История одной флешки

                История одной флешки

   «Истина – это не свет, а огонь. И не каждый готов сгореть.»  – Неизвестный мудрец

Я не очень оригинальный человек – не люблю общаться с органами. А уж писать о них от первого лица – тем более. У меня были ещё две пренеприятные встречи с правоохранителями, даже не знаю, смогу ли я объективно рассказать о них, настолько кошмарны эти воспоминания, просто чудом выскользнула из их цепких рук…
В середине девяностых я учредила собственный «Научно-координационный центр» и получила несколько грантов от международных организаций, не облагаемые налогами (non profit), кроме того, счёт был долларовый. Постепенно эта небольшая деталь дошла до безграмотных оперов, которые рыскали по городу в надежде что-нибудь подцепить и поживиться. Кружили, кружили, остановились на ИТОХе.
Как? Обвинить в синтезе наркоты. Не меня, а моих коллег, образцы их соединений в количестве 1-2 мг я возила в Москву на тестирование и исследование на новизну. Но лишь одно слово «доллары» настолько так возбуждали их, что, узнав, что в институте Мнджояна получают за работу доллары, явились с допросом ко мне домой! Вызвать-то не имели права… или боялись опоздать, были конкуренты… Как я их ушила, сама не верю.
Во второй раз пришлось поделиться, но через полгода я узнала, что за несколько раскрытых взяток этого прокурора разжаловали… Радости моей не было предела, чуть не позвонила спросить – а каков был вкус моих доллааров? ; Несколько месяцев я сидела на голодном пайке – не у кого было попросить в долг, все мои друзья уже были пенсионерами, а богатыми родственниками я так и не обзавелась…
Но в этот раз я довольно легко отделалась. Может, поэтому смогу рассказать о моём приключении. Сам история так и не закончилась, наверное, когда-нибудь будут уточнения, история-то тёмная.


ГЛАВА ПЕРВАЯ
По правде говоря, до того дня ни разу я не летала бизнес-классом. И вдруг слетала в Ереван. Дочка часто ездила в командировки, копила километры и бонусы – и покупала билеты в этот бизнес-класс, даже бесплатные получались по налёту, хотя она говорит, что они не совсем  бесплатные.
В тот раз она взяла мне этот билет впервые. Сказали, что провоз лишнего чемодана бесплатный, то есть, не 23кг, а 36... В другие поездки в самолёте проходила через первый салон, там сидели важные дядьки, а тётки так воображали, словно какие-нибудь патриции, завидев плебс. В этот раз я посмотрела на цены и ужаснулась – в три раза дороже эконом-класса, как такие билеты покупают? И что там такое, что их так привлекает?
Я увидела, что там такое. Это было нечто, что запомнилось на всю жизнь! Хотя, я почти всё и так запоминаю на всю жизнь.
Сначала был зальчик, тёплый, уютный. Буфет – бесплатный… Пассажиры солидно одеты, солидно выглядят, оно и понятно – простой человек чаще всего жмот, называя это экономностью. Сидят, уткнувшись в телефон, никто не бегает, не мешает…
Жду, когда объявят рейс. Мягкие кресла, выходить оттуда вроде нельзя, да и не на кого оставить ручную кладь. Я огляделась, в зальчике сидели несколько женщин, несколько мужчин… Рядом расположился молодой человек, всё время сверял часы, спрашивал, куда я еду одна, может, помочь? Сказал, что сам журналист, очень спешит, а тут такое.
Я тоже спешила. В городе ждали меня, да ещё как! Я везла коллегам зарплаты, и не какие-нибудь рубли-мубли, а доллары! Банк забирал процент от суммы, перекрывающий цену перелёта в обе стороны, и поэтому эти доллары я везла на себе… Забегая вперёд, скажу, что однажды мой саквояж перепутали! И какое счастье, что перепутавший ехал не в район, увидел – и сразу обратился, думал, что у него груз более ценный! А в моём саквояже было много-много долларов…
После того страшного дня я стала только через Банк! Но всё по порядку.
В тот раз рейс так и не объявили, вернее, всё время объявляли перенос вылета. Только поздно вечером нам удалось узнать, в чём дело…
Узнала, когда очередь дошла до меня. Двое молодых полицейских попросили следовать за ними. Я старалась не выдавать беспокойства, но за свою ручную кладь очень волновалась.
Мы вошли в маленькую комнату на втором этаже, за столом сидел мужчина в погонах, я их не разбираю, судя по очень выпиравшему животу, может, и полковник. Я поставила мой сиреневый саквояж на колёсиках перед собой, и тут он мне говорит:
– Я попрошу вас заполнить анкету, с какой целью приехали. И вместе с вами посмотрим содержимое вашей ручной клади.
– Зачем? – вырвалось у меня.
– Потом вы расскажете, о чём вы разговаривали с тем гражданином, который сидел рядом с вами.
– Журналист?
 – Вы его знаете?
– Откуда? Я вообще никого тут не знаю, ни писателей, ни журналистов. Впрочем, разве здесь есть журналисты?  – попробовала я развить тему, но «полковник» поднял руку:
– Я вас спросил – о чём вы разговаривали ?
– Да ни о чём! – немного нервно ответила я. В моём возрасте ко мне уже не пристают, он спросил что-то… Аа, часы сверял, на часы смотрел, спешил, а рейс всё откладывают. Кажется,  сказал, что напишет, куда надо, даже причину не объявляют. Потом куда-то отошёл, а я в телефоне статью читала, Андрея Илларионова, вообще, только его читаю, – я опять съехала с темы, но «полковник» опять поднял руку.
– И всё?
– Ну да. А что ещё? Я даже лицо не запомнила, но шарф у него был интересной вязки, я такой не умею, – начала я.
«Полковник» взглядом приказал парням открыть мой саквояж, я его в плёнку дала завернуть.
Вот тут я дёрнулась. В саквояже лежали мои доллары! Вернее, вообще доллары, много, около 15 000. А разрешалось без декларации 9000. Правда, они были «надёжно» спрятаны: каждый стольник, новый, хрустящий, между тонкими, как папиросная бумага, листами каталога Sigma-Aldrich. Слава богу, пузырьки с реактивами я отправила с чужим багажом днём раньше, у меня был бы перегруз, знакомый студент согласился отвезти.
Парень занёс нож над прозрачной плёнкой, естественно, у меня внутри всё похолодело. Открыли молнию. Сверху я положила трусики и бюстгальтер. Охранник нащупал две-три коробки зефира в шоколаде, потом каталог, прочитал название.
– Вы химик? Зачем вам каталог? Торгуете химикатами? – спросил этот шеф.
– Боже упаси, где я, где торговля! – возмутилась я. Профессору Апресяну везу, в подарок, в Ереване нет этого каталога. Профессор смотрит на формулы и точно такие синтезирует, – меня понесло, – правда, у него не такие чистые получаются, если почистит, потеряет продукт, но для Еревана годится. Им не с чем работать, а мне каталог на выставке подарили! – с хвастливым выражением, боясь переиграть, добавила я, краем глаза следя за кирпичом каталога.
Парень засунул его обратно, поверх моих разноцветных трусиков.
Давление моё подскочило единиц на 20-30, в голове застучало и запульсировало. 
Но это было только начало.
«Полковник» показал мне страшную фотографию. Этот мой журналист лежал на мраморном полу, тот шарф с затейливой вязкой был весь  в крови, а глаза смотрели куда-то вверх.
Я отпрянула, вскинув руки.
– Боже мой! Он мёртв? Кровь? Его убили? В аэропорту? никто не видел и не слышал?
– Нож тихо работает, пока не можем выяснить.
– Боже мой! – я сжала голову и зарыдала. Он ещё спросил, хачапури свежие или нет? Я одну штучку там в буфете с чаем съела, вообще-то я на диете, он видел… – А вы не знаете, он политический был журналист? – немного некстати спросила я. Одного я знала, сына Апресяна, в «Голосе» работал, отец гордился его аналитикой.
– Подозрительных лиц не видели рядом с вами?
Я подняла глаза к потолку. Вроде не видела. Это вам не Курский вокзал, где почти все все – подозрительные. Я оттуда через день отъезжала в область.  Даже в туалет пойти – с тележкой норовишь влезть в кабинку…
– Нет, вроде все солидные люди, бизнес-класс всё-таки.
«Полковник» улыбнулся, я тоже. Вспомнила карманника во Внуково, с иголочки, с папочкой…
– Подпишитесь, ваш допрос окончен, но вы полетите следующим рейсом. Вот вам моя визитка, если что ещё вспомните, позвоните.
Голова гудела, я попросила присесть и померить давление, аппарат я беру с собой даже в гости. Разумеется, скакнуло, 170, я быстро вытащила Коринфар, положила под язык, пока не начало тошнить – мои давления сопровождались дикой рвотой… Ещё отец это лекарство прописывал своим гипертоникам, так что ему я доверяла.
Через минут двадцать гуденье и пульс в голове поутихли и парни проводили меня в ВИП-зал.
Следующий рейс был под утро, я немного успела подумать, кто и зачем журналиста лишил жизни, но как раз тогда много очень убийств было, всё время про кого-то из известных чиновников и журналистов писали и никого не могли поймать. Вообще, девяностые этим и отличались, и не только в Армении.
Я надула и надела нашейник, чтоб шея не болела, просунула ногу в ручку саквояжа, и сидя заснула. Часа через три я проснулась, потёрла затёкшие ноги, послушала радио, только в пять утра объявили мой рейс. То есть не мой, а следующий.

ГЛАВА ВТОРАЯ
В самолёте, я взяла все газеты со столика, стала читать последние новости, подошла очень услужливая стюардесса, наклонилась, протянула три меню… Я попросила меня не кормить, и приготовилась заснуть. Но всё время вспоминала ту фотографию, как меня лихорадило, и как тот парень держал мой каталог, а там 15 тысяч… Из них – мои полторы... Я кормила несколько семей… А ещё оплачивала учёбу трёх двоюродных племянников, не считая свою дочь. И опять этот окровавленный шарф… Попробуйте заснуть с такими мыслями.
Прилетела рано утром. Обычно один из племянников заезжал за мной и увозил к ним в Эчмиадзин. Там меня закармливали шашлыком, кюфтой, и неимоверными тортами…
И вот я сижу, окруженная благодарными родственниками, заходит соседка, которая тут же опознала меня, расплылась в улыбке, и говорит:
– Добрый день, давно приехали?
– Вчера утром.
– Ой! – как-то испуганно всплеснула она руками, – вчера утром?
– Ну да, а что такое?  – на автомате спросила я, уплетая невесткин цукат.
– Там же человека убили, разве «Лурер» не слушали?
– Слышала, и что, нашли убийцу?
– Мою невестку затаскали, весь день на допросах была, не могла полы на своём участке домыть, меня попросила, а у меня спина, сестру послала из Чоррордгюха…
– Офелию? Она там уборщица? – я помнила её, кажется, сестринское закончила, однажды мне Но-шпу колола, а надо было давление спускать. Врачи из-за тошноты уверяли, что отравилась, и прописывали Но-Шпу…
– Спит сейчас с дежурства, сын в Карабахе с другом дело затеял, пока особо ничего нет, мы тут вертимся…
Соседка отказалась и от кофе, и от угощений, но я попросила её, как Офик проснётся, дать мне знать.
Когда она затворила дверь, жена двоюродного брата проронила, глядя в пол:
– Не позвонит, её свекровь  очень осторожная женщина…
Да, в тот раз я так и не дождалась её звонка.
Но от меня трудно избавиться, если я чем-то заинтересовалась. Впрочем, может, это я не могу избавиться.
В следующий мой прилёт, через три месяца, меня привёз другой племянник, дня три меня рвало с дороги, начинался гипертонический криз, никуда и ни к кому я не ездила, и через три недели улетела на конференцию в Голландию. Прилетела поближе к осени, где-то 26-го октября. Дату хорошо помню, потому что наутро позвонила подруга и приказала: Включи телевизор!
А там – 27 октября…
Сказать, что это был гром среди ясного неба… Все как-то сникли, траур был самый настоящий, злодеяние сотворилось на глазах…
Через неделю племянник приехал, отвез в Эчмиадзин, там я пробыла весь день, но не у них дома. Пошла к Офелии, племянник, парень сметливый, разузнал про её дежурство, она была дома.
Очень радостно и уважительно приняли меня. Дело в том, что старший сын моего двоюродного брата поступил на юридический, но в бюджет не попал. Я оплатила учёбу этого племянника, все годы отличником был. А два его друга – брат Офелии и ещё один, тоже одноклассник, не смогли заплатить за первый семестр и вылетели. И односельчане, завидев красную машину моего двоюродного брата, благословляли каждый раз, что хоть этому помогли. Кстати, они все встали на ноги, а два младших брата – замечательные агрономы, обрабатывают собственные 15 гектаров.
Так что я опять сидела среди благодарных людей.
А Офелия говорит:
– Я вам не звонила, потому что мама (свекровь) не пустила. Он про ЭТО знал и хотел предупредить!
– То есть, ЭТО давно готовили?
– Не знаю, но муж тоже работает в аэропорту, в спецбригаде, они проверяют таможню, вообще, большой круг у него.
– Тебя тоже допрашивали?
– Несколько раз. Сначала я сказала, что ничего не видела. Свекровь меня всегда учит: будь глухой, немой, слепой, целее будешь. Мать давно умерла, я свекровь слушаю.
Потом пришёл муж и говорит: «Пошли, этот майор нам дальний родственник, хороший человек… Всё, что видела, расскажи». А я дрожу, говорю: Ваге, там всё на моих глазах было, хотя народу много, я подтираю полы, всё вижу…
Майор этот, родственник, он ещё не полковник, положил рядом телефон – потом муж сказал, что это диктофон ихний, И спрашивает, что и кого я видела, кто с убитым разговаривал.
– Так это ты донесла на меня? – засмеялась я.
– Ну, про вас они знали, наверное, буфетчик сказал. Он же вам что-то продал, и вы напротив сидели,
Все следят за всеми, – пронеслось в голове.
– Я мыла в проходах после бизнес-буфета, а Сильва – возле киосков, пол мраморный, красивый, чистоту любит, ну, мы одно место сто раз трём… народ видит – чисто, не сорят, народ у нас хороший…
И вдруг, спохватившись, быстро промолвила: ну а как же такое случилось?
– Действительно, как такое могло случиться? Мы такого не видели…
Как не видели?
Будто не было до того убийств? Будто не было расстрелов, будто не было ссылок, а по дороге не умирали без воды, без еды, без воздуха в скотных вагонах…
Но ТАКОГО не было. Чтоб кто-то зашёл с оружием на заседание правительства и… и всех расстрелял.
Офелия поставила передо мной кофе, нарезанную гату и с милым деревенским говором Араратской долины продолжила рассказывать.
– И вот сидят они, эта красивая с крашеными волосами, городская девушка, Наринэ зовут, что-то рассказывает, а потом этот которого убили, – запнулась она, – Шаварш его звали, как моего дядю, запомнила, и Шаварш анекдот рассказывает, там ещё тертер был, тоже с ними сидел, что-то в телефоне копался, как подойду – ноги поднимал.
Я их не рассмотрела, они к выходу сидели.
– Потом там ещё муж с женой сидели, он ей руку на плечо положил, поэтому я так подумала, – смутившись, пояснила Офелия, – Артур и Арминэ, он бизнесмен, а жена парикмахерскую в Абовяне держит, я один раз к ней пошла, свекрови не сказала, всё сделали – и педикюр, и причёску… Очень хорошие люди.
Этот Шаварш что-то долго объяснял Наре, как подойду – замолкают. Но я всё равно слышала. Он про какую-то запись говорил, важную, даже сказал, что она миллионы стоит.
– Запись? А что там было?
– Наринэ потом сказала. Мы после наших допросов сидели все за киоском, там закуток, тележкой отгородили, чтоб никто не мешал. И меня позвали.
– И что, зачем отгородились?
–А Наринэ с Артуром, да, забыла, а ещё тертер, тер Согомон, он ни с кем не разговаривал, но Наринэ его уговорила – он же рядом сидел. Наринэ сказала, что допрос допросом, а мы сами тоже допросим друг друга и начнём с Артура. Этот Артур как женился на такой носатой и худой, не представляю, а ещё двое детей, фото в телефоне, обе девочки носатые.
– Сейчас операции делают, всё исправляют, Офик джан. В моё время только страшные носы исправляли, и было видно, а сейчас нормальный нос, только кончик поправить надо… губы-мубы… У Дженифер Энистон даже подбородок исправили, совсем никудышный был. А вот какого мужа отбила себе!
– Я её не видела в кино, я Красотку видела! – глаза Офик загорелись. – Какой чудесный фильм! – Так вот, Нара и говорит:
– Мы тут сидели, в телефон уткнулись, он встал и с Артуром пошёл к тому буфету. Потом они сидели на скамье и жевали хачапури, но Шаварш был очень возбуждён, всё время озирался, и что-то доказывал Артуру. Артур, что он тебе доказывал?
Артур немного помолчал, наверное, раздумывал, стоит ли рассказывать. Майору он ничего не говорил…
Тут Нара как зарычит на него:
– Тут всех нас подозревают, но кто-то один сделал. Я вообще с места не вставала! В книгах через мотив догадываются. Может, он что-то говорил про угрозы?
– Нет, Нара джан, он говорил, что у него есть доказательства шести убийств, и готовится ещё более чудовищное, после чего всё переменится.
– Где переменится? – спросила Арминэ, – говорят, дашнаки любят терроризм в ход пускать!
– Эта Арминэ была умной женщиной, такой красивый салон открыла, а сама мехмат заканчивала, с Артуром однокурсники.
– Математики вообще умные, – согласилась я. А Наринэ тоже мехмат?
– Не, Нара была переводчицей с трёх языков! Я дочку тоже хочу в Иняз, как там сейчас называется. Она почти отличница!
– Офелия,  дальше давай, что ты всё время отвлекаешься?
– Ну, и про дочку нельзя, что ли?  И тут Артур говорит:
– Он сказал, что всех тайно записал! Купил новый диктофон, и записал. Якобы хочет вступить в партию какую-то, надо всех записывать, оф, не знаю, столько партий развелось, названий не упомню. Но не Дашнакцутюн… я бы запомнила… И будто хотят, ну, сместить руководителей…
– Переворот?
– Ну да, как революцию. Мол, это все американские шпионы, против нас и России.
– Кто американский шпион? Кочарян? Демирчян? Вазген?
– Ну, а кто ещё? Ой, не знаю, свекровь сказала, что при вас всё можно, не выдадите никому…  Я только Нару спросила, на кого подозревает. Я же не могла его зарезать!
– Конечно, не могла, там сильный мужчина нужен. А этот тертер? Кто он?
– Тертер… Вот он тихо сидел, и всё время слушал, о чём этот Шаварш говорит. Ни разу не перебил, не перечил. Хотя тот даже сказал – вот скоро Веапар умрёт, мы своего поставим.
– Да, у того Гарегина рак горла был… – Офелия, и что дальше?
– Ну, тут я замялась, когда Нара спросила, что я думаю, кто мог его убить. Сначала сказала, что я ничего не видела. Потом вспомнила, что на всех нас могут подумать, и мучилась – сказать или нет, что этот тертер за ним в туалет пошёл. А он сидит почти рядом, как скажу?
Потом муж уговорил к майору пойти. Там я сказала, что они заходили в туалет, сначала Шаварш, а за ним тертер. Майор даже подпрыгнул от неожиданности.
– Тертер? И что он?
– А что он? Там последняя кабинка для уборки – вёдра, тряпки, швабры мы ставим. Ну, я пошла туда, тряпки поменять, вижу – стоят, тертер тихо что-то говорит, а этот журналист громко говорит:
– Я так не оставлю, обнародую, пусть знают, ещё копии сделаю, разошлю в разные страны! Люди эти – фанатики, знают только один способ – убрать!
– А тертер?
– А тертер махнул рукой и выскочил!
– То есть он ни причём?
– Как не причём? Потом раза два ходил в туалет, а в последний раз я видела, опять с Шаваршем.
– То есть ни Артур, ни Армине, ни Нара не могли это сделать?
– Так они с места не вставали, потом вдвоём ушли, а Шаварш остался с Нарой и тертером. Ну и я там подтирала полы. Понимаете, этот туалет на двоих, он за колонной, и указателя нет, туда редко кто забредёт, пассажиры ходят в тот большой,  чистый тоже, его Анжела  моет. За это немножко больше получает.
– И что полковник?
– Да майор он, уже 20 лет ждёт полковника, много вопросов задавал, потом вместе пошли, я всё показала – где сидели, куда ходили, где стояли… Там ещё один мужчина был, Геворг. Он послушал немного этого Шаварша, поспорил, говорил, что надо сдать в СБ, Шаварш сказал, что все они одного поля ягоды… Геворг потом махнул рукой и ушёл. Больше его я не видела.
– А ты всё время там была?
– Ну, Нара не пускала, потом муж пришёл, после этого всех снова опросили, а тертера задержали.
– В итоге, убийцей оказался тертер? – изумилась я.
Ну и времена пошли! Уже и церковь включилась в революцию!
– Ой, что вы, он такой худенький, маленький, это в сутане они такие важные…
Я проголодалась, попросила воды, но догадливая Офелия принесла в тарелке невозможно вкусный плов, вот не надо масла жалеть на плов. И баранина была вкусная, в районах мясо вкусное, что везут в эти супермаркеты – непонятно…
– А ведь он правду говорил, потом всё оказалось правдой, когда парламент расстреляли…
– Что выяснилось? Там много кого поймали, посадили, суд ведь был. Но заказчика так и не узнали…
Офелия как-то странно посмотрела на меня, как на какую-то бестолочь.
– Как не узнали? Разве не узнали?
– Ну, не доказали, надо ведь доказать.
– Захотят, докажут…
– А что тертер, я про него не поняла. Так и засадили?
– Вот тертер через неделю только раскололся.
– Раскололся? Он?
– Нет, за Шаваршем следили. И тертера завербовали, и его начальник, епископ который, знал, что следят за ним, но на него никто не подумал бы, но этот тертер вместо того, чтобы флешку отнять, пытался отговорить его, проповедь начал читать, а Шаварш вытащил из кармана флешку – так у вас говорят? И показал тертеру.
– И что тертер?
– Я точно не знаю, как он дал знать про флешку. Один раз он отошёл, один раз Артур с Армине. Они тоже могли бы, правда? Но Арминэ была беременна, еле ходила. И майор решил прижать тертера. Тот назвал парня, который сидел недалеко от входа в ВИП зал…
Флешку парень успел передать дальше.  Но Шаварш  говорил, что копии раздал надёжным друзьям. Муж говорит, майор почти месяц искал эти копии и надёжных друзей… А потом оказалось, парень тот в СБ опером работал…
= Господи, друг друга не знали?
Я не заметила, как съела вторую тарелку плова, вообще, когда соль на месте, плов особенно вкусен. Масло и соль. Ну, про мясо я уже высказалась, если на бульоне, то это не описать, можно и третью тарелку…
Офелия посмотрела на меня и успокоила:
– Эти тарелки из нового сервиза, они маленькие. Может, детские. Ну, нашли две копии. Друзья эти долго клялись, что не знают про что, получили в заклеенном конверте. Конверты наш родственник сдал в СБ, и он тоже поклялся, что не знает, что там записано. Муж сказал, что майору зарплату повысили, но по его виду я до сих пор уверена, что он недоволен начальством.
Потому что после этого расстрела муж долгое время боялся, как бы не узнали, что он что-то знает. Ну, а теперь ещё больше боится.
Офелия погрустнела, стала собирать со стола…
– Вы никому не рассказывайте, я за мужа боюсь. А убийцу вычислили, но тоже ничего не доказали, говорят – раз нож не нашли, я в этом не разбираюсь... Отпустили его.
– Я тоже не разбираюсь, а из твоего рассказа ничего не поняла, кто убил, за что убили… Но плов был замечательный, в субботу сварю тоже…
Отпустили. Чтобы концы  в воду, таких киллеров всегда приканчивают, в Москве сколько угодно таких случаев было…
Мы с племянником молча ехали по ночной трассе, иногда племянник рассказывал последние новости, всех пятерых поймали, суд широко освещают. Но ни про какие флешки-млешки, про этого, убитого в аэропорту, нигде нету. А журналисты боятся лишнее слово вякнуть – или уволят, или исчезнет…
– Муж этой Офелии кто будет?
– Тёмный парень, тоже на них работает, воевал, мы хотели под нашим домом магазин открыть, сестру свою привёл продавщицей. Братья сразу раскусили – своровывала, постоянно наверх ходила, кто в дом зашёл, кто вышел. Закрыли магазин – боязно было прямо сказать. Мать их с тех мест, всеми командует. 
Долго судили, я уехала, подробности плохо помню, заказчиков и в этот раз не нашли, но все знают, кто-что. Город маленький, все про всё знают…
Конечно, мотив есть, возможности есть… и СБ в их руках, для подозрений – целое море… Да вот поди докажи, все концы в воду в своё время. Брат работал в МВД, охранником, хотя надеялся повыше должность занять. Но, говорил, пришли ЭТИ, все хорошие должности – им. А спецотделы – только ИМ. Помню, в Кадастре дама уговаривала меня продать квартиру у Оперы:
– Тикин, это Золотое кольцо, для них… ОНИ ВОЕВАЛИ!
– А что с этими, которые расстреляли? Унанян-мунанян.?
– Так этот убитый, забыл, как звали, их подельников и записал!  Так прямо и говорили: наша поддержка и здесь, и в Москве! Даже «опасных» назвал!
 Я откинулась на спинку.
– Гарик! Так ты слушал запись?
– Оркур джан, конечно, слушал, кто не слушал? Но что делать? Лодка перевернулась, мы под водой оказались, а они – в лодке… Но всё равно правда вылезет…
Но кому нужна правда, которую нельзя использовать?
20 лет спустя лодку попытались подтащить к берегу, но было поздно… Людей на берегу почти не осталось…