Сквозь трубу

«Блин, как горячо-то… Ай! Вот, наконец-то».
Борис настроил температуру воды в душе и теперь мог спокойно смыть приятную усталость после тренировки. Другие посетители бассейна уже помылись, обмотались полотенцем и ушли в раздевалку, а Борис стоял и наслаждался успокаивающим потоком. Долго стоял.
Пора и честь знать! Он плеснул на мочалку гель и начал лениво (тело было обмякшим, как после бани) натирать своё тело. Вдруг ему в глаза бросилось что-то внизу. Когда до него дошло, что это, он застыл в ступоре.
У самой стены располагался сливной желобок, куда стекала грязная вода с мылом. Но в тот момент по нему текла тёмно-красная жидкость.
«Кровь? - испуганно подумал Борис. Тут же осмотрел себя – и не обнаружил телесных повреждений. – Все давно ушли в раздевалку, один я тут торчу. Тогда откуда тут кровь?»
Он ещё раз сфокусировался на страшноватой картине. Кровь тонкими, упругими струйками вилась вдоль жёлоба и исчезала в сливе. И как будто бы поток стал гуще.
– Мужики! – повернувшись, позвал Борис.
В душевой ни звука. Только в дальней кабинке работала вода – какой-то придурок её не выключил; а так – тишина.
– Мужики… – уже робко спросил Борис.
Ответа не было.
«Ладно, пойду посмотрю. Может, человеку помощь нужна».
Широким шагом мужчина вышел на середину душевой и уверенно заглянул в соседнюю кабинку. Там не было ничего.
Кабинка, в которой он мылся, была самой дальней от выхода, так что помимо соседней ему надо было проверить ещё четыре кабинки.
В следующей тоже оказалось пусто. И в следующей. Оставалось две штуки. Тут сердце тридцатилетнего пловца заколотилось, как барабан, потому что поток крови в жёлобе стал насыщеннее. Прям значительно. А ещё стало чем-то еле заметно пахнуть. Чем-то неприятным…
– Возьми себя в руки. Не маленький, – сказал он себе и проверил предпоследнюю кабинку. Пусто.
И последняя… Та, в которой работает вода.
Увидев, как эта вода работает, Борис остолбенел: поток был красный, как свекольный сок.
«Вот, значит, откуда кровь. Только… откуда она там взялась? И кровь ли это вообще? Стоп, а может, тот придурок меня… как это? Пранкует. Краски внутрь лейки залил и смотрит на мою реакцию». Пока Борис так думал, он выключил воду и стал пытаться аккуратно открутить лейку душа. Сначала не шло, потом с ржавым скрипом начало поддаваться. И вот он открутил старенькую лейку…
И грудь Бориса окатила бордово-коричневая желеобразная масса.
Борис машинально перекрыл поток и встал как вкопанный. Намыленный, с душевой лейкой в руке и красной от чужой крови грудью он заорал. Он не переносил даже капли крови – а тут такой ужас…
– Господи!!! И воняет-то как, боже…
Да, воняло. Чем-то гнилым.
– Они прям в душе срут, что ли, – раздалось ворчание за дверью. Через секунду она распахнулась – и голое намыленное тело Бориса предстало взору престарелой уборщицы. – Мужчина! Вы чего так долго? Мне полы тут мыть надо…
– Полы мыть? Да? – Борис был раздражён, потому что бабулька его напугала. И не только бабулька. – А на вот это вот всё взглянуть не хотите?!
 
– Экспертиза показала, что тканям внутри трубы не одна неделя, – сообщал следователю криминалист, когда оба сидели в кабинете первого. – Вчера вечером, через час или два после инцидента в спорткомплексе, в службы ЖКХ поступили многочисленные жалобы на странный цвет воды, неприятный запах, вкус…
– Вкус? Кто-то пробовал? – улыбнулся следователь (он старался выполнять обязанности позитивно).
– Мало ли дети из-под крана пьют, – серьёзно ответил его коллега.
– А из какого района поступили жалобы?
– Из Восточного.
– Из Восточного… Так, мне нужно подробное описание, у кого где и когда водичка приобрела нездоровый цвет. С чёткими схемами водоснабжения геморрой сплошной, так что мы постараемся своими мозгами это… восстановить.
– В Восточном районе недавно воду отключали, – сказал вошедший второй криминалист.
– Да? Хороший факт. Постараемся учесть.
– А «недавно» – это когда? – серьёзничал первый криминалист.
– Включили… Так, сегодня восемнадцатое… Недели полторы назад.
– Полторы недели? Тем более постараемся учесть.
– Очевидец на месте, – неожиданно раздался голос участкового, и в кабинет вошёл Борис.
Пока следователь возился с бумажками, криминалист, желая расположить очевидца к себе и коллегам, спросил:
– У вас в Восточном районе никто из родственников, знакомых не живёт?
– Нет… А что?
– Просто оттуда поступило много жалоб касательно состояния воды.
– Ясно. Могу сказать, что два моих друга – сантехники, занимаются ремонтом канализаций и всего такого – участвовали в ремонте трубы, которая снабжает холодной водой Восточный район.
У следователя поднялись глаза. Как и у остальных присутствующих.
– Тело надо искать именно там, – тихонько произнёс он.
– Какое тело? – испуганно спросил Борис.
– Не надо пугать очевидца, Илья Фёдорович, – строго сказал второй криминалист. – Задайте ему вопросы и отпустите.
– Да-да, хорошо, – суетливо выпрямился в кресле следователь и доброжелательно продолжил: – Что ещё, кроме крови и останков органов, вы заметили в душевой?
У Бориса затряслась шея и искривились губы. Он не выносил даже представления внутреннего естества человеческих тел и всего, что на это похоже. Дяди полицейские это понимали, поэтому терпеливо ждали, взглядом говоря: «Соберитесь, Борис Леонидович».
– Ничего. Я не сильно всё это разглядывал. А что там ещё может быть-то? Остатки одежды? Точно её там не было. Чего-то металлического – тоже. Всё, вроде.
– Что необычного вы приметили в поведении Валентины Григорьевны? Уборщицы то есть.
– Ничего. Реакция была, как по мне, самой естественной.
Следователь задал Борису ещё несколько вопросов и перестал мучить.
Вышедши, Борис мысленно сплюнул – освободился от воспоминаний, вызванных дознанием. Идя по улице (домой он решил пойти пешком), он минут пять напряжённо думал: «Почему я? Что я сделал, что со мной приключилась такая чертовщина? Впрочем… Задержался в душе. Но всё-таки: кто-то как будто знал, что у меня ненависть… ко всему этому». Надо сказать, что конформичным в глубине души Борис не был и поэтому вроде как не должен был страшиться неожиданных приключений. Грубо говоря. Несколько лет назад – года три или четыре – он вообще постоянно держал в голове в качестве жизненного кредо мысль: «Человек создан для неожиданностей». Поэтично! И не просто так: он занимался бизнесом – перепродавал вещи, торговал с коллегами из других городов. Особенно приятно было за то, что Борис чётко и уверенно добивался успеха своим трудом, своей силой воли. К тому же доход это приносило не сказать, что смешной; а через полтора года после начала предпринимательства вообще намечался переход исключительно на эту деятельность: открытие постоянных торговых точек, сотрудничество с узбеками и турками… Но – случился кризис. Из-за одного долбоящера с требующей повышения самооценкой. Борис не хотел вспоминать подробности инцидента. Отчасти из-за того, что… он мог бы продолжить заниматься торговым делом после инцидента – перешагнуть через чудовищность того человека и не обращать на неё внимания. «Внутри меня что-то сломалось, – уверял он себя, – виноват в этом этот говнюк. Провокации. Издевательства. Это всё он». Это было верно – но тут же Борис говорил себе, что вполне мог бы устранить поломку характера, будь он чуть менее зависим от чужого мнения и с чуть более сильной волей… «Ну ладно, – думал он, когда шагал после дознания. – Зато остались накопления. И хорошие воспоминания».
«Хорошие воспоминания?» – раздалось в голове.
Борис остановился. Нет, не показалось. И он не воображал.
Голос был сиплым, но в то же время звонким, чётким и бескомпромиссным. Он прозвучал в голове Бориса набатным колоколом и жутким эхом растёкся по извилинам мозга.
– Лёгкая форма шизофрении, – полупошутил Борис и, собравшись, зашагал дальше.
«А то, что было в душевой, – тоже хорошие воспоминания?»
Борис снова замер. На этот раз прямо остолбенел. «Неужели… раздвоение личности?» – мысленно спросил он, зачем-то ожидая обратной реакции.
Её не было.
Дальше на прогулке его ничто не дёргало. День был пасмурный, иногда тревожил ветерок, а когда Боря подходил к дому, заморосило – осень, одним словом. «Как бы для моего мозга не настала мёртвая зима», – подумал Борис (он не был лишён таланта придумывать метафоры) и захлопнул подъездную дверь, оградив себя от улицы – части пространства, где с ним происходила странная дьявольщина.
Как будто бы это могло возыметь действие…

На следующий день – солнечный, но чуть влажный – он поехал в магазин. Съездил. Купил всё, что нужно. Но когда выходил из торгового центра, увидел скопление народа около входа в ближайший парк. Что может быть жуткого там, где столько людей? Абсолютно здоровое любопытство повлекло его туда – и привело к разрытой яме, огороженной чёрно-жёлтой полосой и содержащей три человека в грязной спецовке. На дне – труба. Ремонт водоснабжения? Всё правильно: полторы недели назад было отключение воды в Восточном районе, а сейчас занялись районом ЖД-вокзала.
– Господи!!! Фу! – с перекошенной миной крикнул один из сантехников и отпрянул от трубы.
– Капец… – подоспел второй. Это был друг Бориса. – Что тут…
– Мясо, – констатировал первый.
Зачем он ответил?! По толпе, хоть и не такой уж многочисленной, начал перекатываться шёпот: «Мясо, реально? Правда?» Кто-то крикнул: «Уберите детей!!!» Да детей и не было. Но то, фрагмент чего первый мастер обнаружил в трубе, повергло бы в шок даже взрослого…
Борис сразу догадался, что к чему. Да как тут не догадаться, когда неведомый страх уселся в подсознание и только и ждёт, чтобы всплыть и напугать плохими воспоминаниями?
Плохими воспоминаниями…
«Ну, явно не хорошими».
Опять.
На этот раз Борис сплюнул по-настоящему, а потом ещё и матюгнулся по-мужски. Тряся пакетом, он пошёл, нет – помчался к машине, чтобы уехать домой, в тёплый уют, спрятаться от холодных цветов хмурящегося неба. Краем уха он услышал звук из толпы: «Вызывайте полицию, чё…»
В это время в Восточном районе в выходящем из земли участке водопроводной трубы копались несколько служителей закона. Они уже обнаружили и задокументировали следы покойника на влажной почве, отпечатки его ног и рук на трубе. И теперь один из них, стараясь не поцарапаться об острый край металла, с фонариком осматривал ржавое нутро железного тоннеля.
– Нет тут ничего, – сказал он. – Об отпечатках, следах одежды не может…
– Да понятно. – Коллеге это было очевидно.
– Лезть надо, – сказал следователь.
– У меня подтверждённая клаустрофобия, – не солгал выпрямляющийся криминалист.
– Я полезу, – вызвался второй и действительно взял фонарик, залез и запыхтел вперёд.
Ржавчина… ржавчина… «Господи, по этой трубе течёт вода, которую мы пьём! – Криминалисту хотелось сплюнуть. – Правильно мама в детстве ругала за то, что я пью из-под крана…»
Ржавчина… Он прополз, наверное, метров пятьдесят. Ничего, в армии и не такому учили. Металл…
Боль. Как будто по голени прошлись скальпелем.
Криминалист, в соответствии с профессией, был подготовленным человеком и не стал орать даже при виде пугающе длинной царапины. Но через секунду он припомнил кое-что из медицинской области – и это повергло его в неописуемый кошмар.
Столбняк. Кругом ведь полно ржавчины!
Его рот приоткрылся, а глаза застыли. Руки, как и мозг, не знали, что делать.
– Скорую… в… вызывайте, – пролепетал он.
– Чего? – переспросил следователь.
– Скорую!!! – проорал бедняга. – «Паршиво, паршиво, ох как паршиво…»
Следователь, в соответствии со своей профессией, принялся расспрашивать криминалиста, что да как да почему он орёт, а вот его коллега не замедлил набрать «03». Тут же затрещала рация у второго следователя – диспетчер приказал направиться к торговому центру «Омега» и указал подробности.
– Опять?! – крикнул следователь в трубку, помогая вытаскивать бледного труболаза. – Хорошо. – Тут он заметил порез на ноге того – и его аналитический ум сделал вывод: – Тело, как и ты, напоролось на этот заусенец – и пошло-поехало: рана ускорила разложение, да и много внутренностей вывалилось в воду.
– Ты прав, – подтвердил его коллега. – Я вот одного не пойму: как человек попал в трубу…

Вечером Борису предстояло сходить в ванную. Это была ежедневная процедура, но в этот раз… Он боялся не столько принять душ из чьих-то внутренностей, сколько пробудить в себе ужасные воспоминания о чудовищном услышанном, увиденном, ощущённом. «Понятно, – говорил он себе, – что один такой несчастный случай не означает целый водопад таких событий. Не означает. Но я боюсь. Боюсь, как маленький… Впрочем, пережить такой шок – это…»
Тут его мысли застыли. В ожидании Голоса. Который сейчас вполне мог вставить какую-нибудь язвительную гадость типа «Да, в душе ты маленький ссыкун». Но ничего такого не произошло. После мистических проявлений «шизофрении» Борис постоянно держал себя в тонусе – был готов к любым фантомам и галлюцинациям. И вот неужели… обошлось? А может, закончилось навсегда?
– Я не маленький, – твёрдо сказал он неслышимому обидчику, взял в руки трусы, полотенце и зашагал в ванную.
О, какое расслабление… И как приятно, что он пересилил-таки себя и залез в ванну, включил душ и начал мыться! Сама вода успокаивала: струи журчали, текли по телу, капали в лужу; тепло окутывало Бориса, как одеяло; вода смывала жир, пот и грязь с лица, распаривала поры, размягчала волосы; подсознание непрестанно твердило: «Мне хорошо… мне хорошо…
Тебе хорошо… Славно…
Да?»
А зачем вопрос? Вернее, почему?
Это не подсознание.
Оно.
Борис застыл.
Снаружи – за пределами ванной комнаты – казалось, что с человеком ничего не произошло и что он спокойно стоит и моется за шторкой. Но внутри Бориса всё вздёрнулось от неожиданного осознания того, что ничего ещё не кончилось. К тому же теперь в голове бедняги возник не просто Голос: его обладатель обзавёлся ещё и визуальным представлением: на миг перед глазами появился силуэт – и пропал.
Силуэт был тёмным, на тёмном фоне, слегка подсвеченный сзади. Как будто человек. Стоящий далеко, в каком-то коридоре. Стоящий прямо; такой стройный, с красиво уложенной причёской. В костюме: неведомо как свет отражался от краёв лацканов и галстука. И за один миг он успел сказать, нет – просвистеть и проклацать Борису страшную реплику.
О боже…
Борис перестал тратить воду – выключил кран. И стало тихо.
И тишина напугала Бориса.
Он хотел опять включить кран – но прислушался. Зачем? Хрен знает.
Классическая бытовая неприятность: человек стоит в ванне, шторка задвинута, а за шторкой-то может быть что угодно и кто угодно. Но в данном случае никто не издавал никаких звуков. Только вода капала с крана.
Борис домылся. Быстро, как в армии. Открыл шторку. И опять.
И тоже на миг. Только теперь – без тёмного фона, а как будто он находился в ванной вместе с Борисом. И миллисекунды Борису хватило, чтобы – теперь, при свете – разглядеть это пугало: обычный (как будто) человек ростом как Борис, в серо-синем костюме, со светло-русыми волосами и какими-то серыми, плоскими губами. И странной, животной улыбкой. И еще волосы чуть торчат, словно небрежно причёсаны.
Человек быстро пропал. А Борис выругался и чуть не грохнулся в скользкую ванну.
– Блин… Да что ж такое! А?!
Судорожно вытерся, надел трусы и… застыл в нерешительности: открывать дверь или нет? Рука дрожала около ручки.
– Борь, ты чё там? – раздался голос жены.
– Свет, да я… Поскальзываюсь уже который раз. – Рассказывать жене так же не хотелось, как не хотелось быть непонятым.
«Там жена… Милая Светочка… С ней я в безопасности». Рука повернула ручку, толкнула дверь…
В коридоре стоял Он.
Борис даже не успел закрыть дверь, как Он исчез – и на его месте оказалась Света.
– Аккуратней давай, – улыбнулась она и пошла в гостиную.
Боря повис на ручке, здорово испуганный только что произошедшим. А мозг машинально обрабатывал, и выдал он вот какие результаты: голоса теперь не было, была картинка и… звуки. Не слова – странные звуки: клацанье, свист, ор… птичий какой-то ор… А клацанье громкое, сильное и частое – со скоростью пулемётной очереди. А ор – есть что-то от соловья и от гагары. И все эти звуки мозг Бориса воспринял за неизмеримо короткий срок – вместе с портретом это было что-то цельное; короткое, но информативное; оно мгновенно сформировало образ Его и испарилось.
– Не-е-ет… – протянул Борис. – Всё… Хватит… пожалуйста…
– Что случилось? – недоумевала из гостиной Света (Борис говорил с обычной громкостью).
Борис не ответил и, сделав громадное усилие, вышел из ванной, дошёл до спальни, развернулся, чтобы почистить зубы, не захотел возвращаться в ванную, развернулся и бухнулся на кровать.
– Света… – жалостливо протянул он. – Иди ко мне…
– Фильм не будем что ль смотреть? – спросила она, входя в спальню.
– Нет. Я устал…
Секунда раздумий. Жена поняла, что не всё в порядке.
– Хорошо. Пойду выключу везде свет.
Когда она вернулась, Борис обнял её (нужна была поддержка) и сказал:
– Завтра после работы пойду к психиатру.
– А чё у тебя?
– Галлюцинации.
– Ого… Ты записывался? По живой очереди, наверное, не пробьёшься…
– Пробьюсь.
– Ну, ладно. На крайняк – платное отделение.
– Угу…
Только казалось, что Борис от усталости еле шевелится. В действительности он просто не двигался, планируя заставить себя отогнать мысли о Нём и заснуть. Получилось. День был не очень лёгким: магазин, визит к родственникам и нотариусу. Теперь – спать.
Сны снились. Про всё что угодно, но – слава богу – не про Него.
Но, когда началась глубокая фаза сна, Борису сквозь сон время от времени стало казаться, что в комнате помимо жены кто-то есть. Такое бывает – и это обычно отражается в снах, но это был не сон... Это был реальный образ, вылезший из подкорки и не хотевший исчезать. И со временем он перерос в полноценное видение.
Тот же человек. В том же костюме. То же выражение лица – манящая, животная серая улыбка. Лицо было не очень хорошо видно, выделялись только освещённые контуры. Человек стоял на фоне того же тёмного коридора. Даже не на фоне коридора, а в тёмной комнате, освещённой красноватым и белым свечением, со стенами, растворёнными в бесконечности.
– Доброй ночи, – сказал Он, пододвинул Борису кресло и сел сам.
Потом тоже сел и нервно поправил волосы.
– Наверняка тебя в последнее время пугают события, происходящие в городе. Ты уже задавался вопросом, как люди оказываются в трубе и гибнут там?
Борису показалось, что... да, он знал о страшных несчастных случаях, но ни разу не пытался серьёзно размышлять: как, зачем и почему.
– Нет, понятно, что люди попадали туда во время отключения водоснабжения, когда труба разобрана для планового ремонта, – продолжал Он. – Очевидно, да?
– Да... – выдавил из себя Борис.
– Удивительно, – Он, как показалось, перешёл на другую тему, – удивительно, какие странные поступки могут совершать люди, прекрасно понимая, что отвечать за них придётся им. – Щелчок губами (Борис это уже слышал, вернее, знал о таком звуке). – Удивительно: ведь вы все образованы, знакомы с Данте, а значит, и с Адом и Чистилищем; да и в принципе с мифологией; родители говорили вам, читали сказки о том, что всякое беззаконие наказывается. Так? И вот – грешат люди, грешат; это называется: хоть кол на голове теши.
Пауза.
Борису показалось, что он хочет что-то сказать собеседнику.
– Или: хоть в лоб, хоть по лбу, если хочешь. – Он тоже ждал от Бориса реплики.
Но реплика ещё готовилась.
– Лень, вообще-то, – серьёзный грех. Точнее, бездействие – оно вот, если строго посудить, мать всех грехов...
– У тебя тоже есть слабые стороны. – (То ли вопрос, то ли констатация, то ли эмоциональная констатация. В любом случае, рискованное высказывание.)
Человек чуть скривил голову на бок. А потом подался вперёд, издал резкий перекат и затрещал жёсткими губами. Знакомый звук – словно серия частых ударов металла о металл, дерева о камень... Борис чуть не умер во сне от страха; беснование было коротким, но здорово его напугало. Господи... жуть какая...
Человек успокоился и выпрямился. Что это было вообще? Что за театральщина?
– Он не перепрыгнул.
– Кто?
– Тот, который был первым. Он не перепрыгнул через тот забор.
– Кто «он»?! Какой забор?
– Демьянов Гаврила Сергеевич, 43 года, слесарь. Женат. Я помню, как ревела его жена, когда звонила по моргам, у-ух как ревела. – Тут Он наклонился к Борису и словно собрался посплетничать, как лучшему другу: – Этот акробат шёл по пустой улице и услышал, как за бетонным забором – там было какое-то заброшенное производство – бешеная собака напала на человека. Подростка, судя по голосу. Тот даже кричал: «Помоги-и-ите...» – и у Демьянова была прекрасная возможность помочь: в двух шагах у забора была насыпь из глины, он мог по ней взобраться и спокойно спрыгнуть на ту сторону. Но нет. Я, конечно, понимаю, что есть полиция, служба отлова бродячих животных – но человечность никто не отменял. И самое главное: этот балбес даже в полицию не позвонил! Трус, одним словом. Не прошёл испытание.
Слушая досье, Борис всё больше проникался двояким чувством к серо-синему человеку: во-первых, отвращением и возмущением; во-вторых – страхом. Перед могущественностью, заключающейся в необузданности и ощущении вседозволенности. Именно такой портрет сформировался в голове спящего – и тело задрожало, глазные яблоки задёргались. И неожиданно из собственных уст прозвучал вопрос:
– А второй кто?
– Помнишь друга этого своего, сантехника Валеру...
Борис вскочил с кресла. Ужас. Ужас охватил его – как следствие догадки:
– Петров?!
– Петров.
– Что он сделал???!!! – проорал Борис, руками шаря по несуществующим стенам в поисках... чего-то.
– Помнишь, вы готовились к экзамену в конце школы?
– Ну?..
– Помнишь, он всю дорогу выпендривался, мол, он ниже пятёрки за историю не получит, он подготовится – что он в итоге получил? Тройку! Да? Его, по-моему, препод просто обсирал во время экзамена. Поделом. Опять-таки – не смог справиться с испытанием.
– Что... что такое... Что ты такое? – судорожно пролепетал Борис. Он пятился, хотя существо не напирало, даже не повышало голос – спокойно сидело и говорило. В том-то и дело – говорило... И не обращало внимания на вопросы.
– И вот застрял сейчас возле ТЦ «Омега». Пеннивайз мамкин... Лежит, пугает окружающих. Детей, если они там шастают.
Борис сглотнул. Подавился слюной. «Пугает окружающих»... Надо же было Ему вставлять такие слова!!!
– Хочешь увидеть кое-что? – спросил Он. И клацнул ртом.
Видение поменялось. Вернее, на миг возникла картинка, похожая на схему пещерных тоннелей. Темно. Узкое пространство, какой-то жёлоб. В нём – человек. Лежит и... корчится.
Вернулась тёмная комната с Ним.
– Увидел? Это столбнячник наш бедненький, лейтенант Шевцов Игорь Егорович, 22 года, криминалист. Орал, как баба – хоть мог бы и не орать. Чего там было-то – царапинка абсолютно чистым заусенцем, немного крови. А он: «Скорую, скорую!»... У него ещё много косяков в жизни было, но этот... М-да-м. Если такие люди сейчас служат в полицейских структурах, я не знаю, что... Хочешь знать, где это? Напротив седьмого дома по улице Гагарина. А попал он через дырку, которую специально для следствия и просверлили.
Борис сел. А на что? Не на что было. Поэтому – на зад.
Вот тут Он встал с кресла, возвысился перед ним – и Борис наконец увидел его глаза. Жёлтые, миндалевидные. Как у животного. И рот – жёсткий, как клюв.
– Жизнь – это труба. Гофрированная, с заусенцами, сужениями и подъёмами-спусками – а червячки-то кто? Кто эту роль играет? А? (Клац. Клац. Щёлк.) А-а-а-а...
Темнота. Небытие. Временно, конечно; после – глубокие-неглубокие фазы, несколько снов и будильник.
К психиатру после работы Борис так и не пошёл. А надо было: ужас, испытанный им во время ночной встречи, был неописуемым. И не было никакого объяснения, почему он был таким сильным: вроде не такой уж страшный человек. Впрочем, эти глаза... этот рот... И эти слова…

Вечером он с женой пошёл погулять. Света была чуткой женщиной, поэтому после резкого ответа на «Что было у психиатра?» она закрыла тему. Она чувствовала, что мужу нужна была обычная женская поддержка, и она её осуществляла. Как и несколько лет назад, во время ведения многообещающего ИП Игнатьева Б.Л. Они шли, она шутила; у Бориса Леонидовича даже поднялось настроение: он тоже стал шутить и смеяться. Было похоже, что он забыл о Нём. Но о том, что три человека умерли не самой приятной смертью и он знает об этом и даже в определённой мере наблюдал, чувствовал их смерть и её последствия, он не забыл. Поэтому смеялся он, не радуясь жизни в полной мере.
В конце прогулки – уже в сумерках – выяснилось, что надо зайти в магазин, купить дезодорант и ещё кое-что. Светочка пошла домой (у неё начинался сериал), а Борис – в магазин, который был в двух шагах от дома. Подходя к магазину, он увидел, что из подвала рядом выходят три или четыре человека, выносят какие-то трубы и грузят их в фургон. Судя по реакции что-то сверяющего пятого, это было не воровство, а погрузка. Ну ладно. Цель Бори – сходить в магаз и топать домой.
Нет. Не «ну ладно»...
Погрузка закончилась, грузчики укатили в кузове машины, но не заперли дверь в подвал. Даже не прикрыли её толком. А значит...
Что «а значит»?
А значит – надо пойти в подвал. Посмотреть. Просто взглянуть.
Но ведь надо купить дезодорант, шампунь и два йогурта...
Подвал являл взору очень крутую и очень длинную лестницу. Борис зашагал вниз, в темноту... Нет, не в темноту: внизу показался слабый свет от ламп под потолком. Да, так и есть. Начинался горизонтальный тоннель. Довольно широкий. И очень длинный. Вдоль стен – какие-то трубы, несколько дверей. Борис приложил руку к одной трубе – она оказалась горячей. Приложил руку ко второй – тоже горячая. Сделал пять шагов в сторону, потрогал трубы на другой стороне – холодные. Так, значит, холодная и горячая водичка. Водичка...
Борис пошёл по тоннелю, освещённому слабым серо-зелёным свечением старых заводских ламп. Манящим, странным свечением.
Скоро возникло Т-образное разветвление: справа – продолжение тоннеля, слева – выход на улицу по пологому пандусу. И по этому пологому пандусу спускалась собака. Тощая, но, впрочем, не слишком; уличная. С биркой. Борис её не испугался и затопал направо.
Пройдя несколько шагов, он оглянулся – собака следовала за ним.
Не бояться. Папа в детстве учил: не бояться, не бежать: они чувствуют наш страх. И не смотреть в глаза.
И всё-таки Борис ускорил шаг. Собака, судя по отчётливому скрежету когтей по полу, – тоже.
Борис побежал. Собака не отставала.
Борис оглянулся. Боже... Господи!!! Это не собака... она превратилась в какую-то прямоходящая тварь с хоботом и клыками! Бежит за ним, не сбавляя скорости!
Куда бежать? Только вперёд, ёлки-палки! Хотя, можно в одну из дверей. Ближайшая оказалась закрыта. И лучше бы Борис не останавливался, пытаясь в неё тыркнуться, потому что существо налетело на него и сбило с ног. Борис лягнул его в морду – оно отлетело и на лету превратилось в огромную серую птицу. О господи… У неё были гигантские крылья с длинным ножами-перьями, широкий длинный серый клюв и хищные тараканьи лапы на брюхе.
Оно зависло в воздухе, расправив крылья, как ангел… и смотря на Бориса хищными глазами. Страшными. Жёлтыми.
Бедняга заорал и машинально задёргал ручку двери. Вдруг та поддалась – дверь открылась – и его как будто засосало внутрь. Затем дверь захлопнулась, и образовалась полная темнота.
Быстро найдя выключатель, Борис понял, что находится в маленькой каморке. Снаружи никаких звуков не было. В каморке помимо него была ещё толстая труба, проходившая через пол и потолок, и несколько мелких трубочек с измерительными приборами. «Какое-то техническое помещение».
Неожиданно большая труба начала бешено трястись. В ней образовались щели, из них вместе с паром брызнула вода, чуть не ошпарив Бориса. Он, желая успокоить не только себя, но и всё вокруг, приложил к ней руки, чтобы удержать в пространстве…
– Ай!!! Горячая!!!
Он отпрянул, споткнулся о какую-то мелкую трубу, упал и мотнул в воздухе ногами. Одной ногой он задел большую трубу, сильно задел. Та развалилась пополам.
И на Бориса хлынул…
Кипяток?
Да, и вместе с ним – что-то красное, вонючее и заметно размягчившееся. Это было сваренное человеческое тело. Кожа и мышцы отваливались от костей, как у переваренного мяса, одежда мокрыми клочьями обтягивала всё это художество…
Сам Борис получил сильные ожоги. Задыхаясь от раскалённого пара, он попытался выбраться, но дверь не открывалась. А вода наполняла каморку. Он сделал несколько попыток пробиться силой, но в конце концов дверь открылась сама – за ней стояли люди… Их Борис видел нечётко, только силуэты. Они подхватили его, теряющего сознание от страха и боли, и понесли куда-то на носилках…

– Проснулся, – услышал Борис заботливый голос.
Он лежал на мягкой кровати в помещении с зелёными стенами. Кожей чувствовал, что на нём бинты. В большинстве мест кожу щипало, а правая ступня была почти безжизненна.
На кровати сидела его жена. Она бы обняла и поцеловала его, если бы губы, как и почти вся кожа, не были воспалены. А так она просто гладила его по относительно целой голове.
Вопросов ему сначала не задавали. Зато усиленно лечили, и через пять дней он стал вполне дееспособным, но ожоги второй степени всё-таки давали о себе знать. Когда начали расспрашивать, расспрашивали так, что Борис понял: они даже не подозревают, с каким чудовищем имеют дело. Именно с ЧУДОВИЩЕМ – и в физическом, и в моральном планах. Хотя, в том, что оно имеет физическое воплощение, Борис на сто процентов уверен не был. Но вот что он знал точно: та исполинская птица с широким клювом была очень похожа на Него. Это было его alter ego, самая подходящая из всех форм, которые Он способен был принимать. Борис знал, что никогда не забудет эти страшные глаза, эти крылья с металлическими клинками вместо маховых перьев и широким клювом, издающим жуткие клацающие, лающие и… поющие звуки.
Он и сам однажды задал вопрос:
– Кого?
Следователь посмотрел на него с недоумением.
– Что «кого»?
– Кого в тот раз… в последний?
Следователь не понял и уже хотел было кого-нибудь позвать, но Борис собрался и сформулировал:
– Чей был труп в той каморке?
– А… Мы… не можем разглашать.
Через месяц его выписали. Он продолжил ходить на работу, общаться с друзьями; страшные несчастные случаи прекратились (хотя следственные работы ещё велись). Жить наладилась. Борис даже подумывал, а не возродить ли ИП. Ну… Он думал, мечтал, но до реализации дело не дошло. Впрочем, ему и без этого в жизни хватало чувства азарта и удовлетворения.
В один выходной он порядком напился в баре с друзьями. Первый раз в жизни он так наклюкался; между прочим, было так приятно… Домой сначала он шёл с товарищами, пошатываясь и горланя вместе с ними, потом отделился от толпы и пошёл сам. Было темно, но он был уверен, что найдёт дорогу домой. С этим он не справился и даже забрёл чуть ли не на конец города. Спотыкаясь, он шёл по грунтовой дороге и высматривал прохожих, но какие прохожие в час ночи?
Вдруг нога перестала чувствовать опору. А потом всё тело. Борис полетел вниз, но быстро сцепился с землёй и в яму свалился без особых увечий (вернее, соскользнул: шёл сильный дождь).
Матерясь и пытаясь осознать, что произошло, в свете далёкого фонаря он увидел возле себя что-то большое и металлическое, а вокруг – отблески на мокрой грязи. Потом нащупал у себя в руках что-то длинное и глянцевое. Это была чёрно-жёлтая лента, которой была огорожена яма и которою он, пьяница, никак не воспринял.
Опираясь о водопроводную трубу, он встал – и упал, потому что была вывернута лодыжка. Да и без этого в дождь выбраться из ямы было бы трудно. О’кей, можно позвать кого-нибудь на помощь. В час ночи…
В отчаянии Борис сморщился и стукнул рукой по трубе.
Звук удара о металл.
И отголоски этого звука – у Бориса в голове. Как будто чей-то голос.
Не просто чей-то. Это Его голос. Только разве осознавал Борис это в тот момент?
Не столько из-за голоса, сколько из-за готовности подчиниться любому источнику инструкций (он наконец понял, что сам не способен сейчас качественно соображать)… хотя, нет, повинуясь именно Голосу, Борис полез в трубу. Залез. Распрямился – и как в армии: пригнувшись и ползком вперёд. Он долго полз, повинуясь мистическим инструкциям; он весь исцарапался, кое-где – до кровищи; одежда уже была никакая, а тело – всё потное и в каком-то дерьме. Через восемь часов человек в изнеможении остановился.
Тут Голос, который всё это время неустанно указывал ему ползти, покинул его мозг, и тот обрёл самостоятельное мышление.
Только теперь до Бориса дошёл весь ужас положения. Он намертво застрял в трубе. Её просвет был очень узким, потому что на внутренней стенке было огромное наслоение ржавчины; а ещё повсюду торчали острые заусенцы. Ни назад, не вперёд. Алкоголь моментально выветрился из башки. Последовал приступ клаустрофобии. Борис сделал очень резкое движение – и ему стало очень трудно дышать: что-то попало между грудью и трубой.
Началась паника.
Неизвестно, сколько эта паника продолжалась. Её прервал сильный гул откуда-то сзади. Борис почти сразу сообразил, что это. Через несколько секунд мощный поток достиг места, где застрял Борис, – и ударил его в пятки. Вода обтекла тело и весело устремилась к жилым домам, чтобы снабжать собой сотни жизнерадостных людей.
Тело свело: вода была холодной. Не ледяной, но было очень неприятно. А ещё из-за того, что грудь была чем-то сдавлена, в лёгких было не очень-то много воздуха. Борис дёргался, пытался что-то сделать руками и ногами, не теряя надежду на спасение.
Он подумал: он сейчас в точности как тот, кого Он назвал столбнячником. Лежит, корчится, извивается, теряет воздух. Борис прямо увидел эту картину, этот срез.
Потому что Он ему её показал.
А затем явился и сам. Тот же тёмный, слабо освещённый силуэт на тёмном фоне. Такой же страшный (хотя и не было видно глаз) – от этого Борис крикнул и выпустил пузыри в толщу воды. Много пузырей.
Начались муки удушения.
«Борешься, червячок? – издевался над ним Он. – Стараешься, да? Лучше б ты постарался тогда, когда тот говнюк разрушил твой бизнес. «Разрушил бизнес»… Ох, как пафосно звучит! Да никаким пафосом тут и не пахнет: ты не герой, раз не справился с испытанием. Ты не прошёл сквозь трубу».
Борис уже очень слабо соображал; но, чтобы внимать Ему, думать было необязательно: Он сам проецировал на сознание Бориса свою сущность извне.
«Люди ленивы. Особенно в последнее время. Жизнь – это труба с испытаниями, и всё реже они через неё протискиваются. Это удивительно похоже на стремительно падающий уровень потенции у населения, замечал? Конечно… Так что… вот так. Страдай!»
Если бы у Бориса было достаточно кислорода, он бы мог мысленно возразить страшному существу: мол, у каждого есть недостатки, и даже если люди грешат, зачем вдаваться в такие крайности, зачем так жестоко наказывать и вообще обращать на это внимание… и так далее. Но в тот момент Борис воспринимал – и всё, ничего не мог сделать. Он вообще ничего не мог сделать: он был зажат в металле, и его душила холодная вода. Угасающий мозг регистрировал боль в нижней части груди. И ещё что-то…
Существо не отстало от него. Оно стояло на тёмном фоне и… смеялось. Оно смеялось птичьим смехом, дёргая сморщенной гусиной шеей в такт лающим звукам. И иногда клацало широким ртом… клювом… в такт своему смеху…