Нежно любимый вискарь сыграл плохую шутку с писательницей брутальных женских детективов. У неё был очередной творческий затык, когда пыталась написать роман “Мафунька Малосольцева vs Зеркальной Фифы”. Она с трудом выдавила из себя несколько строк, и поняла, что если не выпьет, больше из себя ничего не сможет выжать. Выпила, с трудом написала еще несколько строчек, но творческое вдохновение упорно не хотело являться и помогать писать. Выпила еще немного. В голове приятно зашумело, и творческое вдохновение, девка-вертихвостка, на мгновение показалась, дразня, показала розовый язычок, поманила пальчиком и прошептала в ухо, Мария Сергеевна, дорогуша, выпей еще немножечко, совсем чуть-чуть, и тогда буду диктовать страницу за страницей. Ваши пальчики так усердно будут порхать над клавиатурой, что устанете записывать. Поверь, это будет гениально Гораздо лучше того, что раньше написала…
Разве Мария Сергеевна могла отказать? Она выпила, еще выпила, но девка-вертихвостка, которая вдохновение, взмахнув подолом, засмеялась, её смех мелкими шариками поскакал по клавишам, и писательница, находясь уже в хорошем подпитии, поняла, вдохновение опять её обмануло. От огорчения приняла еще тридцать капель и, чувствуя, что «отъезжает», решила прилечь на диван.
Мафунька обнаружила её на этом диване.
Мария Сергеевна задохнулась рвотными массами.
Помимо того, что зрелище было неприятным, еще и отвратительно пахло.
Мафунька ахнула, вызвала скорую и попыталась оживить свою литературную мамашу всеми известными способами.
Все попытки оказались безрезультатными. Девушка поняла, что Мария Сергеевна преставилась. Мафунька неожиданно для себя разрыдалась. Так, в слезах, она встретила врача и фельдшера со скорой, которым только и осталось констатировать смерть писательницы Марии Сергеевны. После их отъезда остался сигнальный лист, установивший факт смерти, написанный корявым почерком врача, грязные следы на полу и запах уже ненужных лекарств.
Мафунька мокрыми полотенцами обтерла тело женщины, чьим воображением она была рождена и стала «звездой» в целой серии детективных романах. Теперь всё кончилось. На диване остывало тело, и Мафунька осознала, что осталась одна одинешенька на белом свете. Больше никто не будет ей помогать, и никто не будет защищать.
Раньше она обижалась на литературную мамашу за попытку убийства, а когда при помощи богини и её внучки появилась в этой квартире, первое время постоянно с ней ругалась, как девица пубертатного возраста. Только со смертью Марии Сергеевны поняла, что непрерывно ворчащая по любому поводу литературная мамаша терпеливо сносила её причуды, при помощи связей легализовала, помогла получить паспорт, диплом и стать адвокатессой, заплатив немаленькую сумму вступительного взноса в адвокатскую палату.
Тяжело вздохнув, Мафунька позвонила в отдел полиции, где покойная работала следователем. Там пообещали помочь с похоронами.
Остались еще неведомые родственники, с которыми Мария Сергеевна когда-то созванивалась при Мафуньке. По правде говоря, она не горела с ними встречаться. Она решительно не понимала, о чем говорить с совершенно незнакомыми людьми и как им объяснить своё появление в жизни покойной Марии Сергеевны. Впрочем, Мария Сергеевна как-то обмолвилась, что оставила завещание в её пользу, Мафунька верила и не верила, покойная много чего говорила. Но завещание она обнаружила, когда разбирала бумаги покойной. Мария Сергеевна завещала ей все своё имущество. Мафунька всплакнула и поняла, что, несмотря на грубоватое отношение к ней, покойная любила её, как … сначала она не смогла подобрать подходящее сравнение, а потом поняла, как мудрая мать любит непутевого ребенка, и верит, что ребенок со временем перебесится и поймет извечную мудрость своих родителей. У Мафуньки было тяжело на душе. Ей не с кем было поделиться своей болью. Закончился, как оказалось, самый легкий период её жизни, когда Мария Сергеевна защищала от всех жизненных невзгод. Дальше придется жить самой без чьей-либо помощи.
Когда прошли траурные мероприятия, и Мария Сергеевна упокоилась на дальнем участке городского кладбища, Мафунька решила навести порядок в квартире. Она перебрала все детективные романы, написанные Марией Сергеевной, их набралось более шести десятков в мягких обложках. Для этих книжек она выделила специальную полку. На большинстве обложек книжек была изображена Мафунька Малосольцева. Сначала её рисовали «живые» художники, а потом старался искусственный интеллект. В противовес «живым» художникам искусственно созданный образ получился слишком кукольным и неживым, а Мафунька выглядела как красивый, но бездушный манекен.
Сейчас Мафунька совсем не походила на себя с обложек этих книжек с покрасневшими от слез глазами и носом, превратившимся в картошку из-за постоянных соплей. На лбу прорезались первые морщины, лицо осунулось и сильно похудело. Черный траурный платок, темно-синяя куртка и черные джинсы клеш, из-под которых выглядывали темно-коричневые носы тактических ботинок Salomon Quest. В таком виде Мафуньку вряд ли узнали её почитательницы, они бы презрительно бы сказали «фи» и отвернулись. В романах Марии Сергеевны наша красавица никогда не плакала, всегда была тщательно причесана, изысканно одета, на лице красивый макияж, словно каждую минуту Мафунька ждала приглашения на светский прием в высшее общество. Однако жизнь отличается от не самых лучших книг тем, что герои не стоят на котурнах, а позволяют себе и слезы, и сопли, и просто быть некрасивыми.
Грязные ботинки валялись на боку в прихожей, куртка криво висела на плечиках, грозя свалиться на пол, а джинсы с колготками валялись по пути в комнату. Мафунька, так и не сняв с себя свитер крупной вязки, ничком лежала на диване, кое-как укрывшись одеялом и свесив на пол правую руку на пол. После похорон она в первый раз крепко уснула. До этого она не могла спать, коротая ночи с крепким кофе и поп музыкой пятидесятых годов прошлого века. Это были песни в минорном ключе, исполненные или бархатными мужскими баритонами, или завораживающими контральто. Красивые аранжировки, скрипки, духовые, томительные звуки саксофонов и бриллиантовые россыпи фортепьянных аккордов, стонущие звуки гавайских гитар успокаивали, размывали душевную боль и звали в далекие страны, где нет печалей, где всегда светит солнце, пальмы раскинули свои перистые листья, а на желтый песок лениво набегают бирюзовые морские волны. Окунись, покачайся на волнах, ощути на губах вкус нежных поцелуев, и запомни навсегда эти прекрасные дни и ночи, когда был молод и впервые влюблен…
Мафунька упивалась завораживающей музыкой и не замечала, как слезы катились из глаз. Мария Сергеевна, моя дорогая Мария Сергеевна, спасибо, что придумала меня и наделила изумительно-прекрасной внешностью. Она простила литературной матери, что эксплуатировала её образ в хвост и гриву, зарабатывая деньги.
Сон был крепким, без душераздирающих сновидений, которыми женщины-писательницы любят украшать свои романы, даже если они относятся к разряду детективов.
Мафунька проспала почти сутки, а когда проснулась, долго не могла понять, который час. Потом испуганно подскочила с постели. Мария Сергеевна любила по утрам крепкий кофе! Если Мафунька его не подавала, литературная мамаша всегда устраивала ей взбучку. Она метнулась на кухню, зарядила кофемашину свежей водой, порцией молотого кофе и включила аппарат. Кофемашина загудела, а она удивилась, почему Мария Сергеевна до сих пор не подала голос. Она осторожно заглянула в её комнату и, первое, что увидела, портрет Марии Сергеевны с траурной лентой на столике. Тут вспомнила, что недавно похоронила Марию Сергеевну. Она охнула и, опустив плечи, вернулась на кухню. Кофемашина стала подавать сигналы, что порция кофе сварена, а по кухне распространился дразнящий аромат кофе. Она вылила кофе в чашку и рядом поставила свечку. Чашка кофе вкупе с горящей свечкой взамен свежего круассана на пустом столе…
Мафунька без сил опустилась на табуретку и опять всплакнула. Слезы принесли облегчение. Она высморкалась в бумажный платок и со словами: «я так больше не смогу», пошла в ванную и приняла контрастный душ. От холодных струй воды она повизгивала, а от горячих чувствовала, как отпускается тугая пружина, что сжалась до предела в её душе после смерти Марии Сергеевны.
Душ благоприятным образом повлиял на Мафуньку. Почувствовав, что голодна, нет, чертовски голодна, она прошлепала босыми ступнями к холодильнику. Освещенный отсек холодильника, как трюм корабля, хранил в своих углах несметные богатства, надо было знать, где они спрятаны. Мафунька знала, а поэтому скоро на кухонном столе лежал мягкий сыр, полукопченая колбаса и банка с кабачковой икрой. Она сварила картошку в мундирах и со вкусом позавтракала. Покосившись на чашку с остывшим кофе и свечкой, которая почти вся сгорела, сварила новую порцию крепчайшее кофе и намазала на круассан сыр. Пища была вредная и тяжелая для желудка. Юная леди на завтрак должна была вкусить немного овсянки или мюсли на молоке и запить слабеньким настоем травяного чая. Так описывала завтрак Мафуньки её покойная литературная мамаша. Однако Мафунька, появившись в мире живых, неожиданно полюбила вкусно поесть. От легких завтраков, описываемых в романах, у неё кружилась голова от слабости и она не могла ничего делать. Большим усилием воли она выполняла задумки покойной писательницы.
Плотный завтрак придавал ей сил и яростное желание стать, если не лучше, то хотя бы вровень с обычными людьми.
После завтрака Мафунька решила разобрать авгиевы конюшни, оставшиеся после Марии Сергеевны. Она вытащила ящики письменного стола и удивилась, у Марии Сергеевны не было никаких документов, связанных с её детством и юностью. Словно она, как Мафунька, появилась ниоткуда, но в отличие от неё, у неё были настоящие документы, грамоты за безупречную службу и ведомственные награды. Все. Не было только фотографий. Мафунька понимала, Мария Сергеевна не обладала фотогеничной внешностью, поэтому не любила фотографироваться. Исключения составляли только официальные фотографии в форме. Увеличенная фотография Марии Сергеевны в форме с подполковничьими погонами с черной лентой наискосок стояла в комнате.
Мафунька собрала вещи Марии Сергеевны, которые решила выбросить и оставила на память только полицейский темно-синий китель с парадными ярко-желтыми погонами. На кителе было три медали: «За безупречную службу в МВД», «За отличие в службе» третьей и второй степени. Медали тихо позвякивали, пока Мафунька со всех сторон осмотрела китель, а потом, не удержавшись, примерила его. Китель оказался ей широким и коротким, у них с покойной было слишком разное телосложение. Мафунька удивилась, как китель преобразил её, сделав строже, и прибавил шарма и очарования, несмотря на заплаканное лицо. Военная форма украсила девушку. У неё мелькнула мысль, почему Мария Сергеевна не устроила её в полицию, где бы стала следователем, распутывающей самые сложные дела? Но, вспомнив, как покойная последними словами поносила свою службу, хихикнула и опять повесила китель в опустевший шифоньер. Остальные вещи она вынесла на мусорник и аккуратно сложила рядом с баками.
На следующий день, когда проходила мимо мусорника, увидела, вещи покойной исчезли. Остался только картонный ящик, на который их выложила. Бомжи, подобно волкам, санитарам леса, подобрали бесхозную одежду. Пусть они принесут какой-нибудь моднице из бомонда подворотен хорошего жениха, что не пьет слишком много, не страдает гепатитом, ВИЧ-инфекцией и имеет полный набор зубов и не страдает импотенцией. Сама модница пококетничает, показывая обновки счастливому жениху. Тот, дернув из горла мерзавчика, недавно стыренного из магазина, поставит аккуратный бланш счастливице в назидание, чтоб за его спиной не кокетничала с другими беззубыми претендентами на её потасканные прелести.
После уборки квартира вдруг показалась пустой, а Мафунька в ней - лишней. Она поскорбела душой и решила поехать на работу, чтобы развеяться. Но прежде, чем выйти из квартиры, она потратила час, чтобы привести себя в порядок.
На работу она попала в конце рабочего дня. В такое время в конторе почти не было адвокатов, которые приходили на работу утром к девяти часам, а к десяти разъезжались по судебным процессам, и во вторую половину дня в конторе почти никого из адвокатов не было. Но этим вечером все адвокаты неожиданно собрались. В конторе вместо электрического света горели свечи, языки пламени колебались, тени бегали по стенам, отчего атмосфера была тревожно - напряженной. Лица адвокатов были хмурыми, они собирались кучками и что-то тихо обсуждали. Мафунька была удивлена и озадачена, но никого не стала расспрашивать. Свечи вместо электрического света показались предвестниками каких-то неприятных событий. В этом она убедилась, когда у двери кабинета заведующего на столике была фотография неизвестной женщины, перевитая траурной лентой. Девушка взглянула на фотографию и чуть не вскрикнула, – это же вылитая её литературная мамаша – Мария Сергеевна! Эту женщину на фотографии, оказывается, тоже звали Мария Сергеевна, только фамилия у неё была другая. Если поставить фотографии этих женщин вместе, можно подумать, это сестры – близняшки. Мафунька знала, что после окончания службы в полиции Мария Сергеевна некоторое время работала адвокатом, но в другой конторе, и никогда не упоминала об адвокатессе, так похожей на неё. Кто эта другая Мария Сергеевна? Загадки, одни загадки, и сумеет ли узнать тайны двух покойных женщин, с одним именем и отчеством на двоих? Только стоит ли ломать себе голову? Их уже нет, и они унесли в могилы свои тайны. Но она решила узнать попытаться узнать правду.
Мафунька подошла к старому адвокату, своему наставнику, чтобы он просветил её о событиях, происшедших в адвокатской конторе со дня похорон литературной мамаши.
Адвокат, распространяя запах хорошего коньяка, сначала налил ей стопку коньяка и придвинул раскрытую плитку шоколада. Мафунька не стала чиниться, коньяк ей понравился, а кусочек шоколадки с апельсином растаял во рту. Старый адвокат поведал печальную историю, где-то около года назад зимой пропала адвокатесса Мария Сергеевна. Эта Мария Сергеевна была хорошим адвокатом, но не вела каких-либо скандальных дел, за которые могли убить. Обычные дела адвокатов, которые, едва их проведешь, тут же забываешь. Клиенты адвокатов чаще обижались на прокуроров и судей, и редко – на адвокатов, если только они не обещали золотые горы, а клиенты оставались у разбитого корыта.
Когда Мария Сергеевна, которая адвокатесса, пропала, её долго искали, но не нашли. Следствие предполагало, что её убили, но тело не нашли.
Недавно возле дома, где жила адвокатесса, решили достроить гараж и заменили старые бетонные плиты перекрытий. Когда плиты убрали и стали вычищать мусор из ямы, нашли полуразложившийся женский труп в зимней одежде, замотанный пластик. Это оказалось тело адвокатессы Марии Сергеевны. Заведующий решил устроить поминки, и в память погибшей адвокатессы вместо электричества зажгли свечи.
- Кто ведет дело по её убийству? – спросила Мафунька.
Старый адвокат безнадежно махнул рукой:
- Следователь Рябинов. Ни рыба, ни мясо, на вид – мучной червь, но с большими амбициями. По слухам, у него есть волосатая лапа, которая помогает ему делать карьеру.
Мафунька поразилась, как нелицеприятно её наставник отозвался о следователе. Обычно он был весьма сдержан в оценках. Видно, столкнулся с ним и остался недовольным.
В кабинет зашел заведующий, представительный мужчина типично еврейской наружности, любитель дорогих костюмов и ярких галстуков, и пригласил к столу. Свечи были потушены и включен электрический свет. В самом большом кабинете был накрыт поминальный стол. Водка, вино, минералка, корейские салаты, соленые огурцы, сырные и колбасные нарезки и коробки с пиццей. Поминки открыл заведующий. Он сказал то, что обычно говорят в таких случаях на поминках, что из адвокатского сообщества ушел великолепный профессионал, хороший человек, но память о нём будет жить в наших сердцах. Точно такие же слова совсем недавно слышала Мафунька на поминках своей литературной матери - Марии Сергеевны. У неё в горле стоял комок, хотелось плакать, только глаза были сухими, из них не выжать ни слезинки. Не жахнуть ли ей водки? Нет, водка ей не нравилась, поэтому выпила сухого красного вина, совсем не чувствуя вкуса, а потом пила только минералку. После заведующего выступали другие адвокаты. Водка развязала языки, в кабинете стало шумно, раздались смешки, кто-то стал вспоминать смешные адвокатские истории, в которых фигурировала покойная адвокатесса Мария Сергеевна. Мафунька молчала, она не знала покойную, только гипнотизировала взглядом портрет незнакомой женщины, похожей на её литературную мамашу. Она чувствовала, в этих двух женщинах кроется какая-то загадка, которую ей не под силу разгадать. Её наставник, выпив еще коньяка, раскраснелся и что-то сказал на ушко соседке. Та негромко рассмеялась. Желудок у Мафуньки недовольно заурчал от минералки, и она сначала съела один кусок пиццы, а потом, подумав, съела еще один кусок и налегла на корейские салаты, добавив несколькими кусочками колбасы и сыра.
- Мафунька, - услышала она совершенно трезвый голос своего наставника. Она повернулась к нему. – Сегодня у нас печальный день. Давай помянем твою мать - Марию Сергеевну, - и налил ей из фляжки коньяка.
- Давайте, - решительно кивнула головой Мафунька, а потом, решившись, надо же как-то выяснить тайну двух женщин, спросила. - Как получилось, что эта Мария Сергеевна, - она показала на фотографию адвокатессы, - как две капли воды похожа мою мать - писательницу детективов Марию Сергеевну, что раньше была следователем?
- Думай, что хочешь, - неожиданно сказал, как отрезал, старый адвокат. - Некоторым тайнам лучше всего оставаться неразгаданными. Их лучше не касаться.
Мафунька была разочарована, честно, она ожидала другой ответ. Обычно старый адвокат был словоохотливым.
- Одно могу сказать, - продолжил старый адвокат. - Тебе выделили место, которое раньше занимала покойная Мария Сергеевна, - он указал на портрет. - Пусть это будет тебе предостережением. Когда занимаешься делами клиентов, надо помнить, своя голова на плечах гораздо ближе, и иногда лучше отступиться, чем остаться без головы.
- Вы считаете, она погибла из-за того, что кому-то перешла дорогу?
- Ничего я не считаю, - недовольно ответил старый адвокат. – Повторяю, своя голова на плечах гораздо важнее интересов клиентов. Клиенты приходят и уходят, а мы остаемся. Желательно целые, невредимые, еще лучше - с деньгами.
Старый адвокат рассмеялся дробным смешком.
- Глупости вы говорите, - фыркнула Мафунька.
- Только не говори мне о высоких принципах адвокатуры. Я старый циник, и меня, когда-то еще несмышленыша, учили, лучший клиент - это мертвый клиент, который, заплатив деньги, вышел и тут же помер.
- Я слышала эту адвокатскую максиму, - опять фыркнула Мафуньька.
- Одобряешь? - старый адвокат насмешливо посмотрел на неё.
- Я не так давно работаю адвокатом, - увильнула от прямого ответа девушка. - Возможно, с годами пойму сермяжную правду этой максимы. Но я хочу знать правду о моей литературной матери и этой Марии Сергеевны. Они так похожи, словно были близнецами. Мне кажется, за этим что-то скрывается.
Старый адвокат неожиданно рассердился:
- Повторяю, есть тайны, которым лучше навсегда остаться тайнами. Могу сказать, я не знаю, что их связывало.
Ох, и обманщик, подумала Мафунька, которая не поверила его словам, но промолчала, а старый адвокат, у которой в фляжке ничего не осталось, принес початую бутылку коньяка и опять налил Мафуньке:
-Давай выпьем за наши тайны.
Мафунька подумала и выпила. Она ни на миг не приблизилась к разгадке тайны двух похожих друг на друга женщин. Но может послать к черту все эти тайны?
- Молодец, - сказал старый адвокат, словно угадал её мысли и опять налил.
Мафунька без приглашения выпила и поняла, что ей хватит. В голове зашумело, и она ушла по-английски с поминок.
Когда Мафунька вернулась, квартира показалась необитаемой, словно последнюю тысячу лет тут никто не жил и жить не собирался. Её появление - чистая случайность, статистическая погрешность. Если она развернется и уйдет, сюда больше никто не явится, и квартира простоит пустой следующую тысячу лет.
Подвыпившая Мафунька закричала во весь голос «я тут живу, и буду жить назло всем», но её пыл остудил холодный голос, раздавшийся из глубин квартиры. «Наглая самозванка, хозяйка этой квартиры умерла, а твое место среди страниц убогих книжек в мягких обложках. Убирайся отсюда, неудачная шутка богов. Мы будем молить, чтобы боги исправили эту ошибку. Не мешай нам скорбеть о покойной хозяйке».
Мафунька расплакалась и встала на колени:
- Мне некуда идти! Неужели выгоните меня на мороз? Я замерзну и не успею вкусить все радости жизни живых. Пощадите меня, пощадите…
В глубинах квартиры ожесточенно заспорили несколько голосов, и тот же голос, что безжалостно гнал её, смилостивился и разрешил пройти в квартиру.
Девушка, захлопнув дверь, поклонилась в пояс и поблагодарила духов квартиры и пообещала, что будет их почитать и ублажать.
Что ж, Мафуньке повезло в очередной раз:
первый – когда Мария Сергеевна её придумала,
второй – когда Геката Троеликая Кратейя по просьбе внучки Нептис дала ей реальную жизнь,
в третий – духи квартиры не выгнали, не лишили крыши над головой и милостиво разрешили здесь жить.
Она прекрасно понимала, после смерти Марии Сергеевны – у неё был незавидный удел. Бесконечно скитаться по писательской пустыне среди таких же изгоев - забытых героев. Она могла сыграть в русскую рулетку и погреться у огня очистительных костров. На этих кострах сжигали старые, никому не нужные книги, серый пепел вился от легкого ветерка, и стоило прогореть кострам, как количество литературных героев, сидевших вокруг него и бывших когда-то кумирами толпы, уменьшилось в два, а то и в три раза. Однако такой вариант не устраивал нашу героиню. Мафуньке могла выпасть сомнительная удача стать вечной скиталицей, вечно-юной старухой, которая уже ничего не будет помнить, ни имени, ни названия тех опусов, где некогда блистала... Таких она видела в писательской пустыне, их боялись и гнали прочь из суеверия и страха стать такими же изгоями. Они бродили, что-то бормотали себе под нос, иногда завывали и грозили кому-то кулаками, но чаще плакали и просили милостыню, но что могут подать подобные страдальцы, разве что пуговицу с одежды. Такой вариант судьбу тоже её не устраивал.
Мафунька скрутила пробку с бутылки.
Первый глоток.
Сорокапятиградусный виски не подействовал.
Второй глоток.
Жидкий огонь пополз по пищеводу в желудок. Стало легче, и пришло понимание, надо обязательно добавить.
Третий глоток.
Космический холод отчуждения выдуло из квартиры. Разом вспыхнули лампочки во всех комнатах. Наша героиня поняла, духи квартиры ей подчинились и признали за полновластную хозяйку.
Четвертый глоток виски.
Из комнаты в прихожую галопом прискакал диван, поднатужился, закинул на мягкую спину хозяйку и стал укачивать, нашептывая «усни, хозяйка, спи, хозяйка».
Пятый глоток.
С вешалок в шкафу сорвались джинсы, кофты, свитера, споро раздели выпившую девушку, подложили под голову подушку и накрыли одеялом, а потом на цыпочках вернулись на свои вешалки. Диван на мягких лапах прокрался в комнату, и включился раритетный приемник, ожил зеленый электронно-световой индикатор, самостоятельно настроился на волну, на которой звучали медленные печальные блюзы.
Полные вселенской тоски женские голоса пели о любви, не выдержавшей испытания временем и разлукой. Оставались только слезы, текущие в уши, голова на подушке, рука сжимает револьвер, до встречи на том свете, сладкий до дрожи подонок, сбежавший от неё…
Как хорошо, что засыпающая девушка слышала только музыку и печальные женские голоса, но не понимала смысла слов.
Утром Мафунька открыла правый глаз и прислушалась к своим ощущениям. Голова не болела, был только легкий сушняк. Тогда открыла левый глаз. Ретро-приемник, огромный, как бабушкин сундук, радостно замигал зеленым глазом и выдал голосом Харрисона:
Here comes the sun, here comes the sun,
And I say it's all right
Little darling, it's been a long cold lonely winter...
Здесь Джордж слегка забежал вперед, зима еще не кончилась, только вступила в свои права, но вставало низкое зимнее солнце, и день, по уверению Джорджа, лучшего из синоптиков, всё равно обещал быть солнечным и прекрасным.
Мафунька сладко потянулась в теплой постели и решительно откинула одеяло. Брр, а в квартире прохладно. Она быстро натянула спортивный костюм. На кухне она включила кофемашину и достала яйца. За время совместной жизни с Марией Сергеевной она научилась готовить только яичницу-глазунью с колбасой и сыром. Литературная мамаша, царствие ей небесное, смеялась над ней и говорила, что от постоянного употребления яичницы она однажды обрастет перьями и заквохчет, как курица. Голодная девушка сердилась и огрызалась в ответ: «надо было меня учить готовить, а не махать руками и ногами, чтобы убивать». Наступал черед Марии Сергеевны злиться: «главная героиня моих романов славилась не тем, что умела выготавливать вкусные блюда, а находить и наказывать мерзких мафиози».
Мафунька парировала, покажи, мол, мастер-класс и хоть раз приготовь вкусный завтрак или обед.
Обычно Мария Сергеевна отвечала «фи» и делала заказ на доставку продуктов, где обязательно в судочках были или борщ, или суп куриный с домашней лапшой. Стоит только разогреть в микроволновке, и по кухне начинали плыть вкусные запахи, от которых начинала активно выделяться слюна, и хотелось прямо с судочком проглотить аппетитно пахнущее блюдо. Литературная мамаша любила варить только «пельмени сибирские из медвежатины или лосятины». Стоили такие пельмени бешеных денег, но зато – пальчики оближешь и не заметишь, как слопаешь целую пачку. Над этими пельменями Мария Сергеевна тряслась и позволяла Мафуньке сиротскую порцию из двух-трех пельмешков, а сама съедала целую тарелку.
Мафунька глумливо смеялась над литературной мамашей, предлагая в очередной раз измерить талию или нечто, талию заменяющую.
Похожая на раздувшуюся жабу, Мария Сергеевна злилась, терпела, но однажды не стерпела и запустила в Мафуньку тарелку с пельменями. По всем законам физики пельмени должны были сначала попасть в лицо девушки, а потом жирно шмякнуться на пол, но молодость позволяет творить чудеса. Мафунька поймала тарелку, из которой не выпало ни одного пельмешка, и с удовольствием, причмокивая, съела их один за другим.
Мария Сергеевна, ожидавшая, как пельмени сочно впечатаются в нагло скалящуюся девку, только ахнула, увидев, как девушка поймала тарелку и со смаком слопала, и ведь какая гадина, даже не подавилась!
Мафунька, уминая последний пельмень, потребовала: «еще хочу!». Тонкая душа Марии Сергеевны не выдержала, и сочно обложила её матом, в лучших ментовских традициях. Потом она не разговаривала с Мафунькой целую неделю.
Вот так, привычно переругиваясь, девушка быстренько съедала яичницу с колбасой. Мария Сергеевна по утрам ела диетическую кашку с минимумом калорий и запивала чаем. Кофе с круассаном, который подавала в посиель Мафунька, были не в счет, писательница обычно говорила, это разминка для желудка, чтобы хорошо работал.
После поглощения калорийной и вредной для здоровья пищи Мафунька сбегала из квартиры, а Мария Сергеевна уныло плелась за ноутбук, в попытке «наваять» последний роман под условным названием «Мафунька Малосольцева vs Зеркальной Фифы». Роман двигался туго, у писательницы явно иссяк запал, а Мафунька открыто смеялась над литературной мамашей: «какая такая Зеркальная Фифа? Покажи её! Что она сделала плохого и гадкого, из-за чего должна её убить?» Мария Сергеевна пыхтела, раздувалась как жаба и ничего не могла ответить. Писательница боялась признаться себе, что с того момента, как в квартире объявилась живая Мафунька, её литературное вдохновение иссякло. Если раньше она легко выдавала за три, максимум четыре месяца, новый роман, а уже заканчивается пятый месяц, и роман так и застрял в самом начале. Мафунька, видя мучения литературной мамаши, сжалилась над ней и предложила найти Негрилку, которая в прошлый раз показала себя с самой лучшей стороны. Мария Сергеевна злилась и отказывалась, надеясь, что откроется второе дыхание, и роман покатится как по рельсам и станет очередным продолжением успешной серии романов о Мафуньке Великолепной. Еще, приглашая Негрилку, надо раскошеливаться, а она, скуповатая особа, не особо любила тратиться. Да, в прошлый раз Негрилка хорошо помогла, и это вылилось в глазах Марии Сергеевны в приличную сумму (по секрету скажем, весьма незначительную). Но сейчас аванс за роман был уже благополучно съеден. Писательница понимала, нужен свежий взгляд на идею романа, только кто даст бесплатный совет? Невеселые мысли Мария Сергеевна привычно заглушала очередной стопкой вискарика. Зловредная Мафунька каждый день советовала Марии Сергеевне не ломаться как девица на выданье, а приглашать Негрилку для работы над романом. Однако не срослось, Мария Сергеевна перестаралась с вискариком, и роман так и остался недописанным. Мафуньке по большому счету было наплевать на очередной опус из-под пера литературной мамаши, но из издательства постоянно звонили, в трубке, то угрожали, то плакали, то взывали к совести, как же, поступили предзаказы на новый роман, а его все нет. Наша красавица сначала терпеливо объясняла, потом не брала трубку, а если и брала, иной раз ругал ась, но, в конце концов, сдалась. Мафунька похихикала над последним доводом издательства о ненаписанном романе.
«Это будет лебединая песня, когда больная Мария Сергеевна, превознемогая себя, на пороге смерти, сумела дописать самый лучший роман в серии о Мафуньке Великолепной. Этот роман - нерукотворный памятник на могиле писательницы женских брутальных детективов. Издательство не поскупилось, и прислала макет могильного памятника, когда на смертном одре благородная пожилая женщина благословляет Мафуньку. Если Мафунька одобрит, эта яркая картинка может быть изображена на обложке книги. Это был рекламный трюк, что завлечь потенциальных читателей.
Практика показала, после смерти творца спрос на его произведения переживает всплеск, словно читатели пытаются узнать истину в последней инстанции от недавно почившего автора. Поэтому издательство легко просчитала реакцию покупателей. Это были деньги, и немалые, грех было их потерять. Мафуньке был обещан солидный гонорар за дописанный роман.
Однако главной причиной, по которой Мафунька согласилась на дописку романа, был поцелуй от чудной девчоночки в круглых очочках по имени Негрилка, такой неожиданно-нежный и ошеломляющий. Мария Сергеевна, сама не изведавшая любви, так же сурово и обошлась с Мафунькой. Ни в одном романе её главная героиня не испытала нежных чувств, ни в кого не влюбилась и ни разу не поцеловалась.
Поэтому решила разыскать Негрилку, чтобы та не только дописала-домучила последний роман, но и еще раз поцеловала. Проблема была в том, она не знала, где найти Негрилку. Они познакомились, когда Мафунька была литературным персонажем, а поэтому её не интересовали такие мелочи, как явки, пароли и адреса, а также настоящее имя и фамилия литературной поденщицы.
Она перерыла записные книжки покойной, просмотрела файлы на компьютере, но не нашла контактов Негрилки.
Плохо, очень плохо. Она еще раз перешерстила, но ничего не нашла. Стала звонить наугад по всем телефонам, которые были в контактах покойной Марии Сергеевны. Никто не знал Негрилку.
Она зашла в деканат филологического факультета местного педвуза, но и там не смогли помочь. Она расстроилась, кто же будет дописывать последний роман Марии Сергеевны? Походив вокруг ноутбука, решила попробовать сама писать и вымучила из себя целую страничку.
Когда перечитала, ужаснулась и поняла, ей не дано быть писательницей. Переломать руки-ноги, оторвать голову, пожалуйста, тут она мастер, но не дано писать, хоть тресни!
Пришлось с грустью констатировать, последний роман с рабочим названием “Мафунька Малосольцева vs Зеркальная Фифа” так и останется недописанным, а надежды издательства, как и её, что скрывать, заработать, так и останутся несбыточными.
Что ж, и так бывает. В мире много недописанных произведений литературы более именитых писателей, чем покойная Мария Сергеевна. Тот же Диккенс не закончил детектив «Тайна Эдвина Друда». Сколько копий было сломано вокруг этого романа, сколько было высказано предположений о его продолжении и концовке, но роман навсегда остался незаконченным. Тайну окончания унес с собой в могилу его создатель – Чарльз Диккенс. Спустя сто сорок лет Дэн Симмонс издал роман «Друд», в котором предложил свой вариант окончания романа Ч.Диккенса.
Но это мировая величина - Чарльз Диккенс, а о такой писательнице женских брутальных детективов, как Мария Сергеевна, вряд ли кто вспомнит спустя не то, чтобы десяток лет, а через три-четыре года.
Мафунька подумала – подумала и перестала искать Негрилку, рассудив, значит, не судьба быть законченным последнему роману Марии Сергеевны. Она сосредоточилась на работе, прекрасно понимая, ей никто не подаст. Мария Сергеевна с первых дней пребывания Мафуньки в реальном мире заставила выучить, как «отче наш» - кусок хлеба всегда добывается в поте лица.
Однако случай, его величество случай, свел её с Негрилкой, когда перестала её искать.
Погода не радовала. Была слякотная, гнилая зима, когда на новый год вместо пушистого белого снега, тихо падающего с небес, лил холодный ледяной дождь.
У Мафуньки не задался день, уголовное дело, в котором она должна была принимать участие в качестве защитника, опять сорвалось. Подсудимого по причине карантина в тюрьме в очередной раз не доставили в суд. Судья, запланировавший слушать уголовное дело целый день, вынужден был перенести судебное заседание. Встала проблема, чем занять себя в незапланированный выходной? Она подумала и решила заняться самым любимым делом женщин – походить по магазинам, подобрать себе обновки на весну. В гипермаркете стала методично обходить один бутик за другим. В одном она примерила куртку, куртка была отличная, но цвет - вырвиглаз, не солидно в такой ходить на работу. Мафунька с сожалением вернула куртку. В другом нашла интересный пуловер, но не оказалось её размера. В обувном магазинчике она примерила не менее шести пар обуви. Ей понравились австрийские сапожки темно-серого цвета на высоком каблуке. В романах она почти не носила обувь на высоком каблуке, поскольку при погоне за кровавыми мафиози использовала исключительно спортивную обувь. Но когда примерила, расстроилась. Мафунька была высокой девицей, а на пятнадцатисантиметровом каблуке показалась себе ходулисткой. В высоком примерочном зеркале отразилась не полностью. Зеркало «отрезало» ей голову. Мафунька чертыхнулась. Её коллеги – адвокаты, почему-то все, как на подбор, были невысокого роста, и однажды услышала, как за спиной её ехидно обозвали дылдой стоеросовой. Стало обидно, и ей захотелось резко ответить хаму, отпустившему злую шутку, но превозмогла себя, сделав вид, что не услышала. Зато отыгралась по полной, когда зажала в укромном уголке конторы любителя отпускать такие шуточки. Это был полноватый голубоглазый господин, “бабоукладыватель”, как шушукались ехидные адвокатессы. Вокруг него всегда вились женщины-клиентки, смазливые, но с низким IQ. Он много чего им обещал. В большинстве случаев его обещания не сбывались, и тогда эти дамочки приходили ругаться с ним визгливыми голосами. Он напускал на себя чрезвычайно занятой вид и ледяным тоном заявлял “очень занят, спешу, перезвоните попозже ”, и исчезал из конторы. Обманутые в лучших чувствах эти дамы ходили жаловаться к заведующему, тот всегда обещал разобраться, но чем это заканчивалось, Мафуньке было неведомо.
Она приперла к стеночке этого господинчика, нависла над ним и зловещим тоном произнесла:
Слышь, малорослик, хошь яйки оторву и тебе скормлю?
Надо отдать должное, при случае Мафунька могла быть очень убедительной. Господинчик что-то протестующе завякал, и наша героиня, ухватила его за мотню и крепко сжала. Господинчик поменялся в лице, но стоически терпел, а когда придавила сильнее, тот взвыл тоненьким голоском: “пусти, пусти”. Мафунька на мгновение отпустила, а потом неожиданно еще раз крепко сжала. Господинчик не выдержал и взвыл в полный голос.
Сжалившись, она отпустила, а тот, выхватив носовой платок, стал вытирать обильный пот с лица и плачущим голосом пропищал:
Что тебе от меня надо, сука?
Мафунька, не отвечая, ухватила за кадык и прошипела:
- В следующий раз кадык вырву, если услышу в свой адрес что-нибудь непотребное.
Господинчик, покраснев, захрипел и стал усиленно моргать, показывая, что понял. Мафунька отпустила, и тот стал энергично растирать горло и со страхом смотрел на девушку.
- Забыла предупредить, вместе с кадыком оторву и яйки, станешь евнухом, - ласково, в ухо, прошептала Мафунька.
Господинчик боком-боком вывернулся из страшных объятий и сбежал. Потом до Мафуньки дошли слухи, что господинчик жаловался на девушку, что, мол, холодна, фригидна и не отвечает на знаки внимания, а уж с клиентами перья распускает, курица ощипанная.
Пришлось Мафуньке, когда господинчик опрометчиво остался с ней один на один в зале судебных заседаний, напомнить о своих обещаниях. Господинчик, когда придавили ему мотню, хотел громко взвыть, но она успела зажать ему рот ладошкой. Мужчинка сначала покраснел, а потом неожиданно опорожнил кишечник. Зловонный запах мгновенно распространился по залу. Мафунька мгновенно отскочила назад, и, зажав нос, чувствуя, еще мгновение, и её вырвет, пулей вылетела из зала. Что произошло дальше, она узнала позже, от сотрудников суда, которые хихикая, поделились подробностями. Как обосравшийся адвокат выбирался из суда и как судья, зашедший в зал, сначала удивился, потом выругался. Судебный процесс пришлось проводить в другом зале.
Этот случай стал известен и в адвокатской конторе, и к Мафуньке приставали коллеги, просили рассказать подробности, но та делала удивленные глаза и отвечала, что при ней ничего плохого не случилось.
Старый адвокат, категорический противник сплетен, как-то при случае, глядя поверх очков, вроде бы рассеянно спросил, в чем дело. Мафунька улыбнулась и поведала о тесных отношениях с господинчиком. Старый адвокат недоверчиво покачал головой и обронил: “Мафунька, вы, оказывается, опасная девушка”, и рассмеялся беззвучным смехом.
Мафунька, сидя на стуле, шаркнула ножкой, наклонилась, разведя руки в стороны, изобразила книксен: “Премного благодарна, очень польщена”, и сама рассмеялась.
К сожалению, темно-серые австрийские сапожки пришлось отложить в сторону. Не задался сегодня шоппинг. Расстроенная Мафунька вышла из гипермаркета. Улица встретила нелюбезно, вместо холодного дождя пошел мокрый снег, большие снежинки кружились в воздухе и моментально облепили куртку и шапку девушки. Когда снежинки садились на лицо, было неприятное ощущение, словно чужие холодные пальцы касались кожи. Она закрыла лицом шарфом и пошла, оставляя за собой цепочку шагов. Следы на мокром снегу тут же заполнялись черной водой. Мимо неё промелькнуло смутно знакомое лицо в очочках. Девушка, продолжая идти к машине, стала мучительно вспоминать, кто этот обладатель знакомого лица, а потом вспомнила. Это же Негрилка! Она повернулась и увидела женскую фигуру в куцей курточке, едва сходившуюся на вздувшемся животе.
- Негрилка! – радостно крикнула она.
Фигура остановилась, повернулась к ней и растерянно произнесла:
- Простите, это вы мне?
- Да, да, – радостно зачастила Мафунька. – Как я рада, что нашла тебя!
- Простите, мы с вами знакомы? – увеличенные глаза под очочками выглядели растерянно. – Извините, но у меня плохое зрение, поэтому могу и не узнать.
- Это же я, Мафунька! – радостно воскликнула Малосольцева.
- Мафунька? – на лице Негрилки отчетливо читалось удивление, смешанное с испугом. – Такого не может быть! Не может быть!
Очочки Негрилки сползли на кончик носа и грозились упасть на асфальт, она поймала их привычным жестом, вытащила несвежий платок, тщательно протерла и вновь водрузила на нос.
Мафунька поняла, Негрилка её не узнает. Одно дело писать о ней, главной героине детективных романов покойной Марии Сергеевны, и умозрительно себе её представлять, а другое – увидеть рядом с собой.
- На улице холодно, пойдем в кафе и спокойно обо всем поговорим, – предложила Мафунька.
Негрилка неожиданно заупрямилась:
- Я не могу, иначе меня выгонят с работы.
- Ты же учишься на дневном, как можешь работать здесь?
Лицо Негрилки неожиданно сморщилась, огромные слезы, увеличенные линзами очков, покатились из глаз. Она вытерла слезы грязноватой рукавичкой и потухшим голосом, сказала:
- Я завалила сессию, меня отчислили из вуза, и еще с общагой пришлось расстаться. Кое-как нашла комнату. Поэтому мне никак нельзя уходить с работы. В моем положении, - она похлопала себя по животу, - еле устроилась на работу, и, если уйду, меня точно выгонят. Тогда ночуй хоть на вокзале. Но за приглашение – спасибо.
Негрилка отвернулась, её плечи затряслись.
Волна нежности накрыла Мафуньку. Наконец-то она нашла свою единственную подружку! Она обняла Негрилку за плечи и прошептала в ушко:
- Бросай работу. Я давно искала и рада, что нашла тебя. Мария Сергеевна (она не стала говорить ей, что её литературная мамаша умерла, решила, скажет потом) приглашает помочь ей в написании очередного романа. Она узнала, что тебя отчислили из вуза (тут Мафунька соврала, воспользовавшись тем, что рассказала сама Негрилка и сымпровизировала) и предлагает тебе пожить у неё до рождения ребенка.
Негрилка выглядела растерянной:
- Но...
- Никаких отговорок слышать не хочу, - решительно заявила Мафунька, - бросай эту грязную работу и поехали со мной.
- Мне надо будет забрать вещи...
- И вещи твои заберем, и твоему будущему малышу купим пеленки-распашонки и все необходимое.
Негрилка поколебалась, а потом, махнув рукой, решилась:
- Не было работы, и эта не работа. Поехали!
Мафунька посадила Негрилку в свой ярко-красный автомобильчик, и сначала они заехали к какому-то божьему одуванчику, где Негрилка снимала комнату. Это была старая хрущоба, почти на окраине, ремонт в квартире делался, наверное, еще в доисторические советские времена, батареи были чуть «живые», еле теплые. Вещей у Негрилки оказалось мало, и уместились в двух клетчатых сумках, с которыми раньше ездили коробейники в бесславные девяностые. Божий одуванчик не выпустил просто так из квартиры, а усадил за стол на кухне, где они попили горячего азербайджанского чая, чьим главным достоинством было, что был горячим. Старушка была одна одинешенька и рада была поговорить. Они еле вырвались от разговорчивой старушки, и Мафунька отвезла Негрилку на квартиру, где теперь им предстояло жить вдвоем.
На пороге квартиры Негрилка громко сказала:
- Мария Сергеевна, здравствуйте!
У Мафуньки на глазах неожиданно навернулись слезы:
- Нет больше Марии Сергеевны, она умерла.
- Как, – резко выдохнула Негрилка, – а почему ты мне не сказала?
- Не хотела тебя расстраивать.
Негрилка неумело перекрестилась:
- Царствие небесное Марии Сергеевне, – а потом, помолчав, спросила. – Мы теперь будем жить вдвоем?
- Да, – подтвердила Мафунька, – пойдем, покажу тебе комнату.
Квартира покойной писательницы Марии Сергеевны была трехкомнатной, все комнаты были изолированные. Мафунька отвела Негрилке зал с большим столом, стульями и книжными шкафами.
Мафунька не стала предлагать комнату покойной писательницы, хотя там был диван, из суеверия, что призрак покойной может приходить по ночам и, обидевшись, что диван занят, будет пугать Негрилку.
- Извини, но спать пока будешь на раскладушке, – сказала Мафуньке. – Потом купим для тебя диван. Вещи можешь сложить в шкаф в моей комнате.
Негрилка неожиданно прослезилась:
- У меня никогда не было своей комнаты, всегда приходилось ютиться по углам.
- Почему? - вежливо спросила Мафунька.
- Потом как-нибудь расскажу, - махнула рукой Негрилка.
Негрилка распаковала сумки, и Мафунька поразилась, у её драгоценной подруги совсем не было хороших вещей, в основном - рыночный китайский весьма поношенный ширпотреб. Под стать одежде была обувь со стоптанными каблуками.
Вещи Негрилки неприятно пахли бедностью и сыростью, и она выглядела неухоженной, с грязной головой. Она поразилась, как раньше этого не замечала, но со страниц книги это невозможно было почувствовать. Негрилка, расстроилась, увидев негативную реакцию Мафуньки на её вещи, но наша героиня взяла в охапку грязные вещи и отнесла в стиральную машину. Она за руку отвела Негрилку в ванную, и дала ей свежее полотенце и свой банный халат.
- Ой, да я в нем утону, – взвизгнула Негрилка, но Мафунька строго наказала:
- Пока не отмоешься до скрипа, мне на глаза не показывайся, – и ушла на кухню готовить ужин.
Процесс приготовления пищи для Мафуньки всегда был мучительным делом. В романах она питалась или фастфудом, или в дорогих ресторанах. Чтобы ужин был вкусным и сытным, вскипятила воду и бросила туда пачку пельменей. К сожалению, дорогие, любимые Марией Сергеевной пельмени давно закончились, поэтому Мафунька покупала другие, из говядины или индейки.
Одной пачки показалось мало, сама за один присест легко съедала пачку пельменей, а ведь еще надо накормить и Негрилку, и поэтому за первой пачкой последовала вторая. Сварив пельмени, она слила воду, и положила в кастрюлю масло, а потом настругала салат из свежих огурцов и помидоров. Критически осмотрев большую кастрюлю с пельменями и крупно порезанный салат, этакий натюрморт зеленого с красным, добавила рукколы, петрушки, и постучала в дверь ванной:
- Ужин готов.
- Сейчас выхожу, – отозвалась Негрилка.
Ожидая подругу, Мафунька сварила кофе, и, чтобы не обжечься, стала пить мелкими глотками. Кофе она могла пить ведрами, и при этом не страдала тахикардией и отменно спала.
Наконец, из ванной и выпорхнула Негрилка. В мафунькином халате она казалось гномиком из сказки, полы халата волочились по полу, на голове тюрбан из полотенца.
- Прошу к столу, уважаемая Негрилка.
- Мы разве столько съедим? – на лице подруги было написано изумление. – Зачем так много пельменей? Я только немного салатику поклюю.
- Как хочешь, – Мафунька, которая ненавидела мыть посуду, не стала выкладывать пельмени на тарелку, а придвинула кастрюлю к себе поближе и стала их методично поглощать.
Негрилка, как и обещала, «поклевала» салатик, а потом с расширявшимися от изумления глазами стала наблюдать, как Мафунька метет пельмени и, наконец, не выдержав, пискнула:
- Совесть имей, я тоже хочу пельмени.
- Так ты сначала отказалась, – с набитым ртом промычала Мафунька.
- Я постеснялась. Как-то неудобно было. Не хотела выглядеть нахлебницей, – смущенно призналась Негрилка.
- Глупышка, давай скорее тарелку, иначе их сейчас все прикончу.
После сытного обеда, когда насладились кофе с кардамоном, они переползли в мафунькину комнату, где улеглись на диване и, наеденные и напитые, незаметно задремали.
Первой проснулась Мафунька и посмотрела на подругу. Во сне у неё было детское выражение лица. Неожиданно захотелось взять её на ручки, побаюкать и спеть колыбельную. Она удивилась, у неё никогда не было материнского инстинкта, а в книгах никогда близко не подходила к детям и не любила, когда они путаются под ногами и мешают устранению очередного мафиози. Надо будить Негрилку и сразу, чтобы потом не было обид и размолвок, ставить условия: на ней лежит написание романа, уборка квартиры и – по возможности – приготовление пищи. Она усмехнулась своим частнособственническим инстинктам и разбудила Негрилку. Та долго не хотела проспаться, а когда проснулась, стала тереть близорукие глазки и пищать, что спать хочется. Однако Мафунька была непреклонна:
- Давай, подруга, просыпайся, ночью потом доспишь. Я хотела обговорить твои обязанности. У тебя непочатый край работы. Первое – надо хорошенечко везде убрать, а то у меня руки не доходят.
- Мафуня, но я поняла, что меня пригласила Мария Сергеевна дописать её последний роман, – вкрадчиво заявила Негрилка.
- Разве? – неискренне удивилась Мафунька. – Считаю, одно другому не помеха. Ты же не будешь сутки напролет строчить роман. У тебя будут перерывы, а чтобы стимулировать мыслительный процесс, будешь убирать квартиру. Помнится, Агата Кристи очень ненавидела мыть посуду и когда мыла, придумывала самые изощренные способы убийства для своих романов.
- Ты не права, во время мытья посуды Агата Кристи только придумывала сюжеты романов, – блеснула эрудицией Негрилка.
- Ерунда, – отмахнулась Мафунька. - Я её романов не читала, мне за глаза хватило побыть героиней более трех десятков детективов. Кстати, последний роман за тобой. Там поле непаханое.
- Хорошо, – покорно согласилась Негрилка. – За мной роман и помощь в уборке квартиры. Кто тогда будет готовить? Ты?
- Нет и еще раз нет, – открестилась Мафунька. – У меня руки на это не заточены.
- Каждая женщина должна уметь убирать и готовить, — произнесла Негрилка. – Так меня учила мать.
Мафунька удивленно воззрилась на неё:
- Откуда эти домостроевские замашки? Современная женщина – это как спортивный кубок, выиграл, поставил на полку, любуйся и пыль сдувай. На большее этот кубок негоден. Да, еще на кубке сбоку гравировка, в чьих руках побывал, прежде чем очутился на твоей полке.
- На что ты намекаешь? – удивилась Негрилка.
- Ни на что, – сурово отрезала Мафунька. – Давай закончим этот пустой треп и поставим точки над «и». Меня Мария Сергеевна научила следующим вещам: уметь стрелять, убивать и, – она почесала затылок, вспоминая, – гладить против шерсти мужчин.
- Как ты сказала - «гладить против шерсти мужчин»? – прыснула от смеха Негрилка.
Мафунька присоединилась, и комната наполнилась веселым смехом.
- Так, - Мафунька посмотрела на часы, – заболтались мы с тобой. Стиралка, наверно, по третьему разу твои вещи перестирывает. Давай их повесим, и спать. Мне завтра на работу, тебе – за роман и за уборку.
- Мафуня, а о чем новый роман? Я же не знаю, о чем писать, – вздохнула Негрилка.
- В ноутбуке есть специальная папка для нового романа. Завтра посмотришь. Кстати, я тоже пыталась писать, - призналась Мафунька.
- Ты? - удивилась Негрилка. - Разве литературные герои умеют писать?
- Чем это я хуже других? - фыркнула Мафунька. - Но ты права, ничего не получилось. Просто какая-то жуть. Мне повезло, я вовремя сбежала из этого романа. Знаю только, что должна была сражаться против какой-то Зеркальной Фифы.
- Ух, ты, – поразилась Негрилка. – как поэтично Мария Сергеевна обозвала твою противницу - Зеркальная! Фифа! Столько ассоциаций сразу возникает. Наверное, красотка, как и ты, моя хорошая. Где только Мария Сергеевна нашла не уступающую тебе красотой женщину?
- Ты считаешь меня красивой? - Мафунька мгновенно разоблачилась и предстала перед подругой в одних стрингах: длинные ноги, по-девичьи узкие бедра, живот с кубиками пресса, небольшая грудь с острыми торчащими сосками, пологие плечи с тонкими руками, длинная, как пишут в плохих романах, лебединая, шея и гордо посаженная голова. Впечатление портила прическа, такой бы красавице длинную гриву пшеничного цвета волос, небрежно рассыпанной по плечам, а здесь очень короткая мальчишеская стрижка. Ей бы блистать на подиуме, конкурсах красоты или на конкурсах фитнес-моделей, но она выбрала профессию адвоката.
Таких красавиц в жизни редко увидишь. Покойная Мария Сергеевна недаром прошерстила порносайты в поисках подходящей модели для своей главной героини. Эту тайну она и унесла с собой в могилу.
- О, да ты посмотри на себя в зеркало! Все мужчины штабелями будут укладываться при одном твоем виде, разбрызгивать по сторонам сперму и молить, чтобы на них только бы посмотрела.
- Пусть лучше кончают в штаны. Спасибо за комплимент. Жаль, что об этом не знают у меня на работе. Там такой серпентарий друзей, постоянно слышу за спиной змеиное шипение
- У вас кого больше – женщин или мужчин?
Мафунька задумалась, подсчитывая:
- Больше женщин.
- Все ваши бабы от злости готовы на змеиный яд изойти, – убежденно заключила Негрилка.
- А ты мне завидуешь?
- Я? – удивилась Негрилка. – Как я могу завидовать своей подруге? Я только жалею, что раньше не познакомилась с тобой.
Конечно, она завидовала, но совсем чуть-чуть, самую капельку. Если Мафунька Великолепная была холодной, как Снежная королева, точнее назвать Ледяной королевой, о её красоту можно было обжечься, как об лед, Негрилка была полная противоположность. Она была уютная, как плюшевая игрушка, небольшого роста, и именно из таких девушек получаются отличные жены, надежные, верные, любящие, До беременности она была худой и нескладной, такими же худыми были руки и ноги, круглолицая и близорукая. Зато беременность преобразила её, руки и ноги налились, словно из гадкого утенка появилась лебедушка, а карие глаза стали бездонными, словно омуты.
- Спасибо, – Мафунька была явно польщена, - но уже поздно. Давай спать.
Мафунька дала подруге постельное белье и легла спать, но не успела задремать, как в комнате появилось привидение в белом с выдающимся вперед животиком.
- Можно я лягу с тобой? – жалобно пропищала Негрилка. – Мне так будет спокойнее.
Мафунька молча откинула одеяло, и Негрилка скользнула к ней, покрутилась, умащиваясь и прижалась к ней животом. Мафунька вновь закрыла глаза в надежде уснуть, но не тут-то было. Негрилка сначала очень осторожно разминать ей шею и плечи. Мафунька от удовольствия была готова заурчать, как кошка, а нежные и настойчивые руки соседки забрались под ночную рубашку, прошлись по спине и спустились на бедра и ягодицы, стала энергично гладить и разминать. Как хорошо!
- Еще, еще, – прошептала Мафунька, – какие у тебя сильные и нежные руки, моя сладкая!
- Я ходила на курсы массажа, правда, всё по верхам, но разминать спину научилась.
- Эх, так бы всю ночь гладили и гладили, а я бы нежилась и нежилась, – мечтательно прошептала Мафунька.
- Нет, хорошего понемножку, – возразила Негрилка. – У меня быстро руки устают.
- Жаль. Но так было хорошо-о-о!
Негрилка одернув ночную рубашку Мафуньки, прошептала:
- Вот я, как всякая женщина, верю во всякую чертовщину. Ясновидящих, гадалок, наговоры, заговоры, мистику, домовых, ведьм на метле, черных кошек, перебегающих дорогу, вампиров, пьющих кровь у юных дев, восставших мертвецов. Но никак не могу понять, как ты из книжек сумела перебраться в настоящую жизнь? Я, когда тебя увидела на стоянке, не поверила глазам. Прекрасно помню твое описание в романах, но это совсем другое дело – увидеть тебя живьем. Сначала я думала, ты меня дурачишь, но, когда ты упомянула Марию Сергеевну, поняла, что это ты, настоящая Мафунька. Никто не знал, что я подрабатывала у Марии Сергеевны.
- Зачем тебе знать об этом? — спросила Мафунька. – Это моя тайна, и я не хочу в неё никого посвящать. Иначе может произойти неконтролируемое переселение литературных героев в мир живых, и неизвестно, кто от этого больше выиграет или проиграет. Я, когда была персонажем книг Марии Сергеевны, мечтала, до скрежета зубов, убить её самым изощренным способом. В каждой книге – один и тот же сюжет. Можно было закрыть глаза и перескакивать с места на место, как в игре в классики, ни о чем не задумываясь. Особенно меня позабавили литературные негры, когда с голой задницей появлялась на людях, но ты, моя сладкая пампушка, отчудила лучше всех, когда на свадьбу подала фаст-фуд.
- Ладно тебе, – Негрилка ущипнула Мафуньку за ягодицу, та от неожиданности воскликнула «ай» и мгновенно повернулась лицом к подруге.
- Щипаться будешь? Я тоже могу хорошенечко ущипнуть!
- Не надо, – испугалась Негрилка, – ущипнешь, а я с перепугу возьму да рожу. Всю постель тебе перепачкаю.
- Ладно, пожалею малолетнюю дурочку, – и Мафунька с любовью провела по животу Негрилки.
Та поймала её за кисть руки и заканючила:
- Ты от ответа не увиливай. Расскажи, иначе не усну.
- Ладно, – согласилась Мафунька. Тогда слушай и не перебивай. Ты девушка умная, можешь витать в эмпиреях, а я – практичная, приземленная и, как акын, что вижу, о том и пою. Поэтому не спрашивай меня об экзистенциальных вещах. Я в них не сильна. Но давай баш на баш – я рассказываю свою историю, а ты – свою.
- Что ты хочешь?
Мафунька задумалась, о чем попросить Негрилку? В самом деле, что можно попросить у бедной девушки на сносях, чтобы не обидеть. Она понимала, подруга будет согласна выполнить любую её просьбу. Неожиданно вспомнился первый поцелуй, такой нежный и сладкий...
- Поцелуй меня.
- Поцеловать? - удивилась Негрилка. - Легко.
Негрилка спустила лямку ночной рубашки с плеча Мафуньки и, дурачась, зубами прикусила её сосок.
- Ай, – воскликнула Мафунька. – Так нечестно. Я просила поцеловать, а не кусаться.
Негрилка стала покрывать поцелуями шею, поднимаясь все выше, пока не прихватила за мочку уха зубами.
- Ай, – опять простонала Мафунька.
Негрилка ощутила, как напряглись соски груди Мафуньки, Она отпустила мочку уха подруги, нашла её губы, и впилась в них долгим поцелуем. Мафунька ответила неумелым поцелуем.
- Да ты, подруга, совсем не умеешь целоваться, – удивилась Негрилка.
- А где мне было учиться? Я девушка целомудренная, мне некому было преподать науку страсти нежной. Мария Сергеевна не любила, как она говорила, телячьи нежности, меня сконструировали как красивую и неотвратимую машину убийства. Немезида в русском варианте.
- Бедняжка, давай я научу тебя целоваться, – посочувствовал Негрилка и стала показывать, как правильно надо целоваться. Мафунька сначала не отвечала, но подруга оказалась прекрасной учительницей. Губы Мафуньки, дрогнули, и она ответила страстным поцелуем.
- Вот так-то лучше, - прошептала Негрилка.
- Моя хорошая, моя сладкая девочка Негрилочка, - стала шептать Мафунька и гладить живот подруги.
- Твоя, твоя, – зашептала в ответ Негрилка и обвила ногами бедра Мафуньки и крепко к ней прижалась. Неожиданно мафунькино тело задрожало.
- Черт, – вскочила Мафунька и села на постель, – ты слишком сладкая, как мед с молоком, не надо, прошу, не надо...
Негрилка, не дав ей договорить, притянула к себе и, глядя глаза в глаза, прошептала:
- У меня больше никого нет на свете, кроме тебя, Мафунечка, ты мой самый близкий человечек, самый дорогой. Меня обманывали и предавали, и только рядом с тобой я как за каменной стеной. Прошу, умоляю, никогда - никогда не оставляй меня одну - одинёшеньку.
Мафунька успокоилась, легла рядом с Негрилкой и прошептала:
- Спокойной ночи, дорогая.
- Спокойной ночи, моя сладкая, но запомни, за тобой должок, ты должна рассказать, как сумела вырваться со страниц книг в жизнь.
- Хорошо, завтра... – прошелестел голос Мафуньки, и их сморил сон.
Завтра наступило также обыденно, как и любой другой день. Мафунька вскочила рано, полюбовалась спящей Негрилкой, чмокнула её в щечку и умелась сначала в ванную, откуда выскочила взбодренная холодным душем, сделала яичницу, сварила кофе и уехала на работу.
Поздно вечером она вернулась домой уставшая, нервная и взъерошенная. Зато дома её ждал – подумать только! – настоящий борщ на бульоне из говяжьей косточки, такой густой, что ложка стояла торчком, на второе – куриная котлета с гречкой и на третье – крепкий душистый чай.
Негрилка вертелась рядом и с умилением, сложив руки на большом животе, смотрела, как Мафунька, чавкая и повизгивая от удовольствия, ест борщ, котлету с гречкой и запивает чаем. Потом с трудом встает из-за стола и с полувздохом – полувсхлипом «я объелась», чуть ли не ползком, раскидывая по пути вещи, добирается до постели, куда падает и закрывает в блаженстве глаза.
- Эй, подруга, не наглей, а где похвалы моим кулинарным талантам? – Негрилка легла рядом, но Мафунька не реагирует, она уснула.
- Вот так всегда, – надув губки, сообщила окружающему пространству, поправляя очочки, Негрилка, – я - то, глупышка, думала, вкусно накормлю, она растает и выложит свою историю на тарелочке с голубой каемочкой, а она бессовестно дрыхнуть. Неблагодарная, ох, неблагодарная, девка.
Негрилке пришла в голову озорная мысль, она вытащила из лифчика полную грудь с коричневым соском и стала соском водить по губам Мафуньки. Та заулыбалась во сне, чмокнула губами и неожиданно присосалась к груди. Волна нежности окатила Негрилку, она растаяла от любви к этой девушке из плоти и крови, недавно бывшей литературным персонажем из посредственных – прямо скажем – детективных романов покойной Марии Сергеевны, а сейчас, как маленький ребенок, сосала её грудь. Она прижала мафунькину голову и совершенно бессознательно, стала напевать какую-то миленькую песенку, словно подруга была её маленьким ребенком, которого надо покормить грудью, перепеленать и защитить, насколько хватит сил, от всех проблем взрослого мира.
- Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни, – напевала она слова какой-то песни, слышанной в далеком детстве.
Боже, как прекрасно! В своей короткой, но несладкой жизни, у неё мало было радостей. Её, старшую дочь от первого неудачного брака, мать совсем не любила, только шпыняла и заставляла ухаживать за близнецами Олькой и Толькой от второго брака. Она тряслась над близнецами, баловала и задаривала игрушками и обновами. Мать лебезила перед вторым мужем, боясь, что он может уйти к другой. Уже были случаи, когда он надолго задерживался из командировок, а по приезду от него пахло чужими женщинами. Были звонки от женщин, а однажды прилетели алименты. Отчим ненатурально возмущался, что его, мол, перепутали с другим, ходил к судебным приставам, а по возвращению крепко выпил, и когда мать робко спросила о результате, вспылил и её избил. Близнецы плакали, а она, схватив в охапку одежду, сбежала к соседке, которая всегда её привечала.
Мать, которой часто прилетали тумаки, тем не менее, пыталась заставить Негрилку называть второго мужа отцом, но она упорно отказывалась и в лучшем случае называла его местоимением «этот». Второй муж также не обращал на неё никакого внимания, словно девочка была пустым местом. Если, например, на кухне, не хватало мест за столом, просто ссаживал с табуретки и легкими шлепками по попе прогонял с кухни. Правда, когда подросла и стала округляться, начала ловить заинтересованные взгляды отчима, а его руки не шлепать по попе, а, наоборот, гладить то по попе, то по груди, а то, якобы случайно, норовили залезть под платье, в трусы. Ей было неприятные его приставания, словно скользкие и холодные лягушки прикасались к её нежной коже. Она не жаловалась матери, понимала, это бесполезно, мать станет на сторону второго мужа. Наоборот, мать, как-то заметила заинтересованные взгляды мужа и вызверилась на неё и орала «чего крутишь задницей, как последняя потаскушка». Ей было обидно до слёз, она пожаловалась соседке, и та дала совет, как исполнится четырнадцать лет, уезжать из дома и поступать в колледж. Она прислушалась к этому совету, уехала в другой город и поступила в педагогический колледж по специальности «учитель начальных классов». Её отец, которого она не никогда видела, платил неплохие алименты, за счет которых удалось, как снимать квартиру, так и жить на них. Мать не хотела отпускать, убеждая, что слишком рано пытается начать самостоятельную жизнь, но Негрилка была непреклонна. Она знала, матери на неё наплевать. Главное, это деньги, алименты от её папаши, которые она могла тратить на себя и близнецов, а ей почти ничего не перепадало. Она настояла, даже связалась с папашей, который назло первой жене, согласился с её доводами, и мать отступила. Негрилка с первого курса колледжа пыталась подрабатывать и отказывалась приезжать на каникулы. Она была равнодушна к близнецам, а матери не могла простить свои детские обиды. После окончания колледжа, чтобы не возвращаться домой, уехала еще дальше, поступила в Педуниверситет на филологический факультет. Мать она вычеркнула из своей жизни. Негрилка, поступив в университет, привычно продолжила подрабатывать, где только возможно. Сначала устроилась в клининговую фирму, а когда случайно услышала о том, что известная писательница ищет литературного негра (это называлось по-другому, завуалировано, оказание помощи в редактировании),
согласилась, не раздумывая. В подростковом возрасте она писала плохонькие випши (как иронично называла попытку поэтического самовыражения), потом их уничтожила, но осталась мечта научиться писать. Для чего? Негрилка и сама не знала, но надеялась, что пригодится. Тем более, за такую работу обещали еще и платить.
Сначала было трудно, но привычка преодолевать трудности и здесь помогла. Мария Сергеевна для ознакомления дала свои последние детективы о похождениях Мафуньки Великолепной, заставила изучить несколько книг о писательском мастерстве, а потом давать конкретные задания и писать начерно отдельные эпизоды и главы в очередном романе. Под руководством Марии Сергеевны она худо-бедно выписалась, еще помогла сама Мафунька, тогда еще литературный персонаж. Между ними возникла воистину мистическая связь, они начали общаться, Мафунька, из файла очередного опуса Марии Сергеевны, а Негрилка - за монитором ноутбука. Вершиной их взаимоотношений стал поцелуй, когда соединились виртуальные и реальные губы наших героинь.
Негрилка до того, как стать поденщицей у Марии Сергеевны, влюбилась в студента со своей группы. Симпатичный юноша был из обеспеченной семьи, причислял себя к андеграунду, играл на гитаре в треш-дэтовой группе и писал тексты к своим скрежещущим песням. К учебе относился наплевательски, и вылетел бы из университета, если бы не помощь Негрилки в учебе. Малолетняя дурочка, как она позднее беспощадно охарактеризовала себя, думала, это любовь всей жизни, а на поверку оказалось, что её просто и цинично использовали, да еще и заделали ребеночка. Глупая студенточка, узнав о беременности, сообщила своему парню эту неожиданную новость. Тот посоветовал сделать аборт, а когда она отказалась, в надежде, что парень женится на ней, предпочел исчезнуть с её горизонта. В горячке, назло мерзавцу, Негрилка решила сохранить будущего ребеночка. Она написала отцу и попросила о помощи, но тот не стал даже отвечать, а мать, когда узнала о беременности, пожаловалась, что второй муж бросил её с близнецами, алименты не платит, и ей самой не хватает на жизнь и на помощь может не рассчитывать. Негрилка расплакалась, а плакала она теперь по любому поводу и подумала, что только в женских любовных романах, выпускавшихся в таких же мягких обложках, как и женские детективы, беременная одинокая, но гордая девушка не сдается, преодолевает все трудности и в награду получает богатого жениха, который готов признать чужого ребенка своим.
Слезы умиления. Занавес.
У Негрилки, наоборот, наступила черная полоса жизни, она впала в депрессию, вылетела с учебы, потеряла общежитие, с трудом нашелся божий одуванчик, которпй согласилась пустить её на квартиру за символическую плату и нашла работу, о которой потом без содрогания не могла вспоминать. Беременность протекала тяжело, а еще пришлось работать физически. Она вымоталась и всерьез думала подыскать для будущего ребенка обеспеченных родителей, уже не надеясь, что сможет сама прокормить, воспитать, и, самое главное, дать ребенку любовь, которую недополучила от матери. Всё перевернула нечаянная встреча с Мафунькой, которая вдохнула в неё жизнь. Писать роман, убирать в квартире и готовить, - да легко. Мафунька купила ей диван, дала денег на приобретение пеленок, распашок и остальных вещей, необходимых будущему ребенку. Еще твердо пообещала, что ни в коем случае не бросит Негрилку и та может жить у неё хоть до совершеннолетия будущего ребенка. Она, наученная горьким опытом, верила и не верила, но пока Мафунька не дала повода сомневаться в ней. Негрилка не стала проходить УЗИ, чтобы узнать пол будущего ребенка. Зачем? Кто родится, тот и родится, ей без разницы, девочка или мальчик, она будет любить своего ненаглядного ребеночка.
Теперь, когда жизнь Негрилки наладилась, ей надо было дописать неоконченный роман под рабочим названием «Мафунька Малосольцева vs Зеркальной Фифы». Она включила ноутбук, открыла папку с набросками романа, прочитала файлы, в том числе и мафунькин, похихикала, а потом крепко задумалась. Когда Негрилка первый раз работала с Марией Сергеевной, у той был четкий план, сюжет, наброски основных эпизодов и персонажи.
Сейчас – просто набор файлов, ни плана, ни четко проработанного сюжета, ни описания героев, только какие-то наброски, больше похожие на поток сознания. Еще была ссылка на повесть Шкуркина «Алимчик». Она не поленилась, начала читать, заинтересовалась и мигом проглотила. Ей стало понятно, откуда появилась загадочная Зеркальная Фифа. Но если эта Фифа антагонист Мафуньки, надо сочинить захватывающий криминальный сюжет с кровью и трупами. Вот тут Негрилка задумалась. Она никогда не занималась таким увлекательным делом, как конструирование сюжета. В её понимании, это должно делаться на интуитивном уровне, и потом включать логику и трезвый расчет. Ох-хо-шеньки. Где взять сюжет? Масса вариантов, можно почитать криминальные сводки и выбрать подходящий сюжет, но начинающая писательница не знала фактуры, и в этом было преимущество покойной Марии Сергеевны, бывшего сотрудника полиции. Она посидела, подумала-подумала и решила поговорить с Мафунькой по поводу сюжета и по остальным проблемам романа.
Была еще одна проблема, хоть и не связанная с этим романом. Негрилку мучило любопытство, иной раз кушать не хотелось, хотя при беременности постоянно тошнило и есть не хотелось. Любопытство, связанное с появлением литературного героя Мафуньки Малосольцевой в мире живых. Как она сумела?
Негрилка полагала, что без помощи мистических, божественных (называй их как хочешь) сил такое не могло случиться. Привычка докапываться до сути вещей заставляла каждый день под любым предлогом расспрашивать Мафуньку.
Негрилка, считая себя гетеросексуальной, очень удивилась, когда в первую памятную ночь, возбудившись, чуть не совратила Мафуньку.
В эту ночь подруга клятвенно обещала рассказать, но каждый раз под любым предлогом увиливала от ответа. Даже когда Негрилка закармливала Мафуню деликатесами, та отделывалась пустыми обещаниями. Она убедилась, на женщин хорошо известное правило «путь к сердцу лежит через желудок», не действовало. Вернее, оно действовало, но только на мужчин.
Хитрая Негрилка решила действовать по-другому. В постели она сумеет развязать язык подруги.
В одну из ночей они нежились в постели, нацеловавшись до одури, губы даже заболели, коварная Негрилка в очередной раз напомнила подруге о её обещании. Мафунька тяжело вздохнула, локтем подперла голову и повела рассказ. Негрилка внимательно слушала.
Представь, моя литературная мамаша, покойная Мария Сергеевна, однажды поняла, что исписалась и не может выдавить из себя ни строчки, решила поставить написание очередного романа на паузу. Вдобавок, у неё не было ни одного более или менее подходящего сюжета. Сказано, сделано, а я, против своей воли, направилась в писательскую пустыню. Вот попробуй каждый раз выговорить «писательская пустыня», надоест, всегда хотят сократить, чтобы звучало коротко и ясно, но сокращения «пипу» или «пипю», не прижились, не звучит, не хватает какой-то изюминки, скорее окончания, и один гениальный остряк обозвал писательскую пустыню «пипец». Это было попадание в яблочко, выстрел в десятку. «Пипец» не склоняется, зато как просто и понятно: где ты? «Пипец», коротко, ясно и понятно, ты в заднице не только писательского, но и целого мира. Как ни старайся, тебя не извлекут оттуда, не отряхнут от пыли и не пристроят к делу.
Понятно, если писатель умер, его герои дружным строем отправляются в «Пипец». Пипец принимает всех бедолаг, вне зависимости, если писатель исписался, поставил творчество на паузу, или запил-забухал. Это касается мужчин, что касается женщин, тут сложнее, чаще бывает, если разочаровалась в своих способностях или семья и дети стали главным приоритетом в жизни.
Когда я туда попала, увидела толпы неприкаянных бродяг, перемещающихся по локациям этой пустыни. Возможно, среди этой толпы были очень знаменитые герои, но я не читала этих книг, потому никого не узнала. Там не принято спрашивать кто ты, как зовут и из какой книги. Захочешь, сам представишься. Там действовало правило - личная неприкосновенность превыше всего.
Пипец невозможно описать, каждый представляет её по-своему. Кто – как огромную пустыню желтого цвета, кто – оазис с пальмами и глубоким прудом с холодной водой, кто – как город, пропитанный смогом и вечным дождем. Есть там не хочется, не мучает голод, мы ведь умозрительные, и если хотели перекусить, ели ту еду, которую описывали наши создатели. Еда просто появлялась возле нас.
Делать там решительно нечего, можно бесконечно созерцать свой пупок или рассказывать кому-либо истории, придуманные твоим создателем и видеть, что эти истории никого не интересуют.
Я, когда оказалась там, слонялась туда-сюда и не знала, чем заняться. Меня описали как решительную и деятельную особу, но чем здесь заняться? Я не хотела оставаться здесь навечно и попыталась изучить пустыню вдоль и поперек, чтобы выбраться из неё, но одна приятная внешности дама в платье начала двадцатого века, в шляпе с зонтиком и мелкой собачонкой, меланхолично заметила, отсюда никогда не выбраться. Поэтому не надо суетиться, мельтешить и смешить старых постояльцев. Садись рядом поудобнее, поболтаем, а если надоест или станет невмоготу, к вашим услугам есть костры – аутодафе, на них сжигают книги. Когда пепел от костра развеется, некоторые счастливцам, собравшиеся у кострища, везет, и они развоплощаются. Нет, я, Мафунька, не хотела закончить вечным скитанием или развоплощением. Я возненавидела Марию Сергеевну за предательство. Получается, она создала, использовала как главную героиню во многих романах, а потом бросила. Понимала, она мне ничем не обязана. Как в знаменитой фразе у Гоголя в Тарасе Бульбе: «я тебя породил, я тебя и убью». Я считала, что она меня выбросила за ненадобностью, а оказывается, у неё был творческий кризис, и последний роман никак не писался. Стала думать, как выбраться из этой пустыни, переслушала всех местных мудрецов и их завиральные идеи, и ни на шаг не приблизилась к своей цели. Сидеть на месте и просто болтать – не мой склад характера. Меня же создали как идеальную машину для убийства, и я решила принимать участие в кулачных боях, которые там очень популярны. Ведь развлечений-то нет никаких, а тут кулачные бои, можно вдоволь наораться и поболеть за своего бойца, на кого поставил пуговицу. Денег не было ни у кого, поэтому в ходу были пуговицы, и счастливчик мог за вечер выиграть целый кучу разномастных пуговиц.
Сначала я дралась среди женщин, но там не оказалось настоящих соперниц, и тогда перешла на смешанные бои. Не хвалясь, могу сказать, побеждала многих мужчин, но, правда, персонажей писателей старого времени. Они и драться толком, по-современному, не умели. Со статичными стойками, размашистыми ударами и долгим хождением вокруг противника. Одним словом, уснуть можно, пока ударит, зато я – взрывная и быстрая. Недаром меня прозвали коброй. Однажды набрела на группу каких-то смуглых мужчин, одновременно похожих на кавказцев и евреев, с широко расставленными глазами и огромными шнобелями, одетых в смешные рубашки. С ними тоже подралась. Это был смех, а не драчки. Только толпой смогли завалить меня. Потом узнала, это древние греки в хитонах. Я им – где ваши знаменитые кулачные бойцы? Нашелся, бедолага, внешне такой грозный, бородатый, всё пытался ударить основанием кулака, а я ему пяткой в лоб, он – глазки в кучки и брык с копыт. Потом подружились. От них я узнала о богине Гекате Троеликой Кратейе, которой они поклонялись. Богине мрака и ночных кошмаров, но иногда, очевидно в нервическом припадке, могущей становится доброй волшебницей, и делать добрые дела, в пику другим богам. По слухам, эта богиня могла перенести литературного героя отсюда в мир живых.
Глупо, но я ухватилась за их веру в могущественную богиню как спасительную соломинку. Я стала посвящать каждый бой этой загадочной богине, а выигранные пуговицы после боя украдкой разбрасывать по сторонам и приговаривать: «пуговицы, пуговицы, укажите ей дорогу, приведите ко мне».
Там не существует понятия «времени», никто не знает, сколько там провел дней или лет. День и ночь. День – словно включаются большие люстры, ночь – эти люстры гаснут. Ни солнца днем, ни звезд ночью. Светло и темно. Вот так однажды ушла подальше в пустыню, зажгла костер из щепочек, стала на колени и молила Гекату Трееликую Кратейю о помощи.
Люстры давно погасли, костер прогорел, и я, уставшая после очередной схватки, которую с трудом, но выиграла, уснула.
Чувствую, моё лицо лижет большой шершавый язык, приоткрыла глаза, да как подскочу! Это оказалась дворняжка, только откуда здесь собака? Спросонья никак не пойму, здесь же нет никаких животных, а следом за ней прыгала большая зеленая, в пупырышках, жаба. Жаба прыгала по разбросанным возле костра пуговицам!
Я уставилась на неё, думаю, у меня галлюники, тут еще приближаются два мигающих огонька. Все, думаю, Мафунька, конец тебе, сейчас явятся двое дюжих дядек - санитаров и заберут в психушку. Точно не отобьюсь. Но разве Пипец имеет психушку?! Что-то не видела. Я встала, приготовилась, думаю, просто так не дамся. Буду драться, кусаться и царапаться как разъяренная кошка…
Только вместо санитаров с вязками пришла высокая красивая женщина с тремя лицами в пеплосе шафранного цвета, державшая в руках два зажженных факела. За край пеплоса этой женщины держалась золотоволосая девочка лет семи-восьми. Едва странная трехликая женщина приблизилась ко мне, факелы мгновенно погасли, но тьма почтительно отступила, и мы очутились в круге яркого света.
Я никогда не видела эту странную женщину, но сразу догадалась, это богиня – Геката Троеликая Кратейя. Богиня смотрела на меня тремя лицами. Это непередаваемое ощущение, когда на тебя смотрит шесть пар глаз, ощупывают, проникают в душу, оценивают и взвешивают. Первой заговорила не богиня, а девочка. Я потом узнала, это внучка богини по имени Нептис:
- Мы услышали твои молитвы и из любопытства пришли посмотреть на тебя. Ведь ты настойчиво добивалась встречи. Богиня знает, что ты хочешь, но каждое желание имеет свою немалую цену. Чем ты можешь заплатить за исполнение своего желания?
Мафунька пожала плечами:
Я – хочу в мир живых, только мне нечего предложить, я голая и нищая, как церковная крыса.
Три лика богини сначала усмехнулись, а потом богиня рассмеялась, и её смех был подобен одновременно журчанию хрустальных струй ручья и далекому ворчанию грома:
- Я знаю, что у тебя ничего нет. Мне нравится твоя правдивость и настойчивость в достижении цели. Правда стоит дороже всего золота мира. Предположим, я исполню твою просьбу, но хочу спросить, как будешь жить среди живых? Жизнь – это не выдумка писателя, тебя будут постоянно проверять на прочность, и надо суметь не сломаться и не встать на колени. Сможешь выдержать?
Два вопроса,
два вопроса,
как ответить на них?
Отвечать надо правду, только правду, иначе богиня заподозрит во лжи и откажется помочь.
- Честно, не знаю, возможно, как все...
- А как все, ты знаешь? – перебила Геката. – Ты знаешь, как живут реальные люди?
- Не знаю, – пожала плечами Мафунька, – но надеюсь, что научусь.
- Научусь, научусь, – проворчала Геката, – ничего конкретного, да и взять с тебя нечего, а ведь помогать надо всегда за плату, чтобы ценили. Что же мне с тобой горемычной делать?
Геката посмотрела на внучку Нептис тремя лицами, одно лицо улыбающееся, второе – грустное, а третье – сомневающееся:
- Как тебе эта наглая девица?
- Я сама хочу быть такой!
- Ух, ты! – удивилась Геката. – Я понимаю, что просто обязана помочь? Безвозмездно?
- Бабушка, какая ты догадливая! – и девочка счастливо запрыгала на одной ножке вокруг богини.
- Видимо, придется выполнить просьбу внучки Нептис, – с тяжелым вздохом заявила Геката. – Вот почему никогда не могу ей отказать?
Мафунька попыталась что-то сказать в защиту внучки, но богиня властно перебила:
- Это был риторический вопрос, на него нет ответа.
Она внимательно осмотрела девушку тремя ликами, и Мафунька вновь ощутила, как проникают в её душу, читают мысли, оценивают и взвешивают. Наша героиня поняла, что наступает тот момент, когда её желание должно сбыться, и неожиданно почувствовала грусть. Надо прощаться с таким привычным литературным мирком, в котором за неё подумали и решили. Честно, было страшновато, еще не поздно отыграть назад. Она отринула панические мысли. Вперед, только вперед!
Молчащая Геката Троеликая Кратейя вновь разомкнула уста:
- Мафунька, я отправлю тебя к Марии Сергеевне. Я её знаю, как знаю всех живущих. Пусть твоя литературная мать наяву испытает все радости и печали настоящей матерью и помучается, не все же романы строчить и зарабатывать на тебе. В последний раз спрашиваю, ты точно хочешь перейти в мир живых, а не остаться литературным героем? Насколько мне известно, Мария Сергеевна хочет новый роман хочет написать. Очередные твои криминальные похождения. Запомни, если перемещу в мир живых, навсегда лишишься литературного бессмертия и станешь простой смертной. Не пожалеешь?
Вот он, момент истины. Мафунька кивнула головой:
- Я давно решила и никогда не пожалею.
– Эх, – пробормотала Геката. – Умеет из меня внучка веревки вить. Что значит быть бабушкой! Вот матерью я была суровой, а внучке ни в чем не могу отказать. Ладно.
- Подожди! – воскликнула Нептис. – Разве можно её переносить с таким лицом?
Она дала Мафуньке серебряное зеркальце. Да, с такой мордой кого угодно перепугаешь. Огромный фингал под правым глазом, разбитые и превратившиеся в огромные пельмени губы. Вдобавок разбитые до крови костяшки пальцев.
- Стыдно перед Марией Сергеевной появляться в таком виде, - заключила Мафунька. - Что же ей делать?
Окружающее пространство промолчало, не желая вмешиваться в мелкие людские проблемы, и тут подала голос Нептис:
- Я помогу.
Детским нежными пальчиками она стала водить по девичьему лицу, а когда закончила, вновь дала зеркальце девушке.
Мафунька ахнула. Лицо стало чистым, исчез синяк под глазом и мгновенно зажили губы.
- Спасибо, Нептис, - прошептала Мафунька.
- Подожди, я еще хочу тебе кое-что дать, - Нептис подняла с земли жабу и спросила Мафуньку, не боится ли она брать в руки холодное и скользкое земноводное? Мафунька пожала плечами и без колебаний протянула руку. Жаба прыгнула к ней на ладонь, и Виканья маленькими пальчиками закрыла её ладонь. Раздался тяжелый шлепок, и жаба упала на землю и запрыгала вокруг ног Нептис. Девочка убрала свои пальчики, и Мафунька увидела на ладони маленькую фигурку жабы из зеленой яшмы.
- Это мой подарок, Мафуня, – сказала Нептис. – Жабка будет твоим талисманом. Если тебе что-то будет нужно, возьми в руки и попроси. Она всегда поможет.
- Спасибо, – Мафунька поклонилась девочке.
В руках боги ярко вспыхнули факелы.
- Встань на колени и ничему не удивляйся, – приказала Геката Троеликая Кратейя.
Мафунька повиновалась, и богиня поднесла светильники к её голове (сейчас мои волосы вспыхнут, испуганно подумала Мафунька), а богиня, словно прочитав её мысли, сказала: «не бойся, этот огонь не жжет». Светильники опустились на голову девушки, и огонь охватил всю фигуру девушки.
- Прощай, Мафунька, – услышала звонкий голосок Нептис, – думаю, тебе понравится быть в мире живых, - а ей вторил голос богини. – Веди себя хорошо в мире живых. Иначе могу вернуть обратно. Закрой глаза.
Мафунька повиновалась, а богиня сказала:
- Сейчас ты будешь у Марии Сергеевны.
Так я оказалась у литературной мамаши – Марии Сергеевны, - закончила свой рассказ Мафунька.
Однажды Негрилка вернулась домой веселая и, смеясь, поведала Мафуньке историю, приключившуюся в ней в книжном магазине, куда регулярно заходила:
- Представляешь, стою, книжки листаю, а тут такой весь из себя выпендрежный чел спрашивает у продавщицы, мол, есть что-нибудь новенького из Достоевского? У продавщицы глаза на лоб полезли, силится и не может ничего сказать, а тут я, вся из себя такая умная, ржунимагу, ему и отвечаю, как же, есть, только недавно подвезли. Тот – а что? Я глазами по полкам, зацепилась за название «Моя шляпа, моё пальто», автор мужчинка, и тут же, в рифму, мгновенно про себя сочинила: «подайте шляпу и пальто, от вашей пиццы срать могу», и заявляю, вот же, новенький от Достоевского детективчик, «Моя шляпа, мое пальто». Тот берет книгу, смотрит и удивленно говорит, а фамилия - то другая. Меня, как Остапа, понесла, и на голубом глазу выдала, что Достоевский, когда пишет не тяжелые кирпичи вроде «Преступления и наказания», а более тонкие, использует псевдонимы. Под этим псевдонимом уже издал несколько книг. И говорю, понравится, понравится, берите, не пожалеете. Тот купил и ушел, а мы с продавщицей потом ржали минут пять, не могли остановиться. Потом она позвала директора магазина, ей рассказала, опять поржали, и директриса делает мне неожиданное предложение – стать продавцом.
- А ты?
- Сказала, как рожу, сразу бегом к вам.
- И то хлеб, – кивнула головой Мафунька. – Без продавца в нашей семье мы не протянем, с голоду сдохнем. Но объясни мне, непонятливой, почему ты не посоветовала книжки нашей любимой Марии Сергеевны? Ведь ты рекламировала конкурента!
- Свят, свят, – замахала руками Негрилка. – Ты не учла гендер - Мария Сергеевна писала дамские детективы, а чел бы их читать не смог, только бы ругался последними словами. Я свою карму не хочу портить.
- Ух, ты, – удивилась Мафунька, – я и не знала, что детективы делятся на женские и мужские. Просвети меня, глупую, а есть ли детективы для всех?
- Конечно, Аллан По, Конан-Дойль, Честертон, Чандлер, и много-много других, всех не вспомнишь и не перечислишь. Правда, сейчас в моде детективные телесериалы, но основа у всех литературная. Сначала накропать сценарий, и потом снимать сериал.
- Ладно, убедила, - махнула рукой Мафунька. – Я проголодалась. Что у нас на ужин?
- У-у-у, - застонала Негрилка и, обессиленная, плюхнулась на табуретку. - Мафунька, я в тебе стала разочаровываться. Ты ведешь себя как грубый и нечувствительный мужлан, у тебя на уме только дай пожрать и пошла вон. Я же беременная, у меня токсикозы, психозы, а ты даже не спросишь о моём самочувствии. Только дай пожрать.
Негрилка неожиданно расплакалась и выскочила из кухни.
Ошарашенная Мафунька проводила взглядом подругу и, тяжело вздохнув, открыла холодильник. Там было чисто и пусто. Она проверила полки в буфете, но и там было пусто. Придется ехать в супермаркет.
После возвращения из магазина она поставила на пол две тяжеленных сумки с продуктами. Приготовила фруктовый салат, щедро полила его йогуртом и пошла мириться к Негрилке.
Света в комнате не было, а у окна сгорбилась маленькая фигурка.
- Девочка моя, - сладким голосом сказала Мафунька. – Я принесла фруктовый салат. Думаю, ты оценишь мои кулинарные способности.
- Мириться пришла? - неожиданно сварливым тоном спросила Негрилка.
Мафунька удивилась тону подруги, но не стала отрицать, что хочет помириться.
- Давай сюда, - потребовала Негрилка.
Мафунька поднесла ей большую салатницу с ложкой, но беременная стала руками жадно хватать из тарелки фрукты и запихиваться ими. Йогурт тёк по рукам, по подбородку, но Негрилка не обращала внимания и остановилась, когда тарелка опустела. Она тщательно вылизала пальцы и буркнула:
- Еще хочу.
Мафунька расхохоталась:
- Ты слопала и мою порцию.
- Разве?
- Конечно, - подтвердила Мафунька. – Я осталась без салата.
- Ничего не знаю, еще хочу, - капризно заявила Негрилка.
- Тогда пошли вместе готовить.
- Пойдем, - Негрилка с трудом поднялась и буркнула, глядя в пол:
- Мафуня, прости меня. Не знаю, что на меня нашло. Слишком нервная стала. Всего боюсь.
- Я и не обижалась. Привыкла, что у меня под боком любимая кухарочка.
Они пришли на кухню и в четыре руки приготовили себе ужин. Ужин получился, пальчики оближешь.
После ужина Мафунька опять пила кофе, Негрилка – чай. На блюдце лежала горка эклеров, и пока Мафуня аристократически изящно откусывала маленькие кусочки от пирожного, Негрила быстренько, один за другим съела все эклеры. Когда аристократическая Мафунька потянулась за следующим пирожным, с удивлением обнаружила пустую тарелку.
- Кто съел мои пирожные? – её голос не сулил ничего хорошего.
- Действительно, кто съел пирожные? – взгляд у Негрилки был невинным, как у младенца.
Мафунька обвела взглядом подругу и заключила:
- Придется признать, домовые нас опередили и слопали все пирожные.
Она достала из холодильника сыр, сделала бутерброд, который с большим удовольствием съела. Негрилка сделал жалостливые глаза, мол, и я хочу, но Мафунька безжалостно заключила:
- Сыр только для тощих особ, беременным полагается творог, и достала пачку творога.
- Не хочу, - капризно протянула Негрилка, и соорудила себе такой же бутерброд, который тут же съела.
После ужина, по привычке, девушки прилегли отдохнуть на диван.
Тут Мафунька поинтересовалась:
- Как пишется роман?
Негрилка скорчила жалобную мордочку:
- Никак. Раньше была жестокая надсмотрщица Мария Сергеевна, а теперь меня никто не подгоняет, а мне не пишется. Возможно, еще беременность дает о себе знать, то там, то сям болит, то всякие глупости лезут в голову. Скажи, честно, зачем ты меня позвала дописывать твои последние несостоявшиеся похождения с чертовой Зеркальной Фифой? Ну не пишется роман, не пишется!
Последние слова Негрилка произнесла неожиданно громко, с надрывом, а потом неожиданно бурно расплакалась.
Мафунька, не говоря ни слова, подала плаксе бумажные салфетки. Негрилка вытерла слезы, высморкалась и явила заплаканную мордочку с покрасневшими глазами и распухшим носиком.
- Прости, я стала слишком эмоциональна. Беременность так влияет на меня. Я жду не дождусь, когда избавлюсь от живота, - она погладила свой продолжающий живот, - и рожу. Правда, что-то мне подсказывает, что легче мне не станет, но надеюсь, что пройдет все хорошо, я и ребеночек легко перенесем роды…
- Не надо, подруга, предаваться меланхолии. Бери пример с меня. Всегда в хорошем настроении, а если на меня нападает хандра, кого-нибудь поколочу, и сразу легчает. Но я хочу вернуться к роману. Для меня – он как память, как последний долг перед Марией Сергеевной. Я всегда была невысокого мнения о качестве романов моей покойной литературной мамаши, но и плохими их назвать не могу. Я ведь там была, меня обожали верные почитательницы романов Марии Сергеевны. Тогда не понимала, а сейчас до меня дошло, что благодаря их деньгам Мария Сергеевна не ограничилась одним-двумя романами о моих похождениях, а написала их почти четыре десятка. Я росла, развивалась, стала самостоятельно мыслить и сумела прорваться в мир живых. Если бы Мария Сергеевна ограничились парой романов о моих похождениях, прозябать мне до скончания веков в «пипце». Кстати, благодаря одному из последних романов я познакомилась с тобой, моя сладкая Негрилочка, и мы с тобой так славно скорешились.
Негрилка заулыбалась и благодарно поцеловала Мафуньку в губки. Её губы были сладкими от кофе с солёной карамелью, что сейчас они блаженно вкушали.
- Брысь от меня, мелкая, - со смехом произнесла Мафунька, - знаю тебя, любительницу поцелуйчиков.
- Конечно, - тут же согласилась Негрилка, и еще раз вкусила кофе с соленой карамелью со сладких губ холодной красавицы, которая сидела словно не на кухне, а дипломатическом приеме с ровной спиной, а домашний голубенький халатик с мелкими желтыми цветочками смотрелся на ней словно платье от кутюр.
- Я все-таки хочу закончить тему романа, - продолжила Мафунька. – Я недавно вычитала, что у режиссеров кино была идея-фикс снять фильм, и при этом не сняв ни единого кадра. Многие мечтали, мечтали, а воплотил наш режиссер Олег Ковалов, сняв фильм «Сады скорпиона». Он разыскал два совсем забытых пропагандистских фильма, где главную роль играл один и тот же актер, объединил их вместе, кое-что добавил, и пожалуйста, шедевр готов! Почему бы тебе не поступить подобным образом?
- Эх, Мафунька, - назидательно-учительским тоном произнесла Негрилка. – В литературе это называется плагиат, а авторов подобного нещадно бьют подсвечником по морде, как карточного шулера.
- Ерунда, - беспечно махнула рукой Мафунька. – Вспомни великого плагиатора Шекспира. Ни одного своего сюжета, воровал у всех подряд, а теперь, пожалуйста, классик не только английской, но мировой литературы!
- Ты еще скажи, - фыркнула Негрилка, - что все его пьесы приписываются другому, Марлоу.
- Стоп, не будем вдаваться в сложные литературоведческие споры, - остановила рукой Мафунька. – Я предлагаю вполне рабочую схему написания последнего романа, при этом без использования ИИ. Ведь не счесть, сколько написано женских детективов! Почему бы не взять щепотку от Марининой, щепотку от Донцовой, щепотку от еще трех-четырех детективщиц, добавить сюра, твоих страхов и ужастиков от беременной дурочки, и слепить последний шедевр от Марии Сергеевны! Издательство уже разрекламировало последний роман от безвременно ушедшей писательницы как самый лучший, дело остается за малым, написать роман, и срубить денежку. Подходит такой метод написания романа? Ведь никто не будет проверять, высоколобые критики не читают подобную литературу, только морщатся, а тебе это будет на руку.
Негрилка задумалась, а потом с сомнением протянула:
- Ну, не знаю, не знаю. Меня учили, литература должна быть честной и без плагиата.
- Это хорошая литература, а я предлагаю рецепт коммерческого продукта. Мы нуждаемся в деньгах, и имеем возможность получить неплохой гонорар. Деньги будут просто утекать сквозь пальцы, когда родится ребеночек. Я помогу, не сомневайся, но деньги никогда лишними не бывают.
- Никогда не думала, что ты такая…, - Негрилка не смогла подобрать подходящего слова, но усмехнувшаяся Мафунька закончила. – Такая жадная и циничная? Нет, я не жадная и не циничная, просто думаю о будущем, в том числе и твоем. Деньги, сколько их не проклинай, всем нужны, я предлагаю один из способов легко и быстро закончить до родов этот последний роман Марии Сергеевны.
- Ты не думала, что последний роман Мария Сергеевна не сумела написать из-за того, что ты перестала быть книжным персонажем? – неожиданно спросила Негрилка.
- Это сложный философский вопрос, Мария Сергеевна на него уже не ответит. Для нас лучше будет, когда ты поставишь последнюю точку в этом романе. Я всегда была сторонницей простых решений. Поэтому не забивай свою хорошенькую голову всякими глупостями, прими мой совет и пиши роман по моему рецепту.
- Я подумаю, - задумчиво протянула Негрилка.
- Вот и прекрасно, а теперь, чтобы легче думалось, помой посуду, в стиле Агаты Кристи. А я спать, спать, и если решить спать со мной, пожалуйста, ночью не дерись и не лягайся!
Четвертый эпизод
© Copyright: Шкурин Александр, 2025
Свидетельство о публикации №225082201668
Свидетельство о публикации №225082201668
Рецензии