.
Рядом с отроком стоял его гувернер – молодой мужчина, полностью поглощенный предстоящей казнью. На его камзоле красовалась трехцветная ленточка, символизирующая флаг Республики.

Мальчик был мал ростом.
Он все время становился на носки, стремясь увидеть через спины впереди стоящих людей то, что происходит на эшафоте. Но попытки оказались тщетными.
Тогда мальчик потряс за плечо гувернера.
Тот нехотя оторвал взгляд от эшафота и посмотрел на ученика.
Воспитанник знаками попросил усадить себя на плечи.

Гувернер нехотя выполнил его просьбу.
Когда мальчик устроился на его плечах, из его рук выскользнула повозка с паяцем и упала на землю.
Отрок этого не заметил – его взгляд был прикован к эшафоту.
Голова разряженного паяца оказалась на земле у каблука впереди стоящего человека.

Палач Сансон взялся за ручку гильотины…
У мальчика сузились зрачки…
– Отойди в лоно Господа, сын Святого Людовика… – сказал аббат Эджворт, осеняя короля крестным знамением…
Сансон привел ручку в движение…
Нож гильотины полетел вниз….
Впередистоящий человек сделал шаг назад и раздавил каблуком головку паяца одновременно с ударом ножа гильотины…

На эшафот брызнула кровь…

В полной тишине на вытянутой руке Сансон показал толпе голову короля…
Мгновение, и тишину на площади пронзили дикие вопли толпы…
Вверх полетели шляпы и фуражки…
Некоторые простолюдины бросились к эшафоту и стали смачивать кровью короля носовые платки…

Гувернер также был в восторге от смерти монарха…
Но лицо ребенка вдруг перекосилось. Он стал похож на взбесившегося крысенка…
Глаза затуманились…
Из его носа обильно хлынула кровь…
Он блуждал безумным взглядом по сторонам, глядя на беснующую толпу…
Из-за детских губ выполз почти звериный оскал…
Одурманенный сценами казни, отрок вдруг впился сведенными судорогой пальцами обеих рук в глазницы ликующего гувернера…
Тот дико заревел, но его голос утонул в общем гомоне…
Никто не обратил на это внимание…
Корчась от боли, он молодой человек пытался оторвать от лица ручки воспитанника…
Между гувернером и наставником происходила отчаянная борьба…
Первый всячески пытался оторвать руки ученика от своего лица…
Но пальцы мальчика намертво впились в его физиономию…
Наконец, после отчаянной борьбы резким движением гувернеру удалось сбросить воспитанника на землю…
Ударившись, мальчик потерял сознание и замер...
Гувернер опустился на колени, закрыв ладонями лицо…
Сквозь его пальцы просачивались алые струйки крови…

2

Курская губерния, 15 лет спустя.
Зимним вечером по лесной заснеженной дороге в громадном тулупе с пуховым платком на голове шла женщина средних лет.
Она несла на руках плотно закутанного в толстое одеяло младенца.

Вдруг налетел резкий порыв ветра.
В воздухе заметались первые снежинки – начиналась снежная буря.

Из-за темных деревьев леса, прилегающего к дороге, за женщиной наблюдал старый матерый волк.

Она, не подозревая об опасности, как ни в чем не бывало продолжала идти вперед.

Когда женщина прошла мимо волка, он выбежал на дорогу и начал ее преследовать.

Вьюга усиливалась.

Вдруг позади женщины раздался треск обломившейся на дереве ветки.

Она резко обернулась и увидела волка.
Женщина дико вскрикнула и бросилась бежать.
Увеличил скорость и волк.

Бежать было сложно. Она тяжело дышала: массивный тулуп, ребенок на руках, да еще довольно глубокий снег…
Волк был все ближе и ближе.

Огромный зверь без труда приблизился к жертве и бросился на спину.
Женщина повалилась вперед и упала на землю, выпустив из рук ребенка.

Волк тут же вцепился острыми зубами в одеяло, ухватил ребенка и метнулся в сторону леса.

Женщина быстро встала на ноги.
Неистово вопя, побежала вслед за зверем.
– Тиша… Тишенька… сыночек… – кричала она, – куда же ты?.. О Господи…

С ее головы слетел платок. Волосы растрепались.

Пурга усиливалась – порывы ветра становились резче. Все вокруг заваливало обильным снегом.

* * *

Провинциальный городок с деревянными одноэтажными постройками пережидал натиск снежной бури.
Слабый огонек маячил лишь в некоторых окнах.

Вьюга усиливалась.

Вдруг в конце улицы появилась простоволосая женщина в расстёгнутом тулупе.
Она из последних сил заковыляла по снегу вдоль улицы.
Женщина подходила к каждому дому по пути и стучала в окна.
Она буквально задыхалась и еле держалась на ногах.
Кричать уже не было сил. Женщина буквально шепотом хрипела, произнося:
– Тишу украли… Тишу украли… а… а… а…

В некоторых домах стали зажигать свет.

Женщина кое-как доковыляла до середины улицы.
Упала лицом в снег, продолжая причитать едва слышным голосом.

Городок все больше и больше заметало снегом.

Из домов стали выходить люди, кутаясь в наспех накинутые на плечи тулупы.
Заметив женщину, они направились к ней.

3

Таврическая губерния, еще 15 лет спустя.

Слепящее летнее солнце атаковало город невыносимым пеклом.

На городской площади шумела многолюдная ярмарка. Народу было столько, что яблоку негде было упасть.
Повсюду пристроились торговые лавки.
Публику развлекал Театр Петрушки.
Давали представление бродячие артисты с медведем и козой.
Были организованы аттракционы как для детей, так и для взрослых.

В толпе никто не обращал внимание на убого мужика в рваной одежде, с длинной бородой и взлохмаченными волосами. Ему было под сорок.
Он передвигался на деревянной тачке с колесиками, какие используют те, у кого парализованы ноги.
Калека отталкивался от земли специальными деревянными дощечками с ручками.
– Подайте, Христа ради... – лепетал он, обращаясь к окружающим. – Подайте убогому...

Некоторые клали монетки в стоявшую у него на коленях жестяную кружку. В знак благодарности увечный кланялся и крестился.

Он двигался мимо торговых лотков.
Торговцы наперебой расхваливали свои товары.

Убогий на тачке приблизился к бабе, торговавшей поросятами.
Он внимательно разглядывал хрюшек, что-то соображая.

К нему приблизился здоровенный мужик.
Когда он проходил мимо, убогий незаметно подсунул ему под ноги свою дощечку для отталкивания от земли.

Мужик споткнулся и, не удержавшись на ногах, рухнул прямо на торговавшую поросятами бабу.
Та вскрикнула и упала спиной на землю. Мужик оказался сверху.
Случайно он перевернул клеть с поросятами.
Они, визжа, стали разбегаться в разные стороны.

Один поросенок семенил мимо убогого.
Тот быстро достал мешок.
Схватил его, запихнул внутрь и, опасливо оглядываясь, быстро помчался на своей тачке прочь.

Наконец, упавший на бабу мужик встал на ноги.
Он увидел дощечку и понял, что убогий специально его уронил.
– Держи вора!!! – заорал мужик вслед калеке.
Он сорвался с места и побежал за ним, потрясая кулаками.

Несколько мужиков посмотрели на убогого. Потом перевели взгляд на пробегавшего мимо здоровенного мужика, по-прежнему оравшего «Держи вора!».
Вдруг, не сговариваясь, мужики сорвались с места и побежали вслед за ним.

Убогий пытался скрыться, изо всех сил отталкиваясь от земли одной рукой. Другой – он крепко держал мешок с поросенком.

Преследователи приближались.
Калека, постоянно оглядываясь назад, явно понимал, что ему не уйти.

Вдруг он вскочил на ноги, оставив тачку, и, держа за плечами мешок, стал спасаться на своих двоих вполне здоровых.

Его мошенничество увидели многие посетители ярмарки.
К погоне присоединились еще человек двадцать мужиков разных возрастов.

* * *

Лжекалич с поросенком за спиной по-прежнему уносил ноги.
Преследователи приближались.

Пробежав еще метров сто, мошенник свернул за угол.
Улица привела его в тупик.
Оказавшись в ловушке, прохиндей упал на колени и начал хныкать.

Наконец, его обступила толпа мужиков.
Судя по суровым лицам, никто шутить не собирался.

Притворщик по-прежнему хныкал и дрожал от страха.
– Не бейте меня... – лепетал он… – не бейте...

Мужики приблизились почти вплотную.

Симулянт положил перед собой на землю мешок.
– Вот свинка, вот... – промямлил он.
Внезапно из мешка выскочил поросенок.
Пробежал мимо мужиков и скрылся.

Те поросенка, казалось, не заметили.
Они приблизились к пройдохе на расстояние одного шага.
Кое-кто уже вытянул руку, чтобы его схватить.

Вдруг убогий заревел точно зверь и повалился на землю.
Его начало трясти.
Изо рта пошла пена.
С ним как будто случился подлинный припадок эпилепсии.

Мужики оторопели и во все глаза смотрели на больного.

Неожиданно тот начал успокаиваться.
Закатив глаза, замер, точно мертвый.

Мужики какое-то время смотрели на него.
Затем, сплюнув, развернулись и пошли обратно.

Проходимец лежал на земле с закрытыми глазами.
Но вдруг он открыл один глаз. Затем – другой.
Убедившись, что опасность миновала, надувало встал на ноги. Отряхнулся.
Заковылял из тупиковой улицы на центральную.

Вдруг выход на нее заградила подъехавшая карета.
Находившийся в ней, видимо, все время наблюдал за произошедшим инцидентом.

Шарлатан насторожился.

Дверца кареты открылась.
Из нее вышел мужчина. Он был хром и опирался на трость. Незнакомец стал приближаться к вору.

Тот попятился назад.

Человек с тростью продолжал медленно наступать.

Наконец, врун уперся спиной в стену тупика. Отступать было некуда.
Он закрыл голову руками и опустился на землю.

* * *

Лжекалич блуждал безумными глазами по сторонам.
Он хотел что-то сказать, но мог только мычать.
Его голова была плотно зажата в деревянные тиски так, что сомкнутая челюсть оставалась блокированной.
Мошенник все время пытался освободиться, но тщетно.
Неожиданно кто-то начал стричь его ножницами – руки стригущего были огромными и волосатыми, словно у медведя.

Наконец, попрошайку подстригли и побрили.

Он сидел на смирительном стуле.
Его ноги и руки специальными железными приспособлениями оказались прикованными.
Одна рука была вытянута в сторону. Под ней находился желобок.

К вору приблизился неизвестный. Вытянул изящные холеные руки – они сильно дрожали.
В правой руке некто держал. Он сделал надувале надрез на вытянутой руке.
 
В желобок под ней стала стекать кровь.

* * *

По проселочной дороге двигалась телега. На ней стояла деревянная клетка.
Внутри клетки находился побритый наголо убогий.
– Не трогайте меня, не трогайте... – орал он истерично, – я не хочу... выпустите меня...

Телега остановилась. Откуда-то сверху к клетке опустилась деревянная балка.
На ее конце виднелся железный крюк.
С его помощью кто-то поддел железное кольцо наверху клетки.

Клетка начала медленно подниматься с телеги.
Со лжекалекой произошла истерика. Он начал биться о толстые прутья, как загнанный зверь, продолжая неистово вопить.

Клетка описала в воздухе дугу и стал медленно опускаться к земле.
Наконец, она скрылась под землей, погрузившись в какую-то шахту.
Оттуда продолжали доноситься душераздирающие крики плененного проходимца.

4

Солнце клонилось к закату.

В лесу у дерева сидела наголо обритая женщина, у которой волк украл ребенка. Она была облачена в серый балахон.
На одной ноге женщины у лодыжки виднелось железное кольцо. От него к дереву тянулась длинная цепь.
Другой ее конец был вдет в другое кольцо, наглухо вбитое в ствол дерева. Цепь с кольцом соединял закрытый замок.

Женщина отрешенно смотрела перед собой.
В ее правой руке был небольшой камень. Она механически несильно била им по цепи, – тук... тук... тук... как бы стремясь ее перерубить.
– Тишенька... Тиша... – лепетала пленница, – где ты, мой мальчик?.. Где?..

Левая рука женщины бесцельно шарила по земле.
Вдруг пальцы на что-то наткнулись.

Ее глаза стали осмысленнее.
Она повернула голову в направление левой руки.
Отбросила камень.
Начала обеими руками лихорадочно что-то выкапывать.

Из земли показались ржавые вилы.

* * *

Поднимавшийся от земли зной размывал очертания яркой луны.
Ночное светило едва освещало пересохшее русло реки, дно которого испещряли темные трещины.
В глаза бросался занесенный песком скелет крупной рыбы.

* * *

Луна продолжала тонуть в туманности зноя.

На опушке леса находилась старинная дворянская усадьба.
В двух отворенных окнах второго этажа горел свет.

Из-за деревьев за усадьбой наблюдал старый матерый волк.
Его хищные глаза лихорадочно поблескивали в темноте.
Доносилось тяжелое дыхание зверя.
Он тронулся с места и стал медленно кружить около усадьбы, не отрывая внимательного взгляда от светящегося окна.

В гостиной усадьбы горел свет.
Помещение украшала старинная мебель ХVII века.

Плотный мужчина преклонных лет, сидя за столом, играл в карты с морским офицером средних лет.
Они были без сюртуков с расстегнутыми на рубашках верхними пуговицами.
Лица у обоих от жары раскраснелись и покрылись бисеринками пота.
Они периодически промокали носовыми платками выступавшую на лбу влагу.

Красивая молодая женщина, стоя у фортепиано, наигрывала монотонный мотивчик.
Еще одна, помоложе, сидя в кресле, листала какую-то иностранную книгу, обмахиваясь веером, популярным у провинциальных дам того времени.
– Уф, духота… – произнес плотный мужчина, в очередной раз вытирая пот.
– Как у черта на сковороде, – согласился военный.
– За всю жизнь так не парился…
– М-да… Народу-то сколько перемерло.
– Ничего не попишешь. Где засуха, там и хворь.
Повисло молчание.

– А что, Тимофей Степанович, не жаль старшую дочь отцовской опеки лишать? – спросил офицер после паузы, делаю очередной ход.
– А чего жалеть, коль зять человек порядочный.
– И то правда. А тебе, Наталья, – он обратился к женщине у фортепиано, – каково с отчим домом расставаться?

Наталья перестала играть.
Медленно подошла к окну.

– Лес да болота кругом. Со скуки умереть можно, – наконец, произнесла она.

Волк внимательно следил за подошедшей к окну Натальей.

– Мы с ее матерью-покойницей в этой глуши всю жизнь просидели, – заметил Тимофей Степанович. – Ни театров не видели, ни бульваров. Что и говорить, – даже людей приличных... Конечно, за исключением вас, голубчик.
Военный улыбнулся.
– Вы очень любезны… Зато как купец приличным состояньицем обзавелись на новоприобретенных-то землях.
– Да какое там состоянье. Жиды все время поперек дороги стоят. Ну и развелось их в нашей Таврической губернии… Куда не плюнь, непременно в жида попадешь. Того гляди, губернию во в новое израильское царство превратят. С них станется…
– А ты, Людмила, после пансиона домой собираешься? – на этот раз его вопрос был обращен девушке с веером.
– Как получится… – не отрывая взгляда от книги ответила та.
– Какая жара... – глядя в окно продолжала Наталья. – Где же Александр?
– М–да, Александр Григорьевич мужественный человек, – с уважением в голосе произнес офицер. – Бирючий лес даже крестьяне стороной обходят.
Людмила оторвала взгляд от книги, посмотрела на военного и спросила:
– Отчего же обходят?
Тот удивленно пожал плечами.
– Разве вы ей не писали? – обратился он к Тимофею Степановичу.
– Бог с вами. Мала еще.
Не получив ответа на свой вопрос, Людмила посмотрела на спину старшей сестры:
– Наташа, почему обходят?
– Нечисто там, – удовлетворила та ее любопытство.

Волк продолжал кружить возле усадьбы неподалеку от светящихся окон гостиной.

– Отчего нечисто? – не унималась Людмила.
– Души убиенные мытарствуют, – сказал военный и перекрестился.
Тимофей Степанович тоже перекрестился:
– Господи, помилуй...
– Скажете тоже... – не поверила Людмила.
– В городе судачат, – стоял на своем морской офицер, – из-за этого засуха разразилась.
– Ничего не понимаю… – девушка несколько раз обмахнулась веером.
– А что тут понимать, – не выдержал Тимофей Степанович, – не схороненные в могилах по обычаю христианскому никогда покоя не найдут. И их души до второго пришествия будут по ночам бродить по свету в поисках своей могилы и креста.
– А почему их не схоронили? – вновь поинтересовалась Людмила.

Вдруг где-то открылась дверь.

Люди в гостиной насторожились.
Послышались шаги поднимающегося по лестнице человека. Они сопровождались каким-то посторонним звуком.
Собравшиеся в ожидании смотрели на дверь.

Наконец, шаги замерли за ней.
Через мгновение дверь распахнулась.
В проеме, опираясь на трость, стоял мужчина лет сорока. На лице – шрамы.
Гости с облегчением выдохнули и расслабились.

Новоприбывший улыбнулся и двинулся в гостиную.
Он использовал трость, так как сильно хромал.
– Благоволите принять мое глубочайшее к вам почтение, – поприветствовал он. – Прошу меня извинить, господа. Крайне срочное дело.
Наталья подошла к нему и несколько укоризненно сказала:
– Александр, ну что же ты... Я так волновалась....
Он взял ее руку и поцеловал.
Затем подошел к столу.
Налил из графина стакан воды и залпом выпил.
Снова налил и выпил второй.
– Ну и жара... – выдохнул Александр. – Надеюсь, без меня не скучали?
– Александр Григорьевич, а что это за души по лесу летают? – Людмила никак не могла угомониться.
– Какие души?
– Те, которых не схоронили по христианскому обычаю.
– Ах вот оно что... – усмехнулся Александр. – Все это пустое, Людмила Тимофеевна. Темнота народная слухи распускает.
Военный нахмурился.
– Как знать, Александр Григорьевич, как знать... Ни один блаженный в округе не показывается. Обходят божьи люди наше грешное место. Чуют, что Господь гневается... вот и засуха... то ли еще будет...

* * *

Уже перевалило за полночь. На улице провинциального города показалось двое всадников.
Они проехали мимо во всю пылавшего костра.
Через сотню метров на другой стороне улицы всадники миновали еще один.

Они остановили лощадей у невзрачных ворот.
Спешились.
Один из них, очевидно хозяин дома, подошел к воротам и начал громко тарабанить кулаком.
Никто не открывал.
– Вы что там, ироды, уснули? – заорал он.

Наконец, ворота отворились.
Сонный слуга поклонился.
Хозяин размахнулся и со всей силы ударил его кулаком по лицу.
Слуга повалился на спину.
Оба всадника направились в дом.

Дверь в гостиную отворилась. Помещение освещало несколько свечей в «рожках» канделябра.
В нее быстро вошел хозяин. За ним – его спутник.
Оба тяжело дышали. Последний собирался перекреститься. Он шарил глазами по углам в поисках образа. Но его нигде не было.
– Фадей, а образ где ж? – спросил он удивленно у хозяина усадьбы.

Фадей быстро подошел к закрытому окну и распахнул обе створки.
– Опять окна закрыли… – зло проворчал он, а затем громко приказал: – Филька, водки!
– И квасу, – крикнул его товарищ и устроился в кресле недалеко от стола.

Через несколько мгновений дверь отворилась.
Слуга внес поднос с водкой, закуской и кружкой кваса.
Поставил на стол.
Наполнил водкой из графина рюмку.
Поклонившись, вышел.

Фадей взял рюмку и осушил, не закусывая.
Затем налил еще одну – также не закусил.
– А – я кваску… – его товарищ взял кружку и сделал несколько глотков.
Распробовав квас, он, облизав губы, удовлетворенно заметил:
– Хорош...

Хозяин стал нервно ходить взад-вперед по комнате.

– Как она могла, Илья? Как могла? Обвенчаться... тайно... – сокрушенно произнес он после паузы.
– Что тут скажешь... сердце девичье – оно как флюгер на ветру... – попытался успокоить тот.

Фадей продолжал расхаживать.
Затем подошел к столу.
Налил еще одну рюмку и, не закусывая, выпил.
Вновь воцарилось молчание.

– Что делать думаешь? – наконец, спросил Илья после паузы.
– Хочешь мне помочь? – вдруг обратился к нему Фадей.
– Как?
– Я увезу ее. В Польшу. Родственники помогут...
– А с ним что?
Тот усмехнулся.
– Фадей, побойся бога... – запротестовал товарищ.
– Струсил?
– Не возьму я греха на душу.
Хозяин зло расхохотался.
– Не глупи. Ни одна девка на свете не стоит такого, – запротестовал Илья.

Фадей вновь остановился у окна.
– Что я мог ей дать? – задумчиво произнес он.
Подошел к столу.
Вновь наполнив рюмку и выпил, на этот раз закусив.
– Фадей, что ты, такая жарища… Живьем сгоришь... Пошли лучше спать, а?
– Я буду ждать. Я чувствую, что-то должно произойти. Ложись, если хочешь.
– Не оставлю я тебя...
Вновь помолчали.

Илья откашлялся.
– Все хотел спросить. Что это в лесу вашем делается?
Фадей подошел к креслу и сел.
Под воздействием алкоголя мышцы расслабились. Он немного успокоился.
– Это долгая история – ночи не хватит.
– Все одно без дела сидим, – произнес Илья.
– Ну изволь… Старый князь, Григорий Петрович Бирюков, был заядлым охотником...

* * *

…По освещенной свечами парадной лестнице спускался князь Бирюков-старший. Его одежда предназначалась для зимней охоты. В руках было дорогое охотничье ружье.
За ним семенила уже немолодая женщина в господском платье. Видимо, жена.
– Гриша, Гриша, – увещевала она, – куда на ночь глядя?
Григорий Петрович нахмурился.
– Чего раскудахталась? Лучше Сашку поторопи.
– Сына пожалей... не любит он этого.
– Ничего, полюбит. Сидит целыми днями книжки читает – дурак. Пусть свежим воздухом подышит.

Бирюков-старший открыл парадную дверь и вышел во двор.
Жена последовала за ним.

Дорожки расчистили, но все вокруг покрывали сугробы.
В воздухе ощущалось гнетущее затишье.

Несколько слуг были уже на конях, готовые к охоте. Под ногами лошадей сновали борзые.

Супруга остановилась и посмотрела по сторонам.
– Тихо-то как... – сказала она мужу после паузы. – Точно к буре...
– Бабские выдумки, – парировал Григорий Петрович и обратился к слуге: – Все готово?
– Все, барин, – отрапортовал тот.
– Где Сашка? Опять всех задерживает?

Из дома появился молодой Александр в охотничьей одежде. Ему было не больше двадцати пяти.
Бирюков-младший подошел к матери и обнял ее.
– Матушка… – сказал он.
Она также обняла его и со страхом сказала:
– Ой, чует мое сердце – быть беде... Сашенька, береги себя.
Григорий Петрович вспыхнул:
– Ну хватит... хватит... Поторапливайся.
Он ловко вскочил на коня.

Александр оставил мать и подошел к слуге, который удерживал второго коня.
Сел верхом.

Бирюков-старший пустился вскачь первым. За ним – другие охотники, включая сына.

Мать с заплаканными глазами глядела им вслед.

* * *

Бегущих по заснеженному лесу волков преследовала стая борзых. За ними, преодолевая высокие сугробы, продвигались охотники на лошадях.

Борзые, отчаянно лая, окружили одного из волков. Тот устрашающе скалил зубы.
Пытался пятиться назад. Но все пути были отрезаны.

Приблизились охотники.
Григорий Петрович вскинул ружье и первым выстрелил в волка.
Собаки метнулись прочь.
Бирюков-младший отвел глаза в сторону.
Волк заскулил и, кружась на месте, стал зализывать место на боку, куда попала пуля.

Григорий Петрович приблизился почти вплотную и выстрелил волку в голову.
Мертвый зверь повалился в сугроб и задергался в судорогах.
– Ага!.. – вскричал Бирюков-старший, – первый добаловался!

* * *

Борзые окружили второго волка.
Снова на лошади подъехал Григорий Петрович и одним выстрелом поразил волка в голову наповал.

Александр, увидев очередное подстреленное животное, также отвернулся. Ему было явно не по себе.
Бирюков-старший посмотрел на сына и с неприязнью произнес:
– Фу, неженка – смотреть тошно…

* * *

Охота продолжалась.
Звучала оружейная пальба.
Окровавленные волки извивались в предсмертной агонии.
Александру было явно не по себе. Лицо выглядело измученным.
Сцены кровавой бойни вызвали кровотечение из носа.
Он периодически сжимал нос большим и указательным пальцем правой руки, запрокидывал голову назад, пытаясь остановить кровь.

В сознании молодого барина всплыли кровавые сцены казни Людовика ХVI, которые переплетались со сценами волчьей охоты.

* * *

Жестокая забава была в самом разгаре, но уже почти наступила ночь.

Вдруг под порывами ветра стали раскачиваться деревья.
Закружились первые снежинки.
– Барин, кажется, ненастье будет, – взволнованно доложил слуга Бирюкову-старшему.
– Болван, такая охота, – возмутился тот.
– Папа, папа, поехали домой... – уговаривал Александр.
– И ты туда же... – в сердцах бросил Григорий Петрович.

Ненастье усиливалось.
Лес погрузился почти в полный мрак.
Повалил снег.

Лошади стали подавать признаки нервозности.
Нарастала паника.

Наконец, началась настоящая снежная буря.
– Поворачивай... – запоздало заорал Бирюков-старший.
Снег валил огромными белыми хлопьями…
Сильный ветер буквально сдувал охотников с лошадей.

В полной темноте доносились истошные вопли дворовых.
Собаки разбежались.
Лошади становились на дыбы и сбрасывали на снег всадников.
В сугроб приземлился и Григорий Петрович.
Он кое-как встал на ноги и, всматриваясь во мрак, стал громко звать:
– Сашка, где ты?.. Отзовись… Где?..

Лес заметало и заметало снегом.

* * *

Наступило прекрасное солнечное утро.
Ни ветерка.
Кругом – абсолютная тишина.

Вдруг один из сугробов начал шевелиться.
Из-под снега показался человек.
Это был Григорий Петрович Бирюков.
Он кое-как встал на ноги.
Все его тело пронизывала дрожь.
Зубы стучали от холода.
Барин не на шутку продрог.

Старый князь попытался сориентироваться.
Внимательно разглядывал сугробы в поисках признаков дороги.

Григорий Петрович пробирался между деревьев.
Внезапно он замер.
На снегу лежали свежие окровавленные останки лошади.
Бирюков-старший помрачнел.

Вдруг за деревьями мелькнула какая-то тень.

Заметив ее, старый князь насторожился.
Через мгновение, приняв решение, спешно бросился прочь.

За деревьями появился один волк.
Затем – другой.

Увидев их, Григорий Петрович начал что есть сил убегать.
Ноги почти по колено утопали в сугробах.
Передвигаться было тяжело – Бирюков-старший дышал, как паровоз.

Волков становилось все больше.
Они стали преследовать старого барина.
Спастись от них шансов почти не было.

В конце концов звери прижали Григория Петровича к дереву.
Стали полукругом.
Он ловил на себе злобные взгляды хищников.
Слышалось их учащенное дыхание.

Григорий Петрович ясно осознавал, что ему не уйти. Но решил сопротивляться до конца.
Он посмотрел на оказавшееся сзади него дерево.
Заметил низко росшую из ствола ветку.
Быстрым движением выломал ее.
Мгновенно очистил от более мелких веток.
Размахивая дрыном в разные стороны, попытался отогнать волков.
Какое-то время это ему удавалось.
Звери, оскалив пасти с острыми белыми клыками, отскакивали на несколько метров назад. Но потом вновь наступали.
Наконец, один из них бросился на старого барина и повалил в сугроб.
Послышался нечеловеческий вопль...

* * *

– …от него почти ничего не осталось, – продолжал Фадей, – в ту ночь пропало еще двое дворовых. Остальные кое-как доплелись до дому. Но Сашку не нашли. Думали, тоже волки задрали. С его матерью, Татьяной Евсеевной, сделался удар. Так и скончалась, не дождавшись сына.
– Где ж он был? – спросил Илья.
– А черт его знает... Вернулся через несколько дней. Весь в крови. Недели две бредил. А тут еще смерть родителей. В общем, как очухался, уехал на три года за границу. Так вот. Старики говорят, голоса эти неспроста...
– Какие голоса?
– Обыкновенные, человеческие.
– Где?
– Где-где... в лесу Бирючем.
– Ты хочешь сказать, что души старого князя Бирюкова и его слуг как бы живы?.. и ... неужели ты в это веришь?
Фадей пожал плечами.
– Знал бы я, во что верить надо...

Илья поднялся с кресла. Подошел к окну и посмотрел на небо.
Светила полная луна.
Постояв несколько секунд, он повернулся и направился к своему месту.

Неожиданно на луну с обеих сторон медленно надвинулись прозрачные тучки.

* * *

Крону могучего лесного дуба заливал лунный свет.
Вокруг – ни звука.

Вдруг из темноты просочился топот копыт.

Вскоре появился всадник.
Он подъехал к дубу и спешился. Это был Александр.
Бирюков-младший привязал коня к ветке.
Стал прогуливаться в ожидании.

– Здравствуй, Барин, – вдруг прозвучал тихий мужской голос.
Александр обернулся.
Из-за дуба вышел здоровенный бородатый мужик, похожий на мясника.
– Семен, ты? – вздрогнув, спросил Александр.
– А-то кто ж, Александр Григорьевич... давно жду…
– Нашли?
– Где уж... Пока кинулись, ее и след простыл
– Что теперь делать будет? – как бы у самого себя спросил. Бирюков-младший.
– Беда, барин, будет. Попусту Бога гневили...
– Ладно. Возвращайся. На рассвете решим, как быть, – распорядился тот.

* * *

На ночных улицах провинциального города то тут то там пылали костры.
У многих домов стояли гробы – было очевидно, что в городе царит страшная эпидемия.

На одной из улиц появилась бритая женщина в балахоне. На ее ноге было кольцо с цепью.
Волочась по мостовой, цепь в тишине издавала металлический скрежет.

Женщина подбежала к первым оказавшимся на ее пути воротам и со всей силы стала бить в них кулаками.
– Люди добрые, откройте... – кричала она. – Откройте... вы Тишу не видели?.. сыночка моего…

Илья дремал в кресле.
Фадей, сидя на диване, бодрствовал, о чем-то сосредоточенно размышляя.
Он потянулся за графином с водкой, как вдруг с улицы донесся громкий голос женщины.
– Илья! – позвал он.
Тот нехотя открыл глаза и сквозь сон спросил:
– Чего тебе?
– Слышал крик?
– Нет.
Фадей подбежал к окну и посмотрел на улицу.
Он заметил женщину в балахоне.
– Там баба лысая. Ей богу...
– Чего? – удивился его спутник.
– Того...
Фадей выбежал из комнаты.
Илья, зевнув, нехотя покинул кресло и поплелся следом.

В некоторых домах зажгли свет.
На улице было уже достаточно людей. Они окружили женщину. Многие крестились. Бабы причитали.

Несчастная в балахоне по очереди обращалась к каждому со словами:
– Вы Тишу сыночка, моего, не видели? Не видели?

Из ворот выбежал Фадей.
Он присоединился к толпе и стал внимательно разглядывать лысую незнакомку.
Что-то сообразив, приблизился к ней.
– Кто ты?
Женщина посмотрела на него и, подумав, не без труда ответила:
– Акулина.
Она бросилась ему в ноги.
– Барин, где Тиша?  Прошу... скажи... где мой сыночек?
Фадей приподнял ее подмышки и поставил на ноги.
– Откуда ты взялась? Что с тобой? Тебя держали на цепи?
– Тиша, где мой Тиша? – вновь пролепетала Акулина.

Фадей схватил ее за плечи, слегка встряхнул и, повысив голос, снова спросил:
– Отвечай, где ты была? Где? Кто посадил тебя на цепь? Кто обрил? Отвечай?
– Тиша... Тиша... где мой Тиша? – несчастная мать, казалось, думала только о сыне.

К ним подошел Илья.
– Что случилось? – спросил он у Фадея.
– Сам ни черта не понимаю...
– Что с ней?
– А я почем знаю.
Акулина продолжала:
– Где мой мальчик? Тишенька...
Фадей внимательно посмотрел на Акулину и, что–то сообразив, произнес:
– Я знаю, где твой Тишка.
В толпе послышались перешептывания.
Акулина замерла и во все глаза уставилась на него.
Затем стала надвигаться.
– Отдай... отдай...
Вдруг с ней произошла истерика.
Женщина стала колотить Фадея кулаками в грудь.
– Верни сыночка... верни... – кричала она.
Тот еще раз встряхнул ее.
– Верну, если скажешь, где была.
Акулина отшатнулась и замерла. В ее голове словно завертелись мыслительные колесики.
Все собравшиеся, включая Фадея, стали молча терпеливо ждать.

Наконец, у Акулины задвигались губы.
– В лесу... в лесу... в лесу я была... – начала она.
– Где в лесу? – очень спокойно и членораздельно задал вопрос Фадей.
– В лесу... у барина...
– Какого барина?
– У барина в лесу. У барина в лесу.
– Что ты там делала?
Акулина на мгновение остановилась. Все говорило о том, что она пытается сосредоточиться.

– Он не выпускал нас... – пояснила она, – мне было плохо... очень плохо без Тиши… отдай Тишу.
– Ты сказала «нас»? Так значит в лесу ты была не одна?
– Нас там много... мне было больно... было больно...
– Барин был хромой? – взревел Фадей.
Вдруг женщина от него попятилась.
– Нет у тебя Тиши... нету...
Фадей начал на нее наступать
– Хромой? Отвечай. Он был хромой и с тростью?

Из домов продолжали выходить испуганные люди.

Фадей приблизился к Акулине вплотную, сжал ее плечи и что есть силы встряхнул.
– Говори!!! – прорычал он. – Барин был хромой?!
Узница лесного барина начала вырываться.

Илья бросился к Фадею и стал удерживать за локоть.
– Фадей, что ты... пусти... – увещевал он.
– Оставь меня, – рявкнул тот и вновь стал напирать на Акулину: – Он был хромой?
Вырываясь, женщина стала истерично голосить.

Горожане пребывали в растерянности.

– Фадей, ты пьян... успокойся... – не унимался Илья.
– Филька, Филька... – вдруг громко позвал тот.

Из ворот выбежал слуга.
– Что прикажете? – спросил он, вытянувшись перед барином.
– Беги к звонарю, – распорядился Фадей. – Пусть будит город…
Слуга удивился настолько, что замер в нерешительности.
– Оглох? – не унимался барин.
Слуга совался с места и побежал по улице.

– Фадей, ты что задумал? – озабоченно спросил Илья.
– Скоро узнаешь.
Он схватил Акулину чуть выше локтя и куда-то потащил.
Следом поплелся народ.
Илья оставался на месте. Но, в конце концов, присоединился к шествию.

* * *

Усадьба Бирюкова была погружена в сон.

Наталья мирно почивала на кровати в спальне.

Дверь тихонько отворилась.
В комнату осторожно вошел Александр. У него был усталый вид.
Он сел в кресло рядом с кроватью и стал любоваться спящей женой.

Под его взглядом Наталья открыла глаза и увидела супруга.
– Где ты был? – сонно поинтересовалась она.
– Прости, мне нужно было повидать одного человека.
Наталья посмотрела на стоящие в спальне богато инкрустированные часы в виде одного из петербургских зданий.
Стрелки показывали два часа ночи.
– В такое время? – она несколько удивилась.
– Да. Он когда-то спас мне жизнь.
– Спас тебе жизнь?.. – Наталья окончательно проснулась.

* * *

Из близлежащей церкви доносились звуки вечевого колокола.
Площадь провинциального города заполнялась народом. Многие держали в руках факелы.
У некоторых домов горели кресты, освещая гробы.
Горожане, образовав круг, крестились.
В его центре находились взведенный донельзя Фадей и хныкающая Акулина.
Чуть позади стоял встревоженный Илья.

– Зачем ты это, Фадей? – спросил он, приблизившись.
– Тебя не касается. Ты, кажется, спать хотел?

Колокол продолжал надрываться.
Народ все прибывал.
Люди удивленно рассматривали Акулину и Фадея, ожидая, что же будет дальше.

Откашлявшись, Фадей начал громко и запальчиво возвещать:
– Скоро в нашем городе не останется ни одной живой души. Старики не припомнят такой страшной засухи. Впереди лишь голод и смерть...

* * *

Александр встал с кресла и сел на кровать к Наталье.
– Любовь моя, – произнес он, – у нас могут быть серьезные неприятности. Мне нужно рассказать тебе все. Я слишком долго ношу это в себе… я не могу так дальше жить... Видишь ли, иногда обстоятельства настолько сильны, что способны погубить человека. Но случается, что они только калечат его… калечат на всю жизнь… понимаешь? И с этим очень трудно что-либо сделать…
Он умолк.

– Что же ты молчишь? – с волнением в голосе поинтересовалась она после паузы.
Супруг взял себя в руки.
– Когда мне было десять лет отец отправил меня вместе с гувернером-французом путешествовать по Европе. Тогда во Франции грянула революция. Франсуа, так его звали, тайком привез меня в Париж. Он был ярым республиканцем и хотел присутствовать на казни короля Людовика ХVI. Там оказался и я…

* * *

Народу на городскую площадь прибывало все больше и больше. Все молча слушали речь Фадея.
– Посмотрите, – продолжал он, – что нелюди сделали с этой несчастной женщиной. Только изверг мог так поступить с блаженной.
Кое-кто в толпе начал кивать.
Слышались тревожные перешептывания.
– Ее держали на цепи, как зверя... – взвизгнул Фадей.

* * *

– Поэтому ты хромаешь? – задала Наталья новый вопрос.
– Да, – просто ответил Бирюков-младший.
– А шрамы?
– Это случилось позже…

* * *

Вьюга во время лесной охоты на волков нарастала.

Взбесившаяся лошадь сбросила молодого Александра на снег и умчалась.

Он поднялся на ноги и, защищаясь от ветра, утопая в снегу, побрел по лесу наугад.

Перед его глазами стояла сплошная пелена снега.

Вдруг Бирюков-младший провалился в какую-то яму.

Наконец, он открыл глаза. Перед ним оказался небольшой грот.
Александр влез внутрь.
Повсюду валялись остатки обглоданных костей.
Подобрав под себя колени, Александр кое-как устроился. Уронив голову на колени, закрыл глаза.

Неожиданно донеслось рычание.
Бирюков-младший вздрогнул.
Он повернул голову в сторону выхода и увидел перед собой оскаленную и окровавленную пасть.
Александр опустил глаза к лапам волка.
Внезапно его лицо исказилось также, как и во время казни Людовика ХVI.
Из носа показалась кровь.
Вдруг, вытянув руки и широко расставив скрюченные пальцы, он бросился на волка с явным намерением задушить.
Зверь зарычал.
Между человеком и зверем завязалась отчаянная схватка...

* * *

– Это был младенец… младенец, вырванный прямо из рук матери, – продолжал Александр.
– Господи… – Наталья в ужасе закрыла ладонью рот. Ее глаза сверкали, как два угля.

* * *

Горожане на площади продолжали слушать Фадея.
Они все больше и больше приходили в возбуждение.
– Она рассказала мне, – распаляясь все больше продолжал он, – что была не одна. Уже несколько лет в нашем городе не появляется ни один юродивый. Почему? Потому что кто-то похищает их, как похитил Акулину, и держит на цепи в лесу... Мне даже дико представить, что творит этот дьявол с несчастными...
В толпе послышался громкий ропот…

* * *

– Я, – Александр с огромным усилием проговаривал слова, – очнулся в доме человека, который спас меня. Он – беглый каторжник. Уже много лет одиноко живет в лесу...

Наталья бросилась в объятия Александра.

* * *

– Засуха пришла к нам не просто так... – Фадей сделал акцент на данной фразе. – Это – гнев Господа за те страдания, которые претерпели люди, отмеченные его печатью. Те, кто принял на себя наши страдания. Это призыв Всевышнего покарать того, кто посмел причинить им боль...
– Кто он? Кто? – послышалось из толпы.
Фадей не обратил на эти слова внимания и продолжал:
– Покуда мы не освободим юродивых и не отомстим за них, засуха не уйдет…
Послышались новые восклицания:
– Кто он?..
– Говори, если знаешь...
Фадей поднял правую руку вверх и что есть силы выкрикнул:
– Это чудовище – князь Бирюков…
Толпа замерла. Все были словно загипнотизированы этим сообщением.

Вдруг над городом пронесся легкий порыв ветра.
Он обдал своим дуновением лица людей.

Обливавшийся потом Фадей умолк и замер вместе со всеми.
Горожане, казалось, были заворожены долгожданным дуновением свежего ветра.

– Вот он знак… – исступленно воскликнул Фадей, обводя всех вокруг полубезумным взглядом.
Толпа резко пришла в возбуждение.
– Господь услышал нас… – продолжал оратор неистово. – Он дарует нам дождь, жизнь, если мы избавим город от этого Каина...

Неожиданно Фадей заметил в руках одного из горожан топор.
Он бросился к нему.
Вырвал из рук топор.
Поднял над головой.
– Сравняем с землей нечистое логово! – призывно выкрикнул зачинщик. – Даруем жизни и свободу божьим людям…
Он быстро зашагал по улице.
Мужики последовали за ним.
Женщины, крестясь, остались на площади.
Из костров вытаскивали горящие головешки.
Неизвестно откуда в руках бунтовщиков оказались ножи, вилы, топоры…

Илья как громом пораженный также продолжал стоять на площади.
Акулина вновь обратилась к женщинам:
– Люди добрые, а вы Тишу моего не видели?..

– Безумец… – глядя вслед Фадею, произнес Илья.

На тонувшую в зное луну стали накатывать темные тучи.

* * *

Толпа мужиков с факелами во главе с Фадеем ступила на лесную дорогу.

* * *

Александр продолжал изливать душу:
– Мне больно... Мне очень больно... Я до сих пор не могу смотреть на кровь... Я вижу, как страдают такие же, как я. Я не могу смириться с этим. В лесу есть место. Я обязательно покажу его тебе...

К усадьбе Бирюкова-младшего приблизилась толпа мужиков во главе с Фадеем (в каждой руке он держал по пистолету).

Бунтовщики остановились перед окнами. Все молчали.

Повисла пауза.

Вдруг зачинщик беспорядков поднял с земли камень и бросил в окно.
Послышался звон разбитого стекла.
– Выходи, выродок!.. – взвизгнул Фадей. – Ты ответишь за все!..

Внезапно налетел сильный порыв ветра…

Александр и Наталья слышали звон разбитого стекла.

– Что это? – взволнованно спросила испуганная женщина.

Бирюков-младший направился к двери. Открыв ее, покинул комнату.
Он подошел к окну в вестибюле.
Перед парадным входом стояла толпа мужиков с факелами во главе с Фадеем.

Из разных концов помещения показались слуги.
Самый возрастной подошел к барину.
– Батюшка Александр Григорьевич, что же это такое творится? – спросил он, глядя на толпу.
– Пока не знаю. Всем оставаться в доме. – спокойно распорядился барин. – Не паникуйте раньше времени. Все выяснится.

Александр вернулся к жене.
– Там какие-то люди, – сообщил он. – С ними – Фадей.

В исподнем в коридор усадьбы из разных комнат выбежали Тимофей Степанович, морской офицер и Людмила.
Они прильнули к окнам.
Все были сильно взволнованны.

Людмила бросилась к отцу.
– Папа, что случилось?..

К ним спешно направлялся хозяин усадьбы.
Наталья семенила чуть позади.
По коридору туда-сюда сновала перепуганная челядь.

Первым Бирюкова заметил военный.
– Александр Григорьевич, что происходит? – его голос слегка дрожал.
Объятые страхом Тимофей Степанович и Людмила повернули головы в его сторону.
– Прошу вас, будьте здесь, – обратился к ним хозяин. – Я выясню, чего они хотят.
Вновь послышался звон разбитого стекла.

Фадей обратился к толпе:
– Он затаился в своем логове, – истерично прокричал он. – Но мы разделаемся с ним несмотря ни на что… За мной…

Предводитель толпы первым бросился к парадной двери.
Смутьяны заорали и последовали за ним.
Дверь начали выбивать.

Бирюков спускался по лестнице.
Убедившись, что дверь выносят, он остановился.
Переменив решение, бросился наверх.

Гости также услышали шум выбиваемой двери.
Тимофей Степанович, офицер, Людмила, Наталья и оказавшиеся рядом слуги замерли.
– Господи, что же это такое? – воскликнул военный.

Появился Александр.
– Александр Григорьевич... – обратился к нему Тимофей Степанович с намерение что-то узнать, но ком застрял у него в горле.
– Похоже, взбунтовавшаяся толпа, – сообщил Бирюков.
– Что им нужно? – Наталья была на грани истерики.
– Нам нельзя терять ни минуты. Быстро одевайтесь, – велел хозяин.

Толпа с криками выломала входную дверь и во главе с Фадеем ворвалась внутрь усадьбы.

По лестнице черного хода спускался Бирюков, за ним следовали Тимофей Степанович, офицер, Людмила, Наталья и слуги. Все были в верхней одежде

Ветер усиливался.
Он раскачивал темные ветви деревьев.

Открылась дверь черного хода.
Из нее вышел хозяин вместе с гостями и слугами.
– Господа, – обратился к ним Александр. – Путь к конюшне может быть отрезан. Нам нужно уходить через лес. Я проведу вас.
– Где Наташа? – вдруг спросила Людмила.
– Боже... Наташенька... дочь... – пролепетал Тимофей Степанович.
– Не беспокойтесь, – решительно произнес Бирюков. – Я найду ее. Идите прямо. Увидите тропинку. Она выведет к городу. Там раздобудем лошадей. Мы догоним вас…
Бирюков повернулся и исчез в доме.

Фадей взбегал по лестнице на второй этаж.
Мужики едва за ним поспевали.

Громко распахнулась дверь в гостиную.
Ворвался главарь.
За ним – мятежники.

Гостиная была пуста.
– Поворачивай! – крикнул Фадей толпе.
Он повернулся, собираясь выйти…
Вдруг из соседней комнаты донеслась музыка.

Бунтари замерли на месте.
Повернули головы и посмотрели на дверь, из-за которой доносились тихие звуки.

Заправила беспорядков медленно приблизился к двери. 

Дверь распахнулась. На пороге стоял Слонимский.

Он увидел бегущую к другой двери Наталью. Она держала в руках часы с дорогой инкрустацией в виде одного из петербургских зданий, которые, видимо, хотела забрать с собой.
Они издавали музыку.
Наталья схватилась за ручку двери, собираясь выскочить…
– Стоять! – приказал Фадей.
Наталья замерла. Повернула голову и со страхом посмотрела на своего бывшего ухажера.
Часы продолжали издавать приятные звуки.

Фадей ухмыльнулся:
– Даже самые надежные механизмы подводят, – он кивнул на часы.

Придя немного в себя, Наталья начала машинально искать рычажок, чтобы отключить музыку.

Главарь бунта, отведя голову немного назад, приказал толпе:
– Ждите меня здесь…
Закрыл дверь и стал приближаться к Наталье…
Он зло улыбался…
Новоиспеченная супруга Бирюкова в страхе замерла…
По-прежнему лилась музыка…
Фадей был все ближе…

Наконец, он остановился в паре метров от нее.
Поднял пистолет и, по-прежнему ухмыляясь, наставил дуло.
Лицо Натальи исказилось от ужаса. Она попятилась назад.
– Фадей, что ты... – закричала она, – нет… нет… нет…
Прогремел выстрел.

На пол полетели осколки от простреленных часов.
Наталья рухнула на пол.

Дверь в комнату быстро отворилась.
Мужики недоуменно лицезрели открывшуюся картину.

Фадей подошел к Наталье и посмотрел сверху вниз.
Она была ранена. В уголках рта показалась кровь. Женщина тяжело дышала, во все глаза с мольбою глядя на Фадея.

Тот, молча, навел на нее дуло другого пистолета.
Она пыталась что-то сказать. Изо рта хлынула струйка крови.
Прогремел выстрел.

Вдруг дверь, из которой собиралась выбежать Наталья, отворилась. 
На пороге стоял Бирюков-младший – он опустил глаза на изувеченный труп жены. В них читался ужас.
Александр перевел взгляд на Фадея – тот по-прежнему ухмылялся.

Зачинщик беспорядков машинально наставил на Бирюкова оба пистолета…
В тишине раздался один щелчок, потом – другой. Пистолеты были разряжены.
– Эй, мужики! – крикнул Фадей, полуобернувшись так, чтобы соперник оставался в фокусе его внимания. – Вали ко мне на забаву!

Внезапно комнату осветила мощная вспышка молнии.
Небесный огонь поразил дом.
Из соседней комнаты донеслись панические крики мужиков:
– Огонь!..
– Пожар!..
– Дои горит!..
– Спасайся!..
Послышался топот выбегающих людей…
Главный бунтарь на мгновение замешкался…
Улучив момент, Бирюков бросился вон из комнаты….

Конюшню усадьбы заволокло дымом.
Лошади были напуганы. Издавали ржание.
Некоторые становились на дыбы.

Дом пылал как изнутри, так и снаружи.
За окном гремел гром и сверкали молнии.
Несколько молний снова попали в дом.

Толпа бросилась к парадной лестнице, чтобы спуститься на первый этаж и выбраться наружу.
Но лестница и первый этаж были объяты пламенем.
Мужики повернули назад.

Гром и молнии продолжались.
Усадьба почти полностью была объята пламенем.

Бунтовщики стали выбивать стекла на втором этаже.
Они с дикими воплями прыгали вниз – на многих горела одежда.
Мужики падали на землю и корчились от боли.

Вдруг ворота горящей конюшни в щепки разлетелись.
Изнутри выскочили взбешенные лошади.
Спасаясь от огня, они понеслись прочь по телам выпавших из окон.

5

Небо светлело под натиском зари.
Лес заливал сильный дождь.

Между деревьев, опираясь на трость, пробирался Бирюков. Он еле держался на ногах и тяжело дышал.
Его лицо и одежда были измазаны сажей.

Александр приблизился к высокому деревянному частоколу с воротами.
Из последних сил доковылял до ворот, несколько раз ударил в них кулаком.
Послышался собачий лай.
Барин, лишившись чувств, рухнул на землю.

* * *

Бирюков открыл глаза.
Он увидел перед собой сидящего на табурете Семена.
Тот улыбнулся.

Александр лежал на кровати.
Помещение было довольно просторным.
По стенам – полки. На одних – книги.
На других – какие-то баночки и пробирки.
Они находились и на столе вместе с медицинскими инструментами. В углу стоял макет человека без кожи, демонстрировавший его структуру.
– Наталья погибла… – слабым голосом сообщил Бирюков и закрыл глаза.
Повисла пауза.

– Что поделаешь, барин, – наконец, отозвался Семен. – Народ сейчас, что зверь. К усадьбе-то я, как заря взошла, ходил. Дом подчистую выгорел. Тех, что остались на земле – волки порастаскивали.
Александр заметался на постели в истерике.
– Как дальше жить?
Семен вздохнул.
– Ничего, отстроишься. Велика забота. Отлежись пока.
– Как жить с этими людьми? – не успокаивался тот.

Сенька встал и направляется к двери.
Остановился и обернулся.
– А люди, барин, везде одинаковы. – А потом добавил: – Телегу время готовить. Ты не вставай. Слаб еще.
Он взялся за дверную ручку.
– Семен! – остановил его барин.
Тот вновь остановился и обернулся.
– Отпусти их... – распорядился Бирюков. – Не волнуйся. Я заберу тебя с собой.
– Твоя воля, барин.
Семен открыл входную дверь и вышел.
Александр остался лежать, уставившись в одну точку.

Покинув дом, Семен оказался на широком дворе, окруженном частоколом.
К нему тут же подбежали два огромных волкодава на длинной цепи.
Их будки находились чуть поодаль.
Мужик погладил обоих по голове.

Семен подошел к воротам. Они были заперты на огромный амбарный замок. Справа от ворот стояла телега. На ней – деревянная клетка, в которой везли наголо побритого лжекалеку, укравшего на ярмарке поросенка.
Рядом на заборе в ряд висели железные цепи с кольцами. На одной из таких цепей сидела у дерева прикованная Акулина.

Семен вытащил связку ключей – подобрал нужный.
Вставил в замок – тот поддался.
Распахнул ворота и оставил створки открытыми.

Семен зашагал по двору.
На территории находились клумбы с цветами.
Качели.
Небольшой бассейн с рыбками, вокруг которого располагались скамейки.
Несколько столов со стульями. На одном – шахматная доска с фигурами.
Чуть поодаль располагался целый городок аттракционов, включавший: русские качели, бегунки, скакухи, виселицу, колесо фортуны, кружало и прочие забавы.

Семен подошел к двум большим деревянным избам – они стояли на расстоянии друг от друга.
На каждой двери висел замок.

Семен подошел к первой избе.
Вынул связку ключей.
Открыл замок.
Распахнул дверь и вошел внутрь.

В помещении стояло с десяток кроватей. На них лежали побритые наголо мужики. Все разных возрастов в одинаковых балахонах. Среди них – убогий с ярмарки.
Семен остановился в проеме двери.
Калики приподнялись с кроватей и выжидательно на него посмотрели.
У многих отсутствовала рука или нога. Некоторые вообще оказались без ног.
Наступило молчание.

– Все, отмучились... – уведомил Семен, – ворота открыты, ступайте с Богом...
Мужики не тронулись с места, продолжая молча на него смотреть.

– Чего уставились?.. – не выдержал Сенька, – выходите... дорогу в город сами отыщите...

Калики один за другим стали медленно покидать кровати и ковылять к выходу.

Семен подошел ко второй избе.
Открыл замок.
Также распахнул дверь и шагнул внутрь.

Помещение было таким же, как и в первой избе. Только здесь находились женщины. Также разных возрастов – наголо побритые и в балахонах.

– Расходитесь... – сказал Семен. – Закончилось ваше врачевание...
Женщины, как и мужчины, удивленно на него уставились.

Семен повернулся и вышел.

Во двор стали выходить калики.
Семен стоял у открытых ворот, наблюдая за ними.

Но больные и не думали расходиться…
Вот двое мужчин подошли к столу с шахматной доской. Уселись на стулья, расставили фигуры...
Некоторые калики сели за другие столы…
Появились карты…
Кости…
Домино…
Началась азартная игра.

Несколько женщин пристроились на качелях и стали раскачиваться.
Некоторые подошли к бассейну с рыбками и начали их рассматривать.

Один из мужиков взял деревянный молоток для крокета и принялся прогонять деревянные шары через проволочные ворота, вставленные в землю.

Другие просто гуляли по двору, о чем-то беседуя.

Одна из женщин пела песенку и собирала несуществующие цветы.

Лжеубогий играл в карты с каким-то чудным каликом.

Семен обвел взглядом юродивых и тяжело вздохнул.

– Эй, Семенушка, – обратился к нему воришка поросенка, – а харчеваться когда ж?
Семен вспыхнул:
– Вы что, ни того?.. ясно сказал, ступайте с Богом.
Но на слова Семена никто не обратил внимания. Каждый занимался своим делом.

Лжеубогий подмигнул соседу и, кивая на Семена, шепотом произнес:
– Думает, мы идиоты...
Его сосед повернул голову, внимательно посмотрит на Семена и глубокомысленно произнес:
– Скверна вползаши в главу огнедышащим змием…

Воришка с ярмарки вновь обратился к Семену:
– Семенушка, от лекарского причащения сегодня мне освобождение. Ноги ломит, – и пояснил соседу: – Сегодня Якишки-ворчуна очередь. Опять воду в колодце дерьмом приправит.
Тот помолчал и еще глубокомысленнее возвестил:
– Дьявол лютует во чреве, на свет изидоша…

Сплюнув, Семен направился во двор и начал каждого больного по очереди выпихивать за ворота.
Калики всячески сопротивлялись и не хотели покидать двор.

Поняв, что это бесполезно, Семен махнул рукой и в сердцах воскликнул:
– А ну вас... жрать захотите, разбежитесь.

Он оставил ворота открытыми.
Направился в другой, хозяйственный, конец двора.

Семен подошел к колоде, в которой торчал топор.
Рядом на земле была навалена гора поленьев.
Он закатил рукава и принялся отчаянно рубить дрова.
У него было явно дурное настроение.

Бирюков по-прежнему лежал на кровати, о чем-то сосредоточенно думая.

Доносились удары топора.

Внезапно они смолкли. Наступила тишина…
Неожиданно конь в конюшне издал отчаянное ржание.
Бирюков насторожился и прислушался…
Вдруг мимо окна прошмыгнула какая-то тень...
Александр вздрогнул и позвал:
– Семен! Семен! Ты где?
Ответа не последовало.

Наконец, Бирюков кое-как встал с кровати.
Взял трость и, сильно качаясь, направился к двери.

Дверь отворилась. Во двор вышел барин.

Он обошел избу.
У колоды лежало бездыханное тело Семена.
– Семен… – вырвалось у Александра.
Хромая, он спешно направился к трупу.

Вдруг из-за угла на него набросился Фадей.
Он с ног до головы был в саже и грязи. Одежда оборвана. На лице и руках – кровоподтеки.

Главарь бунта был озлоблен…
Он пинал обессиленного Александра ногами…
Приподнимая, со всей силы бил кулаком в лицо…
Наносил жестокие удары по телу.
Казалось, что Фадей превратит соперника в лепешку.

Наконец, убийца Натальи остановился.
Перевел дыхание.
Повернулся и подошел к топору.

Бирюков взял трость и вынул изнутри тонкий длинный клинок.
Пристроил его у самого тела так, чтобы оружие оставалось незамеченным.

Фадей схватил топор…
С сатанинской усмешкой стал медленно приближаться к жертве…
Оказавшись рядом, он занес топор над головой и со словами «Жди меня в аду» хотел нанести удар…
Но Александр из последних сил выхватил клинок, приподнялся и вонзил в живот убийце…
Тот выронил топор и с выпученными от недоумения глазами повалился наземь…
Бирюков откинулся назад и, измученный, упал на спину…

Калики во дворе по-прежнему занимались своими делами.
Лжеинвалид, как и раньше, играл в карты с соседом.
Подмигнув, он сказа:
– А Семен того, шельма...
Тот, делая очередной ход, глубокомысленно изрек:
– Скверну рече во языцех, кто помыслом нечист.
Свиноцап поделился своими соображениями:
– Сегодня на фриштык гречневая каша с поросенком. Хочет, видно, подлец, сам все слопать.
Сосед-златоуст резко прекратил игру. Посмотрел на партнера недобрым взглядом и, демонстрируя кукиш, провозгласил:
– Пусть накось выкусит...

7

Швейцария. Несколько лет спустя.

В помещении, напоминающем допотопную лабораторию, два крепких санитара усаживали во вращательные качели Дарвина-Кокса кучерявого больного.
Тот изо всех сил кричал и вырывался.

За процедурой наблюдали Бирюков-младший и пожилой мужчина профессорского вида: в белом халате, с заостренной бородкой и в пенсне.
Александр Григорьевич заметно постарел – осунулся. Больше поседел. Жизнь явно не баловала его.

– Этот аппарат рассчитан на сорок-шестьдесят оборотов в минуту, – сказал профессор. – Больные выдерживают не больше четырех минут. Гейнрот утверждает, что это средство способно излечить даже эпилептиков. А если не помогает, то уже не поможет ничего.

Санитары тем временем усадили в кресло и привязали кучерявого психа.

Один из них привел в движение аппарат.

Пациент начал вращаться – он орал все громче.

Наконец, аппарат остановился.

Санитары отвязали больного.
Он был сильно изможден.
Его взяли под руки и подвели к пожилому доктору и Бирюкову.

Пациент подобострастно произнес:
– Я больше не буду, господин доктор, честное слово…
– Вот и молодец, – спокойно отреагировал тот. – А теперь скажите: «Я больше не троюродный племянник последнего египетского фараона и не претендую на пирамиду Хеопса в качестве своего законного наследства, как и на все древние объекты по обеим сторонам Нила».
– Я… – пробормотал кучерявый.
– Ну же, смелей… – подбодрил его доктор.
– Я… я… – не племянник фараона… Мне не нужна пирамида… Мне не нужен Нил вместе со всеми его чертовыми крокодилами.
– Отлично. И учтите, если на прогулках вы снова будете заставлять других пациентов быть лошадьми в вашей колеснице, вам снова придется прокатиться в этой карусели.
– Я буду делать все, что вы скажите, господин доктор.
– Вы говорите правду?
– Еще бы, – «племянник фараона» улыбнулся.
Доктор посмотрел на санитаров и распорядился:
– В палату…
Те увели кучерявого под руки.
Повисло молчание.

– Скажите, господин Рамю, – спросил Александр после паузы, кивая на вращательные качели, – аппарат действительно дает такие поразительные результаты или этот пациент просто притворялся?
Тот пожал плечами.
– Психология, особенно в последнее время, развивается очень стремительно, доктор Вальзер. Проблема – как влиять на неуправляемых больных, оставалась одной из самых сложных во все времена. Раньше их секли розгами и держали на цепи. Теперь мы используем более гуманные методы.
– М–да... – протянул Бирюков-Вальзер.
– Кстати, вчера прибыло трое новых пациентов, – сообщил Рамю. – Не хотите взглянуть?
– С удовольствием, – кивнул Александр.

По освещенному коридору шли Рамю и Бирюков.
Из-за многочисленных дверей с табличками вдоль него доносились крики, стоны и бормотанье больных.

Рамю остановился возле одной из дверей.
Открыл глазок для наблюдения.
– Прошу… – предложил он.
Бирюков приблизился и посмотрел в глазок.

Палата оказалась довольно светлой и просторной с большим решетчатым окном.
Стены были оббиты мягким материалом.
На полу лежал тюфяк.
В помещении находился долговязый мужчина лет тридцати. Он ходил из угла в угол, беседуя с самим собою.

– Макс Шрумф, – начал озвучивать историю его болезни доктор Рамю. – Сорок пять лет. В детстве был тихим, замкнутым ребенком. Прилежно учился. Играл на виолончели. Рано лишился родителей. Его семейная жизнь явно не клеилась. От первых трех браков имел шестерых детей. В последнем – еще двух. Четвертая жена также оказалась скандалисткой. После очередного крайне бурного конфликта он вдруг схватил стул и размозжил ей череп. На ее крик прибежали дети. Все они были убиты. После этого Шрумф стал истерически хохотать. Схватил нож и пытался перерезать себе горло. Его удалось спасти. После всего случившегося вел себя спокойно. Возможно, какое-то время ему предстоит провести в уединении.

Бирюков-Вальзер закрыл глазок.
Рамю направился к следующей двери. Александр последовал за ним.

Рамю открыл глазок.
Бирюков посмотрел внутрь палаты.

В таком же помещении на тюфяке лежал маленький, толстый мужчина средних лет.
– Исаак Зильберман, – продолжил Рамю. – Тридцать семь лет. Член социал-демократической партии. Никогда не пользовался успехом у женщин. Страдал рукоблудством. Однажды встретил девушку, которая его полюбила. Был назначен день их бракосочетания. Но невеста неожиданно покончила с собой. Перед днем похорон Зильберман пробрался к ее гробу и изнасиловал. Провел в больнице для душевнобольных три года. После выхода оттуда стал откапывать на кладбищах свежие женские могилы и вступать в контакт с трупами. Думаю, через несколько месяцев его можно будет выводить на прогулки.

Бирюков закрыл глазок.
Они направились к третьей двери.

Рамю вновь открыл глазок.
Александр увидел в палате очень красивую девушку с распущенными волосами. Она сидела в углу, подобрав под себя ноги, и тупо смотрела в одну точку.

– Анна Шилтон, – сообщил Рамю. – Двадцать два года. Из бедной семьи. От соблазненного ею богатого молодого человека родила дочь. Он отказался жениться и помогать ей. В отчаянии Анна отравила дочь. Подпалила дом, а сама выбросилась из окна. Чудом осталась жива, но из-за пожара выгорело пол-улицы. Пока что она пребывает в состоянии шока. Ни с кем не разговаривает.

К Бирюков-Вальзеру и Рамю подошли двое санитаров.
– Мы - за ней… – сказал один из санитаров, кивнув на дверь палаты.

Рамю и Бирюков отошли от двери.

Другой санитар вытащил из кармана связку ключей.
Выбрал один. Вставил в замок.
Отворил дверь.
Рамю и Бирюков оставались в коридоре.

Санитары под руки вывели из палаты Анну Шилтон. Она выглядела ко всему равнодушной.
Ее повели по коридору.

Рамю и Бирюков проводили удаляющую пациентку задумчивым взглядом.
Затем медленно двинулись в другую сторону.

– Не скрою, доктор, – сказал Александр. – Иногда мне кажется, что все это пустая затея.
Рамю на пару секунд задумался, а затем ответил:
– Душевные травмы у большинства пациентов слишком серьезные. Наша наука еще довольно молода. Не думаю, что кто-то смог бы сделать для них больше. 

– Увы… это напоминает не лечебницу, а комфортабельную тюрьму. Вы знаете, я рассчитывал на полное излечение большей части больных.
Рамю слегка улыбнулся.
– Вам не в чем себя винить. Поверьте, большинство из них живут абсолютно нормальной жизнью и вряд ли по своей воле хотели бы выйти отсюда. Впрочем, я готов похвастаться одним больным. Он делает поразительные шаги к выздоровлению.


Рамю и Бирюков-Вальзер вошли в просторное помещение, напоминавшее столярный цех.
Здесь находилось около двух десятков больных. Все мужчины.
Стоя у верстаков, они были всецело погружены в работу.
Одни что-то строгали.
Другие – пилили.
Кто-то обрабатывал древесину. Поэтому все пространство наполнял производственный шум.

Рамю направился к одному из пациентов. От него не отставал Александр.
Они остановились у станка, на котором мужчина лет под шестьдесят мастерил колесо для кареты.
Увидев гостей, он отложил работу и улыбнулся.
– Мое почтение, доктор Вальзер... рад видеть вас, доктор Рамю...
– Здравствуйте, Генрих, – ответил на приветствие Александр. – Какая прекрасная вещь. – Он кивнул на недоделанное колесо.
Генрих был явно доволен собой.
Он взял колесо и продемонстрировал его докторам.
– Я очень старался, – застенчиво признался Генрих.
Бирюков похлопал его по плечу.
– За такой малый срок вы стали настоящим мастером. В совершенстве овладели ремеслом. Теперь, покинув нас, вы сможете зарабатывать себе на жизнь не хуже других. Содержать семью. Ведь так?
– О да, доктор Вальзер. Я много трудился. И очень ценю то, чего достиг, конечно же, с вашей помощью.
– Тем более, что труд столяра, – вмешался Рамю, – очень и очень непрост. И далеко не каждому под силу то, на что оказался способным Генрих.
– Да у него просто золотые руки, – подхватил Бирюков-Вальзер.
Генрих, казалось, таял от комплиментов.

После паузы Рамю спросил:
– После того, как вы закончите это чудесное колесо, вас, видимо, ожидает новая интересная работа?
– Да, – сообщил Генрих. – Сейчас я вставляю последние спицы, а потом...
Он машинально начал вставлять в колесо очередную спицу.
Его руки сильно дрожали. Видимо, от похвал он сильно возбудился. И теперь желал продемонстрировать свое умение.
– А потом я возьмусь… – продолжил пациент-мастер.

Спица никак не хотела влезать в отверстие.
Генрих, поглядывая на Рамю и Бирюкова, виновато улыбался.
Ему было явно неловко.
Он все больше нервничал.

Рамю решил прийти ему на помощь:
– Генрих, у вас еще масса времени. Возможно, вы просто торопитесь…
– Вот проклятье… – злился тот, – никак не проходит…

Он начал лихорадочно вставлять спицу…
Ничего не выходило…
Генрих постепенно приходил в ярость.

Рамю и Александр насторожились.
– Генрих, – сказал последний. – Думаю, нам лучше уйти. Это мы мешаем вам сосредоточиться.

Но Генрих уже не обращал на них никакого внимание. Он по-прежнему лихорадочно пытался вставить спицу.

Рамю начал медленно пятиться назад.
Он ухватил за руку Бирюкова-Вальзера и потащил за собой.
Рамю поглядывал на дверь. Очевидно, он рассчитывал позвать санитаров.

С Генрихом тем временем происходила настоящая истерика.
Другие больные отложили свою работу и внимательно за ним наблюдали.

Вдруг Генрих со всей силы швырнул колесо на землю и дико заорал.
Схватил с верстака нож для обработки древесины и начал им себя полосовать.
Он был весь в крови.

Рамю и Бирюков замерли на месте и со страхом поглядывали на пациента в припадке агрессии.

Вдруг Генрих прекратил самоистязание и зло посмотрел на докторов.

– Это из–за вас, – прошипел он, полный ярости, – меня не слушалась эта проклятая спица… только из-за вас… если бы не вы…

Он резко метнулся к Бирюкову и бросился на него.
Повалил на пол.
Лежа сверху, замахнулся, чтобы ударить ножом.
Все произошло очень быстро
Александр перехватил его руку. Но Генрих был явно сильнее.
Еще чуть-чуть, и он вонзил бы в доктора нож.
Но вдруг в последнюю секунду Генрих получил мощнейший удар по голове и рухнул.

Над ним стояли санитары.
Один из них держал обмотанную мягкой материей дубину.

Санитары приподняли подмышки буйного пациента.
И поволокли к выходу из цеха.

Генрих вдруг пришел в себя и, вырываясь, стал истерично кричать:
– Это все из-за вас... из-за вас... вы виноваты... но только не я…
Санитар снова опустил дубину ему на голову.
Генрих умолк.

Рамю помог Бирюкову подняться на ноги.
– Доктор Вальзер, с вами все в порядке?
– Кажется, – ответил тот.

Покинув лечебницу, Рамю и Александр оказались в роскошном парке.
Он находился в живописной альпийской долине.
Территорию ограждал высокий, глухой забор.
В парке прогуливались пациенты в одинаковой одежде.
Многие больные были в смирительных камзолах с завязанными сзади рукавами.

Поддерживая Бирюкова-Вальзера, Рамю подвел его к ближайшей скамейке.
На другом ее конце кто-то сидел.
Рамю усадил Александра.

– Подышите воздухом, – обратился к нему Рамю. – Я сбегаю за нюхательной солью.
Он быстро направился в особняк.

Бирюков-Вальзер, сидя на скамейке, приходил в себя.
Вдруг он начал кашлять.
Из носа показалась кровь.
Александр закрыл нос правой рукой.
Левой начал шарить по карманам.

Неожиданно, сидящая на другом конце скамейки женщина, медленно протянула руку в сторону Бирюкова.
Она положила на скамейку рядом с ним белый платок.

Бирюков заметил его.
Поднял глаза на женщину. Это была Анна Шилтон.
Она смотрела перед собой, будто не замечая доктора.

Александр взял платок.
– Благодарю вас, – сказал он.
И начал промачивать кровь.

Появился Рамю. В его руках была банка с солью.
– Что с вами? – спросил он, увидев кровь.
– Все в порядке.
Бирюков-Вальзер поднялся со скамейки.
– Вот... – Рамю протянул банку с солью.
– Очень вам признателен, но не нужно. Я хорошо себя чувствую.

Они направились к особняку.

– Эта девушка… – Александр кивнул в сторону скамейки.
– Анна Шилтон, – обернувшись, произнес Рамю.
– Да. Пожалуйста, расскажите о ней подробнее.
– В принципе, я рассказал все, что знал. Добавлю только, что матери у нее нет, а отец законченный алкоголик.
– А тот молодой человек, – припомнил Бирюков-Вальзер, – который ее бросил?
– Его имя Карл фон Штейгер. Он художник. Говорят, весьма и весьма недурственный, но как человек – законченный негодяй, – сообщил коллега.

8

В один из летних дней к особняку на фешенебельной улице крупного европейского города подъехала карета.
Из нее вышел Бирюков.
Он подошел к парадной двери и дернул за набалдашник свисавшей вниз цепочки.

Дверь отворилась. На пороге вырос чопорно одетый дворецкий.
Он бросил быстрый, оценивающий взгляд на посетителя и спросил:
– Чем могу служить, господин?
– Лансе, – ответил Александр. – Я хотел бы видеть господина Карла фон Штейгера.
Дворецкий отчеканил явно заученный текст:
– Сожалею, господин Лансе, но упомянутый вами человек здесь больше не проживает.
– В таком случае, не проинформируете, где его можно найти?
– Одну минуту.
Дворецкий исчез, закрыв за собой дверь.

Бирюков-Лансе некоторое время прогуливался у фасада особняка.

Наконец, дверь открылась. Вновь появился дворецкий.
– Господин Лансе, – сказал он. – Прошу вас…
Александр вошел внутрь.

Дворецкий остановился у одной из дверей и распахнул перед визитером.
– Прошу… – пригласил он.
Бирюков-Лансе шагнул в помещение.
Дворецкий закрыл дверь и удалился.

В кресле сидел старый джентльмен.
– Я отец человека, – произнес он без предисловий, – которого вы ищете, чем могу служить?
– Разрешите присесть? – поинтересовался Александр.
– Извольте… – Штейгер-старший указал на кресло.
– Я представляю интересы одной особы, которая нуждается в помощи, – сообщил Бирюков-Лансе, удобно устроившись.
– А причем здесь мой сын, черт побери? – недовольно буркнул Штейгер-старший.
– Видите ли, он имеет к ней самое непосредственное отношение. Боюсь, что как раз вмешательство вашего сына в ее судьбу привело к тому, что сейчас эта девушка на грани жизни и смерти.

Штейгер-старший вскочил со своего места и начал расхаживать взад-вперед по комнате.
– Каждый раз одно и то же… со злостью произнес он. – Кто она?
– Ее имя Анна Шилтон.
Штейгер-старший резко остановился.
– Она у вас?
– Да.
– Вы напрасно теряете время, господин Лансе.
– Возможно… но все равно я хотел бы с ним поговорить.
Штейгер-старший тяжело вздохнул и не без горечи сообщил:
– Говорят, он шатается по каким-то притонам. Это все, что я знаю.
– Простите, он шатается по притонам этого города? – уточнил Александр.
– К сожалению, да, – последовал ответ.

* * *

Бирюков подошел к двери обшарпанного дома и постучал.
Дверь приоткрылась.
Бирюков достал из кармана сложенный листок бумаги и отдал тому, кто приоткрыл дверь.
Бумажка исчезла. Дверь закрылась.

Через некоторое время дверь широко отворилась.
Бирюков последовал внутрь.

У порога его встретила омерзительного вида матушка. Ее взгляд напоминал острие булавки.
– Добрый вечер, – она плохо играла радушное гостеприимство. – Кажется, вы у нас впервые. Я могу быть вам чем-то полезна?
– Я хотел бы видеть господина Штейгера, – сказал Александр.
– Вы из полиции?
– О нет. Дело сугубо личное.
После некоторого колебания содержательница притона сообщила:
– Он внутри.

Вульгарно обставленная гостиная тонула в клубах дыма.
Кое-где располагались парочки. Полуобнаженные девицы были крикливо разряжены.

Одна из них подошла к Бирюкову.
– Привет, красавчик. – поприветствовала она, – угостишь меня выпивкой?
– Я ищу Карла фон Штейгера.
– Может, вначале выпивка?
Александр заметил в углу на диване молодого человека с девицей.
– Это он? – спросил Бирюков, кивнув в сторону парочки.
– Тебе повезло, – разочарованно произнесла она и отошла.

Бирюков подошел к молодому человеку в поношенном костюме.
Он был небрит и не стрижен, явно испытывая финансовые трудности.
– Карл фон Штейгер? – обратился к нему Александр.
Тот поднял на него полупьяные глаза и оглядел с ног до головы.
– С кем имею честь беседовать? – учтиво поинтересовался он заплетающимся языком
– Пьер Лансе, – представился Бирюков.
– Вы француз?
– Да.
– Присаживайтесь, – пригласил Штейгер-младший.
– Мы могли бы поговорить наедине?
– Вы от кредиторов?
– О нет. Вам не о чем беспокоиться.
– В таком случае, может, угостите меня выпивкой? – завсегдатай притонов облизнулся.
– И меня… – подала голос его спутница.
– Обойдешься. Кто много пьет, тот долго не живет – народная пословица, – буркнул ей кавалер.

По ночной улице медленно прогуливались Штейгер-младший и Бирюков-Лансе.
– Итак, господин Штейгер, мое желание помочь вам, – начал Александр.
Тот усмехнулся.
– Дать денег?
– Если бы от них все зависело, люди были бы гораздо счастливее.
– Кто вы, черт возьми? Священник?
– Нет, просто я пытаюсь помочь людям. У меня нет личного счастья. Поэтому, помогая другим обрести его, я беру от них частичку себе.
– Значит вы либо ангел, либо идиот, – заключил художник.
– В каждом из нас, господин фон Штейгер, живут как ангел, так и бес. Вопрос в том, кто из них окажется сильнее. Я хочу быть с вами предельно откровенным. Я подробно ознакомился с вашей биографией.
– Так вы из полиции?
– Нет. Но я видел ваши картины. Они поразили меня. В них боль и отчаяние. Борьба не на жизнь, а на смерть между ангелом и бесом.
– И что же?
– Я хочу предложить вам побороть своего беса.
– И каким образом?
– Поговорить с вами о вашей бывшей возлюбленной.
– У меня их было много.
– Я говорю об Анне Шилтон.
Штейгер остановился.
– Что?.. но ведь она… кажется... того… – он покрутил у виска указательным пальцем.

Александр продолжил движение.
Художник через несколько секунд догнал его.
– Она любила вас, – продолжал Александр, – но в какое-то мгновение бес в ней взял верх над ангелом. Кстати, не без вашей помощи.
– И что вы предлагаете?
– У нее нет будущего так же, как и у вас, господин фон Штейгер. Вы умный человек и должны это четко осознавать. Но вы оба можете помочь обрести друг друга. Начать совершенно новую жизнь. Я убежден – это вполне достижимо. Стоит только сильно захотеть. Подумайте об этом.

Штейгер вновь остановился. Александр также.
Художник внимательно посмотрел на собеседника.
– Вы это серьезно? – наконец, спросил он.
– Неужели вы до сих пор мне не верите? – выразил некоторое удивление Бирюков.

9

К чугунным воротам, от которых по обе стороны уходил высокий, глухой забор, подъехал экипаж.
Из него вышли Бирюков и Штейгер.

В воротах сразу же открылась калитка.
Изнутри появился сторож. Он жестом пригласил прибывших пройти. 

В парке психиатрической лечебницы по-прежнему прогуливались больные, наслаждаясь теплым, солнечным днем.

Мимо них к зданию направились Бирюков и Штейгер. Последний изумленно косился на больных.
– А у вас здесь рай, – произнес он.
– Но я не пожелал бы вам в нем оказаться, – отреагировал Александр.

Они вошли в здание.

Бирюков и Штейгер, следуя по коридору, остановились у одной из дверей.
Александр постучал и, услышав «Войдите!», открыл дверь и последовал в кабинет.
Его спутник направился следом.

Доктор Рамю был на ногах. Видимо, до этого он расхаживал по кабинету в ожидании.

По стенам были развешены портреты светил психологии того времени: Пинеля, Эскироля, Конолли и других.
Почетное место занимала знаменитая картина Роберта Флёри «Пинель в Сальпетриере».

– Господин Рамю, – обратился к нему Бирюков, – разрешите представить – Карл фон Штейгер.
– Очень приятно. Присаживайтесь, господа. Я вернусь через несколько минут.

Рамю вышел.

Александр устроился в удобном кресле.
Штейгер подошел к окну, оказавшись к нему спиной.
Воцарилось молчание.

– Скажите, мсье Лансе, – первым начал художник, – вы и правду верите в воскресение душ?
– Я верю в воскресение вашей души, Карл.
– А если я окажусь не тем человеком?
– Что ж… я был готов рискнуть. Тогда мне остается надеяться на то, что в вас, по крайней мере, осталась хоть капля совести.

Дверь отворилась.
Рамю ввел Анну, поддерживая за локоть.
Она словно не замечала никого и ничего вокруг.

Бирюков поднялся с кресла и обратился к девушке:
– Прошу вас, присаживайтесь.

Рамю помог Анне устроиться.

Бирюков обернулся к Штейгеру. Тот продолжал смотреть в окно.
– Да поможет вам Бог… – произнес Александр.

Он направился к двери.
Рамю последовал за ним.

Анна сидела в кресле и смотрела в одну точку.

Наконец, Штейгер обернулся и медленно приблизился к ней.

Анна вздрогнула.
Через мгновение медленно подняла глаза и посмотрела на бывшего возлюбленного.
Она увидела на его лице зловещую ухмылку.

Бирюков и Рамю медленно шли по длинному коридору.
– И все же у меня плохое предчувствие, – признался последний. – Как врач, имеющий дело с человеческими душами, я вам ответственно заявляю, что этот Штейгер – законченный мерзавец.
– Я не мог поступить иначе.
– По-моему, вашему поступку есть только одно объяснение. Вы разочарованы результатами лечения. Поэтому хотите покончить с клиникой и погубить себя.
– Вам не о чем беспокоиться. Вся ответственность лежит на мне, – напомнил Александр.
– Поэтому я и беспокоюсь за вас, а не за себя.

Штейгер по-прежнему стоял перед Анной, глядя на нее сверху вниз.
– Забавная встреча, не правда ли? – прервал он затянувшееся молчание.

Выражение глаз девушки стало осмысленнее.
Вдруг по ее щеке поползла слеза.

– Что… что… тебе нужно? – спросила она хриплым тихим голосом, словно выдавив из себя эти слова.

Штейгер повернулся и вновь подошел к окну.
– Этот кретин, – он кивнул назад в сторону двери, – считает, что мы спасем друг друга. – Вдруг он резко расхохотался: – Как тебе это нравится?
– Зачем… зачем ты сюда пришел? – голос Анны становился увереннее.
– А ты гораздо умнее, чем он...

За двором особняка, находясь на высоком каменном уступе, в подзорные трубы наблюдали офицер и сержант швейцарской полиции.
– Какого черта он там возится? – злился сержант.
Офицер посмотрел на часы.
– Если ничего не произойдет, – начнем через десять минут, – заключил он.

Штейгер по-прежнему стоял у окна. Но вдруг резко обернулся.
– Тебе известно, что этот Вальзер коллекционирует придурков, которых ворует из психушек и тюрем по всей Европе? Забавное хобби, не правда ли?
– Ты обманул его, мерзавец!
– Зато я помог правосудию.
– За тридцать серебряников?
Штейгер вспыхнул:
– Не тебе учить меня морали. Сама-то ты кто – убийца.

Анна поднялась с кресла и стала приближаться к Штейгеру.
Ее взгляд был полон гнева и презрения. По щекам текли слезы.
– Из-за тебя я убила свою девочку… – в ее голосе слышалась неподдельная мука.
– Только без сантиментов. Я не уверен, что это был мой ребенок…
– Такой мрази, как ты, нет места на земле…
– Не тебе определять, кому на ней место…

Она была все ближе.

Вдруг Штейгер вытащил из кармана пистолет и направил его дуло на девушку.
– Ни с места. Я наделен особыми полномочиями. Не забывай – кругом психи.

Девушка остановилась. Она оказалась возле стола.
– Господи, как я могла полюбить такое ничтожество? – произнесла она с презрением.
От ее взгляда Штейгеру явно стало не по себе.
– Не смотри на меня, идиотка. Твое место на цепи…

Он на долю секунды опустил глаза.

Неожиданно рука Анны натолкнулась на лежащее на столе тяжелое пресс-папье.
Воспользовавшись замешательством художника, она молниеносно схватила пресс-папье, замахнулась и запустила в голову бывшего возлюбленного.

Он краем глаза ухватил ее движение и успел нажать на курок…

За прогуливающимися в парке больными наблюдали два дюжих охранника.

Вдруг со стороны особняка прозвучал выстрел.

Больные вздрогнули.
Они испуганно озирались по сторонам.
Первый охранник с тревогой в голосе обратился к напарнику:
– Ты слышал? Скорее…
– Не знаешь правил? Нам нельзя их оставлять, – осек его второй.

Офицер на каменном выступе громко скомандовал: – Вперед!!!
К воротам лечебницы из-за кустов со всех сторон бросились полицейские.
Один из них первым подскочил к калитке и, вытащив на ходу из кармана какой-то инструмент, начал спешно вскрывать замок.

Рамю резко распахнул дверь и вбежал в свой кабинет.
Он увидел лежащего на полу Штейгера.
Его стеклянные мертвые глаза были устремлены в потолок.
Из раны на проломленном черепе сочилась кровь.

Анна также лежала на полу. Она была жива. Но прижимала руки к животу. Между пальцев сочилась кровь.

Рамю бросился к ней.
– Он предал вас… – еле слышно, с большим трудом выговорила она.

У открытой двери кабинета Рамю, прислонившись к стене, стоял Бирюков. В его глазах читалось разочарование, обида м крушение всех надежд.

* * *

В сознании Александра всплыли кровавые сцены казни Людовика XVI… Маленький Саша впивается пальцами в глаза гувернеру–французу…

* * *

Бирюков медленно вытащил из кармана пистолет и поднес дуло к виску. Он был готов выстрелить. Последнее мгновение… Александр зажмурил глаза…

– Вальзер!!! – вдруг громко и резко раздался голос Рамю.
Бирюков вздрогнул и быстро отвел руку с пистолетом.
Он стоял с выпученными глазами, тяжело дыша.

– Скорее… – призвал Рамю.
После некоторого колебания Бирюков спрятал пистолет в карман и шагнул в кабинет.

– О господи… – воскликнул Александр, увидев на полу труп Штейгера и раненную Анну.

При виде крови ему стало не по себе. Он машинально приложил руку к носу, боясь кровотечения.
– Помогите перенести ее на диван, – потребовал Рамю, приводя его в чувство.

Бирюков склонился над Анной.
– Как она? – спросил он.
– Ранена, – констатировал главный врач клиники.

Они осторожно перенесли Анну на диван. Бирюков пытался не смотреть на кровь.
Она стонала.
– Дом окружен, – сквозь стон прошептала она. – Спасайтесь…
Рамю и Бирюков посмотрели друг на друга.

Вдруг профессор бросился к окну.
Он увидел бегущих к особняку полицейских.
– У вас несколько минут, – предупредил доктор.

Полицейские во главе с офицером и сержантом пробегали мимо больных.
Заметив их, один из охранников воскликнул: – Черт возьми, что происходит?

Стражи порядка скрылись в здании санатория.

Полицейские приблизились к закрытой двери кабинета Рамю. Офицер поднял правую руку.
Полицейские остановились. Вскинули оружие.

Главный резко распахнул дверь.

Полицейские вбежали в кабинет.

Они увидяли только склонившегося над трупом Штейгера Рамю.

Доктор повернул голову в их сторону и стал спокойно разглядывать вошедших.

– Вы доктор Рамю? – наконец, спросил предводитель стражей порядка.
– Да.
– Что с ним? – офицер кивнул на Штейгера.
– Мертв.
– Где они?

Бирюков помог Анне спуститься на землю из окна кабинета Рамю. Стены особняка были облицованы плитами с выступами, опираясь на которые беглецам было удобно спуститься вниз.

Из окна доносились голоса.
– Я знаю то же, что и вы, – пояснил доктор. – Я осматривал больных. Услышал выстрел. Вошел в кабинет и увидел труп. Затем появились вы.

Офицер буравил его взглядом.
Рамю встал на ноги и принялся молча на него смотреть.

Главный обратился к сержанту:
– Обыскать здание.
– Слушаюсь, – отрапортовал тот.

Полицейские спешно покинули кабинет.
Офицер направился к закрытому окну.

– Думаете выкрутиться, доктор? – в его голосе звучало ехидство.
– Не понимаю, о чем вы? – невозмутимо отреагировал Рамю.

Офицер резко распахнул окно.

Внизу на улице стоял кучерявый псих, который находился во вращательной кровати.

Офицер удивленно на него посмотрел и спросил:
– Ты кто?
Кучерявый псих истерично выпалил:
– Все кругом идиоты, а я – фараон… Пирамида Хеопса и все нильские крокодилы – моя законная собственность…

Из-за угла выглянул Бирюков. Он смотрел на прогуливающихся больных.

Офицер закрыл окно и, кивнув в сторону психа, спросил:
– У вас все такие?
– Преимущественно, – признался доктор.

Показался сержант. За ним – полицейские.
– В здании их нет, господин офицер, – проинформировал сержант.
– Больных проверили? – поразмыслив, поинтересовался тот.

Среди прогуливающихся во дворе лечебницы больных находились Бирюков и Анна. На них была такая же одежда, как на всех остальных. Александр поддерживал спутницу.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
– Немного лучше, – ответила она.

Взгляд охранника остановился на Анне и Бирюкове.
– Погляди, это кто, новенькие? – обратился он к коллеге.
– Девушку я видел, – ответил тот. – А этот… на Вальзера похож.
Последовал смешок:
– Ты сам скоро чокнешься.
Коллега хорошенько присмотрелся.
– Да чтоб мне провалиться…
Он направился к Анне и Бирюкову.

– Эй, вы двое, погодите, – потребовал он.
– Не оглядывайтесь, – обратился Александр к Анне.

Они прибавили ходу, спасаясь от охранника.
Тот завелся:
– Я к вам, кажется, обращаюсь.

Бирюков и Анна не реагировали.

Охранник сорвался с места.
Подбежал к ним и грубо схватил Бирюкова за локоть.
– А ну–ка… – произнес он требовательно.

Александр резко обернулся.
У охранника полезли на лоб глаза:
– Господин Вальзер?
Бирюков быстро заговорил:
– Вольфганг, мы ни в чем не виновны. Но попали в скверную историю. Прошу вас, помогите нам.
Тот почесал затылок:
– Вот так–так…

Анна заметила идущих к ним полицейских.
– Они идут сюда, – предупредила она.

К больным направлялись полицейские во главе с офицером.

Офицер увидел, что охранник лечебницы стоит рядом с женщиной и мужчиной. Они находились к полицейским спиной.

Он быстро направился к охраннику.

– Кто эти люди? – требовательно спросил он.
– Больные, – ответил тот.
– Пусть повернутся.
– Господин полисмен. Это небезопасно.
Офицер разозлился:
– Вы слышали, что я сказал?
– Я хотел бы предостеречь вас, этот мужчина способен на все.
Охранник резко схватил больного за локоть и развернул.
Больным оказался кучерявый псих.
Повернулась и его спутница. Это была совершенно невменяемая женщина.
– Не прикасайся ко мне, чокнутый сын Израилев… – заистерил кучерявый. – Я брошу тебя на съедение своим крокодилам. Ты знаешь, кто мой троюродный дядя?

Офицер был в растерянности.
– Я предупреждал… – напомнил охранник.

* * *

Между деревьев передвигались Анна и Бирюков.

Они подошли к краю крутого обрыва, где заканчивался парк лечебницы.
Внизу протекала горная река.

– Нам нужно спуститься, – сказал Александр. – Это единственный путь.
Они начали спуск вниз.

К краю обрыва подбежал офицер. За ним – полицейские.
Заметив беглецов, офицер громко скомандовал:
– За ними!

Беглецы продолжали спускаться вниз.

Спускающиеся полицейские оказались выше.

Наконец, преследуемым удалось спуститься к реке.
Перейдя ее, они направились дальше.

* * *

Деревья заволокло легким туманом.

Анна и Бирюков по-прежнему уходили от погони.
Девушка, поддерживаемая Александром, окончательно выбилась из сил. Она все время прижимала руку к животу и стонала.

Туман создал преследователям значительные трудности.
Офицер явно нервничал.
– Идем цепью. Не растягиваться… – отдал он приказ.

Полицейские обеспечили расстояние друг от друга.

Беглецы приблизились к еще одной горной реке.
Они тяжело дышали. Оба выбились из сил.

Неожиданно Анна споткнулась и упала.

Бирюков попытался помочь ей встать.
– Прошу вас… встаньте… еще немного… – умолял он.
– Я больше никуда не пойду… – захныкала девушка, – мне некуда идти… я убийца своего ребенка…
– Ну зачем вы так… у вас целая жизнь впереди… все наладится…
– Что наладится? Что вы несете?
Александр вспыхнул, резко и твердо гаркнув:
– А ну вставай, дура. Нашла время слюни пускать.

Анна удивленно посмотрела на Бирюкова и машинально с его помощью начала приподниматься на ноги.
– Вот и хорошо… – улыбнулся Александр, – вот и хорошо… а теперь пошли.

Они собирались идти дальше.

– Ни с места! – раздался грубый голос.

Анна и Бирюков замерли на месте и оглянулись.

Из-за деревьев вышел офицер, направив на них пистолет. Он тяжело дышал.

– Как для хромого, вы бегаете очень быстро, – не без сарказма заметил он Александру.
– Благодарю за комплимент, – отреагировал тот.
– Эй, кто-нибудь!!! – позвал офицер.

Он достал из кармана фляжку.
Открутил пробку и сделал глоток.
Затем обратился к беглецам:
– Коньячку не хотите?

Вдруг из-за дерева офицера кто–то сильно ударил дубиной по голове.
Офицер осел.

Из-за дерева появился старик. Явно местный житель.
Анна и Бирюков испуганно на него посмотрели.
– Чего уставились? Быстро за мной, – распорядился он.

10

Маленький деревянный домик, окруженный альпийскими возвышенностями, находился в уединенном месте.

Бирюков и Анна сидели за столом, а старик в очаге готовил пищу.

– Угощайтесь, – он поставил перед ними на стол огромный кусок запеченного мяса.
– Не знаем, как вас благодарить, – сказал Александр.
– Раз не знаете, так и не стоит.
Все улыбнулись.

Хозяин альпийской усадьбы устроился в стороне и стал раскуривать трубку.

Беглецы принялись за еду.

– Поверьте, – обратился к нему Александр, – мы ни в чем не виноваты. Эти полицейские – просто ошибка.
– Вы тот, кто лечит сумасшедших? – поинтересовался старик.
– Да.
– А она? – он кивнул на Анну.
Бирюков собирался что-то ответить, но девушка его опередила:
– Одна из них.
– Что ж, мне повезло. Что думаете делать?
– Деревня далеко? – спросил Александр.
– Далеко, внизу.
– Из–за нас вы можете пострадать.
– Меня никто не видел. Но если вы, конечно, проболтаетесь, то… А вообще места здесь глухие. Старуха моя давно умерла. Дети по городам разъехались. Вот сам и доживаю.
– Хорошо тут у вас. Наверное, мир и покой.
– Да это как сказать. Всякое бывает. Я помню…

На кровати с открытыми глазами лежала Анна. На полу было постелено Бирюкову.

Осторожно вошел Александр и внимательно посмотрел на девушку.

– Не спится? – спросил он.
– Нет. Вы проговорили почти всю ночь.
– Забавный дед. В такой глуши живет, а столько всего знает…

Бирюков устроился на полу.

– Ну, спокойной ночи, Анна.
– Что мы будем делать?
– Ульрих, его так зовут, предложил какое-то время пожить у него. Потом видно будет. Не волнуйтесь, все будет хорошо. У вас все впереди.
– А у вас?
– У меня?.. давайте лучше спать. Такой денек выдался… ух…
– Знаете, а ведь вы страшный эгоист?
– Я? – удивился ее спутник.
– Да, вы. Разыгрываете из себя нового Иисуса, жертвующего собой ради всего человечества. Сколько еще вы будете лелеять в себе свое горе? Почему бы вам не пожертвовать собой ради самого же себя?
Наступила пауза.
– Извините, я погорячилась… – смутилась Анна.

Алксандр молчал.

– На свете не вы один страдаете. Спокойной ночи.

Анна повернулась к стене.

Бирюков о чем-то сосредоточенно думал.

Утреннее солнце через окно проникло в комнату.

Анна проснулась и посмотрела на пол.
Ложе спутника было пусто.

Она вскочила с кровати.

Ульрих что-то мастерил во дворе.

Распахнулась дверь домика.
На пороге стояла Анна.
– Где он? – спросила она.
Ульрих помялся:
– Спросил в какой стороне граница и ушел. Просил вас не будить.

Девушка, как подкошенная, плюхнулась на пороге.
Ее руки дрожали. Она закрыла ладонями лицо.
– Господи, какая же дура… дура… – простонала она.
– Вы можете жить у меня, сколько пожелаете. Если захотите уйти, – он оставил вам немного денег.

Из-за кустов показался офицер. У него была перебинтована голова.

Со всех сторон появились полицейские.

Офицер сделал знак окружить домик.

Полицейские во главе с офицером подкрались к двери.
Попробовали открыть.
Она была заперта.
Офицер что есть силы ударил по ней ногой.
Дверь треснула и раскрылась.

Офицер вбежал внутрь.
За ним – сержант и другие полицейские. Все выглядели очень усталыми.

Дом был пуст.

– Осмотрите двор, – приказал офицер сержанту.
– Слушаюсь.

Он вышел с несколькими полицейскими.

Офицер заглянул в спальню. Там тоже никого не было.

Он устало рухнул на стул.

Вошел сержант.
– Никого, господин офицер, – отрапортовал он.
– Вот сволочи… зло ухмыльнувшись, выругался тот.

11

Поезд неспешно пыхтел по окруженной лесом железной дороге.

В одном из вагонов пристроился Бирюков. У него был усталый вид. Александр рассматривал карту США.

Напротив него находился еще один пассажир – толстый мужчина средних лет.

– Собрались в Америку? – поинтересовался попутчик.
– Да, – ответил Бирюков. – Иногда хочется отправиться на край света.
– Вот где не бывал, там не бывал. А вы?
– Тоже нет. Поэтому и еду. Не знаете, до Марселя еще далеко?
– Думаю, часа два.
– Благодарю вас.
Бирюков откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Вдруг поезд начал резкое торможение.
С улицы донесся отдаленный душераздирающий женский вопль.
Пассажиры вагона ахнули.
Бирюков и попутчик едва не повалились со своих мест.

– Неужели авария? – задался вопросом толстый мужчина, когда оправился.

Поезд остановился у небольшой станции.

Впереди на железнодорожных путях была заметна какая-то суета.
Туда бежали находившиеся на станции люди.
И те, что повыскакивали из поезда.

Из вагона вышел и Бирюков.
Он спустился на платформу и стал внимательно следить за суетой впереди.

Оттуда возвращался мальчик. Он шел в сторону Бирюкова.

– Мальчик, можно тебя на минуту? – обратился к нему Александр, когда тот приблизился.
– Да, месье.
Бирюков протянул ему монету и спросил:
– Что произошло?
– Там мертвая женщина, – взяв деньги сообщил свидетель случившегося. – Она пыталась перебежать рельсы перед поездом. Но оступилась. Ей отрезало голову.
– Что?

* * *

В сознании Бирюкова тут же всплыли сцены казни Людовика XVI… Маленький Саша впивается пальцами в глаза гувернера-француза…

– Эй, месье...

* * *

Александр вышел из оцепенения и посмотрит на мальчика.
– Еще хотите что-нибудь знать? – спросил тот.
– Нет, нет, благодарю.

Из носа Бирюкова показалась кровь.
Он достал платок и приложил к ноздрям, пытаясь остановить кровотечение.

* * *

Вечерело.
Александр с саквояжем в руке пересек городскую улицу и подошел к гостинице.
Открыл дверь и вошел внутрь.

За стойкой находился портье – лысоватый мужчина средних лет.

– Добрый вечер, мсье, – поприветствовал он. – Вам нужна комната?
– Да.
Портье достал ключи и протянул постояльцу.
– Номер двадцать шесть, – сказал он. – Это на втором этаже в правом крыле.
– Благодарю.
Портье приблизил свое лицо к лицу Бирюкову и тихо предложил:
– Может быть мсье нужна женщина? Плата самая умеренная.
– Нет, благодарю.

Вдруг взгляд Бирюкова задержался на рисунке за спиной портье.

Под надписью «Разыскивается полицией» был помещен рисованный портрет Александра. Впрочем, имеющий отдаленное сходство с оригиналом.

Александр перевел взгляд на портье. Но тот занялся своими делами.

Бирюков стал подниматься по ступенькам на второй этаж.

Открылась дверь.
В номер вошел Александр.
Здесь было лишь самое необходимое: кровать, стол, стул.

Он подошел к окну.
Задернул штору.

Вдруг послышался стук в дверь.
– Войдите, – пригласил постоялец.

Открылась дверь.
В комнату осторожно прошмыгнул портье.

– Прошу меня простить, мсье, – заискивающе начал он. – Вам понравился номер? Могу предложить другой.
– Не беспокойтесь, все в порядке.
Портье помялся, а потом вкрадчиво продолжил:
– Я хотел спросить, что мне делать с Гусем?
– С гусем? Предлагаю его общипать и хорошенько поджарить.
Тот усмехнулся:
– О мсье, не так меня понял. Гусем зовут полицейского нашего района. Он зайдет через два часа.
– А при чем здесь я?
– Вы, конечно же, обратили внимание внизу на объявление за моей спиной?
Бирюков напрягся:
– Что вы от меня хотите?

Портье вновь умолк на некоторое время, а потом подошел к нему вплотную и пристально посмотрел в глаза. 
Александр не отвел взгляда.

Наконец, портье вытащил из кармана листок бумаги и протянул Бирюкову.

Тот взял его. Развернул. Просмотрит.
Поднял глаза на лысоватого мужчину.

– Мне кажется, – усмехнувшись сказал Александр. – Я не стою таких денег.
– Я согласен по частям, – тут же отреагировал портье. – Но половину – сразу.
– Видите ли, мсье, – пояснил Бирюков. – Я еще точно не решил, как поступлю. Возможно, завтра я сам пойду в полицию.
– Как? – тот казался испуганным.
– А вот так…
– О, вам не стоит этого делать… – взволнованно сказал портье. – Я с удовольствием уменьшу сумму вдвое.
– Я очень устал и хочу спать. Вы меня поняли?
Портье вновь помялся.

– Но… но что же мне сказать Гусю? – наконец, поинтересовался он. – Как-то неловко нарушать закон.

Александр с презрением на него посмотрел.
Тот отвел глаза.

– Сделаем так, – твердо сказал постоялец. – Я посплю два часа. И спущусь вниз к его приходу. Вас это устраивает?
Портье засуетился:
– О нет, спокойно спите до утра. В конце концов, какая разница, утром, вечером…

Он повернулся, подошел к двери, открыл и вышел.

Настроение Александра окончательно испортилось.
Он попробовал лечь на кровать.
Но тут же вскочил и стал расхаживать по номеру о чем-то сосредоточенно думая.

Наконец, он взял шляпу и вышел.

Портье по-прежнему находился за стойкой.
По лестнице спустился Бирюков.
Увидев его, лысоватый мужчина буквально затрясся.
– Мсье, вы на меня не в обиде? – спросил он.
– Нет.
– Но…
– Я немного прогуляюсь. Не волнуйтесь, – успокоил Александр. – Я оставил все свои вещи.

Он вышел из отеля.
Портье настороженно посмотрел ему вслед.

На город опустилась ночь.
Улица в свете фонарей была пустынна.

По ней медленно брел Бирюков.

Он, казалось, не разбирал дороги. Взгляд был отсутствующим.

Вдруг Александр остановился и стал озираться по сторонам. Место явно показалось ему знакомым.

Через некоторое время он осознал, что находится в Париже на площади Согласия, бывшей площади Революции, в том месте, где стоял эшафот, на котором гильотинировали Людовика XVI.

Его черты лица резко исказились.
Схватившись за голову, Александр издал крик и упал на колени.

* * *

За столом сидел мужчина с отвратительными чертами лица.
Он читал письмо. Перед ним лежал вскрытый конверт.

Наконец, он поднял глаза.
Напротив в кресле сидел Бирюков.
Мужчина внимательно и долго его рассматривал, а потом сказал:
– Не скрою, мсье Шолье, просьба весьма странная. Но, впрочем, это ваше дело. Я сильно рискую, но сумма меня вполне устраивает.
– Когда? – спросил Александр.
– Через неделю. Я должен все подготовить. Вы прекрасно понимаете, что действовать нужно очень быстро.
– Да, да, я понимаю.

Наступило молчание.

– У вас есть ко мне еще вопросы? – спросил неприятный человек.
– Я хотел спросить. Ваш отец, он…
– Давно умер. Он, так же, как и я, исправно делал свою работу, мсье Шолье.
– Всего доброго.
Бирюков встал с кресла и покинул комнату.

Мужчина какое-то время о чем-то сосредоточенно думал.
Затем вновь погрузился в чтение письма.

* * *

Портье за стойкой читал газету.

Открылась входная дверь.
Вошел Александр.

Портье тут же отложил газету. Его движения стали суетливыми.

Бирюков, не глядя на него, вытащил из кармана деньги и положил на стойку.
– Мне нужна всего неделя, – сказал он. – Это все, что у меня есть.
Портье кивнул. Быстро схватил деньги и начал лихорадочно пересчитывать.

12

Было глубоко за полночь.

На площади Согласия-Революции явно в ожидании чего-то или кого-то прохаживался Бирюков. Кроме него на площади не было ни единой души.

Но вот издалека послышался какой-то приглушенный грохот.

Александр повернул голову в сторону шума.
Его черты лица заострились.

На площадь из–за угла (как когда-то карета Людовика ХVI) выехала телега.
Ею правил мужчина с капюшоном на голове.

Телега остановилась на том месте площади, где находился эшафот во время казни короля.

Человек с капюшоном на голове сорвал материю, покрывавшую телегу.
В ней находились части какого-то механизма.

Хозяин телеги быстро установил два столба, лежащие вдоль телеги.
Подвесил на них топор.
Под ним положил доску.
Перед ней ящик.
В итоге вышла мини-гильотина.

Наконец, человек с капюшоном на голове замер в зловещей позе, давая понять Александру, что все готово.

Бирюков, все это время неподвижно наблюдавший за его работой, вышел из оцепенения.
Медленно приблизился к телеге.

Вскочил на нее.
В последний раз обвел взглядом площадь.

Лег на доску.
Хозяин телеги связал ему руки за спиной.
Затем привязал ремнями к доске.

Все было готово.
Палач выпрямился.
Взялся за ручку, приводящую в движение топор.

* * *

Десятилетний Саша взбирается на плечи гувернера Франсуа, чтобы лучше видеть казнь Людовика ХVI...

Падающий на землю игрушечный паяц. Голова паяца оказывается у каблука впереди стоящего человека...

* * *

Хозяин телеги, крестя Бирюкова, произнес:
Да упокоит Господь твою душу...

Время как будто застыло…
Палач опустил ручку…
Топор сорвался с места и начал медленное движение вниз…

Вдруг на площади раздался крик:
– Нет… нет… нет…
Хозяин телеги повернул голову…
Бирюков, лежа на доске, также посмотрел в сторону крика…
По площади к телеге бежала Анна Шилтон…
Топор гильотины был все ниже…
Палач дернулся…
Он перевел взгляд на падающий топор…
Ничего сделать было уже нельзя...
Александр что-то закричал...
Попытался вырваться, но был намертво привязан ремнями к доске…
Топор гильотины был над самой его головой…
Анна продолжала бежать, чтобы спасти мученика…

* * *

Десятилетний Саша, сидя на плечах Франсуа во время казни Людовика XVI, вдруг опускает глаза и видит упавшую на землю повозку с паяцем.

Саша просит гувернера опустить его на землю.

Оказавшись на земле, мальчик наклоняется и тянет руку к паяцу.
Детская рука берет паяца и сдвигает с места.

Упавший топор гильотины.

Впереди стоящий делает шаг назад. Его каблук опускается на то место, где только что находилась головка паяца.

* * *

Топор гильотины опустился чуть выше шеи Бирюкова на специальные подставки, установленные на столбах.

Хозяин телеги быстро освободил самоприговоренного от ремней.
Тот тут же вскочил с доски и побежал навстречу Анне.

Они были совсем близко друг от друга.

Наконец, бросились в объятия.

Хозяин телеги снял капюшон. Им оказался офицер, преследовавший Анну и Александра в горах Швейцарии.

– Русские все такие? – спросил он с усмешкой Бирюкова.
Бирюков обернулся:
– Как вы… меня нашли?..
– Вы и вправду решили, что Сансон оставит себе вашу голову?

Вдруг на площадь откуда-то из темноты с разных сторон выехало несколько карет.

Они приблизились к Анне и Бирюкову и остановились.

На лице Александра читалось полное удивление.

Из карет вышли улыбающиеся Ульрих, доктор Рамю, сержант и другие полицейские.
Также несколько французских стражей порядка.

Бирюков перевел взгляд на Анну.
– Простите меня. Я так долго ничего не видел вокруг…

К ним подошли только что прибывшие на площадь.

– Представляю, как вы удивлены… – обратился Ульрих к Александру. – Нас взяли на границе, когда мы отправились за вами следом.
– Когда мне показали ваше письмо палачу, господин Бирюков, – в свою очередь сказал швейцарский офицер, – я сразу понял, что с головой у вас не все в порядке. Но все же я решил ее сохранить. Пришлось обратиться к доктору Рамю. Это он посоветовал разыграть этот спектакль.
Рамю улыбнулся:
– Как вы себя чувствуете?
– Как никогда хорошо… – ответил Бирюков. – Что с больными?
– Я говорил с коллегами. Мы вместе будем бороться за клинику.
Офицер откашлялся:
– Вас не удивляет, господин Бирюков, откуда я знаю вашу настоящую фамилию?
Александр выжидательно на него посмотрел.
Офицер сделал знак.

Неожиданно в одной из карет открылась дверца.

Все взоры устремились к ней.

Из кареты вышел старик с палкой. На одном его глазу была повязка.

Бирюков внимательно присмотрелся.
Черты лица старика явно показались ему знакомыми.
Он медленно к нему приблизился.

– Франсуа… ты? – вдруг взволнованно вскричал Александр.
– Увы, Саша, я по-прежнему жив.

Бирюков заключил старика в объятия.
– Господи, ты жив… отец говорил, ты погиб во время революции. Почему ты не писал мне?
– Я не хотел напоминать тебе о том дне, но, вижу, ты о нем всегда помнил. Мне очень стыдно, Саша. Это была моя самая большая ошибка в жизни.
Франсуа усмехнулся:
– Как видишь, все вышло не так уж и плохо… один глаз ты мне все-таки оставил. Я смог им узнать твой портрет на расклеенных полицией объявлениях.
– Прости… – участливо произнес бывший воспитанник.
– Нет, нет, Саша, я получил по заслугам. Дети должны играть в другие игры.

– Что ж, у вас есть ценный свидетель, – обратился офицер к Бирюкову. – Такая душещипательная история не может не произвести впечатления на судей.

* * *

Площадь революции.
Мальчик выпрямляется и рассматривает паяца.
На его лице улыбка.
Вокруг него беснующаяся толпа.
Но Саша ничего не замечает.
Он сажает паяца на повозку.
Ставит ее на землю.
Берет за веревочку и идет мимо опьяненных смертью короля людей.

* * *

К Александру и Франсуа подошли Анна, Ульрих и Рамю.
Последний похлопал спасенного по плечу.

Наконец, все расселись по каретам.

Кареты тронулись с места.

Офицер, усмехнувшись, глядя им вслед, стал разбирать и укладывать в телегу мини-гильотину.
Управившись, он взял вожжи.

Телега двигалась по пустой площади.
Вдруг она превратилась в движущуюся повозку десятилетнего Саши во время казни Людовика ХVI.
Мальчик тянет ее за веревочку. В тележке – паяц.

Мальчик идет мимо по-прежнему ликующих людей.
Вскоре он покинет площадь.

* * *

P.S. Подвижникам науки посвящается.

Конец

Волокитин Д.Ю., 2004
dmitrijvoloritin@yandex.ru
https://vk.com/feed
Иллюстрация из Интернета