Дом с белыми колоннами

Ничем особенным этот небольшой городок, вроде, не был примечателен - остатки кремлевской стены на берегу обрыва, небольшой бывший монастырь, в котором остался один действующий храм, кусочек заповедного леса. А в остальном, как и везде – центральная площадь Ленина с обязательным памятником вождю, здание горкома, вокруг которого пооткрывали  одноэтажные торговые центры, несколько одинаковых кафе с названиями «Вечер» или «Встреча».
Был еще Дом с белыми колоннами –  небольшой музей, спрятанный в глубине старого парка, который обосновался в бывшей усадьбе какого-то то незначительного графа. В музее висели портреты или их копии теперь уже никому неизвестных персонажей, были другие картины, один морской пейзаж, марина «Буря» даже предположительно кисти Айвазовского, а также стояли различные предметы интерьера разной степени подлинности и их копии, воссоздающие уклад прежней графской жизни. В одном из залов по обе стороны от входа гостей встречали скульптуры смотрящих друг на друга Амура и Психеи, вопреки принятым канонам изваянные отдельно друг от друга, и, похоже, даже разными скульпторами. Но это не точно, так как все в этом Доме с белыми колоннами было немного приблизительно и навскидку. Кроме одного, о чем не знали ни служители, ни редкие посетители – музейные экспонаты по ночам оживали.
Стоило сонному сторожу погасить свет в залах, повернуть ключ в замке и уйти ночевать к себе в соседний дом, как моментально начинали скрипеть ступени – первыми приходили «бальные призраки». Они чинно прохаживались по залам, смотрелись в приосанившееся старинное мутное зеркало в громоздкой позолоченной раме, присаживались на разномастные атласные кресла и диваны, вздыхали о прошлом и постепенно растворялись в воздухе.
– Ушли? – спрашивал старинный письменный стол по имени Бюро, словно потягиваясь, откидывая крышку от зеленого сукна и выдвигая ящики.
– Вроде дематериализовались, – отвечал огромный мудрый  деревянный Глобус, поворачиваясь вокруг своей оси, – Вперед, ребята!
Первыми устремлялись друг к другу Амур с Психеей. Страстно обнявшись, они не могли наглядеться друг на друга, а потом она нежно опускала голову ему на плечо, и они уходили бродить по сумеречным залам, в которых один за одним сами собой тускло зажигались подсвечники темной бронзы. Эта пара была любимицей здешних обитателей и все они сочувствовали влюбленным.
– Эх, за что их разлучили, сердешных? – вздыхала в углу неработающая Печь, поблескивая изразцами.
– Да, наверняка это что-то опять древнегреческие боги намутили в этой легенде, или Апулей напутал – предположил со своего портрета Краснолицый мужчина с бакенбардами.
– Какая легенда, скажешь тоже! Это же наша сказка про аленький цветочек! – патриотично возразила Печь.
– Ой, ну какие вы отсталые, – зевнула Дама с портрета, – Двадцать первый век на дворе, а они – легенды, сказки, боги древнегреческие, Апулей какой-то, цветочек аленький… Новые эти…технологии сейчас работают, все могут изменить.
– А ты-то откуда знаешь? – усмехнулся атласный Диван.
– Мы тоже слышали, – согласились Непарные Кресла, – говорили про эти самые технологии, когда нас на реставрацию возили.
– Бедные, неприкаянные…– вздыхал расстроенный клавесин и начинал играть для влюбленных прекрасную печальную мелодию, и они медленно кружились в танце по залам, не разжимая объятий и неотрывно глядя друг другу в глаза. И все вокруг наполнялось светом их любви и нежности.
– Ну что, потанцуем и мы, – предложил Краснолицый, кряхтя, выбираясь из рамы и подавая руку Даме с портрета.
Непарные кресла тоже стали тихо двигаться под музыку вокруг Атласного дивана, на который потом присели утомившиеся Амур с Психеей.
– Ну зачем, зачем ты открыла эту шкатулку?! – вздохнул Амур.
– Но ты же разбудил меня из подземного сна, просто что-то, наверное, пошло не так, – виновато откликнулась Психея, примирительно обнимая его.
– Так, молодежь, по местам! – прогудели старинные Часы, звонко ударили восемь раз, и в то время, как солнечные лучи стали пробиваться сквозь атласные французские шторы, все обитатели Дома с колоннами заняли свои места.
– Слушайте меня внимательно, – проговорила молчавшая всю ночь картина «Буря» предположительно кисти Айвазовского, – я ничего не понимаю в новых этих… как их…, но я знаю одно морское магическое заклинание.  Завтра ровно в полночь я устрою настоящую бурю в море Посейдона, запутаю Харона, усыплю Цербера, открою все двери и выпущу вас на волю. У вас будет ровно одна ночь, чтобы уладить все ваши недомолвки с богами и вернуться сюда. Если вы не вернетесь к рассвету, навсегда останетесь там. Это все, что я могу сделать для вас.
Тут раздались шаги сторожа, скрипнул ключ, и все замерли. Только сердца обитателей Дома с колоннами бились очень громко. «Эх, вот раньше мастера были, часам лет двести, а работают, как новенькие!», подумал сторож, прислушиваясь, и пошел открывать дверь возможным посетителям, которые, впрочем, не спешили в музей.
Днем все экспонаты неотрывно следили за старинными часами, а, когда выдавалась минутка, забрасывали Бурю вопросами: а как они туда попадут? а что будет, если магия не сработает? а что случится, если они ничего не исправят? а если древнегреческие боги разгневаются? а как это все вообще может сложится во времени и пространстве? Буря сверкнула восставшими грозными волнами и на все вопросы ответила двумя словами «Морская магия». Больше от нее ничего не добились.
К десяти вечера Дом с колоннами лихорадило. Не успел сторож закрыть дверь музея, как все обитатели бросились со своих мест к Буре, а Психея с Амуром, наклонившись к картине, слушали тихий шепот последних наставлений. Прибывшие «бальные призраки» растерялись, испугались, подумали, что ошиблись адресом и молниеносно растворились в воздухе. В полночь вдруг Дом с колоннами так затрясло, что чуть не вылетели стекла из окон, поднялся ураганный ветер такой силы, что закачались стены и попадали все картины, свалилось на бок Бюро, сорвался с подставки и покатился по залам мудрый Глобус, молнии полыхали так, что не нужно было никакого освещения. В перерывах между их ослепляющими вспышками стало видно, что Амур с Психеей исчезли. Начался бешенный ливень, который опрокидывал водопады на дом и заливал его со всех сторон. Ближе к утру потрясенные обитатели качающегося дома увидели влюбленных, которых тоже кидало из стороны в сторону, они пытались схватиться за руки, но их отбрасывало друг от друга. Последнее, что они прокричали Буре, поглотило раскаты грома, однако все услышали слова «Мы остаемся».
Старинные часы пробили восемь раз, и вошедший в музей сторож окаменел: мебель перевернута, часы сдвинулись, картины на полу, глобус катается по паркету. На стене гордо, словно противостоя стихии всеми своими вздымающимися волнами, висит только одна Буря, предположительно кисти Айвазовского, а перед ней – совершенно новая мраморная скульптура Амура и Психеи, оживленной его поцелуем, он распростер над ней крылья, а она нежно обнимает его обеими руками, как будто боится потерять. Автор – предположительно Антонио Канова. Или его копия. Но это не точно, так как все в Доме с колоннами немного приблизительно и навскидку.