Оправдание. Глава 19

Он вернулся ближе к вечеру, когда снег уже успел покрыть дома и улицы, погружая их в дремотное молчание. Знакомый пейзаж упадка, который теперь казался ему уютнее, чем родительский кров.

Седрик вошел в дом, поднялся на третий этаж и открыл дверь своей съемной квартиры. За три года эти стены стали для него не просто жилищем — они превратились в цитадель, где не было места предательству. А только тишине и одиночеству, которое теперь вполне устраивало Седрика.

Сбросив пальто и распаковав чемодан, он опустился на стул у окна. Усталость накрыла тяжестью, увлекая за собой в полусон. Снежинки превращались в воду на стекле, а сквозь щели в раме пробивался ледяной ветерок. В этом состоянии между сном и явью перед ним возник образ далекой страны — не родных окрестностей Саут-Хилла, а неведомого края, где царили мир и свет.

Внезапно сон потревожили звуки музыки —  бодрой, почти воинственной. «Парад? По какому поводу?», — подумал Седрик, открывая глаза. Мелодия оборвалась так же внезапно, как и началась. Не понимая, было ли это наяву, он накинул пальто и поднялся на крышу дома.

Ветер трепал полы его одежды. Он встал у края и поставил одну ногу на парапет. Вдали мерцал праздничный кортеж, окруженный пестрой толпой, которая казалась живым разноцветным берегом, а машины — неспешным речным потоком. Видимо мэр запоздало  решил отметить победу над преступной группировкой, невзирая на холод и сумерки. «Наверняка потом будет салют...» — подумал Седрик, но его мысли прервал голос за спиной:

— Ты всегда размышляешь на краю пропасти?

Седрик резко обернулся, едва сохранив равновесие. В нескольких шагах стоял Гэнджер. Его крупные руки были засунуты в карманы темно-зеленого пальто, а плечи, расправленные с показной небрежностью, напоминали неприступную крепость. На лице застыла улыбка, больше похожая на оскал.

— Что ты здесь...? — вырвалось у Седрика, и он инстинктивно шагнул вперед, готовый к схватке.

— Осторожнее, — капитан прервал его спокойным голосом, будто обсуждал прогноз погоды. — Я гораздо сильнее тебя. Да и высота тут приличная. 

— Что ты здесь делаешь? — закончил Седрик.

— Проходил мимо. Увидел тебя на краю и подумал, не решил ли ты спрыгнуть...

— И ты пришел поглазеть?

— Хватит, — Гэнджер тоже сделал пару шагов вперед. — Я пришел поговорить.

— И как ты собирался меня найти? Я уезжал на две недели. Ты же знал!

— Знал. Но ты здесь… Что-то случилось?

— Не твое дело!

— Не испытывай мое терпение, Майлз. Дорого выйдет! — Голос капитана стал металлическим, в нем звучала уверенность человека, привыкшего держать все нити в своих руках. — Твой водитель позвонил мне. Мы договорились, и он сообщил мне раньше, чем Родригесу.

— Чего ты хочешь?!

— Спокойно. Просто поговорить, — тон Гэнджера теперь снова стал ровным, но во взгляде сверкала угроза.

— У нас никогда не получалось «просто поговорить», — распалялся Седрик. — В прошлый раз ты чуть не задушил меня! Забыл?

— Выслушай меня, Майлз. Тебе же будет лучше!

Седрик сжал кулаки до боли. Его ноздри раздувались от ярости. Но он кивнул — выбора не было.

Гэнджер начал медленно обходить его, как хищник, высчитывающий момент для атаки. Его глаза были черными безднами, в глубине которых тлел гнев, готовый вспыхнуть в любой момент.

— Как ты понимаешь, я уверен, что ты убил моего сына, Майлз. И отпираться бесполезно. Но я знаю не только это. У меня есть информаторы, которые утверждают, что ты работал на местную группировку...

Седрик смотрел на него в изумлении. Гэнджер говорил медленно, привычно растягивая слова и наслаждаясь каждой секундой страха на лице Седрика:

— Однако почему-то никто не привлек тебя за это к ответственности... Почему же? Кто-то защитил тебя?

— Гэнджер...

— Заткнись! — рявкнул капитан, заставив Седрика вздрогнуть. — Полтора года ты был с ними. Их поймали, посадили, а ты — чист? Невероятно! Я начал копать... И нашел того, кто тебя вытащил. — Гэнджер приблизился вплотную. — Лейтенант Родригес рисковал карьерой, скрывая твои грехи. Должно быть, он отличный друг...

— Ах ты!.. — Седрик замахнулся.

Но Гэнджер был быстрее. Каждое его движение было точным и выверенным, в них читался опыт сотен тренировок и реальных схваток. Он перехватил его руку и сжал ее, что было сил. Седрик вскрикнул от боли, а капитан улыбался, радуясь его мучениям.

Через пару секунд он отпустил его руку, и Седрик почувствовал, как медленно уходит пульсация боли, а волна гнева сменяется беспомощностью.

Гэнджер продолжил свой медленный обход:

— Итак, Родригес знает, что ты работал на мафию. Но ведь ты убил моего сына как раз тогда — значит, лейтенант в курсе и этого.

— Что ты собираешься делать? — прошептал Седрик одними губами.

— Как думаешь, Майлз, на сколько лет посадят лейтенанта за пособничество в убийстве первой степени? — Гэнджер вперил в него безжалостный взгляд.

И вот она — атака!

— Мерзавец! — Седрик снова бросился вперед.

Гэнджер мгновенно принял стойку — ноги на ширине плеч, корпус слегка наклонен. Однако он не стал блокировать удар, но уклонился и сам ударил Седрика так, что тот рухнул на бетон, ударившись головой о парапет.

Капитан наклонился над ним:

— Не испытывай мое терпение, если не хочешь проблем для лейтенанта. А ты, конечно же, не хочешь. Любая попытка помешать мне, побег или другая глупость — и Родригес сядет, а ты будешь наблюдать, как его карьера и жизнь рушатся из-за тебя!

В ослеплении яростью Седрик воспользовался тем, что капитан приблизился к нему. Он выхватил нож из кармана пальто и попытался ударить Гэнджера.

Но Гэнджер успел отразить и этот удар — он выхватил нож из его руки и полоснул его по левой щеке, прочертив алую полосу сверху вниз. Теплая жидкость брызнула в разные стороны. Седрик вскрикнул, зажимая рану.

— Я ведь предупреждал тебя, Майлз: «Смотри, не поранься!», — процедил Гэнджер. — Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, и готов использовать каждую мелочь против тебя. — Теперь в его глазах читалась смерть — безжалостная, неотвратимая. Он выпрямился. — Если ты думаешь, что я просто блефую, посмотри на свою рану — это только начало!

Капитан медленно удалился, оставив Седрика лежать, съежившись, на холодном бетоне. Снежинки таяли на его лице, смешиваясь с кровью. Голова кружилась, боль становилась невыносимой. Сознание ускользало в темноту.

***

«Что делает человека личностью? Черты лица, изрезанные временем? Походка, неповторимая, как танец? Голос, оставляющий след в памяти? Или манера держаться — выученная, но пустая поза? А может, слова — брошенные невпопад, окрашенные лицемерием или искренностью? Что, в конце концов, отличает меня от других? Просто случайный набор черт, смесь генов или цепь событий?

Меня тошнит от человеческой фальши. Другие люди, словно безжалостные скульпторы, пытались слепить меня по своему подобию, диктовали, каким мне быть. Но что они знают о моей истинной сути, о том, что скрыто под маской идентичности? Они видят лишь собственные отражения, ищут в них подтверждение своей значимости.

Безразличие — вот настоящая болезнь, разъедающая их души. Лишенные сопереживания, они развязывают войны, уничтожают себе подобных, губят природу ради наживы. В их сердцах нет места состраданию, любви, осознанию единства. Кровь, смерть, страдания... Замкнутый круг, из которого нет выхода, пока внутри лишь пустота.

Если бы люди могли услышать друг друга не ушами, а сердцем! Хотя бы на миг — увидеть мир чужими глазами... Но кому нужно это погружение в чужую боль? Кто способен по-настоящему понять другого, пробиться сквозь броню повседневности, разглядеть дрожащий свет души? Мы не знаем ни себя, погребенных под грузом ожиданий и страхов, ни других — скрытых занавесом равнодушия. И все мы обречены на одиночество в этом безразличном мире».

***

Седрик открыл глаза и посмотрел в хмурое небо, словно искал в этой темной густоте сочувствия. Растаявший снег пропитал одежду и волосы. Но снегопад прекратился, а улица внизу была тиха. Лишь вдалеке, над центральной площадью, где еще толпился народ, в небо взлетали разноцветные пучки салюта.

Майлз приподнялся, и резкая боль пронзила щеку; все еще кружилось голова. Он, покачнувшись, встал, поднял стилет и побрел к выходу с крыши. Войдя в квартиру, он рухнул на кровать. Веки закрылись, казалось, лишь на мгновение...

Окружавшая темнота давила на виски. Где-то вдалеке пульсировал тусклый свет, создавая причудливые тени на стенах.

— Тебе больно? — прозвучал голос из темноты.

Седрик попытался ответить, но язык словно прилип к небу. Он напрягал зрение, пытаясь разглядеть говорящего, но не увидел никого.

— Я помогу тебе, — прошептал голос.

Внезапно Седрик снова открыл глаза. Он лежал на кровати, пот стекал по вискам. Рядом с дверью шевельнулась тень, и он увидел высокую фигуру. Она сделала шаг вперед, но ее голос был другим — в нем звучали жестокость, мощь и смертельная угроза:

— Если тебе мало, я повторю это. Пока ты не поймешь, что такое настоящая боль.

«Что происходит? Кто здесь?» — пронеслось в голове.

— Это я. И я всегда буду приходить к тебе, — продолжал голос. — Он спросил, больно ли тебе. Так что ты чувствуешь?

«Гэнджер! Но как он здесь очутился? Неужели я забыл запереть дверь?»

— Подумай об этом, — продолжал голос, становясь все ближе. — Знай, что я всегда рядом.

Тень надвинулась на кровать, и Седрик почувствовал, как холодные, словно у трупа, пальцы медленно сжимают его горло. Воздух с хрипом вырывался из легких, а перед глазами начали скакать черные точки.

— Ты думал, что можешь уйти от меня? — шептал голос прямо в ухо. — Я буду приходить каждую ночь, пока ты не сойдешь с ума от страха!

Седрик пытался сопротивляться, но тело не слушалось. Он чувствовал, как чужие пальцы все сильнее сдавливают шею, перекрывая доступ кислорода. В ушах зашумело, а комната начала кружиться безумной каруселью. Седрик попытался закричать, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Все начало погружаться в темноту, а последнее, что он услышал — зловещий смех, отражающийся от стен...

Он резко сел на кровати, задыхаясь. Сердце не унималось, а горло сжимала боль. Он понимал, что это был всего лишь страшный сон, но ощущение холодных пальцев на шее не отпускало его.

Он сполз с кровати и на подгибающихся ногах подошел к двери, чтобы проверить замок. Заперто изнутри.

Обессиленный, он оглядел комнату. Она больше не выглядела безопасным местом. Ему казалось, что капитан вот-вот ворвется сюда. Но что это было — сон, видение или Гэнджер..?

Зазвонил телефон. Седрик подошел к тумбе, снял трубку — почему-то левой рукой — и прижал ее к порезанной щеке. Он забылся и как будто не чувствовал этой боли.

— Седрик, — услышал он укоризненный голос лейтенанта. — Мне позвонил водитель, сказал, что ты вернулся. Что-то случилось? Мы же договаривались на две недели!

— Нет, ничего...

— Все-таки что-то случилось, — понял Родригес. — Тебе нужна помощь?

— Нет, — слишком резко ответил Седрик.

И это явно только усилило подозрения Рикардо:

— Может, мне заехать?

Седрик понимал, что рано или поздно лейтенант все равно узнает о произошедшем на крыше, поэтому, вздохнув, согласился.

Положив трубку, он невольно коснулся раны на лице, и кусочки засохшей крови остались на перчатке. Ему нужно было собраться с мыслями и принять решение.

«Что делать?»

Седрик не хотел представать перед Рикардо в таком виде. Мысль показаться избитым повергала его в ужас. Он побрел в ванную, надеясь, что прохладная вода принесет облегчение. Не включая свет, но оставив дверь открытой, он тщательно смывал запекшуюся кровь с лица и шеи. Вытеревшись полотенцем, Седрик достал из шкафчика аптечку. Руки дрожали, когда он обрабатывал рану антисептиком. Закрепив на щеке марлевую салфетку, он почувствовал, как кровь приливает к лицу. В этот момент раздался звонок в дверь. Седрик снова тяжело вздохнул, предвидя напряженный разговор и опасаясь заметить в глазах Рикардо жалость или отвращение.

Когда Родригес вошел в квартиру, его взгляд застыл на лице Седрика.

— Что случилось? — проговорил лейтенант приглушенно, будто опасаясь нарушить хрупкое равновесие тишины.

Седрик попытался ответить, но губы не слушались, дрожали. Ком в горле мешал говорить — страх и злость сковали Майлза.

— Только не говори, что это сделал Гэнджер… Когда это произошло?

— Днем… — с трудом выдавил из себя Майлз.

Он рассказал Рикардо о том, что произошло на крыше. Говорил сбивчиво, запинаясь, но Рикардо слушал молча, не перебивая, с мрачной сосредоточенностью на лице. Было видно, что он пытается осмыслить услышанное, переварить информацию, которая явно не укладывалась в его голове.

Седрик смотрел на лейтенанта нерешительно. Ему отчаянно хотелось рассказать Рикардо и о том, что теперь Гэнджер угрожает и ему. Но что-то сдерживало эти слова. Необъяснимая сила сопротивлялась желанию поделиться с другом этой ужасающей правдой.

— Я знал, что Гэнджер опасен, но чтобы настолько… Он перешел все границы! — ярость прорвалась наружу, и голос Рикардо зазвучал резко, гневно. — Я ведь предупреждал его, чтобы он держался от тебя подальше! Я просил его оставить тебя в покое! Что еще я мог сделать?

— Ты ничего не мог сделать, Рикардо, — тихо произнес Седрик, покачав головой. Внезапно его передернуло, словно от озноба. — А как я теперь пойду на работу?

— В таком состоянии — никак. Оставайся дома, тебе нужен отдых. У меня есть идея… Я попрошу Селену посидеть с тобой.

Селена еще совсем недавно была девушкой Родригеса. Они познакомились незадолго до приезда Гэнджера. Но их отношения развивались стремительно, и теперь, спустя всего четыре месяца, она официально стала невестой Рикардо. Седрик не очень хорошо знал ее, но по немногочисленным встречам у него сложилось впечатление о ней как о доброй и отзывчивой женщине.

— Сколько сейчас времени? — вдруг удивленно спросил Седрик, словно очнувшись. Ему казалось, что ночь только началась. Он перевел взгляд на окно и с изумлением понял, что уже наступило утро. Однако комната казалась погруженной в полумрак, а сознание отказывалось воспринимать реальность. Он чувствовал себя так, словно находился в полусне, где стирались границы между явью и вымыслом.

— Сейчас утро, — подтвердил Рикардо, глядя на него с беспокойством. — Наверное, не стоило звонить тебе так рано, но я был возмущен тем…

— Странно, — прошептал Седрик, пытаясь понять, сколько времени он провел в забытьи после драки. Преодолевая смущение, он добавил: — Не надо просить Селену. Это будет неловко. Я почти не знаком с ней.

— «Неудобно» — это мучиться одному и переживать все это в себе, — возразил Рикардо. — Она моя невеста, а я — твой друг.  Значит, Селена тоже твой друг. А просить друзей о помощи — это нормально!