Про питомцев

Они сидели в комнате  – Анна, ее муж Максим, и их семилетний сын Степа. Степа, только что закончивший смотреть  фильм о животных, смотрел на родителей глазами, полными немого обожания и нерушимой надежды.

«Мама, папа… Можно мне хомячка? Или хотя бы рыбку? Обещаю, я буду кормить, убирать, всё-всё!» – голос дрожал от важности момента.

Анна и Максим обменялись быстрым, усталым взглядом. Этот разговор повторялся уже третий месяц. В голове Анны немедленно всплыли образы: разгрызенные провода, специфический запах клетки, вечная пыль от опилок, поездки к ветеринару, ответственность на годы вперед. Максим представил аквариум, который нужно чистить, фильтры, которые ломаются, и потенциальное потопление во время замены воды. В их идеальной, только что отремонтированной квартире питомец рисовался исключительно как агент хаоса, четвероногий источник проблем и расходов.

«Сынок, ты же понимаешь, это очень большая ответственность, – начала Анна мягко, но твердо. – И в квартире тесно, и мы много работаем… Хомяки ночью шумят, рыбки – это сложно… Может, лучше большой конструктор? Или робота?»

Степа надулся. «Робот холодный . Я хочу кого-то живого!»

Максим вздохнул: «Степан, представь слона. Вот он у нас в гостиной. Что он натворит? Стены обобьет, пол сломает, мебель съест!»

Степа смотрел на отца, не понимая. Он просил хомячка, а папа говорил о слоне. Где логика? Его маленькое сердце желало не экзотики, а простого, теплого, живого существа рядом. Родители же видели только масштаб разрушений, забывая о масштабе детской души, жаждущей прикоснуться к тайне жизни, заботиться, наблюдать.

Анна вдруг поймала себя на мысли: «Вот банка, вот крапива, вот гусеницы, вот ножницы». Ее собственное детство, деревенское, свободное, всплыло ярким пятном. Никто не устраивал советов. Хотела питомца? Пожалуйста! Первое, что под руку попадется. И для нее этим «первым» стали гусеницы крапивницы, черные, мохнатые, облепившие заросли у бабушкиного забора.

Она помнила все до мельчайших деталей. Как срезала ножницами крапиву, стараясь не обжечься. Как аккуратно стряхивала гусениц в простую трехлитровую банку. Как на дно положила траву и крапиву, а сверху – марлю вместо крышки. Как это стало ее личным, абсолютно автономным миром.

«Мама,  ну что?» – спросил Степа, видя ее задумчивую улыбку.

«А я вспомнила, Степка, своих первых питомцев, – Анна улыбнулась шире. – Ни хомяков, ни рыбок у меня не было. Была… банка. И гусеницы».

История полилась сама собой. Она рассказывала, как каждый день бегала за свежей крапивой. Как прожорливые червячки уплетали ее за милую душу и оставляли горы мелких черных шариков – «навоз», который она гордо вычищала. Как трепетно следила, чтобы крапива не завяла – капризные едоки отказывались от подвяленного угощения. И главное чудо – превращение. Как одна за другой гусеницы замирали, обматываясь шелком, превращаясь в странные, угловато-золотистые куколки, висящие на стенках банки и остатках стеблей. Как она тихонько тыкала в них пальцем, и куколка вдруг дергалась, будто живая внутри своего кокона!

«А знаешь, самое удивительное? – Анна говорила с настоящим восторгом, как будто снова была той шестилетней девочкой. – Внутри куколки гусеница… она вся растворяется! Совсем! Как суп! А потом из этого «супа» собирается совсем новое существо – бабочка! Представляешь? Полностью новое тело, новые крылья, все органы! Вот бы нам так, правда? Раз – и обновился!»

Степа слушал, раскрыв рот. Слон из его мыслей испарился. Перед ним стояла волшебная картина: банка, зелень, загадочные куколки и чудо перерождения, происходящее прямо на окне. Бесплатно. Без разрушений. Но с бесконечным количеством волшебства.

«И что, все стали бабочками?» – спросил он шепотом.

Анна засмеялась. «Нет, не все. Одна куколка просто засохла. А из другой… ого! Вылезла не бабочка, а какая-то маленькая оса! Оказалось, это был наездник. Он, подлец, еще когда гусеница была жива, отложил в нее свое яйцо. И его личинка съела куколку изнутри. Жизнь бывает жестокая даже в банке. Но из остальных вылупились настоящие крапивницы! Яркие, оранжево-черные бабочки! Мы выпустили их в огород. Это было… невероятно».

Она замолчала. В комнате повисла тишина. Максим смотрел то на жену, то на сына. Он видел огонек в глазах Степы – тот самый, которого не было при разговоре о хомяках или роботах. Огонек настоящего интереса, любопытства к жизни в ее простейшем, но самом чудесном проявлении.

«Мама, папа… – Степа произнес очень серьезно. – А можно… мне банку? И найти гусениц? Пожалуйста! Я буду за ними ухаживать! Свежую крапиву носить! Обещаю!»

Анна и Максим снова переглянулись. На этот раз в их взгляде не было усталости и страха перед слонами. Было легкое смущение и… понимание. Они так боялись мифических разрушений от питомца, что забыли о главном – о жажде ребенка познавать мир, любить, заботиться, наблюдать за чудом, которое может поместиться в обычной банке. Чуде, которое учит ответственности ничуть не меньше хомяка, но при этом ничего не стоит, не портит ремонта и дает уроки биологии, которых нет ни в одном учебнике.

«Знаешь что, Степан? – Максим встал. – Это отличная идея. Завтра же идем на пустырь за домом. Ищем крапиву. И гусениц. Договорились?»

Лицо Степы озарилось такой радостью, будто ему подарили не банку, а целый зоопарк. Анна смотрела на них и думала о том, что главное – это не масштаб питомца, а масштаб открытия, которое он дарит маленькому человеку. И иногда это открытие начинается с простой банки, ножниц и горсти прожорливых, чудесных гусениц на крапиве.