1843-й. Часть 20

Из сборника: Темные Аллеи в полночь.



Сначала он меня не заметил. И я думала, что не заметит вовсе. Я лежала в густой траве, за поваленным стволом старой березы, а Вронский стоял чуть поодаль, там, где Китти оставила его. Он долго смотрел ей вслед. И я было понадеялась, что он меня не заметит. Но не тут-то было: Вронский огляделся по сторонам, заметил поваленный ствол старой березы, подошел, и уселся на него. Мне оставалось только сказать ему:
-Здравствуйте, Алексей Кирилыч… смотрю, дама оставила вас одного?
-Маша? - удивленно сказал Вронский.
-Ну, я… - мне ничего не оставалось, как согласиться.
-Ты здесь откуда? - строго спросил Вронский.
-Я землянику собирала, а вы тут целоваться задумали… - невинным голосом, сообщила я ему. Но он мне не поверил, и сказал, довольно неприязненно:
-Землянику собирала? Ага, как же… так вот почему Левин тут оказался! Бог ты мой, я думал, он нас застал! А это, оказывается, я - вас!
-Ну, извините, Алексей Кирилыч! У вас своя частная жизнь, а у меня - своя!  - объяснила я Вронскому, - по крайней мере, я еще никогда не целовалась со своими кузенами… ну, если не считать Сережку Каренина, и то в раннем детстве! - немного смутившись, припомнила я.
-Каренин? Какой Каренин? - спросил Вронский, и непроизвольно вздрогнул.
-Есть у меня один симпатичный кузен, зовут Сережа, сын дяди Леши Каренина… - сообщила я ему.
Вронский нахмурился и побледнел.
-Что? Уже ревнуете меня к моему кузену? А представьте, что я проведу с ним ночь? Что вы почувствуете? - так говорила я Вронскому.
А он, услышав фамилию «Каренин», вдруг смертельно побледнел… потом позеленел… и наконец, его щеки покрылись красными пятнами.
-О, Боже! Мари!!! Вы - племянница Каренина?! - застонал Вронский.
-Ну, да… он - старший брат мамы! Я ему написала письмо, в Петербург, он скоро за мной приедет… - сказала я Алексею.
Алексей Кирилыч застонал и закрыл лицо руками. Я подошла к Вронскому, обняла его за плечи.
-Мне надо будет уехать на некоторое время, Мари… Передай своему дяде от меня поклон, скажи, увидимся как-нибудь в другой раз!
Так сказал мне Алексей, потом отвязал от молодой березки свою серую лошадку, взлетел в седло, и оставил меня одну посреди земляничной поляны.
И я пошла обратно в Софьино пешком, думая о Левине, о Вронском, и даже иногда о себе. Я шла через поля, время от времени нагибалась, срывала крупные синие васильки, пока не набрала большой букет.
И вот я шла, шла вдоль дороги, не глядя по сторонам, а глядя только в свой синий букет васильков…
…И вдруг я услышала над собой резкий возглас:
«Тпрру… поберегись! Куда бредете, сударыня? Так можно и жизни лишиться!»